— Что же нам делать, друзья? — спросил петух, когда прошёл первый порыв радости. — Нужно как-то выручать, — он указал на королевну. Лицо девочки было обвязано платком, словно у болели зубы, но и из-под платка ветер выдувал завитки буйно разросшейся бороды.
— Я уйду к любезным пчеловодам, — заявила Виолинка и грозно посмотрела на зверей.
— Славно ты выглядишь, — тяжело вздохнул Мышибрат.
— Как молодой разбойник, — покачала головой Хитраска.
— Беда беду родит. — начал петух.
— … бедой погоняет, — угрюмо закончила лиса. — Я не уверена, — знаете ли вы всю правду? Сегодня на рассвете король Цинамон, покинул столицу, обещая вернуться со всей армией, чтобы предать огню и мечу эту коварную страну.
— Значит, начнётся война?
— Да, мои друзья, это так!
— Слушайте, — сказал петух, — речь идёт уже не о королевне, — тут нужно спасать родину. Я не вижу иного выхода. Мы должны обо всём известить короля и задержать армию на границе.
— Но ведь он не узнает малютки…
— Отдадим такой, как есть… — петух поднял ободранное крыло и почесал свой седеющий гребень.
— На какие средства ты поедешь к королю? Ни провизии, ни лошадей, ни денег.
— Целых четыре рта прокормить нужно…
— Только не рта, а ротика, — обиделась Виолинка.
— А мы? — тихо запищали блохи Хитраски.
— Не шумите, детки, не вмешивайтесь в разговоры взрослых. Для вас никто не пожалеет горсти крошек. Вы любите меня хоть немножко?
— Всех вас мы страшно любим и никогда вас не покинем! Ох, можете на нас рассчитывать!
Стали сгущаться сумерки, а у друзей еще не было никакого плана. Напрасно Мышибрат морщил лоб, а петух почёсывал гребень.
«Мчит дорогой колымага;
Глаз остёр, надёжна шпага,
|
|
Порох сух, взведён курок.
Эй, давайте кошелёк!» —
напевала, маршируя по кругу, Виолинка и прицеливалась, палкой в проезжающие кареты.
Еще час, и ворота закроют. Друзья останутся в темноте за стенами, около виноградников, никому не нужные и отвергнутые.
— Я совсем забыла, — воскликнула Хитраска, — ведь у меня в городе есть приятельница. Подождите одну минутку, — слышится уже издалека, — я скоро вернусь!
Ждут. Разве можно уйти без неё?
Мышибрат выстругивает перочинным ножом красивый меч для Виолинки. Петух, обхватив голову крыльями, припоминает пройденные пути. Можно сократить дорогу, есть одна опасная тропа, она ведёт прямо к границе через болота Утопленника.
На городских стенах начинают трубить. Заходящее солнце брызжет из медных труб пучками рыжих игл. Надвигается ночь. Что таится в ней под покровом темноты? Кто угрожает? Какие новые приключения ждут друзей?
Из-за кустов показывается Хитраска, она запыхалась, чепец сбился набок, на лице следы слёз. Прежде чем друзья успевают спросить, в дело, — она уже торопливо говорит, показывая на сумочку: «Я принесла вам денег!»
— Гип, гип! Урра! — кричит королевна.
— Где ты их достала? — удивляется Пыпец. Но лиса не отвечает, она только показывает на тарахтящую по дороге крестьянскую телегу и говорит: «Давайте сядем! Нас подвезут немного!»
Деревенский парень посадил друзей на охапку соломы, и телега с грохотом покатилась под гору вдоль густой аллеи, пересечённой длинными голубыми тенями. Словно факелы, горели в лучах заходящего солнца вершины тополей.
— Ну и времена настали, — вздыхает крестьянин. — Вы слышали о том, которого сегодня вешали? Звали его Котуляк; говорят, он делал первосортную колбасу из детей. Палач ему набросил петлю на шею, а тот палача бух! Сорвался с верёвки, повалил виселицу, город весь взбаламутил да и убежал. Страшно вот этак-то ночью ехать… Но, малютки! — понукал он лошадок.
|
|
— Ты прославился, Мышибрат, — толкнул его в бок петух, — исполнилось твоё желание, весь город о тебе говорит! Видишь, я не врал тебе насчёт этого колодца.
— Отстань от меня. Очень мне нужна эта слава! Если бы я знал, что это за дьявольский колодец, то я бы площадь обходил за целую версту, — ворчит Мышибрат, потирая шрам на шее.
Уже совсем стемнело, когда друзья въехали в деревню.
Собаки лают, пахнет дымом и свежевыпеченным хлебом. Хозяйка приглашает в хату. На чистом льняном полотенце она ставит перед друзьями миску с молоком. Петух рассказывает о страшном похитителе и подмигивает Мышибрату, который недовольно морщится. Поужинав, друзья отправляются спать на сеновал. Кот подходит к лисице и шепчет: «Хитрасонька, вот тебе горсть крошек, мы-то наелись, а о твоих блошках совсем забыли».
