Екатерина Жмырова
«ПАРАЗИТ»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
БРАГИН — отец семейства, 38 лет.
ЛЮБА — его жена, 37 лет.
ВЕРОНИКА — дочь Брагина и Любы, 17 лет.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА — мама Брагина, 62 года.
МАРИНА — любовница Брагина, с которой у них всё кончено, 30 лет.
ВАЛЕРЬЯНЫЧ – продавец в уличном ларьке.
ЖЕНИХ МАРИНЫ.
Голоса и очертания жителей многоэтажки.
Действие происходит в течение одного дня в спальном районе любого российского города в пространстве, огороженном тремя типовыми панельными многоэтажками.
СЦЕНА 1. КВАРТИРА БАГИНЫХ.
Брагин, Люба, Вероника.
Утро. Просторная гостиная с незаконченным ремонтом: обои сорваны, часть мебели накрыта пленкой. Дверь в комнату Вероники. Выход в коридор и кухню. В кресле у окна среди строительного разгрома устроился Брагин с книжкой. Люба подметает пол. Вероника в наушниках с чаем и бутербродом проходит в свою комнату и скрывается там. Люба доходит до Брагина, демонстративно водит веником у его ног. Он не обращает на жену внимания, читает.
ЛЮБА. Ноги!
Брагин не реагирует.
ЛЮБА. Брагин, ноги подними!
Реакции ноль. Люба долго и пристально смотрит на мужа.
ЛЮБА. Глубокоуважаемый господин Брагин, не соизволите ли вы слегка приподнять ноги, чтобы ваша челядь сделала воскресную уборку.
Брагин приподнимает ноги, не отрываясь от книги. Люба продолжает сверлить его взглядом.
БРАГИН (откладывая книгу). Могу я спокойно почитать в свой единственный выходной, в конце концов?!
ЛЮБА. Знаешь что, Брагин? А давай-ка ты сам подметай, в конце концов! У меня, между прочим, тоже выходной. И мусор заодно вынеси. Три ведра из-под штукатурки в коридоре с позавчера стоят. Но ты ходишь мимо, будто их там нет. Ты их не замечаешь, Брагин, слишком для тебя мелко!
БРАГИН (рассеяно). Штукатурки?
ЛЮБА. Декоративная штукатурка «Вебер-фасад». Морозостокая, негорючая, под покраску.
БРАГИН. О, Господи! (примирительно) Люб, ну вот какой сейчас смысл в этой уборке, а? Все равно же ремонт!
ЛЮБА. То есть, когда в квартире чисто, ты не видишь в этом смысла?
БРАГИН. Не вижу.
ЛЮБА. Может, ты и в ремонте не видишь смыла? Может, я все это для себя затеяла, от скуки?!
БРАГИН (устало и монотонно). В своевременном ремонте типовой городской квартиры с периодичностью лет так в пять очень много смысла. Длительный контакт с однообразным интерьером вызывает у человека беспричинное состояние тревоги, вспышки депрессии и бессонницу. Если не оштукатурить стены вовремя, в жилище появляются плесень и грибок. Плесень и грибок могут стать причиной паразитных дерматозов. Но сейчас я просто хочу, чтобы в мой выходной меня ненадолго оставили в покое. Хорошо?
ЛЮБА. Сам ты, Брагин, плесень и грибок. Занудная зеленая квартирная плесень…
БРАГИН. Хочу, чтобы меня не беспокоили хотя бы пару часов. Всего каких-то два часа не дергали. Потом я встану и всё сделаю. Сделаю всё, что ты захочешь. Договорились?
ЛЮБА. После того, как закончим ремонт. У тебя на сборы полчаса. Нам надо за обоями в баумаркет ехать. Фисташка или тиффани?
БРАГИН. Что?
ЛЮБА. Оттенки твоего любимого зеленого.Наверное, лучше фисташка…
Люба идет в сторону кухни.
БРАГИН. Давай без меня, а? Я полностью доверяю твоего вкусу.
