Двадцать пятое,
Первый день.»
В. В. МАЯКОВСКИЙ
Таких незабываемых, романтических дней, когда государственная власть буквально валяется на столичной мостовой под ногами толпы, в нашей стране за последние сто лет было целых три. Два в 1917 году (27-го февраля и 25-го октября), и один в наше время. К счастью, этот фантастический день мне довелось провести в центре Москвы, и я до сих пор так ясно помню все его мельчайшие подробности, как будто это происходило не в прошлом веке, а самое большее где-то на прошлой неделе.
Итак…
Августа 1991 г.
Впервые, после трёх дней непрерывного, мелкого дождика, над Москвой голубое небо. Танки, взявшие под охрану Кремль, убрали ещё накануне. ГКЧПисты арестованы. Горбачёв освобождён. На Манежной сотни тысяч ликующих москвичей. С балкона гостиницы Москва кто-то обращается через микрофон к народу:
- Сейчас несколько человек пытаются снести Железного Феликса. Но у них что-то не очень получается. Видно, опыта не хватает. Может среди вас найдётся кто-нибудь, кому доводилось свергать памятники? Вы уж пойдите, помогите, чем можете.
Нет, никого с таким опытом в толпе, к сожалению, не нашлось. Однако, несмотря на это, все собравшиеся, как один, двинулись к площади Дзержинского вверх по проспекту Маркса.
Мы шли по проспекту. Нам светило солнце. И, наверно никто из нас никогда не чувствовал себя счастливее, чем в тот момент. Оказывается, власть государства постоянно давила на каждого из нас. Мы привыкли к этому давлению и не замечали его, как не замечают давления атмосферы. И заметили мы его только тогда, когда она вдруг исчезло. Мы испытывали ощущение необыкновенной лёгкости, потому что государственной власти больше не существовало. Это было прекрасно. Это было самое настоящее, физическое ощущение свободы.
Несколько лет спустя, в средине 90-х, посмотрев на следы погромов в центре Москвы, я с изумлением вспомнил: в тот день, в августе 91-го сотни тысяч человек шли по этой же улице мимо витрин богатейших магазинов. Может быть даже мимо ювелирных. Но никому из них и в голову не приходило, что стоит только разбить одну витрину, и ты богат на всю жизнь. Ведь на улицах Москвы ни одного милиционера, даже ГАИ не видно. Нет, побить стёкла в зданиях ЦК КПСС, или какого-нибудь там райкома, обыскать номенклатурщика, чтоб не вынес компромата со Старой Площади – это, пожалуйста. Но чтобы сделать какую-нибудь гадость - такое было просто невозможно.
Наконец, мы подошли к Лубянке. Действительно, кто-то без всяких лестниц, каким-то чудом вскарабкался на плечи Железному Феликсу и уже надел ему на голову петлю из троса. Перед глазами так и возникла картинка из школьного учебника истории: «Великая французская революция – народ за веревки стягивает с постамента конную статую какого-то короля». Но сейчас, слава богу, не семнадцатый век; руками ничего тянуть не надо. Несколько человек этот трос подхватили, удлинили и прицепили его к грузовику, стоящему справа от здания КГБ. В кабину прыгнул водитель, мотор взревел, трос натянулся…
И тут появился Станкевич!
- Стойте, - кричал он, размахивая мегафоном. – Нельзя так свергать памятник. Он же круглый. Он покатится вниз, в сторону площади Свердлова, передавит сотни людей, и мы скомпрометируем нашу молодую революцию.
Все призадумались. Действительно, памятник круглый, а мы стоим со всех сторон. Многих может передавить. Как-то неприятно было думать, что именно благодаря нам Дзержинский напоследок ещё погубит прорву народа. Получалось, как будто мы даём ему возможность отомстить нам за свое свержение. И тогда было найдено совершенно замечательное по своей наивности решение. Отойти от памятника, и освободить ему дорогу вниз по проспекту Маркса. Пусть себе катится, куда подальше. Совсем разойтись, конечно, не удастся, но пока он будет катиться, можно же успеть и отскочить с его пути. А если всё-таки кого и раздавит, то таких наверняка будет совсем немного. Сказано – сделано. Народ слегка разошелся, дорогу вниз по улице освободили почти на половину, шофер прыгнул в кабину, мотор взревел, трос натянулся, памятник покачнулся… И тут опять появился Станкевич:
- Дорогие, любимые мои. - Кричал он в мегафон, чуть не плача. – Нельзя же так…
Его стали хватать за руки.