— Не вспоминай о них, — шепчет, вздыхая и всхлипывая, Хитраска.
— Что же ты с ними сделала? — взволнованно спрашивает петух.
— У уже нет блох, — восклицает Виолинка, заглянув в мех лисицы.
— Я продала их, — признаётся со слезами на глазах Хитраска, — ох, как тяжело у меня на сердце!.. Но я это сделала для вас, надо же на что-то жить!
— Кому ты их продала?
— Цыгану, в цирк, ему не хватало блох, он вывесил объявление… Впрочем, крошки были на согласны.
|
|
— Как ты могла! Как ты могла? — кричит Мышибрат.
— Такие хорошенькие, такие миленькие блошки, — плачет Виолинка.
Хитраска садится на солому и, оперев голову о стропило, начинает рыдать.
— Не упрекайте меня, — шепчет она, — ведь я это сделала для вас…
И петух понимает — это самоотвержение.
— Не плачь! Придёт время, и мы их освободим, не огорчайся, ты наш верный друг, — говорит он, гладя кудри и целуя влажную от слёз лапку.
Последнее странствие
Три дня пути сильно утомили друзей. После представления на рынке цыган тоже уехал из города, пустившись в погоню за зверями. Об этом им сказал один знакомый почтовый голубь, который летал к границе на разведку.
Капрал Пыпец время подгонял друзей: «Родина в опасности, — мы не должны щадить своих сил!»
Однажды в полночь, когда звери на минутку вздремнули, — теперь они продолжали свой путь и ночью, — мимо, осветив неподвижные лопухи, промелькнули жёлтые огни фонарей. Скрежеща, скрипя и колыхаясь, вдоль канавы проехал цирковой фургон. Тогда друзья удалились от дороги и пошли тропинками через молчаливые старые боры. Потом они вновь вышли на раскалённую ленту дороги. Тёплая пушистая пыль пудрила их утомлённые лица.
Иногда путники встречали нищих, бедных стариков и старушек, которые охотно вели их в свои лачуги, где на плите варился скромный ужин.
Кот давно уже не брился, а у петуха торчали колени из рваных и поношенных штанов. Мех лисицы был помят, к нему пристала солома и сосновые иглы — следы последнего ночлега. Элегантные башмачки Хитраска несла, перекинув их через плечо.
И только королевна не унывала; она выросла, и ее розовое личико румянилось сквозь золотистый пух кудрявой бородки.
Девочке нравилось бродяжничать. Она любила слушать рассказы товарищей у костра, опустошать кладовые белок и, шагая по обрызганной солнцем тропинке, будить задумавшиеся деревья радостными криками. Она пробовала научить эхо петь разбойничьи песенки, но эхо ничего не понимало; бессмысленно гикая, оно повторяло лишь последние слова.
Иногда кто-нибудь подвозил друзей или давал им провизии на дорогу. Иногда петух зарабатывал несколько грошей игрой на рожке.
Однажды днём они натолкнулись на грозных разбойников. Это были старые знакомые: Юлий Пробка — бывший поэт, который повесил лиру на гвоздь, променяв на более выгодное занятие — потрошение богачей; Гуляйнога, который радостно приветствовал зверей, салютуя из пистолета; и сам атаман Уголёк, который накормил друзей сытным обедом и поклялся обезвредить цыгана.
— Мы подкараулим злодея, — обещал он. — Чтобы не пропустить его, я выставлю свой ус поперёк дороги. Даже задремав, я очнусь, потому что лошадь заденет мой ус дышлом.
И друзья отправились дальше. Гуляйнога лежал под деревом, обмахивая свой пунцовый носище шляпой, и отгонял стаю бабочек. Словно паук в паутине, затаился в кустах Уголёк, выставив ус на дорогу.
Жертва Мышибрата
Когда было далеко за полдень, петух распорядился сделать привал. С утра друзья ничего не ели; они шли сквозь чащу едва заметной тропинкой, ведущей скорее к жилищу кабана или оленя, чем к хатам той деревушки, где они намеревались остановиться на ночлег. Мышибрат, опустив лапу в котомку, нашёл там лишь горсть крошек.
— Этого, пожалуй, только для блох хватит, — сказал он и тотчас раскаялся в своих словах, потому что при каждом напоминании о своих питомицах Хитраска разражалась рыданиями.
— Вы думаете, что я буду питаться одной ежевикой? — крикнула Виолинка, утирая перепачканное соком личико.
— Нам попросту не везёт, — ворчал петух, всматриваясь в гущу леса. Деревни нет как нет…
Друзья двинулись в путь, их тени вытянулись далеко вперёд, предвкушая близкий ночлег и ужин.
— У меня нет уже ни гроша, — шепнула Хитраска, когда они взбирались по песчаной дороге на пригорок.