ЛЮБА (резко поворачиваясь). Что???
БРАГИН. Ну не могу я уже видеть эти строительные магазины! Не могу, понимаешь? (изображает чей-то противный голос) Модная сантехника – находка для гурмана!Сотрудник отдела декор пройдите, пожалуйста, в линолеум! Какая от меня польза? Я все равно частичный дальтоник. Верку вон с собой возьми.
ЛЮБА. То есть я должна тащить восемь рулонов на себе одна, потому что ты частичный дальтоник?
БРАГИН. Почему на себе? Ты можешь взять такси.
ЛЮБА. Значит, так? Угу. Так, значит?
Люба выходит из комнаты.
БРАГИН (ворчит себе под нос). В ушах от вас от всех гудит! У одной дрынц-дынц-дынц целыми днями, у другой – ведра из-под негорючей шпаклевки…
ЛЮБА (кричит из другой комнаты). Штукатурки!
БРАГИН. Могу я раз в неделю побыть в тишине два часа! Жалких два часа из ста шестидесяти восьми...
Снова принимается за чтение.
Люба возвращается с одеждой Брагина, небрежно кидает ему.
ЛЮБА. Одевайся!
БРАГИН. Не буду.Я никуда не поеду. Я объявляю бойкот.
ЛЮБА. Голодовку заодно объяви. Сэкономим на продуктах, плазму новую купим.
Брагин демонстративно скидывает одежду на пол.
БРАГИН. Которая разрушит последнюю надежду установить взаимопонимание в семье.
ЛЮБА. Посмотри, на кого ты похож!
БРАГИН. А что тебя не устраивает? Интеллигентские кальсоны. Я у себя дома, между прочим.
ЛЮБА. Интеллигентские кальсоны! Тебе тридцать восемь лет, Брагин! Почти соракет! И чего ты достиг? Чего добился? Что полезного для общества сотворил?
БРАГИН. Тебя интересует, оставил ли я след в вечности?
ЛЮБА. Ты даже кандидатскую не защитил!
БРАГИН. Выходила бы за Чебутыкина. Он защитил.
ЛЮБА. Господи, да причем здесь Чебутыкин?
БРАГИН. Действительно, причем здесь Чебутыкин? Причем, а? Хотел бы я тебя спросить!
ЛЮБА. Кончай паясничать, Брагин. Собирайся, мы едем в баумаркет за обоями.
Люба выхватывает у Брагина книжку.
БРАГИН (крайне возмущенно). Книгу отдай!
ЛЮБА. Не отдам!
БРАГИН. Люб, я кому говорю, верни книгу!
ЛЮБА. Ой, да это же Бунин! Брагин у нас, оказывается, сентиментален! Кто бы мог подумать? Уж точно не жена! (листает книгу, с издевкой) «Солнечный удар». Да неужели?
БРАГИН. Отдай книгу, говорю!
ЛЮБА. Что? Что ты говоришь, милый? Я тебя не слышу!
Брагин вскакивает с кресла, пытается выхватить книгу, Люба проворно отскакивает.
БРАГИН. А ну верни книгу!
ЛЮБА. Ничего не слышу! Ничегошеньки! Кто здесь? (читает, с издевкой) Это у меня голова кружится или мы куда-то поворачиваем?
БРАГИН. Люба, я тебя прошу, не делай этого.
ЛЮБА. А что я такого делаю? А? Цитирую классика мировой, между прочим, литературы. Тебе можно на досуге книжки читать, а мне нельзя? И блаженно и страшно замерло сердце при мысли, как, вероятно, крепка и смугла она вся под этим легким холстиновым платьем после целого месяца лежанья под южным солнцем, на горячем морском песке. Прекрасно! Образно! Пробирает до слез! Кстати, Брагин, когда ты вывезешь семью на море? Два года в отпуске не были.
