Предисловие.
Много лет назад я отвела своих детей (5 и 6 лет) в группу английского языка. Сидя за дверью класса вместе с другими мамами внимала звонкому голосу молодой учительницы: «А теперь ты, Маша: «Э КЭТ», - Молодец! А теперь ты, Вова: «Э ДОГ»,- Хорошо!». В тот момент я ясно осознала, что так учить языку нельзя, и мне даже показалось, что я знаю точно, как нужно! Настолько ярким был этот отрицательный пример, что захотелось оттолкнуться от него и, пролетев по диаметру попасть в цель, в противоположный полюс. Не хватало самой малости: знания языка (в школе учила немецкий). По счастью удалось найти пластинки «Английский для общения» и погрузиться в прослушивание…И вдруг, среди голосов участников конференции я услышала голос их гида Коры Грант: «I’m sure you’ve done a very good job! Some more music for you». Не совсем понимая, что именно необычного, завораживающего было в этом голосе, я вдруг ясно ощутила присутствие этой леди совсем рядом, причём обращалась она именно ко мне. Всё, что она говорила, было настолько убедительно, естественно, абсолютно понятно без перевода, что язык просто «вливался» в меня, как некий нектар в чашу.
…Позже, на одном из семинаров я встретила автора курса “Английский для общения” Тамару Игнатову, стройную женщину с проницательными, добрыми глазами и с тем же магическим голосом, который я слышала на пластинке (Кора Грант – её псевдоним). За окном мела метель, но мне казалось, что если бы она произнесла “Follow me!”, то мы бы все пошли за ней на улицу, забыв накинуть пальто.
Ещё тогда, в момент первого заочного знакомства с Корой Грант я точно поняла суть этих двух полюсов. Это не просто разные подходы к обучению языку, не просто разные методики – это две разные религии, и что я однозначно исповедую вторую из них, а спустя почти 20 лет и, посвятив свою жизнь преподаванию английского детям, ещё и проповедую её.
Идея книги родилась как желание ответить на все накопившиеся вопросы родителей моих учеников, обсудить проблемы, с которыми они сталкивались на пути освоения языка их детьми. Поэтому и написана она в форме диалога с родителем (некий обобщённый образ). Мне кажется, что книга будет полезна широкому кругу читателей, интересующихся проблемами изучения языков, но в основном родителям малышей, которые только собираются знакомиться с иностранным языком. Очень хотелось бы иметь в кругу читателей коллег-единомышленников, равно как и коллег-оппонентов, ведь в споре рождается истина, не так ли?
Вглубь и вширь.
Если мы посмотрим на проблему преподавания языков вглубь и вширь, то есть во времени и в пространстве, то окажется, что последние десятилетия в России – это совсем крошечный пространственно-временной островок. Поэтому вряд ли стоит называть «классической» методику преподавания сегодня в Российской школе, будем в дальнейшем называть её «традиционной». Итак, вглубь: шагнём на 100 лет назад и более в историю преподавания иностранного языка в России.
Читая литературу, в которой описаны события 18-19го века (от Толстого до Акунина), не перестаем удивляться, честно говоря, завидуя белой завистью, с какой лёгкостью наши предки переходили в разговоре на другие языки: французский, немецкий (английский был тогда не в моде). Героиня Пушкина Татьяна Ларина своё письмо Онегину писала на французском, и вовсе не для того, чтобы продемонстрировать своё владение языком, а потому, что «Доныне гордый наш язык к почтовой прозе не привык».
В чём же причина «гениальности» наших предков? В том лишь, что в каждой дворянской семье обязательно жил француз? Неужели только этот «француз убогий» решал все языковые проблемы? Давайте не будем прибедняться, сравнивая себя с жителями 19-го столетия. В наши дни, когда лошадей сменили самолёты, и расстояние до любой страны измеряется не неделями, а часами, когда в каждом доме иностранный язык может звучать из динамиков магнитофона, телевизора, компьютера – ну, разумеется, наши возможности в освоении языков куда шире. Тогда в чём же дело?
Дети впитывали язык не только от гувернёров, но и от mama и papa (кстати, у дворецких, которые также владели языками, этих гувернёров не было), и когда mama, входя в детскую, говорила «bonjour», то за окном действительно было утро! Причём она не изрекала фразу «bonjour – это по-французски утро. Повторяй за мной…», она просто общалась с ребёнком на языке.