— Хуже всего то, что нечего продать; мы пропадём, если нам не помогут добрые люди.
«Если в лес с зарёй уйду я,
Ноги до колен сотру я», —
начала сопя Виолинка; ей ужасно нравились стихи Пробки.
«Вот так мука, вот так страх —
возвращаться на руках!» —
закончила Хитраска.
Все рассмеялись. Махая узкими крыльями и вереща, над головами друзей кружились ласточки.
— Смотрите, ласточки!
— Что же тут особенного?
— Раз есть ласточки, должны быть и дома.
Прибавив шагу и миновав огромные, сонно вздыхающие поля клевера, друзья остановились на холме. Перед путниками сверкала речушка, над ней шелестели раскидистые вербы. Дорога вела через мост и была перегорожена шлагбаумом, который кто-то украсил затейливыми лиловыми полосками. Чуть дальше виднелись зелёные домики городишка. Разрезая предвечернюю тишину, словно серебряная наковальня, звонил церковный колокол.
Звери перешли мост. Королевна не утерпела и бросила два камня в сонную воду.
Вскоре друзья разыскали трактир. Приоткрыв дверь, они услышали весёлое бульканье супа в кастрюлях. Мышибрат потянул носом.
— Здесь и заночуем. Поужинаем, а утром — ищи ветра в поле, — шепнул коту Пыпец. Но, прежде чем друзья положили котомку на скамью, к ним подбежал хозяин и, подозрительно оглядев их залатанную одежду и запылённые лица, грозно крикнул: «Хотя это харчевня третьего класса, но и она для вас слишком хороша!»
— Дайте нам минутку отдохнуть и чего-нибудь перекусить, — просила Хитраска.
— Денежки на стол или вон со двора! — закричал трактирщик, массивным животом подталкивая друзей к двери. — Коли вам нечем платить, так марш в трактир «Под ста клопами», но я заранее вас предупреждаю, что их там гораздо больше.
— Что теперь делать? — огорчённо спросил капрал Пыпец.
— Я голодна и хочу спать, — грустно и тихо жаловалась Виолинка.
Как раз в это время мимо проходил какой-то старичок. Его синие очки были подняты высоко на лоб, в широко открытых глазах отражалось ясное бледнеющее небо.
— Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? — спросил он.
Это был местный настройщик роялей и приходский органист Тимпан Звенящий. Он начал рыться в карманах и достал по очереди: табакерку, в которой ползала гусеница, два грязных клетчатых носовых платка, кусочек пилёного сахара, который старичок быстро спрятал, потому что это предназначалось для канарейки, как он тотчас же объяснил; три связки ключей, камертон, сломанную стамеску и перышко для смазывания оливковым маслом органных труб. По мере того, как росла эта куча, Тимпан Звенящий худел, и его можно было бы принять за сбежавшую с партитуры ноту, если бы не седые волосы, спадавшие на хрустящий резиновый воротничок.
— Надежды, пожалуй, нет, а я хотел с вами поделиться…
Но тут он нашёл дыру в кармане; исследовав направление и удостоверившись, что дыра соединяется с брюками, Тимпан снял ботинок, потом штопаный носок и с триумфом достал потёртый медяк.
— Это всё, — грустно объявил старичок. Медяк он вручил петуху, а самый чистый из платков — Хитраске. — У меня больше ничего нет, — печально насупился органист и, заложив руки за спину, собрался уйти.
— Дорогой господин Тимпан, — удерживал его Мышибрат.
— Дорогой маэстро Звенящий, — ухватился за полы его сюртука петух, — может быть, за какую-нибудь работу… Дров наколоть, воды принести?..
Тимпан замечтался, подняв глаза к небу. Но вдруг очки соскочили у него со лба и уселись на носу, вернув старичка к земным делам.
— Вероятно, вы могли бы что-нибудь продать… Есть тут один старьёвщик, вон там, — показал он, — где стучат огромные ножницы на ветру. Видите эту портновскую вывеску?
Органист сунул в карман платок и ключи. Он коснулся пальцем гусеницы в табакерке. Та покачала брюшком.
— Грози, мне, грози, — улыбнулся старик, закрывая крышечку. — Дальше действуйте сами, — бросил он друзьям, засмотревшись на драку воробьев, которые собрались в лозах дикого винограда, пышно разросшегося на глухой стене дома.
— Пойдём, попробуем что-нибудь продать.
И друзья побрели к портновской мастерской, где на вечернем ветру щёлкали ножницы, словно клюв хищной птицы.
Двери бесшумно отворились, на улицу высунулся мужчина с чёрной остренькой бородкой. На была старая жилетка; на шее — клеёнчатый сантиметр. Мужчина криво улыбнулся друзьям одной половиной рта, потому что в другую половину у него было засунуто несколько булавок. Потёртый сантиметр соскользнул с тонкой шеи и, обвивая руку, затрепетал в струе ветра.