Брагин молчит, злобно смотрит на жену. Люба с вызовом смотрит на Брагина. Повисает пауза, которая еще позволяет что-то исправить.
ЛЮБА (противно, громко, нараспев). Поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытывал за свою жизнь ни тот, ни другой...
Пауза.
ЛЮБА (хлюпает носом). Так это у тебя было, да, Брагин? Так? Солнечный удар, наваждение, сплошной экспромт?
БРАГИН. Ну, давай-давай! Плачь, реви, манипулируй! Закати истерику, расскажи мне, какое я ничтожетво, как жизнь тебе испортил, как ты была бы сейчас женой доктора наук и сопровождала бы Чебутыкина во время заграничных симпозиумов в коктейльном платье и шляпе с пером.
Брагин ходит взад-вперед. Люба плачет.
БРАГИН. Как индифферентно отношусь к ремонту в доме, не мою с тобой полы в четыре руки, не участвую в воспитании дочери! (подлетает к комнате Веры, стучит в дверь). Дочь, иди сюда!
ЛЮБА. Ребенок-то тебе в чем виноват?
БРАГИН. Ребенок! Да на этом ребенке пахать можно! (снова стучит в дверь) Эй, Вероника! А ну вылезай из своей норы, из логова своего, из убежища! Отец желает с тобой говорить! Воспитывать тебя желает! А то мать утверждает, что я отлынивал от педагогических экспериментов над живым человеком целых семнадцать лет!
ЛЮБА. Оставь девочку в покое, она здесь вообще ни при чем!
БРАГИН. Она ни при чем, ты ни при чем! А кто причем? Кто?
Вероника выглядывает из своей комнаты, не вынимая наушников.
ВЕРОНИКА. Что-то случилось, пап?
БРАГИН. Эй, дочь, а ну, рассказывай, чем живешь, чем дышишь, какие планы на будущее?
ВЕРОНИКА. А?
БРАГИН. Давай, говорю, дочь, с тобой по душам разговаривать!
ВЕРОНИКА. Давай завтра, пап? Я занята.
БРАГИН. Наушники вытащи.
ВЕРОНИКА. Что?
Брагин выдергивает у Вероники из ушей наушники.
БРАГИН. Вот так значительно лучше. Так у нас сейчас воспитательный процесс пойдет значительно быстрее.
ВЕРОНИКА. Пап, наушники отдай!
Брагин вставляет наушники себе в уши.
БРАГИН. Тааак. Что это у нас тут за бум-бум-бум? Что за тыц-тыц-тыц? Как еще у нас барабанные перепонки не разорвало?
ВЕРОНИКА. Пап, отдай наушники!
БРАГИН. Не отдам! Наушники, между прочим, куплены на мои деньги, как и все остальное в этой квартире!
ВЕРОНИКА. Наушники мне Вадик на день рождения подарил, пап.
БРАГИН. Вадик? А что это у нас еще за Вадик? Почему отец не в курсе?
ВЕРОНИКА. Вадик кто.
БРАГИН. Лань в манто!Какие-то проходимцы дарят дочери дорогие подарки, а я об этом узнаю через полгода!
ЛЮБА. Отстань от девочки, я тебя прошу…
ВЕРОНИКА. Пап!
БРАГИН. Ну что тебе, дочь?
ВЕРОНИКА. Отдай!
БРАГИН. А ты скажи матери, чтоб моего Бунина отдала!
ЛЮБА. Только после раздела имущества!
Вероника с пренебрежением смотрит то на мать, то на отца, разворачивается, возвращается в свою комнату, демонстративно хлопает дверью, врубает музыку на полную громкость.
ЛЮБА. Ну что, Макаренко? Воспитал?
БРАГИН. Эгоцентризм, лень, разгильдяйство. Музыкальный вкус ни в какие ворота. Твое пагубное влияние.
ЛЮБА. Зато гены твои. Господи, ну почему я не развелась с тобой полгода назад! Всё ведь уже было почти решено. Всё! Даже заявление в суд подано.