А теперь вширь. Во всех странах Европы люди говорят на языках гораздо свободнее, чем наши соотечественники. В Европе любой прохожий задаст вам вопрос сразу на трёх языках, предлагая альтернативу для общения. В Тунисе каждый подросток на улице вежливо ответит на вопрос на чистом правильном английском языке, а один продавец, узнав, что я из России, улыбнувшись, сказал:
- Вы учитель английского?
- А как вы догадались?
- Очень просто: обычно русские плохо говорят по-английски.
Боже мой, ну разве не обидно за державу? Разве мы менее способные? Нет! Так в чём же дело? Могу назвать, по крайней мере, одну, для меня очевидную причину. Ни в одной стране, где мне приходилось бывать, я никогда не видела учебника французского, например, написанного на испанском языке. И первая страница любого учебника, написанного на родном языке для иностранцев, посвящалась приветственным репликам, но никак не первой букве алфавита!
Итак, учебник английского языка, написанный на русском, методика от частного к общему: буква-слог-слово-фраза – это одно из достижений нашего развитого социализма, которое, рискнём предположить, явилось частью программы «железного занавеса». По этой программе заведомо подразумевалось, что ученики, затрачивая невероятно много усилий, изучая язык в спецшколах, так и не смогут, поймав на коротких волнах «Голос Америки», понимать заморскую речь и узнавать о том, как «загнивает Запад». Кстати, разведшкола в СССР была превосходной, и «Штирлицев», надо полагать, учили по другой методике.
- Но перестройка произошла более 20ти лет назад. Почему же ничего не изменилось в методике преподавания языка?
Да потому, что огромная инертная машина уже запушена, выращены несколько поколений учеников, ставших теперь учителями, которые учат так, как учили в своё время их. И винить кого-то было бы абсурдным. Река текла по заданному руслу, не выходя из берегов. Но внутри этого русла преподаватели придумывали массу интересных вещей, проявляя фантазию, изобретательность. Творческий подход к работе русскому человеку свойственен более, чем кому-либо, а учителям втройне – профессия к тому располагает. А если к этому прибавить ещё и личностные качества, атмосферу взаимной любви, то становится абсолютно понятным, что молодой преподаватель ассоциирует методику с любимым учителем и отречься от неё, приняв новую, означало бы, в некотором смысле… предать своих кумиров. Здесь можно о многих талантливых учителях сказать словами Чайковского о Вагнере: «Это гений, который шёл ошибочным путём». (Особенностью оперных произведений Вагнера было то, что он мелодии перенёс в оркестр, оставив певцам речитативы). Себя я не считаю ни в коей мере исключением. Я точно так же влюблялась в своих преподавателей в математике и в музыке, создавая себе кумиров, правоту которых по сей день я стала бы отстаивать… даже погрешив перед Истиной. Но так уж получилось, что в английском языке у меня не было ни единого преподавателя, если не считать виртуального в образе Коры Грант, поэтому мне предавать просто некого. А потому, придя к преподаванию языка как бы совсем с другой стороны, через математику и музыку, я имею возможность посмотреть на эту проблему другими глазами.
Конечно, перестроечная революция не могла не коснуться учебников. Из них выкинули истории о пионерских галстуках, орденах комсомола, заменив культовые революционные личности весёлыми героями любимых мультиков, но суть осталась прежней: буква-слог-слово-фраза. При этом попутно на рынок хлынул поток новаторских программ в виде сказок о языке:
“…жил был мистер артикль”,
“…закрытый слог в виде кирпичного домика”,
“…русский дятел “тук-тук” - и ответная реплика английского собрата “took-took”.
Опять всё тот же путь в никуда, по мнению автора данной программы, ибо это всё игра в язык, а не игра на языке – диаметрально противоположный подход к обучению.
Представьте себе лягушку, которую разрезал студент-биолог и рассмотрел под микроскопом. Её, конечно, можно сшить обратно, но она, увы, уже никогда не заквакает.
Пусть героями сказок, в которые мы играем, будут кошки, мышки, принцы и принцессы, но никак не артикли, слоги, звуки. Сформулируем одно из железных правил программы:
Чтобы научить ребёнка языку, нужно максимально отвлечь его от языка.
1) Переключим внимание ребёнка на что угодно другое:
- сочувствие мышке,
- страх перед волком,
- желание помочь поросёнку в процессе игры.
2) Поставим цель научить ребёнка чему-либо:
- сценической речи,
- красивому, правильному пению, развивая слух и голос,
- решению логических, математических задач
(Выбор направления зависит от желания родителей или возможностей преподавателя.)
Разве не так все мы учили родной язык? Язык для ребёнка не цель, а скорее средство познания мира. Параллельно освоению языка и с его помощью мы учились правильно держать ложку, различать добро и зло и т. д. Всё обучение шло на родном языке, который ребёнок непрерывно впитывал естественным образом, как музыку.