— Меня зовут Лаокоон Фуляр, я — не обыкновенный портной. Не обыкновенный, — подчеркнул он, а сантиметр тем временем зашевелился, начал ползать по земле, измеряя утомлённые тени друзей.
— Может быть, вы купите куртку? — предложил петух, подталкивая Мышибрата, чтобы тот заслонил заходящее солнце, которое просвечивало сквозь продранные рукава. — Совсем новая вещь… — нахваливал он, бойко размахивая курткой.
— Это не для меня, — покачал головой портной, — но я купил бы кое-что у него, — и тут он указал на Мышибрата.
— Одежду, сапоги? — спросил удивлённый кот, глядя, как сантиметр ползает по тени около его ног и снимает точную мерку.
— Я купил бы тень, — криво улыбнувшись, процедил сквозь зубы портной. — Я хорошо заплачу!
— А зачем вам моя тень?
— Ведь я уже говорил, что я не обыкновенный портной. О, если кто-нибудь разбогатеет и пополнеет… Вы подумайте только! Идёт такой богач с брюхом, а тень у него еще со старых времён, худая да тощая, — просто срам. И тогда у таких, как вы, я покупаю тени, штопаю их, крою, перемётываю. Вы и без теней обойдётесь, а люди зажиточные, известные должны иметь достойные себя тени. И они имеют их благодаря моему волшебному портновскому искусству.
— Не продавай, — пискнула Виолинка, и тень прижалась к самым ногам девочки.
— Возьми мою, — предложил петух, — прямую солдатскую тень.
— У тебя слишком стара, а у лисички изношена по бокам; годится только твоя, славный кот! Ну, соглашаешься? Даю дукат золотом!
Мышибрат задрожал. Он почувствовал на себе вопросительные, тревожные взгляды друзей.
— Нет, Мышибрат, — шепнула Хитраска, — она была с тобой с самого рождения, всюду верно следовала за тобой, не отдавай Пусть лучше голод и ночлег в канаве…
— Сегодня выдержите, а завтра? — засмеялся портной. — Затягивая пояс потуже, не прибавишь сил. Вам предстоит долгий путь. Посмотрите, как вы измучены и слабы.
— Ничего нам не надо, не верь ему! Мы еще и не то выдержим, думай только о себе, Мышибрат, — пробовали улыбнуться Хитраска и Пыпец, но это были жалкие попытки. Мышибрат посмотрел на худую мордочку лисицы, на впалую грудь петуха, и сердце у него защемило.
— Бери! — крикнул он, отворачивая голову.
Лаокоон Фуляр встал на колени, разгладил тень ладонью и пришпилил несколькими булавками, потом свистнул. Сантиметр пополз вверх, оплетая бедро портного, и со вздохом облегчения исчез в кармане. Налетел порыв ветра, ножницы сами соскочили на землю и, алчно скрежеща, начали резать тень у ног Мышибрата. После чего они звонко звякнули и, сверкнув лезвиями, повисли над вывеской.
— Это хорошо, что ты решился сейчас, — в это время дня тень длиннее всего: она растёт перед закатом, выходя навстречу ночным теням. — Портной сунул дукат Мышибрату в лапку и пропал в тёмной внутренности мастерской, держа в руке свёрток более тонкий, чем рулон чёрного шёлка.
— Я самое несчастное из существ, — сетовал бедный кот, — у меня нет даже собственной тени… Впрочем, это чепуха, зато у вас будет хороший ужин и отдых.
— Дорогой друг, верный товарищ, заслужили ли мы такую жертву! — шептали взволнованные звери, обнимая и целуя Мышибрата.
Ярко светило заходящее солнце, когда друзья поднялись на ступеньки трактира. Виолинка внимательно посмотрела на Мышибрата: «Смотрите, — крикнула она, хлопая в ладоши, — смотрите и удивляйтесь!» И действительно, рядом с их длинными вытянутыми тенями на побелённую стену падала куцая и кривая тень Мышибрата, похожая на тень мыши.
Когда друзья ложились в эту ночь на перины и петух, шлёпая ночными туфлями, напевал колыбельную песню сыну, заточённому в яйце, никому из них в голову не пришло, что это была последняя ночь, которую они проведут вместе. Друзья говорили о многом и радовались тому, что Блаблация уже близко.
Чтобы скорее попасть туда, оставалось пройти через Скупицы, через пущи Столесья, а там и граница.
Хитрость цыгана
Рано утром окрылённые надеждой друзья двинулись в путь. На оставшиеся деньги они накупили запасов, которых им должно было хватить до постоялого двора Завтрака. Там они намеревались отдохнуть и подождать, пока появится король Цинамон с войском. Но в Скупицах их обступила толпа сорванцов.
«Кто бы видел?
Кто бы слышал?
Кот-котища
С тенью мыши!» —
дразнили они Мышибрата и бежали следом визгливой надоедливой стаей.
— Брысь! Камнем его! Сломайте ему ходули!
Засвистели камни.
