Современность, которую мы сегодня имеем - это время на рубеже эпох. Переход от одного типа существования к другому, качественно трансформированному, обновленному, сегодня, сопряжен с рядом процессов идентификационного, информационного, инновационного, институционального характера выводящих на общесоциальную основу единого пространства - пространства общечеловеческой культуры.
Проблематика культуры и через ее призму сам феномен культуры не прост и не однозначен. Эпоха, которую принято называть эпохой глобализма, это как раз то время в истории и культуре, когда потенция общечеловеческой коммуникации выходит на уровень социальной потребности. Обнаружив свою ограниченность, незащищенность, уязвимость человек попадает в круг проблем, нарушающих его существование и функционирование. Перед человечеством, представленным совокупностью обществ разного типа и уровня, встает вопрос о дальнейшей динамике его жизнедеятельности. Общечеловеческие проблемы взывают к «размыванию» границ, к объединению социально-культурных конгломератов и формированию единого глобального пространства на диалоговой основе.
Сегодня, когда исследование проблем культуры разворачивается в межкоммуникационном, межцивилизационном, типологическом ключе, выходя на историческую сцену глобального мира, тем более актуальны материалы и разработки отечественных «предвестников» прошлого столетия, а именно - М.К. Петрова.
Речь о европейском способе мысли или способе социального кодирования. Европейский тип социального кодирования (универсально-понятийный), связан с разделением и дифференциацией труда, в результате которого физический труд и умственный труд получают разные наполнения и представляются разными потоками. Такая дифференциация представляет «расщепление субъекта деятельности» - коллективного или индивидуального, прежде единого, на «программирующую и исполнительную составляющие, каждая из которых институционализируется, становится социально значимой и социально санкционированной ролью индивида». Результат расщепления - «субъект-субъектное отношение» - играет особую роль первоначала «в зарождении, становлении и развитии европейского кодирования», принципом которого является: «один разумно движет, оставаясь неподвижным, другой разумно движется, оставаясь неразумным».
Субъект-субъектное отношение в древности, есть отношение принципом которого является «делай, как я» - во-первых, а во-вторых, по принципу «один объясняет, а другой понимает или исполняет». Европейский тип субъектно-субъектных отношений заключен не в новизне, а в «функциональной нагруженности, социальной значимости как ключевой структуры социального кодирования». Потому что, с одной стороны, в кодировании, «для выстраивания знаковых иерархий целостности», используются как простые, так и сложные отношения, где они, выстраиваясь в цепочку, сопрягаются с «инстанционной» асимметричностью «высшего» и «низшего».
А, с другой, само кодирование «ориентирует начальный член цепочки на всеобщее, так что любые цепочки при их левом (или вертикальном) надстраивании замыкаются на общий начальный член всех цепочек, который представляется личным или безличным вечным знаком - началом, богом, верховной инстанцией». Такое кодирование обладает устойчивостью информационного канала как в трансляционных, трансмутационных, так и «смешанных» режимах.
Институционализация субъектно-субъектных отношений, как «ключевая структура социального кодирования», в европейской организации, объясняется наличием «нестандартных» ситуаций, не поддающихся устоявшейся типизации и, следовательно, не имеющих возможность транслироваться в качестве сложившегося навыка социокодом программы. Однако в европейском очаге наряду с нестандартными ситуациями остаются и ситуации стандартные, что не означает «полного крушения наследственного профессионализма», и тем самым связывает его с традиционным основанием, где имеет место почва наследственного профессионализма.
С XVIII-XIX вв. «нестандартное» начинает преобладать над «стандартным». Наличие «нестандартного» продвинуло европейскую социальность к отклонению от нормы как таковой. Здесь стали социально значимыми понятия «таланта», «уникальности», «оригинальности», «автора», «плагиата», которые для традиционного способа существования, по меньшей мере, оскорбительны.
Спецификой европейского кодирования является постоянное присутствие «группы универсальных навыков», заменивших навыки профессиональные, транслируемые через семейные контакты из поколения в поколение, традиционного кодирования. Здесь важным моментом является «жизнь сообща». Универсальные навыки представляют человека не только как профессионала (традиция), где свобода его действия неограниченна и полна, а как разностороннего индивида, где он и гражданин, и воин, и ремесленник. Такую разносторонность М.К. Петров определяет «двусоставностью формулы европейца», акцентирующейся то на частной, то на всеобщей составляющей. Расчлененность человека наступает в момент его усреднения, т.е. коренится в идее всеобщего человеческого существования, всеобщего равенства. Здесь, для традиции, свобода прекращает свое существование, а для «отклонения» - только по-настоящему начинается.
Путь к науке методом «проб и ошибок», осуществляемый в исторической плоскости перешел в плоскость осознанную, рациональную, теоретически подготовленную. Если ранее он был измерим столетиями и тысячелетиями, то теперь - «суммой структурных изменений в социокоде, и прежде всего в механизмах трансляции социальности, передачи ее от поколения к поколению». В отношении стран европейского очага из поколения в поколение воспроизводится «научная психологическая установка», «одержимость приложением», «мания и навык приложения» - в этом их уникальность, особенность. Таковы врата в развитость в современном смысле, где под развитостью понимается владение наукой как инструментом власти над природой и собственным будущим. Поэтому основной проблемой трансплантации науки на другие очаги, сопряжено с устойчивой и массовой трансляцией «одержимости приложением, манией и навыком приложения».
Для европейца эти черты приняли свое отчетливое очертание тогда, когда в его душу пустили корни тривий и квадривий, «неустранимые из нашей системы образования». Они есть путь к науке, который должен пройти каждый, как европеец, так и неевропеец. «Без них невозможно сформировать, увести в подкорку научную психологическую установку - тот самый привычный для европейца, но отсутствующий в других очагах культуры критический взгляд на происходящее, то самое умение все представлять под формой и на фоне вечности, ту самую способность в трудную минуту хвататься не за голову, а за логарифмическую линейку». «Семь свободных искусств», с которыми Европа связала свою судьбу, дали возможность человеку раскрепоститься, искать выход и преодолевать сумму сложившихся и унаследованных обстоятельств, иметь и отстаивать свое мнение. Сложившегося таким образом человека переделать и перестроить уже нельзя, и с таким человеком уже не может произойти ничего нечеловеческого.
Так или иначе, но мир опытной науки, всегда будет миром знания, «лишенного отметок единичности, пространства и времени», вечным и неизменным (сотворенным), до тех пор, пока он «использует постулаты контактного взаимодействия, соразмерности причин и действий» ради эксперимента, «опыта-демонстрации» и приложения.
Для подтверждения общечеловеческих параметров и выявления диалоговой основы необходимо обновление информационной базы, связанное с отсеиванием ненужного, устаревшего, потерявшего смысл, актуальность и значимость, и выводящим на модернизацию глобального пространства. Включаясь в процесс глобализации, характеризующийся тотальными преобразованиями и реконструкциями, Россия встает на путь собственного модернизирования. Такой переход от традиционного существования к современному, все с новой и большей силой раскручивает универсальный механизм способа социальной жизни, в условиях возможности и допустимости научной динамики.