БРАГИН. Решили подождать пока Верке исполнится восемнадцать, забыла?
ЛЮБА. Ах, да. Тебе же тогда не надо будет алименты платить.
БРАГИН. Не в этом дело.
ЛЮБА. В этом, Брагин, в этом. И в этом тоже...
БРАГИН. Ну, так еще не поздно все исправить! Книгу только верни.
ЛЮБА. Ты о чем?
БРАГИН. Ты отдаешь книгу, и я ухожу. Навсегда. Без претензий, материальных притязаний и упреков.
ЛЮБА. Значит, кроме книжки тебе от меня ничего не нужно?
БРАГИН. Именно! Удалюсь как истинный интеллигент. Босой и с томиком Бунина.
ЛЮБА. Слишком жирно.
БРАГИН. Что?
ЛЮБА. Слишком жирно тебе, говорю.
Люба выходит, но почти сразу возвращается, кидает Брагину в ноги спортивную сумку.
БРАГИН. Что это?
ЛЮБА. Интеллигентский набор — бритва, носки, трусы. С такими пожитками эффект, конечно, не тот, но...
БРАГИН. Без Бунина никуда не пойду!
ЛЮБА. Паразит ты, Брагин! Плесень, гриб и паразит!
Люба кидает в сумку книгу. Брагин натягивает брюки сверху кальсон, берет сумку, снимает с крючка легкую куртку, выбегает из квартиры прямо в тапочках, хлопая дверью. Люба садится в кресло. Сидит некоторое время, глядя в пустоту. После встает, берет веник, хочет начать подметать, но вместо этого снова садится в кресло, закрывает лицо руками. Из соседней комнаты стучит по мозгам вероникино тыц-тыц-тыц.
СЦЕНА 2. УЛИЦА.
Брагин, Валерьяныч.
Брагин стоит во дворе у ларька с надписью «Учет». Его окружают три одинаковые многоэтажки. Обращается не понятно к кому.
БРАГИН. Вот скажи мне, Валерьяныч, когда, в какой момент что-то пошло не так? Где, когда и в какой момент? Мне тридцать восемь лет. Что я могу вспомнить? Детство? Хорошего мальчика, который думал, что вырастет и станет хорошим взрослым? Что-то припоминаю, ага, но уж больно смутно. Обрывки какие-то, куски пленки, нарезка. Рыжая меховая шапка с ушами. Я в ней как юный сенбернар. Кидаю две копейки в эту выемку, как она называлась? Слово какое-то противное. Кручу телефонный диск. Кому звоню? Кто бы помнил! Фотокружок во дворце пионеров. Девочка в зеленом платье в горох. Или голубом? Может даже в этом — фисташковом. Хотя, какая к черту разница, у меня всё равно частичный дальтонизм. Мушкетера в тетрадке нарисовал. Арамиса. Или нет этого — Атоса, он самый умный. От химички влетело. Ситро помню «Буратино», напиток газированный «Байкал». Как первые снежинки на языке тают помню...
Стучит в окошко ларька.
БРАГИН. Эй, есть кто живой? Валерьяныч, я же знаю, что ты там! Сигареты хотя бы дай!
Никто не отвечает.
БРАГИН. Фотографию помню. Школьную, групповую. Конец первого класса. Нас выстроили в три ряда. В первом мальчишки на корточках, во втором девчонки на стульчиках сидят. В последнем — первая учительница (как же ее звали?) и те, кто повыше. Я, конечно, как самый мелкий, в первом, на корточках. И прямо в тот момент, когда фотограф нас собрался снять, ну как всегда — а ну-ка, дети, скажите «сыр» и все такое, я вдруг вижу — в траве кузнечик сидит. В траве сидит кузнечик, ага. Или это была стрекоза? В общем, жука какого-то узрил, насекомое. Ну и вот в тот самый момент, когда фотограф нас снимал, я за этим жуком прыгнул. Все дети как дети, сидят, ручки на коленочках, лица серьезные, а Брагин за жуком ползет. Только нет у меня этой фотографии. У Грековой, кажется, была. Только где она теперь эта Грекова? На медсестру что ли выучилась или на проводницу... И как ее звали, Инна что ли? Или Лена? Хорошая ведь деваха была, добрая, в соседнем подъезде жила, за одной партой сидели, а я теперь даже имени ее не помню. Куда всё это делось?