Виолинка огрела ближайшего мальчишку палкой по уху, да так, что тот присел. Но остальных это не устрашило. Когда петух грозно прикрикнул на них, — поднялась суматоха, из хат сбежались крестьяне.
— Я узнаю их, — вопил Грошик, сняв с губ замок, — это приятсли тех негодяев, которые каждый год обворовывают нас!
— На дерево их! — заревела толпа.
Увидев верёвочную петлю, Мышибрат стал улепётывать, звери поспешили за ним.
Скряги упорно гнались за друзьями, размахивая палками. Только попав в лес, звери могли замедлить бег и отереть пот с мордочек.
— Я бы расправился с этим сбродом, если б не боялся за Виолинку, — сопел Мышибрат.
— За меня не беспокойся, я бы им устроила такую баню, что они помнили бы меня до самой смерти, — грозила королевна.
— Тихо, тихо, — умолял петух, прижимая крыло к тяжело бьющемуся сердцу.
— Боже мой, — крикнула Хитраска, — они оборвали у меня котомку! Пропали наши запасы…
— Хорош сюрприз, — простонал петух.
— А у этого сюрпризы в голове, тёмная птица, — обрушилась на петуха Виолинка.
— Я говорю «хорош сюрприз» в другом значении, — проворчал Пыпец, — в смысле «неприятность» — вот и всё…
— Тогда говори яснее!
— Не злись!
— Тихо! — крикнул капрал, прислушиваясь; ему показалось, что к ним приближается повторяемое деревьями громыхание какой-то повозки. В этих лесах трудно было надеяться на приятную встречу.
— В довершение ко всему, кажется, цыган, — а? — покрутила носом Хитраска.
— Были цветочки, а теперь — ягодки, — мяукнул Мышибрат.
— А у этого ягодки на уме! Я и без того есть хочу, как собака!
— Скажи, — обратился кот к капралу, — что она ко мне прицепилась?
— Постыдитесь, перестаньте ссориться!
— Хитраска! Виолинку за руку и скорей на опушку. Я пойду впереди, а Мышибрат — в арьергарде! Слышите, как забеспокоились птицы, — будьте начеку!
— Боже мой! Такая утрата, что мы будем теперь есть?
— Чего ты ноешь? Какая там утрата! Виолинку мы не потеряли, у меня целы рожок и яйцо. И Мышибрат с нами.
— Действительно, друзья, когда я в вашей компании, мне ничего не нужно больше, чтобы чувствовать себя счастливым. Хоть мы иногда и ссоримся, но я бы душу за вас отдал, — мурлыкнул кот, ступая по мягкому мху.
Сделав несколько шагов, друзья увидели на придорожном камне маленького мальчика в красном беретике; он горько плакал.
— Что с тобой случилось, малыш? — спросила Виолинка, привстав на цыпочки и расправив внушительным жестом бородку.
— Страшное несчастье, — зарыдал мальчуган, — страшное несчастье!
— А кто ты такой?
— Я Красная Шапочка, и час тому назад волк проглотил мою бабушку. Спит этот волк неподалёку отсюда, и, если у вас есть перочинный нож, мы распорем ему брюхо, бабушка выйдет оттуда — и будет в порядке. Пойдёмте скорее!
— Пыпец, Мышибрат, нужно спасти бабушку!
— Я кое-что слышал об этой истории. Хотя никогда не думал, что мы столкнёмся с этим делом вплотную. Но послушайте! Ведь Красная Шапочка была маленькой девочкой!
— Девочкой? — удивился малыш. — А мне папа говорил, что это был мальчик.
— А где твой папа? Ты можешь его позвать? Он, наверное, не побоится этого волка?
— Мой папа ничего не боится!
— Не может быть, — притворно удивилась Хитраска.
— Он расправляется с самыми страшными зверями… Эх, если бы вы видели его блох! — начал горячиться мальчонка.
— А может быть, мы всё-таки его знаем? — расспрашивала Хитраска.
— Откуда же? — прошептал мальчик, опустив глаза и покраснев.
— Слушай-ка, твой папа — такой маленький человечек, с головой, гладкой как яйцо?
— Ну что вы? Косая сажень в плечах, борода и усы по пояс!
— Бежим, братья, это цыган Нагнёток!
— Держи их, Кляпон, каналья, лоботряс, бездельник, — заорал цыган, выбегая из орешника, — он лежал там, укрывшись под зонтиком папоротника.
Но наши друзья уже ринулись в лес и скрылись в зарослях. Тяжело дыша, они бежали едва заметными тропами, по которым лесные звери ходят на водопой к реке Кошмарке, через болото Утопленника.
Издалека к ним донёсся громкий плач Кляпона.
— Ты что же это, родной сын, даже врать не умеешь?! Разве вырастет из тебя порядочный мошенник? — тряс Нагнёток мальчишку, схватив его за горло.