О музыке речи.
Для нашего уха речь представляется звуковыми волнами, так же, как музыка, и ловит оно эти звуковые сигналы, бесстрастно распознавая в них такие параметры, как амплитуда (громкость), частота (высота тона). Всё, что касается сочетания гласных и согласных, из которых состоит слог (и чему обычно придают наибольшее значение) – это всего лишь обертоны, отвечающие за тембр, причём улавливаются они в последнюю очередь.
Проведём эксперимент. Крикните из кухни ребёнку, находящемуся в комнате, привычную фразу, вроде этой: «Ты руки помыл? Иди за стол, а то супчик остынет!». До ребёнка не могли долететь чётко все слоги, но он вас прекрасно понял. Теперь произнесите ту же фразу, с той же интонацией, заменив несколько согласных и безударных гласных. Ребёнок не уловит разницы. А теперь, оставив в оригинале все слоги и ударения в словах, изменим смысловые акценты, ритм, интонацию. Ребёнок вас просто не поймёт. Скорее всего, он прибежит на кухню и спросит: «Что, мам?». Таким образом, нам удалось ввести ещё одно, столь же очевидное правило:
Сохраняйте естественную интонацию речи и темп!
Никогда, ни на каком этапе обучения, начиная с первого урока, мы не отходим от естественной интонации речи, сохраняя темп, ритм, смысловую окраску.
- Но позвольте! Дети говорят сразу быстро, да ещё и с интонацией?! А как же быть с принципом «от простого к сложному», разве не он лежит в основе любого процесса обучения?
Да, несомненно, именно он, и нарушать мы его не собираемся, но только принцип этот означает не от медленной речи к быстрой, не от бездушного речитатива к живому языку, не от частного к общему, а от коротких фраз к длинным, от менее внятной речи к чистой.
- То есть как? Дети должны заведомо коверкать язык?!
Представьте себе, да! Причём такое коверкание (то есть проглатывание букв) является безвредным и естественным. В курсе Тамары Игнатовой слушателю рекомендовано: «First, listen to the speaker, then say what you hear and check yourself, listening to the speaker again». Именно так, «говори, что слышишь», хотя бы словесную кашу с ударными гласными. То есть отобрази то, что слышишь, что уловило твое ухо, а остальное промычи в том же ритме и темпе.
What do they say in Baby land
Why, the oddest things;
Might as well try to tell
What the birdie sings.
О чём говорят в детской стране? Разве можно попытаться сказать, о чём поёт птичка? Как мило, нежно сказано о детском лепете в этой английской песенке. Примерно о том же говорил Чуковский: «И если не можешь сказать «Хрю», кричи, не стесняясь «Пи»». Эти слова поэта я считаю одним из главных принципов в изучении языка. Да, пусть сначала «Пи»! До «Хрю» мы ещё потихоньку дорастём! Главное, не бойся, не молчи!
Главное, не бойся, не молчи!
Представьте себе, что художник пишет акварелью пейзаж берёзовой рощи, находясь на расстоянии ста метров от неё, и сетует на то, что не может разглядеть с такого расстояния прожилки на листиках. По большому счёту даже грамотная речь взрослого человека (а не ученика) - это тот же акварельный пейзаж, в ней невозможно чётко расслышать каждую написанную гласную и согласную.
Совсем другое дело – коверкание ритма и интонации, когда мы, чеканя фразу, как отбойным молотком впечатываем каждый слог.
Проследим поэтапно эволюцию фразы «хочу яблоко» в различные периоды взросления ребёнка (от 2-х лет):
Приблизительно так. При этом нигде нет ухода от ритма и интонации фразы.
С точки зрения физики, фраза с искажённой интонацией является принципиально другим по амплитудно-частотным характеристикам сигналом. В данном случае вместе с интонацией меняется огибающая, что искажает смысл сказанного до неузнаваемости (как в случае с одним из вышеописанных экспериментов). Таким образом, мы забиваем свою память ложными сигналами.
- Ну, хорошо, с фразами понятно, а слова?
Давайте произнесём вслух простейшее слово «стол» и послушаем себя внимательно. А теперь произнесём несколько фраз с этим словом, не прибавляя к нему окончаний.
- Садитесь за стол!
- А где у вас стол?
- Это что, стол?
- Да, это стол.