Стучит сначала себе по лбу, потом в окошко. Ответа нет.
БРАГИН. Еще гуляли во дворе. Всё детство во дворе. Мать на работе, ключ на шее. Целый день с пацанами во дворе гоняем. Жрали всё, что успело распуститься и завязаться — яблоки, клевер, крапиву. Прутик сунуть в муравейник, потом облизнуть — милое дело. Как не потравились-то, блин, не слегли с дизентерией? Еще орал под окнами: «Мама!» А чего орал-то, зачем? Ну, выглянула бы мать в окно, вышла бы на балкон и что? Воды скинуть попить? Так не было тогда пластиковой тары, только стекло. Тара, точно! Не бутылки, а тара — стеклотара. Ее сдавали в полуподвал. Тащишь бывало авоську с бутылками через два квартала, считаешь в уме: десять молочных по пятнадцать копеек, это рубль пятьдесят, пятнадцать бутылок «евро» — это рубль восемьдесят. Итого три рубля тридцать копеек. Огромные деньги, целое состояние. А иногда придешь, притащишь эти жуткие, гремящие авоськи, а на окошке пункта приема бумажка висит: «Тары нет!». Вот облом, так облом! Ящики эти, в которые бутылки складывали, тоже тарой называли. Их еще по льду возить было здорово. Разгоняешься, и...
Снова стучит в окошко.
БРАГИН. Эй, у вас тара есть?
Ответа нет.
БРАГИН. Вот цифры зачем-то помню, цены эти, телефоны чужие — городские еще. А имена, лица друзей, разговоры... Не помню. Одни куски, какие-то обрывки, фрагменты. Зачем же я маму под окнами звал, а? Что спросить хотел? Защитить от хулиганов, стоя на балконе, она меня вряд ли могла. Особенно, с учетом того, что я сам главным дворовым хулиганом был. Помню, стоишь под окном, орешь: «Мама!» А Нестеренко вопит еще громче: «Папа картошку привез!»... Может, когда мультики начнутся спросить хотел? «Ну, погоди», там или про Чебурашку с крокодилом. Не помню...
Открывается окошко.
БРАГИН. Гутен морген, у вас тара есть?
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Какая еще тара, Брагин? Иди проспись.
БРАГИН. Два пива и сигареты.
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Не отпускаем. По закону не положено.
БРАГИН. Да ну? А то мы не знаем, как вы не отпускаете!
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Что ты тут уже полчаса околачиваешься зазря? Вон продуктовый через дорогу.
БРАГИН. Не могу я в продуктовый, Валерьяныч, у меня денег нет. От жены ушел. Навсегда. Видишь, в тапках?
Продавец выглядывает из окошка, с интересом рассматривает тапки Брагина.
БРАГИН. Хочешь, я тебе Бунина в залог оставлю, третий том? Единственное нажитое за двадцать лет совместной жизни имущество. Еле отвоевал у теперь уже бывшей супруги.
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Да иди ты со своим Буниным! (исчезает в недрах ларька, снова высовывается с пивом и сигаретами). Ты мне и так триста рэ должен.
БРАГИН (открывает бутылку зажигалкой, отхлебывает, произносит,, подражая какому-то киногерою. Запишите на мой счет.
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Куда пойдешь-то? К Маринке?
БРАГИН. Ну, нет. Только не к Маринке. С Маринкой у нас всё, совсем всё — финита ля комедия…
СЦЕНА 3. КВАРТИРА МАТЕРИ БРАГИНА.