Сняв с пояса ремень, он стал лупцевать сына. И долго потом сороки, летающие над верхушками деревьев, злорадно стрекотали:
«Наш Нагнёток бил мальчишку,
бил мальчишку,
чик!
А мальчишка плакал громко,
плакал громко,
хнык!»
На берегах Кошмарки
Над лесом нависла душная гнетущая тишина полудня. Нагретая хвоя источала дурманящий запах; рябины на полянах примеряли коралловые бусы, а лесные орехи были полны мягкой и терпкой ваты.
— Мне уже надоело слоняться по этим дебрям, — расплакалась Виолинка. — Если бы вы знали, как мне хочется пить!
— Мне кажется, где-то шумит вода, — шепнула Хитраска, прислушиваясь.
— Это не вода, это лес…
— Пройдём немного и увидим, — подбадривал друзей петух.
Сам он шёл, тяжело волоча ноги. За дни скитаний капрал сильно постарел и похудел, как щепка. Он часто отдыхал и, наклонив голову, круглым глазом всматривался в пустое небо, посыпанное серебряным пеплом.
Мяучура, высунув розовый язык, тяжело дышал.
— У меня отваливаются ноги, — ныла королевна, — понесите меня, хоть немного. Разве у вас не найдётся сил для меня, для Виолинки?
— У этого ребёнка каменное сердце, — шумели деревья, видя, как трое друзей, сплетя лапки и крылья, шатаясь от усталости, несли тяжёлую ношу по извилистым тропинкам.
Так друзья дошли до того места, где среди дикой чаши, поросшей конским щавелём, осокой, аиром и седой мятой, струит свои зелёные воды таинственная река Кошмарка.
Звери положили королевну под деревом. Ослабевший петух прислонил голову к стволу и стоял так, прикрыв глаза. Виолинка легла на спину и принялась срывать травинки; она жадно жевала их и тут же выплёвывала. Вдруг королевна начала бить пятками по земле:
— Я хочу есть! — запищала девчонка. — Из-за вас я умру с голоду…
— Не пожалел бы для тебя собственной крови, — шепнул петух.
— Она и вправду голодна, — мяукнул Мышибрат.
— Успокойся, детка, — гладила спутанные волосы Хитраска. Но Виолинка с силой отстранила зверей и крикнула: «Вместо того, чтобы стонать надо мной, ищите чего-нибудь для меня, бегайте, вынюхивайте… Ну, чего вы ждёте!?»
По щекам Хитраски скатились две слезы и упали на ручку королевны. И — о чудо! — там, куда капнула слеза, кожа побелела и выступило светлое пятнышко.
— Я хорошею, глядите! — крикнула королевна. — Ах, если бы я могла, я бы тебя била, била… А потом выкупалась в твоих слезах и освободилась, наконец, от чар цыгана.
— О ужас! — прошептал Мышибрат, закрыв лапками уши. — Я не в силах тебя слушать.
Из-за деревьев показалась странная фигура. Это был худой и высокий старик в соломенной шляпе. Длинный сюртук табачного цвета и узенькие брючки делали его похожим на старый пень. Изо всех его карманов торчали стебли растений; множество трав высовывалось из высокой зелёной банки, которую он прицепил к поясу.
— Как ваше здоровье, путники? — приветливо спросил пришелец.
— Добрый день, — ответили оторопевшие звери.
— Не бойтесь меня; я изучаю загадки вечной природы, открываю тайны растений. Пойдёмте, здесь неподалёку моя мастерская.
И тут друзья увидели домик из толстых брёвен, прилепившийся к скале, словно ласточкино гнездо. Из расщелины, хихикая, струился ручеёк. Шелестели сребролистые тополя. А вдали журчала и манила в болота подёрнутая мглой таинственная река Кошмарка.
Около домика на узких грядах, подступая к самому порогу, росли хвощи, шалфей, ромашки. Казалось, что они сбежались со всего леса, чтобы как можно скорее открыть свои секреты.
Прежде чем ботаник дотронулся до ручки, дверь сама открылась и изнутри пахнуло ароматом лугов. Это были уже не запахи, а голоса тимьяна, мяты. В благоуханном цветочном разговоре слышались тихие вздохи лесных фиалок, красного корня и аира. Всем казалось, что они вошли в тот мир, который был знаком им с детства, но лишь сегодня он стал им понятен и заговорил с ними ласковым языком.
— Добрые растения сами рассказывают мне, какие лекарства можно из них готовить. Хуже с ядовитыми травами, — хозяин показал на огромные серые листы бумаги; на них в беспамятстве распластались прикованные серебряными ленточками растения. Они выдавали тайну своих ядов лишь с последним одурманивающим вздохом. — Не подходите к ним! Они всегда стремятся навредить человеку; но если уметь с ними обращаться, то и они приносят пользу.
В углу комнаты, на большой плите, стояли бесчисленные реторты и стеклянные бутыли, над плитой висел большой кожаный колпак. В колбах поблёскивали разноцветные жидкости. Пучки сушеных трав висели под потолком. На полке лежали похожие на стиснутые кулаки цветочные луковицы.