Услышьте же, как изменилось это слово. Оно ожило, зазвучало каждый раз по-новому. Гласная «о» превращалась в красивый поющий дифтонг, восходящий или нисходящий, в протяжный «о-о» или даже слегка «о-у», но ни разу это слово не прозвучало так бесстрастно, сухо, мёртво, как в первом варианте.
Рассмотрим теперь пример из жизни, шагнув не вглубь, не вширь, а всего лишь сделав один шаг в сторону.
3. «Русская каша под армянским соусом».
Мальчик Овик, 9 лет (реальный персонаж, Москва, Жулебино). В 3 года пошел в детский сад, не зная ни слова по-русски. Сам Овик теперь владеет русским языком, что называется, свободно и без акцента, несмотря на тот факт, что в семье по сей день разговаривают только на армянском. На мой вопрос «на каком языке тебе легче говорить?» он, удивлённо захлопав глазами, ответил: «так ведь они…оба лёгкие!».
Дорогой читатель! Если среди ваших знакомых есть ребёнок из супер-спецшколы (сада), который, начав учить язык в 3 года, в 9 лет точно так же скажет об английском языке, то я сниму шляпу перед его преподавателем, брошу писать свою программу и побегу туда перенимать опыт. Увы! Таких школ нет!
В чём же заключается феномен Овика? Таких, как он, тысячи - обычный двуязычный ребёнок. И всё же, в чём суть?
Давайте вернемся на 6 лет назад и проиграем воображаемый сценарий: 3-х летний Овик входит в детский сад. Рядом с ним (не бросать же дитя, как щенка в воду), держа за руку, стоит армянская учительница русского языка, которая членораздельно произносит (рис. 2).
*(Перевод: «А теперь, Овик, выучим новые слова «стол и каша». Повторяй за мной: стол, каша»)
Смешно, правда? Ещё более забавна эта тирада в звуковом варианте. А теперь, поменяв армянский язык на русский, а русский на английский, получим дружеский шарж на преподавание английского языка по традиционной методике. Впрочем, почему шарж, если нет никакого преувеличения? Это прямое отображение фрагмента урока. Легко догадаться, что в подобном варианте в голове у Овика не застрянет ни «стол», ни «каша». Ну а как происходила эта сцена в реальности? Русскоязычная воспитательница, хлопнув в ладоши, нараспев говорила: «Ребятки, а ну марш за стол! Каша стынет!». При этом стол и каша зримы и осязаемы, а последняя ещё и вкусно пахнет, попутно закрепляясь в памяти вкусовыми рецепторами. Плюс к тому зацепляется ещё кое-какая лексика, да и грамматика заодно. «Стол», например, прозвучал в винительном падеже, вместе с предлогом «за».
- Да, но ведь эта фраза не могла определить понятия «стол» и «каша»!
Совершенно справедливо, ведь это был только первый шаг в цепочке последовательных приближений. Единожды обронённые внутри контекста, эти слова не только не запоминаются, но и толком не определяют соответствующие им понятия. Далее этим зароненным в сознание семенам нужно прорастать, потребляя в качестве удобрения новые контексты, например,
- «Какая каша вкусная!»
-«Ешь кашу, а то сил не будет!»
- «Это не твой стол, Овик!»
- «Вон там твой стол, у окна!»
- «Не клади локти на стол!»
- То есть ребёнок изучал язык абсолютно без перевода?
Разумеется, так же, как в своё время изучал родной язык. Здесь, пожалуй, прервёмся и сформулируем основную цель программы:
Вырастить “ англоговорящих Овиков” хотя бы к 15 годам!
Итак, это цель, всё остальное будет средством.
Наш Овик изучал русский язык абсолютно без переводчика. А с каким языком родился на свет ваш ребёнок? Как, ни с каким? С какого же языка вы переводили, вводя в его словарь новую лексику? С языка жестов, мимики, визуальных образов, помогая себе интонацией.
Рассмотрим простейший алгоритм определения понятий.
Шаг_1: Я держу в руке зелёное яблоко и говорю:
- This is a green apple.
Что я сказала? Это зелёное яблоко? Может быть. А возможно что-то вроде «Очень кушать хочется».
Шаг_2: Беру в руку другое, красное яблоко, и говорю:
- This is a red apple.
Процентов на 50 дети уже определили и слово яблоко, и оба цвета, но всё же можно было понять и по-другому: «Это гостинец от бабушки, а это гостинец от дедушки», например.
Шаг_3: Перенесём цвета на другие предметы, например, на красный карандаш и зелёную книжку.
- This is a red pencil.
- This is a green book.
Цвета определили.
Шаг_4: Покажем яблоко среди других фруктов, называя их:
- This is a pear.
- This is an orange.
- This is an apple.
