В этой главе Кирилл Скотт рассматривает влияние музыки выдающихся композиторов на судьбу народов Европы.
Гендель
Гендель провел большую часть своей жизни в Англии. Скотт утверждает, что на его долю выпала высокая миссия восстановить состояние английской морали. В те времена в Англии царила очень шаткая нравственность. Оратории Генделя с их музыкой, возбуждающей благоговение, были сильным противоядием и пробуждали, особенно среди народа, благоприятное влияние. Скотт полагает, что именно эта музыка способствовала возникновению Викторианской эпохи с такими ее преимуществами, как сознание долга, чувства собственного достоинства, стремления к чистой жизни.
В тоже время музыка Генделя влияла на развитие недостатков, таких как формализм, мелочная щепетильность, тормозила оригинальное мышление, что, вероятно, было причиной тому, что Англия после своего выдающегося композитора Пурцеля (1658 – 1695) пережила самую непродуктивную эпоху своей музыкальной истории.
Причина этого лежит в построении Генделем музыкальных фраз. У Генделя было явное предпочтение к повторению отдельных аккордов для двух или более тактов и секвенциям1. Отсюда музыка Генделя, несмотря на ее эмоциональное содержание, была формальной по виду и, следовательно, имела формальное значение. Секвенция есть ничто другое, как прославление повторению и подражанию, и, если все это перенесем с уровня музыки на образ действия человека, то выявим предпочтение для внешней церемониальности и традиционной условности.
Бах
Бах начинает и кончает музыку, потому что она заключает в себе все, что можно было бы желать от музыки в будущем: мелодия, ритм (он дает представление о вечном ритме), полифония и гармония. Бах имел сильное влияние на образ мышления, особенно немцев. С того времени, как музыка Баха стала распространяться особенно сильно, в немецком народе значительно повысилось интеллектуальное мышление. В это время в Германии жили некоторые величайшие мыслители. Своею музыкальной логикой Бах способствовал усилению заложенной в немце тенденции к философии.
Кульминационным пунктом музыки Баха надо считать «Страсти Господни по Евангелию от Матфея». Кто когда-либо слышал исполнение этого произведения и почувствовал благоговение и глубокое волнение слушателей, тот, несомненно, должен был поверить в магическую силу музыки и в то, что она может погрузить нас в более высокое состояние сознания. Кирилл Скотт полагает, что не будь оба величайших произведения Баха («Страсти Господни по Матфею» и «По Иоанну») задержаны на сто лет, немцы 19-го столетия не были бы такими мещанами, и культурная пошлость не вошла бы в их жизнь.
Основанием для такого взгляда Скотт считает то обстоятельство, что в обоих этих произведениях встречаются часто диссонансы, которые имеют значительное влияние на ментальное состояние организма, делая его более гибким, и поэтому его мышление становится менее обычным.
Бетховен
Бетховен был избран для совершенно другой задачи. Он был, пожалуй, одним из самых своеобразных характеров в истории музыки. Но если бы он был иным, то он, пожалуй, оказался бы не в состоянии выполнить свою миссию, которая заключалась в том, чтобы передать в звуках всевозможные чувства людей. Подобно Баху, который был величайшим полифонистом, Бетховена можно считать величайшим музыкальным психологом. На этом основании ему было дано страдать и бороться с тяжелейшими внешними и внутренними затруднениями. Это давало ему возможность выражать в музыке все эти чувства и даже вносить в свою музыку глубоко скрытые в подсознании чувства.
Скотт называет его «отцом психоанализа», потому что его музыка сделала возможным дальнейшее развитие этой науки. Можно, в общем, утверждать, что музыка имеет тенденцию раскрывать многие чувства, скрытые в подсознании, и освобождать от них человека. И ничья музыка не сделала этого в такой степени, как музыка Бетховена, потому что именно он был способен выражать в музыке самые глубоко скрытые чувства и мысли и таким образом освобождать от них других людей.
Другим особым свойством музыки Бетховена является ее способность возбуждать в людях сострадание. «Все понять – значит, все простить». В те времена было необходимо дать человечеству средство выражения, которое заставило бы его понимать других. Этим средством была музыка Бетховена.
Кирилл Скотт считает, что под влиянием музыки Бетховена усилилось проявление сочувствия к другим, увеличилось число благотворительных учреждений, появились книги, в которых утверждалось, что преступление представляет собой форму духовной болезни, а не просто стремление ко злу. Наказание смертью стало находить все большее сопротивление.
Шопен
Шопен являлся посланцем одухотворения. Он был музыкальным поэтом изысканной утонченности и одухотворения в превосходной степени – «Поэтом звука». Насколько оживленной, весело-окрыленной и даже страстной может быть его музыка, настолько она и являет собой грациозную элегантность стиля, поэтическую сдержанность, которую не найти ни в одном произведении предыдущих композиторов, может быть, за исключением его современника Мендельсона, который в этом аспекте находился к нему ближе всех.
Шопен был не только поэтом, но и музыкальным аристократом в самом утонченном смысле этого слова, и каждую из своих эмоций он выражал как аристократ, самым изысканным языком. Его музыка была ничем другим, как идеализированной копией его самого: он ненавидел все громкое и резкое, все, что имело привкус «неэстетичного».