Планировка в квартире Алевтины Петровны точь в точь такая же, как и в предыдущей, только на месте комнаты Вероники — комната самого Брагина. Брагин долго звонит в дверь. Наконец, мать открывает. Она стройна, обильно напудрена, на голове возвышается шиньон, замысловато обрамленный остатками собственных волос.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Стой тут! Увидишь кимоно мое новое, прям упадешь!
Исчезает в недрах квартиры, оставляя сына в дверях, но буквально через десять секунд появляется в умопомрачительном черном шелковом кимоно с алыми розами.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Ну? Как тебе? А? Один сегодня прям упал. Молоденький такой! Какой-то распространитель.
БРАГИН. Мам, дождь на улице, я весь промок. Можно, наконец, войти?
Алевтина Петровна капризно поджимает накрашенные морковной помадой губы, но отстраняется, пропуская сына. Брагин снимает чавкающие тапки, проходит в гостиную, которая, как и ее хозяйка, давно пережила сама себя и нуждается как минимум в капитальном ремонте. Комната оформлена с претензией на декаданс – старинная мебель, картины, зеленый абажур. Брагин осматривается, расстегивает спортивную сумку, начинает раскладывать свой незамысловатый скарб, ставит в книжный шкаф Бунина.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Что ты делаешь?
БРАГИН. Оправдываю твои ожидания.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА.???
БРАГИН. Планирую прямо с сегодняшнего дня стать хорошим сыном, порядочным человеком и ответственным гражданином своей страны.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. С чего начнешь?
БРАГИН. Переквалифицируюсь в управдомы. Возможно, устроюсь начальником химчистки или художником-оформителем в ЖЭК.
Алевтина Петровна невозмутимо садится в кресло-качалку, закуривает сигарету в мундштуке.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Лучше бы роман написал.
БРАГИН. «Несбывшиеся мечты идиота»?
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Ну, зачем же? Про мир, в котором уничтожают пошлостью и глупостью любой искренний душевный порыв. А что? У тебя в гимназические годы весьма недурно сочинять получалось…
БРАГИН. Какая гимназия, мам? Я учился в средней школе номер сто сорок два солнценского микрорайона. Половина моих одноклассников в тюрьме сидят.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Все бы тебе драматизировать, Митрий. Все бы трагедии на пустом месте возводить.
БРАГИН. Ма, спросить хотел…
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА (перебивает). Представляешь, Митрий,есть у нас в драмкружке одна такая Светлана Лунная. Псевдоним, естественно. Старушка с оголенным плечом. Рвется на сцену, как бешеный гепард. А этот приезжий вьюноша, этот альфонсрующий молодой режиссеришка дает ей Раневскую!
БРАГИН. Мам, помнишь, я когда маленький был…
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Ну что ты мамкаешь, как пятилетний? И прекрати ходить из угла в угол! Возбуждение двигательных нервов?
Брагин садится на диван.
БРАГИН. Я от жены ушел, ма…
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. И что же тебя так утомило?
БРАГИН. Несовершенство мира.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. А Любка-то здесь причем? Золото, а не девка – тихая, хозяйственная, терпит тебя паразита столько лет и даже почти не жалуется.
БРАГИН. Да не Любка, аграфик выноса мозга и помойного ведра, расписанный на шесть лет вперед.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Звучит крайне нелепо. Но ты не падай духом, Митрий. Я этот тип женщин хорошо знаю. Погуляешь, перебесишься, обратно придешь и примет. Поплачет, распишет тебе, какой ты подлец и будет держать всю оставшуюся жизнь на чувстве вины, как на коротком поводке.
БРАГИН. Да не хочу я обратно, ма! У тебя поживу временно.
Алевтина Петровна встает и плавно движется в сторону кухни.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Я в водевилях не играю, Митенька. Не мой жанр. Кофе хочешь?
БРАГИН. То есть как, ма?
Брагин ходит по комнате, осматривая отвалившиеся местами обои.