— Садитесь, — старичок подвинул гостям табуретки, разломил калач и в чашу с родниковой водой налил несколько капель из зелёной бутылочки. — Пейте смело, это вас подбодрит!
Друзья попробовали. Напиток освежил их, словно берёзовый сок в марте. Видя, как жадно друзья едят и с каким любопытством осматриваются, биолог начал рассказывать: «Не одну ночь я провёл над опытами, прежде чем собрал эту коллекцию, — он показал рукой на бутылки и баночки. — Меня называют Белокнижником, потому что легче поверить в чары, чем в разум, который открывает тайны природы. Смотрите, что я умею!»
Он взял в руки колбу с надписью «Розарий»; в ней, на самом донышке, виднелась горсть чёрного порошка.
Учёный подул из меха на покрытые пеплом угли, подбросил несколько смолистых щепок и поставил банку на огонь.
Изумлённые звери следили за тем, как порошок начал кипеть, расширяться, и вдруг за стеклом густо расцвели розы, их чашечки напирали друг на друга, раскрывая атласные лепестка, и сладкое благоухание просочилось через пробку в комнату.
Но вот учёный снял с огня колбу, лепестки стали вянуть, морщиться, чернеть, пока, наконец, на дне колбы не осталась горсть звенящего порошка.
— Маэстро, — воскликнул петух, — избавь от чар королевну!
Старичок посмотрел из-под нахмуренных бровей на Виолинку.
— Стоит ли ей помогать, — подумайте; у каждого из вас есть свои заботы, вы так несчастны, а в зельях скрыта сила, которая может многое изменить!
«Ох, — подумала Хитраска о своей грустной доле, — мне уже надоело учить чужих детей, этих несносных сорванцов; я так бы хотела стать хозяйкой постоялого двора! Весь день я проводила бы в сверкающей медной посудой кухне и в кладовой, уставленной банками и мешками. Нет, — пробудилась она от мечтаний, — для себя я ничего не хочу, только бы излечить от чар эту малютку».
Учёный-ботаник улыбнулся мыслям.
— А ты чего бы хотел?
Петух провёл крылом по седеющему гребню.
— Я тоже прошу за Виолинку, — сказал он, прижимая девочку к груди.
— И я, — мяукнул Мышибрат, но, когда учёный посмотрел ему в глаза, он начал быстро сметать крошки и изо всех сил сжал губы, боясь, что расплачется и знаменитый ботаник прочтёт в его глазах весь позор проданной тени.
— Ну, а теперь посмотрим, что вам принесёт будущее, какая вас ожидает судьба…
Взяв плоскую серебряную чашу, ботаник налил в родниковой воды. Потом закрыл окна. В комнате стало темно, лишь несколько лучей пробивалось в щели между брёвнами да янтарные от смолы ветви искрились, точно золотистые зрачки волшебницы.
Четыре курительные свечи источали тонкие дымки, образуя в воздухе туманный занавес.
— Подойдите поближе!
Звери наклонились над водой; учёный ореховой веткой разгонял дым. Две мордочки, клюв и личико девочки, тесно прижатые друг к другу, отразились, как в зеркале.
Кругом стояла тишина, порой вздыхали только какие-то травы и верещали ласточки над крышей.
Сначала ничего не было видно, кроме голубоватого тумана и серебристого поблёскивания воды, но, чем шире друзья открывали глаза, тем быстрее росло и увеличивалось пространство, пока, наконец, чаша не стала окном, через которое они выглядывали, полные желания узнать будущее.
С левой стороны виднелись ворота, сплетённые из молодых зелёных побегов.
Из-за этих ворот показались дети.
Это были розовые малютки, совсем крохотные. На ходу они постепенно одевались в платьица и бежали, толкая перед собой разноцветные обручи, гоняясь за мячами; жеребята на длинных негнущихся ногах; ежи, похожие на клубки; лисенята; едва оперившиеся, желтоклювые птенцы неслись, окружённые облаком стрекоз и мотыльков. Внизу колыхалась волна трав, нехоженых, цветущих, зелёных. Вся стайка так быстро мчалась, что с трудом можно было разобраться в этой весенней суматохе. Но продолжалось лишь мгновение. Девочки становились девушками, у мальчиков отрастали усы и бороды, они старели, толстели, горбились и с жестом облегчения пропадали за другими воротами, сплетёнными из мака и жёлтых листьев.
— Вы видите меня? — воскликнул капрал Пыпец. И все различили бойкого петушка, гарцующего на деревянной лошадке. Неожиданно конь преобразился; он был уже настоящим скакуном, а петух — ветераном Блаблацкой войны. Прежде чем он исчез в маковых воротах, друзьям показалось, что он блеснул неподвижным крылом, подобно статуе, которую отливают из бронзы.
— Слава ждёт тебя, капрал, — прошептал учёный.