Слово «гостинец» уже вряд ли уживётся с грушей и с апельсином. Таким образом, мы определили и слово «яблоко».
Преимущества этого алгоритма перед простой констатацией бесполезного факта «an apple - это яблоко» очевидны:
1) Восприятие информации через абстрактные понятия и зрительные образы говорит о том, что процесс её усвоения происходит на подсознательном уровне (как раз тот случай, когда ребёнка удается отвлечь от мысли о языке).
2) В данном случае нам удаётся обойтись без языка-посредника (перевод на русский), что значительно упрощает процесс усваивания информации.
3) Такой подход даёт возможность ребёнку самому «догадываться», что, очевидно, делает полученную информацию более осмысленной.
4) Процесс извлечения полученной таким образом информации происходит более оперативно, так как ребёнок в нужный момент сопоставит зрительный образ напрямую со словом «apple» (опять же без перехода к слову-посреднику), а значит полученная информация «мёртвым грузом» в памяти не ляжет.
Однако этот алгоритм слишком сух, строг, примитивен, и пользуемся мы им только в тех случаях, когда незнакомое слово является ключевым в игре (песне, сказке) и тормозит понимание в целом. В обычном ходе урока эти шаги более расплывчатые, как в случае с Овиком, по ходу повествования, не отвлекаясь от него, так как цель выучить новые слова, вообще не стоит. Просто ребёнок, очередной раз, слыша слово в разных контекстах, как бы подсвечивая предмет с разных сторон, начинает понимать его смысл, одновременно запоминая его.
Представьте себе, что вы перелистываете гербарий. Под засушенной ромашкой надпись на латыни… Другой вариант: вы вышли в поле и увидели растущие кругом ромашки, и получили попутно массу дополнительной информации об этом цветке (цвет, запах, почва под ним), а также боковым зрением захватили множество других цветов, трав, небо, солнце. Так же и слово, подобно цветку произрастает каждое на своей почве в своем окружении, и чем вырывать его и сушить под прессом, будем наблюдать его, как цветок в поле.
Фрагмент из семинара для коллег (но не для учеников).
Держу в руке карандаш.
- This is a pencil. What can I do with it? I can write with it, I can drop it, I can break it … but I have no idea, how I can learn it.
В самом деле, вы не пробовали «учить карандаш»? Давайте определимся с понятием «учить».
- Ну, например, это оставить в памяти слово, вместе с его звучанием, написанием и значением.
Предположим, но давайте уточним, на какой отрезок времени вы занесли в память данную информацию? На всю жизнь? – Утопия! Мы можем забыть имя любимого племянника, с которым судьба разлучила нас на долгие годы. На год? На месяц? А, может быть, до понедельника, до третьего урока, на котором нужно будет новые слова “сдать”? Довольно смешное слово для языка, не правда ли? Чем “сдавать” кому-либо эти слова, может лучше будет оставить их себе? К тому же выученный перечень слов к языку отношения почти не имеет, так же, как отдельные ноты к музыке.
Предположим, задумав выучить арию из оперы, вы решили выучить отдельно все ноты. Сколько их? Совсем немного! При диапазоне в две октавы и при наличии хроматизмов, модуляций, их количество 7х2=14 (белые клавиши) + 5х2=10 (чёрные). Итого всех нот <= 24. Теперь, подойдя к роялю, пропоём каждую столько раз, сколько она встречается в арии (чтоб уж наверняка): «соль-соль-соль» (28 раз), «ре-бемоль» (17 раз)…ну, а теперь, пойте! Не получилось? А почему? Да потому, что музыку составляют не ноты, а те невидимые нити, которые связывают их между собой.
- Хорошо, это касается слов, а как же диалоги, стихи, рассказы? Их тоже не надо учить наизусть?
Здесь немножко другое, потому, что эта информация, в отличие от слова, имеет смысл, эмоциональный окрас. Стихотворение уже вполне можно сравнить с музыкальной пьесой, которую мы играем наизусть. А теперь давайте проследим, как ребёнок пересказывает диалог или рассказ. Посмотрите, где он спотыкается, над чем работает его мозг? Над построением фразы? – Это должно происходить легко, на автомате, за это отвечает грамматика. Или над последовательностью изложения? Не загружаем ли мы его мозг ненужной информацией, такой, как
- что именно съела Маша?
- во сколько встал Саша?
- куда пошла Даша?
Именно так. Понаблюдайте: ребёнок пытается запомнить последовательность действий, фактов, событий, которые к языку не имеют никакого отношения.