БРАГИН (бурчит себе под нос). Криво, криво, всё как-то криво…
Через некоторое время является Алевтина Петровна с серебряным кофейным сервизом на подносе, ставит его на ломберный стол.
Мать и сын пьют кофе вме с те, но уже не предпринимают попыток установить взаимопонимание, сосредоточившись каждый на своем.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. А у меня, Митрий, между прочим, тоже не все гладко... Знаешь, сколько лет Любови Андреевне Раневской?
БРАГИН. Кому? А… В пьесе не сказано.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. А ты посчитай! Если ее дочери Ане семнадцать, и она сама родила ее в семнадцать… Выходит, что помещице, которую традиционно играют стареющие примы было тридцать четыре года (вздыхает).
БРАГИН. Не могу я так больше, мам, понимаешь, не могу!Мне тридцать восемь лет. Двадцать из них я хожу туда-сюда, плачу по счетам, покупаю диваны, делаю ремонты. Я просто… Просто хочу положить голову любимой женщине на колени, плакать и молчать. Долго-долго. Но нельзя, не положено, я же у нас мужчина... Луч света в женском царстве…
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Мужчина… Лучшие мужчины были у моих ног… И не надо на меня так осуждающе смотреть, Митрий! К актрисам и поэтам неприменимы мерки абсолютной нравственности!
На лице Брагина нет и намека на осуждение, он вообще смотрит в другую сторону, поглощенный своими мыслями.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Это ты, мой милый, можешь жить под надежной защитой условностей. А я? Кто я? Кто я теперь? Осенняя хризантема на опустевшей даче? Часовой, стоящий на страже брошенной крепости?..
БРАГИН. Любка хочет дом. Дооом.Дом-мавзолей, дом-крепость.Квартиры ей уже мало. Хочет стать землевладелицей, помещицей хочет стать, столбовою дворянкой. Будет сажать помидоры и капусту. Говорит, запах помидорной ботвы такой же жизнеутверждающий, как запах кофе… Или наоборот – запах кофе такой же жизнеутверждающий, как запах помидорной ботвы? Черт ее разберет…
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Конечно, я не берусь за роли, в которых нужно сыграть стареющую мать главного героя. Это немыслимо, пошло, унизительно… Знаешь, что мне недавно сказал этот ушлый заезжий режиссеришка? Алевтиночка, в определенном возрасте медведь с трудом учится новым трюкам! Я – медведь! Стареющий цирковой дрессированный монстр, которого через пять лет сдадут в зоосад на дожитие!..
БРАГИН. А через пять лет Верка убежит с этим или каким-нибудь другим Виталиком. Как раз к тому моменту, когда я…мы… достроим этот дооом. Вот тогда-то и слетят все маски, мишура вся эта, обертки-фантики... И бьюсь об заклад, что никому, и мне в первую очередь, не понравится это потасканное, искореженное временем истинное лицо…
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА (дотрагивается кончиками наманикюренных пальцев до морщинистых щек). Да, Митенька, какой «Шанели» не покупай, а кракелюр уже не поддается реставрации. Придется под нож…
БРАГИН. Вот тогда-то Любка, наконец, поймет, что такое глухота! Космическая глухота! Одиночество глухонемых детей в стерильной пластиковой песочнице…
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Ладно еще сама операция, слава Богу, здоровье позволяет, выдержу, но как представлю эти бантики за ушами! Бантики, Митя! Их же надо будет под волосами скрывать! С цирюльником вот сегодня говорила и знаешь, что он мне предлагает? Это просто немыслимо, немыслимо! Заказать парик!
БРАГИН (вскакивает, хватается за голову). Господи, мама! Цирюльник, кракелюр! Ты еще почмейстера вызови и пирамидону у аптекаря закажи!
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Мой сын так же толстокож, как все мужчины! Абсолютно все! Все без исключения!
Демонстративно встает, подходит к шкафу, берет бутылек с корвалолом, капает в стаканчик, считая.