— Хитраска, — пискнула Виолинка. Лисица с розовым бантом на хвосте бежала, покачивая ранцем с книжками. Ни чего не было слышно, но по весёлой мордочке все догадались, — плутовка что-то весело напевает. Вдруг ноги стали заплетаться в длинной юбке, — она подрастала. Нос вытянулся и заострился. Уверенным шагом дошла Хитраска до противоположных ворот, изящно переступила порог и исчезла.
— Мышибрат, Мышибрат, — шепнул петух. В толпе статных юношей промелькнул кот.
Цветы увядали, и наливались соком плоды. Кот, раскинувшись в богатой бричке и закрутив седой ус, въехал в маковые ворота.
— Обоим вам улыбнётся судьба, жить будете в достатке, без забот, — объяснял учёный.
— А это я, это я! — заверещала Виолинка. В толпе детей появилась золотокудрая девочка. — Смотрите, какая я хорошенькая! — восхищалась собой королевна.
Она хотела показать на себя пальцем и коснулась зеркала воды. Пошли круги — и видение пропало.
Над головами сгустился дым.
— Ну, — крякнул мудрый отшельник, — конец забавам! А знаете ли вы, как называется это зеркало?.. Воображение!
Друзья стояли с широко открытыми глазами. Чаша была обычной серебряной миской, а вода — водой. На столе догорали курительные свечи. У всех кружились головы.
— Что это было? — спросила Виолинка.
— Ворота слева — ворота рождения, ворота справа, где все исчезали, — ворота смерти, или ворота макового сна.
— А в середине мы видели всю нашу жизнь! — воскликнул петух.
— Жизнь, — улыбнулся учёный, — жизнь, которую создаёт наша воля и терпеливый труд… Однако пора вам помочь.
Из нескольких пузырьков он слил в один стакан какие-то настои. Жидкость запенилась. Ботаник подал стакан королевне.
— Выпей это, — сказал он, — не бойся.
— А я от этого похорошею? — начала препираться Виолинка. — И моя кожа побелеет?
— Не разговаривай, пей! Сначала нужно подумать об отравленном сердце, а потом можно позаботиться и о красоте.
Виолинка выпила.
Неожиданно с груди сошла тяжесть, она вспомнила свои прежние капризы, те минуты, когда она была несносной и неблагодарной. Потом девочка подумала о терпении и доброте своих спутников. Пробуждённое сердце заболело. Из-под густых ресниц на смуглые щёки брызнули слёзы. Яд чернокнижника улетучивался. Девочка почувствовала, что в ней наступает перемена. Виолинка вновь стала доброй.
— Спасибо тебе, — прошептала она, прижимаясь влажным от слёз личиком к жилистой руке учёного.
— А теперь мы покончим с этим маскарадом. — Он провёл лезвием аирового меча по бороде, словно сбривая И — о новое чудо! — золотистые завитки опали, но, прежде чем они коснулись земли, влетевшие в открытую дверь ласточки схватили их в клювы. Они уносили этот пух, чтобы выстлать им гнёзда. Королевна стояла, открыв рот от изумления, слёзы, внезапно высохли.
— А когда я похорошею, — спросила она, — папа узнает меня?
— Это уже от тебя зависит. Я пробудил твоё омертвевшее от чар сердце; оно тебе подскажет остальное.
— Ты наш спаситель; я не знаю, как тебя и благодарить, — начал петух, но ботаник только махнул рукой, прервав его речь.
— Не меня благодарите, а эти мудрые растения, поведавшие мне свои тайны.
Несколько ласточек, посвистывая, ворвались через открытые двери и уселись на стропилах под потолком.
— Мышибрат, — вдруг заговорил мудрец, — мы сейчас прогоним твои заботы, — я вижу, они не дают тебе покоя. Смотри, — и он снял висевшую на стене скалку. Потом учёный опустился на пол и схватил лоскуток тени, это смехотворное подобие мыши, начал растягивать и разминать Натёртая косматыми листьями коровяка, тень вытягивалась и росла. Она уже была такой, как прежде, но ботаник не прекращал своей работы.
Петух, наклонив голову, в изумлении следил за ним. Виолинка взвизгивала от восхищения. Отшельник поймал несколько солнечных лучей и вплёл в эту новую огромную тень золотую ленту. Вздыбив шерсть, Мышибрат смотрел, как с каждым движением его тела по стене передвигается полосатая тень тигра.
— Ну, что? Теперь ты доволен? — улыбнулся ему ботаник, выпустив из кулака остаток пойманных лучей.
— Ты самый великий в мире учёный, — мяукнул Мышибрат и подпрыгнул от радости. Его полосатая тень бесшумно изгибалась по стене, пугая щебечущих ласточек.
— Я покажу вам кратчайшую дорогу до границы. Вам пора в путь.
— Мы не проберёмся через чащу, — прошептала Виолинка: — ежевика так царапается!..