Представьте себе такую ситуацию: На вопрос, как ты провёл отпуск (на родном языке), вы держите длинную речь, как доклад, на одном дыхании, без остановок. Что-то в этом неестественно, не правда ли? А ведь именно этого мы требуем от ученика, когда заставляем его пересказать текст или свой топик, вроде “My holiday”, как в данном случае. В реальной жизни нашей речи, как костру хворост, нужны подхлёстывающие реплики собеседника, комментарии, вопросы. А ещё нам удобно вести рассказ по фотографиям, сделанным в отпуске, комментируя их. Так же и для детей огромным облегчением является рассказ по картинкам. Даже за неимением таковых проявите фантазию, и вы сможете «прорисовать» каждую фразу. Например, в сказке “Jack and his friends”, которую мы инсценировали, разбойник, выбегая на сцену, выкрикивает, запыхавшись («out of breath»), довольно длинные тирады, которые мы прорисовали на доске следующим образом:
В каждой тираде четыре акцента, четыре смысловых ударения, четыре паровозика, которые тащат за собой вагончики слов. Запомнились эти роли, кстати, мгновенно.
(* Здесь и далее используются сказки из сборников “Английские народные сказки” и “Волшебные сказки Британии” издательства “Айрис Пресс”.)
При разучивании стихотворения, ставя целью запомнить его, мы, разумеется, повторяем его несколько раз, но только задачи перед ребёнком ставим какие угодно, кроме запоминания. Например, меняем характер кошки (коварная или хитренькая), добиваемся правдоподобности, подключая движения и пластику. Если ребёнку и в голову не придет, что это и есть процесс заучивания стиха наизусть, тогда-то как раз этот стих запомнится легко и быстро. При этом мы, разумеется, максимально ярко интонируем каждую фразу, вслушиваясь в музыку речи.
- Но если речь – это музыка, то где взять ноты к ней?
Интересный вопрос. Действительно, любую музыкальную фразу можно написать на пяти линеечках, и каждый, даже слабый музыкант, может правильно, хоть и не очень музыкально (без красок), сыграть или просольфеджировать её. А в разговорной речи, как узнать, где повысить голос, где понизить, где ускорить темп, где замедлить, а где сделать паузу и … какую? В том-то и дело, что драматический слух – вещь гораздо более тонкая, непостижимая, и развивается намного сложнее, как ни странно, чем музыкальный слух, ведь нет единой мелодии для одной и той же фразы, каждый актёр “пропевает” её по-своему, придумывая свою мелодию. Другой вопрос, что эта мелодия может быть гениальной, когда она берёт за душу, завораживает, например, как в сказках, озвученных прекрасными актёрами, такими как О. Табаков и Ю. Яковлев. Мелодия речи может быть также и примитивной, когда отключаешься, засыпаешь, слушая нудного лектора, и даже … фальшивой, когда просто не веришь говорящему. И вот ключевое слово – “верить”. Одним этим словом, которое, как некий критерий, вывел великий Станиславский (“Не верю!”), можно раскрыть секрет правильной интонации и суть коммуникативной методики.
Давайте посмотрим, как этот критерий работает на занятии. Я бы назвала его некой тестовой лампочкой, которая находится во включенном состоянии на протяжении всего урока, светясь спокойным зелёным цветом, и каждый раз вспыхивает красным при сигнале “не верю”.
Пример (“Пойдём со мной”):
Структура Let’s go! Отрабатывается на лексике:
Park, disco, cinema… (один из первых уроков)
Ученик, называя по имени учителя или товарища, должен позвать его в парк, на дискотеку и т.д.
“Let’s go to the disco…”
При этом, если он произносит фразу чётко, громко, глядя собеседнику в лицо … но не в глаза, вы тут же спрашиваете других детей: “Do you believe him/her?”- и они дружно кричат: “No! I don’t!”. В последствии каждый из них, “как сам себе Станиславский” частенько сам говорит, критикуя товарища: “I don’t believe you(her/him)”. Правильный же вариант этой «зовущей» фразы должен буквально оторвать вас от стула, и если вы это почувствовали, то должны принять брошенный мяч и “повестись”.
- Yes, good idea! I love dancing! I’m crazy about it! Where do you want to go?
Или же выразить сожаление
- Sorry! I don’t feel like dancing! I’m in a mood for sitting around and watching TV!
Пример («чтобы слюнки потекли»):
На более позднем этапе, когда ребёнок что-то рассказывает, например, о каком-либо городе, он должен это делать так, как это делают дикторы в программах о путешествиях, чтобы у слушателя появилось жгучее желание выложить последние деньги и поехать туда…Как у Пушкина: “Коль жив я буду, чудный остров навещу”. Другими словами, это должно быть рассказано “вкусно”.