- Серёга, ты что – дурак? Ты что делаешь?! (Кстати, цитата дословная, как и всё в этой статье.)
Но Серёга не унимался. Он придумал новый довод, чтобы спасти Феликса.
- Памятник очень тяжелый. А под нами переходы метро. Если он упадет с постамента, он же проломит площадь. А в метро провода под высоким напряжением. И люди. Ни в чём, кстати, не повинные. Может, даже дети. Будут жертвы, мы скомпрометируем нашу молодую революцию. Демонтаж такого большого памятника - это же серьезная инженерная работа. Её надо делать грамотно. Сейчас я вызову автокран. Он подъедет, и мы этот памятник аккуратно снимем.
Да-а, детей было очень жалко. Опять же и революцию компрометировать тоже не хотелось. Придётся всё-таки немного подождать. Мы окружили памятник. Взяли его в кольцо. Вроде как бы арестовали. То он нас арестовывал, а теперь мы его. Стоим, ждём кран. А тут и маленький автобус «пазик» подогнали с репродукторами на крыше. И давай передавать прямую трансляцию из Белого Дома. Как раз Горбачёв выступал. И вдруг слышим, он говорит: «КПСС надо сохранить». Тошно нам стало, сил нет. Стыдно, даже как-то за него. Выключили мы трансляцию, чтоб настроение себе не портить, и включили разные песни.
Однако время шло, кран не появлялся, становилось скучновато… И тут, кому-то пришла в голову замечательная идея. Перед нами же здание КГБ. Взять его штурмом, и все дела! Во время революций всегда свергали памятники (ну, это у нас, считай, уже есть) и что-нибудь штурмом брали. Какой-нибудь символ тирании: Бастилию, там, или Зимний. КГБ тоже вполне подошло бы. Так сказать, для коллекции. Для исторической красоты.
Идея понравилась всем. Кроме, конечно, Станкевича. Уже не в мегафон, а через динамики «пазика» он стал объяснять, что в КГБ полно вооруженных людей. Они начнут стрелять, будут жертвы, и мы скомпрометируем нашу молодую и, пока ещё, бескровную революцию.
Этот довод не произвёл на нас вообще никакого впечатления. Ради такого хорошего дела своей крови было не жалко. Да и не так уж и компрометирует своя кровь. Чужая, посторонних людей – да, а своя – нет. Стали готовиться к штурму. Приглядывались к двери, – насколько она крепкая, прикидывали, как ее ловчее вырвать и так далее. И тут Станкевич, дай ему Бог здоровья, придумал совершенно неотразимый довод.
- Среди нас, - говорит он из «пазика» - полно агентов КГБ. Они нарочно заводят разговоры о штурме, чтобы мы пошли на штурм и скомпрометировали нашу молодую революцию.
Всё! Больше о штурме никто не сказал ни слова. Мы готовы были лезть под пули, или быть раздавленными Железным Феликсом, но выглядеть в глазах своих же, можно сказать, соратников агентом КГБ, – нет, это было бы уже слишком невыносимо.
Эх, оказался бы во времена Парижской коммуны среди восставших французов такой Станкевич, глядишь, Бастилия и до сих пор стояла бы на своем месте цела и невредима.
А как вы, чекисты, разведкой занимаетесь, я просто ума не приложу. Если вы даже то, что у вас под носом творится понять не в состоянии. Хотя, скорее всего, дело в том, что ни одного агента КГБ среди нас тогда не было, и все выводы вы делали, глядя на площадь сверху из-за занавесок. Не преследовать вам надо бы Станкевича, а в ноги ему поклониться. Представляете себе: триста тысяч человек, и все в вашем здании?! Невольно вспоминается анекдот про боцмана и его третье желание. Да и памятник вашему Дзержинскому Станкевич не свергал, а спасал. Просто, невозможно было его тогда сохранить, потому что власть в центре Москвы принадлежала в тот день только нам, и мы не верили никому: ни союзным чиновникам, ни российским. Это, кстати, самое, что ни на есть здоровое отношение народа к своему государству. Государство можно уважать, можно им гордиться, можно даже любить, если очень уж неймется, но доверять… никогда! Доверять государству – это все равно, что доверять свой кошелек каким-то абсолютно тебе посторонним людям.