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Тридцать четыре, тридцать четыре, тридцать четыре…
БРАГИН. Ма, прекрати ломать комедию! Ты не в драмкружке!
АЛЕВТИНА ПЕТРОВНА. Тридцать четыре, тридцать четыре, тридцать четыре, тридцать четыре…
Алевтина Петровна отчаянно выпивает корвалол, подходит к проигрывателю, ставит пластинку. Звучит романс Вертинского. С закрытыми глазами начинает кружиться по комнате и подпевать, словно впав в транс. Брагин некоторое время наблюдает за матерью, потом встает с дивана и ходит вокруг нее, стараясь производить максимально много шума. Алевтина Петровна не реагирует. Брагин топает, хлопает в ладоши, но ничего не помогает. Снова садится на диван. Немного подумав, бросает в сумку свои пожитки. Подходит к книжному шкафу, достает Бунина, но, передумав, снова ставит книгу обратно. Тихо идет к выходу, закрывает за собой дверь. Во время хлопка двери Алевтина Петровна приоткрывает один глаз, но тут же снова впадает в свой спасительный танцевальный транс.
СЦЕНА 4. УЛИЦА.
Брагин, Валерьяныч.
Брагин ходит туда-сюда по двору.
БРАГИН. От моего подъезда до Маринкиного подъезда сто шестнадцать шагов. Сто шестнадцать... (идет, считая шаги) Раз, два, три, четыре… (поясняет кому-то) Просто хочу положить голову любимой женщине на колени, плакать и молчать…
Резко останавливается, разворачивается и идет в другую сторону, снова останавливается.
БРАГИН. Быть одному, в сущности, не так уж и плохо. Просыпаешься, с тобой здоровается фейсбук. Доброе утро, говорит, Дмитрий, не забудьте взять зонтик, сегодня в нашем славном городе ожидаются кратковременные дожди. З – забота. При этом, ты ничего не должен взамен никто не обвинит тебя в невнимательности и эгоизме. Когда ты живешь один, начинаешь искать смыслы и идеи внутри, а не развлекать себя за счет другого человека. Знаете, есть такие люди, они как будто специально носят с собой полиэтиленовые пакетики, чтобы шуршать ими, когда станет тихо. Особенно в театре или ночью в поездах. Привлекать внимание. Эй, я здесь, я существую! Даже если вы меня не хотите видеть, то вы меня все равно услышите! И я не дам вам спать! Шуршунчики такие – с виду тихоня, а внутри Гитлер. Так вот я больше не хочу, чтобы рядом со мной кто-то шуршал. Не хочу фанерного этого существования! Слабого, но постоянного тока не хочу! Не хочу входить в абы какую дверь, только потому, что она открыта! Лучше годами стучаться лбом в закрытую. Но это будет именно та дверь, в которую я действительно стремлюсь!
Подходит к ларьку, на котором снова висит выве с ка «Учет». Стучит в окошко.
БРАГИН. Два пива! Эй, Валерьяныч! Для ровного счета, чтобы!
Дверь медленно открывается.
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Брагин, что это за приключения тела в замкнутом пространстве? Кончай уже философствовать, иди домой спи!
БРАГИН. Нет у меня больше дома, я же сказал.
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. К Маринке тогда иди. А то к ней тут хахаль с букетами ходить повадился. Забудет тебя зазноба.
БРАГИН. Ни за что! (объявляет, словно манифест) Когда ты живешь один, начинаешь искать смыслы и идеи внутри, а не развлекать себя за счет другого человека!
Продавец ставит на прилавок два пива.
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Чо???
БРАГИН. Сколько за пиво должен, говорю?
ВАЛЕРЬЯНЫЧ. Сто шестнадцать рэ.
Брагин берет одну бутылку, открывает зажигалкой, делает глоток, скачет у ларька, как козлик.
БРАГИН. Сто шестнадцать, сто шестнадцать, сто шестнадцать…