…В каком-то старом фильме был такой эпизод: диктор радио начитывает рецепт блюда. Раз, другой, третий, и на слова своего коллеги “хватит, и так хорошо”, отвечает: “нет, надо, чтоб слюнки потекли”! Эту реплику из фильма я сделала критерием для всех повествовательных пересказов.
Правда, здесь сразу нужно сказать об особых требованиях к тексту. Если он составлен абсолютно “не вкусно”, как например: год основания города, численность населения, перечень заводов, музеев, и т.д., то этот материал заведомо непригоден для преподавания по коммуникативной методике.
- И что же в таком случае делать?
Да ничего не надо делать! Отложить и взять другой текст! Такие тексты вообще непонятно для кого составляются, ведь если бы вам на родном языке экскурсовод вот так же рассказывал о городе вы бы его просто не стали слушать.
Итак, критерий Станиславского не выключается на протяжении всего урока. Мы все должны друг другу верить, о чём бы мы ни говорили, а значит, правдиво играть.
- Да, но тогда выходит, что все поголовно, и дети, и преподаватели должны быть актёрами. Но если они таковыми не являются?
А тут уже позвольте мне вам не поверить! “All the world’s the stage, And all the men and women are merely players.” - сказал великий Шекспир, и был абсолютно прав. Это высказывание Т. Н. Игнатова взяла эпиграфом к своей книге “Английский для общения”.
Даже самый флегматичный, строгий, неэмоциональный человек не произнесёт фразу “Я так устал, безумно спать хочу!” с интонацией робота. Он вздохнёт, зевнёт, пробормочет эту фразу, эмоционально окрасит её, другими словами, сыграет.
Послушайте, как ребёнок рассказывает сверстникам о своём котёнке. Буквально взахлёб, глазищи сверкают: “А мне мама вчера котёночка принесла!!! Такой ма-а-ахонький, пуши-и-истенький, сам беленький, хвостик чёрненький…”. А теперь сравним с интонацией ученика, сдающего тему “My Pet”.
- I’ve got a cat. He is white. His tail is black.
В конце каждой фразы тяжёлая смысловая точка, как выдох, перечисление неких фактов, а ведь есть множество английских стихов о кошечках и собачках, которые можно проиграть, будто рассказывая, прижав к себе игрушку, так же взахлёб, понарошку, чтобы тебе действительно “поверили”.
Например,
I love my little pussy
Her coat is so warm
And if I don’t hurt her
She’ll do me no harm
Кстати, когда мы мучаем ребёнка, заставляя его выдавливать из себя предложения при пересказе, мы еще и наносим огромный вред другим детям в группе, заставляя их слушать эту пародию на язык, ведь одно из основных правил коммуникативной методики категорически запрещает ученику слушать неправильную речь, точно также, как юному музыканту фальшиво сыгранную мелодию или пение.
Ученику категорически запрещается слушать неправильную речь!
- А не противоречит ли это упомянутому ранее принципу Чуковского о “Хрю” и “Пи”? Не зажимаем ли мы свободу ученика этими сверхтребованиями правильной речи?
Ну, во-первых, такие разговоры о фальшивой музыке и пародии на речь мы ведём с вами строго между собой, по секрету, а не для ушей наших учеников, а во-вторых, если правильно управлять, режиссировать, дирижировать речью ребёнка, давая правильный ауфтакт, то с уст его будут слетать сначала коротенькие, но осмысленные реплики.
Итак, если всё-таки принять за аксиому то, что все дети артистичны от природы (на мой взгляд, обучении во ВГИКе и ГИТИСе есть не что иное, как сбрасывание шелухи условностей, зажатости, возвращение человеку его Я, то есть, возвращение в детство), то преподавателю действительно, может быть, нужно пройти школу актёрского мастерства, чтобы вести занятия по коммуникативной методике.
“Доцентом можешь и не быть, а вот актёром быть обязан!” - Я бы так сказала о преподавателях в любой области! Даже такие “сухие” предметы, как математика и физика нуждаются в актёрской анимации! Я с благодарностью вспоминаю ярких лекторов МИФИ, которые своей актёрской манерой “оживляли”, делали “говорящими” сложные формулы, “осязаемыми” магнитные поля, “зримыми” нейтроны и протоны!
- А как определить «степень готовности» преподавателя?