Обещанный Станкевичем кран всё не приходил, и мы заподозрили новую власть в том, что она только и ждёт, когда мы разойдёмся, чтобы оставить памятник на месте. И тогда каждый из нас про себя решил: «Не уйду, сколько бы ни пришлось ждать. А если кран так и не придет, то дернем его грузовиком, и будь что будет. Входы в метро, в конце концов, можно и перекрыть». Но Станкевич упорно говорил, что кран очень большой, едет своим ходом, издалека, медленно, но ждать уже не долго. Врал, конечно. Потому что пришли краны только тогда, когда стало уже совсем темно и холодно.
* * *
Долго стонал Дон Кихот, потирая ушибленные места. Но он не жалел о том, что освободил каторжников. Такая мысль просто не приходила ему в голову. Надеюсь, и Горбачёв ни разу не пожалел о том, что дал нам свободу.
Пока человек свободен, у него никто не может ничего отнять. Значит, если хочешь быть богатым, надо защищать свою свободу. Если же не умеешь, если за последние (страшно сказать) восемь сотен лет тебя от этого только отучали, значит, (другого выхода нет) пора, наконец, начинать этому учиться. Причем, учиться свободе надо везде: в школе, в институте, на работе, в быту, в детском саду; «учиться, учиться и учиться», как завещал великий Ленин. А каждый «УЧЕБНИК СВОБОДЫ » должен начинаться примерно такими словами:
«Население всякой страны всегда состоит из двух неравных частей. Меньшая часть - это государственные чиновники, и большая - народ. Народ не является государственными чиновниками, а чиновники не являются народом, потому что чиновники имеют юридическое право распоряжаться деньгами, собственностью и свободой народа, а народ не имеет права распоряжаться деньгами, собственностью и свободой гос. чиновников. Из-за чего, благодаря естественному социальному отбору, всякое государство, даже если его возглавляет самый лучший из людей, всегда оказывается очень хорошо организованной и вооруженной до зубов группой наиболее жестоких, жадных, завистливых и хитрых личностей, объединившихся, в конечном счете, с единственной целью: забрать себе максимум материальных благ, оставив всем остальным ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы они не потеряли способности все эти блага воспроизводить.
Отсюда вывод:Чиновники не хуже и не лучше народа. Они такие же. И все-таки между ними всегда есть конфликт, которыйзаключается в объективном, антагонистическом противоречии, существующем между личными интересами людей, составляющих государство и личными интересами людей, составляющих народ. Именно из-за этого противоречия, и возникают все войны, революции, диктатуры, нищета, коррупция и тому подобные ужасы. Но, поскольку жестокость, жадность и зависть в народе встречается тоже довольно часто, от государства отказываться никак нельзя. Должен же кто-то защищать нас от негодяев и спасать от разных невзгод тех, кто сам о себе позаботиться не в состоянии. Следовательно, это главное общественное противоречие может быть разрешено лишь тогда, когда жестокость, жадность и зависть исчезнут во всех людях практически полностью. То есть, очень и очень не скоро. Но нам же надо, чтобы благополучие для всех наступило не в далеком будущем, а уже в нашей жизни. Значит, придется каждому гражданину в отдельности и всему обществу в целом своим непрерывным (в рамках закона, естественно) противодействием постоянно сводить все, происходящие от этого противоречия ужасы к минимум у. Другого выхода просто нет.
Но такой учебник, к сожалению, не будет издан никогда, потому что не только содержание, но и сам факт существования этого совершенно очевидного противоречия в любой стране мира является чуть ли не главной государственной тайной.
А о хозяевах сожалеть не надо. Хозяева найдутся всегда.
Уже нашлись…
____________________________________________________________________
6996474 @ mail.ru
0000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000 0000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000
Трофимов Ю.Р.