Музыка Шопена оказала влияние на новые направления в живописи и литературе. В области живописи она косвенно послужила инспирацией для «Братства последователей Рафаэля». Дух творчества входивших в Братство художников был совокупностью культивированного утончения, эстетизма и скрупулезных поэтических подробностей.
Если сравнивать Шопена с Генделем, то у Генделя все, что идет в направлении грубости, рассматривается, как фальшивое и неверное, а у Шопена, как «не тонкое» или некрасивое. То, что побуждало против условности и, следовательно, было предосудительным, считалось теперь неэстетичным. Шопену нужно быть благодарным, по меньшей мере, за шаг в верном направлении, так как он изменил и уточнил мотивацию: намного лучше не делать чего-то потому, что оно некрасиво, чем отказаться от этого, потому что оно нарушало условность.
Шуман
Музыка этого композитора касается чрезвычайно важной области – ребенка. Именно в это время произошла большая перемена в отношениях родителей к детям и в воспитании. Около 1840 года появляются первые детские сады. И, по мнению Кирилла Скотта, их распространение следует приписать влиянию Шумана. Даже систему Монтессори, появившуюся значительно позже, Скотт тоже приписывает влиянию Шумана. К этому времени постепенно выкристаллизовывается ясное понимание того, что, во-первых, дети различны, и поэтому их надо воспитывать индивидуально, а не в массе; во-вторых, что дети, в сущности, не должны воспитываться другим лицом, но что в них самих должен зародиться импульс к учению; в-третьих, дети уже таковы, что в соответствующих условиях они охотнее всего воспитываются сами. Если мы вспомним «Детские сцены» Шумана, его «Рождественские альбомы» для рояля и многие другие вещи, посвященные детям, мы можем понять, что эта музыка направляла внимание взрослых на детей и пробуждала в них недостающее понимание души ребенка.
Вагнер
Музыка Вагнера была во всех отношениях революционной и имела колоссальное влияние на предшествующее нам поколение.
Основной тон в вагнеровской музыкальной драме – это единство в многообразии и разнообразии. В опере старого стиля каждый номер был закрытым, существующим отдельно, сам по себе. Несмотря на то, что у Вагнера внушительное количество тем, мелодий и лейтмотивов, они, в отличие от этого, переплетаются друг с другом таким образом, что представляют собой взаимосвязанное целое. Итак, следует признать, что в основе общего композиторского построения Вагнера лежал глубокий духовный принцип: Единство в многообразии. В социальном аспекте музыка Вагнера была прототипом для основного принципа кооперации и совместной работы в противоположность конкуренции и соперничеству. В духовном аспекте она стала, образно говоря, той мистической истиной, что каждая индивидуальная душа объединена со Всеобщей Душой, со всепроницающим Сознанием.
Вагнер разрушил многие традиции, ранее существовавшие в музыке. Тщетно искали мастера школ так почитаемые ими правила гармонии и изящно выведенные и пожинающие аплодисменты арии. Так же напрасно искали они предписанные модуляции, разрешение диссонансов и другого технического арсенала девятнадцатого века. Вместо всего этого они находили неразрешенные диссонансы, фальшивые соотношения и переходы в тональности, не обнаруживающие ясной связи с основной тональностью. Все это кажущееся беззаконие, преднамеренное нарушение правил и предыдущих примеров – скандальная свобода! Тем самым Вагнер достиг единства, разрушил ограничения этого единства и освободил музыку.
Наибольшей силы тема объединения достигнута в трех произведениях Вагнера: «Хвалебная песня» в «Мейстерзингерах», «Смерть от любви» из «Тристана и Изольды» и «Волшебство страстной пятницы» в «Парсифале».
Однако вагнеровская музыка имеет и обратную сторону, которая не была бы так опасна, если бы в ней не была так сильно подчеркнута германская нота. Эта нота, связанная с такими же сильными романтическими и героическими элементами, пробудила в германском народе интенсивное чувство власти и склонность к национализму, разрушительное влияние которого мы испытали. Наибольшего выражения любовь к силе и стремление к власти достигнуто в цикле мифических опер «Кольцо Нибелунгов».
Скрябин
Скрябин стал первым русским композитором, который связал теоретические знания об оккультизме с искусством музыки. Скрябин знал, что ему нужно передать миру духовную весть и что она должна быть передана посредством музыки.
В 1910 году «Прометей», или «Поэма Огня», был закончен. В нем в полной мере была отражена система гармонии, которая по своему строению была в большей мере созданием высших сфер. Слухом это воспринимается как почти фальшивое соотношение тона, которое называется «появление хроматического перемещения в различных партиях, которые играются одновременно». Но все же лишь этот прием, которому ужаснулись в справедливом возмущении педагоги ранней эпохи, возможно, сохранил то чувство «между нот», которое существовало для представления музыки высших сфер.
Другой важной заслугой Скрябина было введение цветомузыки. Музыка исторгает интенсивное очарование, которое не является земным. И в своей высшей точке (апогее) она проявляет невыразимую словами возвышенность, которую нельзя сравнить ни с чем, что мы когда-либо видели или переживали на земле. Это роскошное великолепие мощных существ, которые вспыхивают невообразимыми цветами и наполняют своим пением бесконечные пространства космоса. Скрябин был настолько одухотворен, что ощутил необходимость вместе с оркестром использовать «орган света», по этой же причине проявилось и его ярко выраженное предпочтение к трелям.