Произнесите фразу “ Where is my pen?”. Если вы действительно ищете ручку, то дети будут помогать вам, обводя глазами стол. Спросите “ What time is it?” и посмотрите, взглянул ли ваш собеседник на часы. Если “да”, то вам верят, а значит, вы правильно играете. Вот только не надо путать артистичность с эксцентричностью, истеричностью, с постоянными подпрыгиваниями и вскрикиваниями, так как исполнение на постоянном “ forte ” (будь то драматический актёр или музыкант) очень быстро утомит даже самую стойкую публику! И, между прочим, самой яркой краской является sp (subito piano – внезапный уход на тихое звучание). В речи его можно использовать, например, на слове “suddenly”.
Каждая новая тема должна вводиться через разыгрывание такого вот мини-спектакля: например, если ваша цель – отработать предлоги, вы можете притвориться, что потеряли ручку и ищете её
- под стулом,
- на столе,
- за книгой
- а, может быть, закатилась куда-нибудь между шкафчиками?
- Ах, да, я же её в сумку положила!
[Любые фрагменты урока, приведённые на русском языке, следует воспринимать как условно переведённые для лучшего понимания читателями, не владеющими языком. В действительности весь урок должен проводиться исключительно на изучаемом языке!]
Причём всю эту тираду вы должны, скорее, пробормотать себе под нос, как бы, про себя, чем громко, чётко и назидательно продекламировать!
Ничто так не убивает язык, как назидательная интонация!!! (самая распространённая ошибка), ибо мы пытаемся якобы “вдолбить” что-то ребёнку (“что бы лучше дошло”), получая, увы, обратный эффект. В методической литературе по “традиционной” методике фразы для общения с учениками типа “Sit down, please! Open your book!” называются “командами”. То есть преподавателя заведомо благословляют на “командный” тон. Для того чтобы почувствовать фальшь этих реплик, мысленно переведите их на русский язык или (то же самое) взгляните на себя глазами англичанина. Смогли бы вы точно так же произнести: “СА-ДИ-ТЕСЬ-ПО-ЖА-ЛУЙ-СТА! ОТ-КРОЙ-ТЕ-КНИ-ГУ”? Наверное, не так это выглядит в реальной жизненной ситуации, а как-нибудь проще, спокойнее.
Ничто так не убивает язык, как назидательная интонация!
Дорогие коллеги и родители! Мы с вами скорее сможем обмануть друг друга, чем ребёнка! У каждого из них в голове имеется сверхчувствительный детектор лжи, и малейшая фальшь в нашей интонации тут же вызовет реакцию “Не верю”! Засорив свою память такой ложной, “мёртвой” информацией, мы впоследствии удивляемся, почему, встретив “живого” англичанина, не понимаем его речь и не можем быстро, правильно выразить свою мысль. Представьте себе, что вы положили в шкаф грязную, мятую рубашку, а потом, убегая на работу, выхватываете её оттуда и ужасаетесь, что в ней нельзя выйти из дома. Так вы ведь сами её туда в таком виде положили! Абсолютно то же самое происходит и с языком. С какой стати “мёртвые” слова и фразы, заложенные в вашу память, должны “ожить” в реальной ситуации?
- Ну, так как же всё-таки учить ребёнка “живому” языку с самых первых шагов?
Вот один из приёмов.
4. "Игра в четыре руки"
Однажды мне довелось побывать на концерте первоклашек одного педагога музыкальной школы. Все дети играли “в четыре руки” с учительницей. Может быть, в таком исполнении есть свои недостатки с точки зрения многих методистов: ребёнок не считает доли, не держит сам темп и ритм, динамические оттенки тоже подсказаны аккомпаниатором, но, тем не менее, слушатели получали огромное удовольствие. Партии учеников, простенькие, из нескольких ноток, не были “брошены в никуда”, не повисали сиротливо в звуковом пространстве. Они были логично, осмысленно вплетены, как цветы в венок, в богатую, красивую партию учителя, с её развёрнутой фактурой арпеджио, пассажей.
А теперь поиграем точно так же, “в четыре руки” в английскую речь. Партия учителя должна быть намного сложнее партии ученика, причём не надо бояться “вплетать” в этот венок самые сложные речевые обороты, незнакомую лексику. Ответные реплики ребёнка на ваши тирады пусть будут коротенькими, односложными, но зато ваша реакция на них может быть бурной, экспрессивной и, как всегда, максимально искренней. Как важно ученику быть услышанным, понятым, включённым в настоящую, а не “понарошку”, беседу!
Пример: «Игра в корреспонденты».
Перед детьми таблица с информацией, по которой они должны ответить на вопросы.
|
| Поделиться: |
Поиск по сайту
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-09-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных