Исса, сын крестьянина и один из величайших японских поэтов, был бродячим монахом. Однажды он написал стихи, которые наводят на мысль, что в своих скитаниях он забредал и в Россию.
Не знаю, что за люди здесь,
Но птичьи пугала в полях —
Кривые, все до одного!
Давайте же на примере России, чья судьба — наша судьба, рассмотрим, кто действительно виноват в ее и наших бедах. Прочтите то, что будет далее, и реабилитируйте себя или Бога.
Надо сказать, что понять явление гораздо легче, чем примириться с неизбежностью происходящего, и что только страх перед открывшимся делает невозможным само осмысление происходящего в России. Многие предпочитают жить иллюзиями, чем иногда сталкиваться с жестокой правдой. Мы как страусы прячем в песок свои головы, чем увековечиваем свои несчастья. Недостаток мужества — это порок, который принес людям больше бед, чем какой-либо другой. Не напрасно в предпоследней главе Книги Откровение боязливые названы первыми из тех, кто пойдут в геенну.
Богослов Пауль Тиллих, на которого я уже не раз ссылался, в книге «Систематическое богословие» пишет: «Быть человеком — значит спрашивать о собственном бытии и жить под воздействием ответов, данных на этот вопрос». К сожалению, далеко не все задают себе подобные вопросы, что, пользуясь определением философа-богослова, вычеркивает их из рядов человечества. На самом деле все не так безнадежно, но гораздо более трагично. Человек не задает себе вопросов, просто боясь получить ответ. В полном соответствии с горьким замечанием А. С. Пушкина: «Ста горьких истин нам дороже нас возвышающий обман».
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить,
В ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Так писал другой русский поэт, и эти слова многие с гордостью повторяют в уверенности, что они — высшая похвала стране, которая, вечно пребывая в «смутном времени», тем не менее все еще занимает большую часть суши.
Ф. М. Достоевский в своем романе «Бесы» сказал о Христе устами одного из героев: «Вся планета, со всем, что на ней, без этого Человека — одно сумасшествие». Россия богата талантливыми людьми и особенно писателями, но никогда — ни до, ни после этой фразы Достоевского — не было сказано ничего вернее и глубже.
Я совсем не случайно привожу в этой книге, далекой от литературы, столько поэтических строф и литературных отрывков. Поэты и писатели — это тонко чувствующие люди, наделенные способностью выражать словами то, о чем остальные только смутно догадываются, но что «рвется наружу», должно быть высказано и осмыслено. Признанные, любимые поэты и писатели дают психологу гораздо больше материала для исследования, чем любые опросы групп населения или личные беседы, так как и в том, и в другом случае никто и никогда не бывает до конца искренним.
Все упорно сохраняют маску, которую простодушно считают своим лицом. Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. Известная фраза Шекспира (он хоть и не был русским, но это не помешало ему выражать состояние человеческой души не менее гениально и правдиво, чем подобное делали наши соотечественники) верна на все времена, как и бесчисленное число других его определений. Психологи в своих трудах цитируют Шекспира целыми сценами, и авторитетность его не оспаривается ни одним из них.
Кстати сказать, вся мировая литература, которая сподобилась попасть в разряд «классики», психологически безукоризненна. Это относится ко всем ее уровням: от детских сказок до таких фундаментальных произведений, как «Война и мир». Верное отражение глубинных психических процессов — главное и необходимое условие успеха любого произведения искусства.
В действительности, чтобы получить ясное представление о человеке или народе, меньше всего надо полагаться на то, что они сами говорят о себе. То, что мы о себе думаем, и то, что мы действительно есть, — две большие разницы, как говорят в Одессе. Это особенно заметно в нашей стране, о величии которой так много говорят, что невольно начинаешь думать, будто величие страны прямо пропорционально нищете и бесправию ее народа.
Человек со свойственным ему (вполне законным) эгоизмом во всем хочет видеть себя. Проблема состоит в том, что мы хотим видеть себя не такими, какие мы есть, а предпочитаем (настоятельно предпочитаем) создавать некий идеализированный образ своей персоны, более или менее далекий от действительности, но на котором мы настаиваем как в своих собственных глазах, так и в глазах окружающих. Эта маска бывает иногда очень далека от действительности, но при нормальных отношениях в коллективе существует всеобщее формальное приятие этих образов друг друга, и «развенчивание» их случается только в экстремальных ситуациях общественных катастроф. (Как случилось это развенчивание во время Февральской революции в России и коснулось образа царя — помазанника Божьего.)
Самостоятельное же развенчивание собственного идеального образа случается только в экстремальных случаях и приводит к тяжелейшим последствиям: от глубокой депрессии до суицида. Самое трагическое в этой ситуации — маска, которой мы так дорожим, — совсем не наше произведение. Маски навязаны нам извне, нам тесно в них, они — продукт коллективной психики и в силу этого никогда не могут стать нашей органической частью. Более того, как и всякий продукт коллективной психики, тип личности, определенный маской, гораздо более низок в этическом и интеллектуальном проявлениях, чем индивидуальный, но тем не менее мы неизбежно подчиняемся этому давлению извне, чтобы сохранить свое место в обществе.
Мы редко задумываемся над удивительными парадоксами нашего сознания, в котором уживаются вместе самые противоречивые чувства и убеждения. Вот один из примеров: во всем цивилизованном мире осуждаются убийство и убийцы, страны одна за другой принимают законы об отмене смертной казни, и в то же время в тех же странах существуют и совершенствуются армии, а военнослужащие пользуются почетом и уважением общества, как будто армия это не организация убийц. Вот только один пример разницы между личным и коллективным сознанием, и все это — мы, и с этим мы живем.
Один из ярких примеров отличия общественной психологии от личной находим у Пушкина в «Евгении Онегине». Онегин не имел ни причин, ни желания убивать своего приятеля, но общественное сознание через ритуальный поступок заставило его сделать это вопреки его личным склонностям и интересам.
Ритуальные поступки вообще играют важную роль в нашей жизни, и никого не удивляет, что в разных кругах общества они различны. Особенно регламентировано мужское поведение, так как склонность мужчин к шизоидности гораздо дальше уводит их от реальностей мира и они больше нуждаются в придуманных правилах, которые дают им иллюзию стабильности и защищенности. Но и мужчины, и женщины в равной степени находятся под игом моды, лексики, принятой в их группе, как зависят и от стереотипов поведения, без которых они не смогут вписаться в свой круг общения. Эти стереотипы помогают нам в общении, но связывают нашу индивидуальность, так что несут нам и зло и добро одновременно.
Мы носим маски, по которым окружающие узнают нас. К. Г. Юнг писал в своей работе «Отношения между Я и бессознательным»: «Этот фрагмент коллективной психики, который часто удается получить с большим трудом, я обозначил как персону. Слово персона — и впрямь подходящее для этого выражение, ибо изначально persona персона — маска, которую носил актер и которая обозначала исполнявшуюся им роль. И если мы рискнем предпринять точное различение того, что следует считать личностным, а что — неличностным психическим материалом, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, поскольку и о содержаниях персоны, в сущности, должны будем сказать то же самое, что сказали о коллективном бессознательном, а именно — что оно всеобще. Лишь благодаря тому обстоятельству, что персона — это более или менее случайный или произвольный фрагмент коллективной психики, мы можем впасть в заблуждение, посчитав, что она и in toto есть нечто «индивидуальное»; но она, о чем свидетельствует ее имя, — лишь маска коллективной психики, маска, которая инсценирует индивидуальность, которая заставляет других и ее носителя думать, будто он индивидуален, в то время как это всего лишь сыгранная роль, которую произносит коллективная психика.
Когда мы анализируем персону, то снимаем маску и обнаруживаем следующее: то, что казалось индивидуальным, в основе своей коллективно; иначе говоря, персона была лишь маской коллективной психики. В сущности, персона не является чем-то «действительным». Она — компромисс между индивидуумом и социальностью по поводу того, «кем кто-то является». Этот «кто-то» принимает имя, получает титул, представляет должность и является тем или этим. Конечно, в некотором смысле это так и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, чисто компромиссного образования, в котором другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двухмерная действительность, как можно было бы назвать ее в шутку».
Чтобы не выпасть из своего круга общения, мы вынужденно изображаем из себя тех, кем нас хотят видеть окружающие. Это может привести к личной трагедии, если мы до такой степени сильны душой, что можем втиснуть себя в жесткие рамки, которые часто ненавидим. Так как мы не можем совсем выйти из общества, то вынуждены принимать существующее положение вещей, несмотря на все зло, которое иногда приносит нам «золоченый ошейник» и которое перевешивает ту толику добра, которая заключена в социальной благоустроенности.
Самоосуждение, которое возникает в нас, когда мы чувствуем несоответствие между своей истинной сущностью и тем образом, в котором хотим себя видеть, делает нас игрушкой в руках тех, кто сознательно или несознательно умеет пользоваться нашей слабостью. (Одной из главных причин советской борьбы с мещанством было то, что властям нужен был человек отчаявшийся, потерявшийся среди «великих идей», в которых подсознательно видел ложь, но, наученный презирать нормальную жизнь, был готов на все, лишь бы вырваться из душевного хаоса, в котором он жил.)
Человек делается послушным и легко управляемым, когда чувствует себя неполноценным. Тогда, когда он имеет внутреннее убеждение, что он более других греховен и низок. Чем дальше он от «идеала», на который указывает ему общество, пользуясь неограниченными возможностями пропагандистского аппарата, тем больше агрессии он накапливает, а направить ее внутрь или вовне является уже делом несложной техники. Важно убедить большинство в их греховности, и такое стадо будет легко управляемым и безопасным для пастырей. Живущий в душе стыд за самого себя делает человека способным на любые самопожертвования, что является идеальным положением для всякого недобросовестного правительства.
В свое время в СССР был выбран веками проверенный способ убедить всех в их неполноценности и греховности — было объявлено, что секса нет! Если бы критерием благонадежности были выбраны патриотизм, или личная смелость, или коммунистические взгляды, или еще что-то более возвышенное, то всегда могли бы найтись люди, обладающие этими качествами и потому свободные от чувства вины. Но выбор был сделан безукоризненно.
Сексуальные чувства, данные Богом, как бы они ни были искажены, присутствуют у всех и, объявленные грехом, всех делают виновными, что полностью устраивало правительство, которое могло творить с таким народом все что угодно, не опасаясь бунта. Ведь даже слабые попытки такого протеста, на которые отваживались отдельные люди, пресекались не правительством, а просто более закомплексованными согражданами.
Сексуальные чувства одни из самых сильных, наравне с голодом и самосохранением они веками использовались недобросовестными людьми для подавления чужой воли и самоуважения. Наши больные души, которые часто не в состоянии отличить добро от зла, дают широкие возможности манипуляции нашим сознанием, что всегда использовалось слугами сатаны для того, чтобы расширить круг наших болезней и углубить их.
Ты — то или это и изволь соответствовать своей роли, иначе ты вообще станешь никем! Маски навязывают нам родители, которые хотят в детях осуществить то, чего сами не смогли добиться в жизни, и вот человек с задатками великого футболиста всю жизнь проводит в образе посредственного пианиста. Или мы сами в детстве решаем стать, к примеру, морскими офицерами и потом двадцать пять лет мучаемся от морской болезни, тяготимся дисциплиной, тоскуем по родным и близким, проклиная свою инфантильную любовь к романтике. При этом мы будем плохими офицерами, так как на самом деле должны были стать садовниками и мирно жить в кругу семьи, к чему у нас были и талант, и предрасположенность. Мы гордимся своим умом и придаем ему слишком большое значение, но, как видите, далеко не всегда радуемся плодам, которые он нам приносит. Именно поэтому так часто великие идеи приводили к великим трагедиям. В придуманном человеком мире нельзя жить, и если мы не примем эту горькую истину, то никогда не сможем понять происходящего с нами.
Иногда бывает трудно судить, насколько сознательно травмируются детские души для того, чтобы впоследствии человек мог вписаться в образ, который больше всего удовлетворяет сильных мира сего. Когда речь идет о свободном обществе, то все искажения детской души не имеют направленной цели, и в их основе лежит все тот же первородный грех, от последствий которого мы никогда не сможем полностью освободиться. Что же касается тоталитарных систем, то представляется очевидным преднамеренное искажение детской психики.
Добросовестные политики и судьи тщетно пытаются исправить ошибки наших родителей, которые неверным воспитанием травмировали наши души, даже не понимая этого. Когда психологи займут их место, можно будет надеяться на моральный прогресс общества. А когда психологи, в свою очередь, вместо того чтобы поддерживать удобный для правительств тип личности, станут придерживаться Евангелия, тогда можно будет надеяться и на что-то доброе в этом мире.
У известного американского новеллиста О. Генри есть очень глубокое наблюдение в рассказе «Дороги, которые мы выбираем». Там приводится разговор двух друзей-разбойников, рассуждающих о странностях судьбы, сидя рядом с погибшей лошадью. В ответ на заявление одного, который ужасался, что было бы с ним, если бы, уходя из родного дома, он выбрал не ту дорогу и не стал бандитом, другой заметил как самый настоящий психолог: «По-моему, было бы то же самое. Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу».
Так и русский народ. Он выбирает дорогу в соответствии с тем, что «внутри нас». И если все же попытаться понять загадочную русскую душу (такие попытки предпринимались раньше и предпринимаются по сей день), понять, что «внутри нас», то необходимо всего лишь обратить внимание на положение этого народа: он всегда был бесправен, как при самодержавии, так и при социализме — при любой форме общественного устройства.
Кардинальная смена официально декларированных политических позиций никогда ничего не приносила русскому народу. Дорога выглядела совершенно новой, но как в том, так и в другом случае меньшинство присвоило себе то, что было произведено большинством, лишило большинство всех прав и было занято дележкой награбленного, не признавая никаких моральных норм. И это большинство, униженное и оскорбленное, в то же время любило и гордилось своими правителями, не придавая значения тому, как те себя именовали, с одинаковым смирением подчиняясь им и с одинаковым восторгом приветствуя и царя — помазанника Божьего, и председателя — вождя народов.
Веками величие человека в нашей стране измеряют величиной страданий, которые он принес ее народу. Почему это так? Только в одном русский народ «суров» к своим правителям — он не прощает им мягкотелости, безоговорочно одобряя жестокость. Любовью и преданностью платил русский народ тем из своих правителей, кто был особенно жесток к нему, кто ни во что не ставил его жизнь и отказывал ему даже в подобии чести. Иван Грозный, Петр Великий, Сталин и Ленин — вот те из российских правителей, которые за время своего правления смогли уничтожить третью часть подвластного им народа, но именно они в большом почете на Руси и пользуются неизменной популярностью. Все дело в том, что они творили страшные и потому великие дела, а для всякого из нас очень важна причастность к великим делам и событиям. И если мы не всегда можем гордиться собой, то мы всегда можем гордиться делом или хозяином, которому служим. Величие дела или хозяина придает значение нам самим.
К. Г. Юнг писал: «Однако наряду с возможностью стать пророком манит еще и другое, более тонкое и якобы легитимное удовольствие — стать учеником пророка. Для подавляющего большинства это прямо-таки идеальная техника. Ее выгоды: «Невыносимость достоинства», т. е. взятые пророком сверхчеловеческие обязательства, превращается в тем более сладкое «Покой недостойности», недостойность кого-либо: скромно сидит он у ног «учителя» и гонит прочь собственные мысли. Духовная косность становится добродетелью, и можно наслаждаться под солнцем по крайней мере полубожественного существа. Архаизм и инфантилизм бессознательной фантазии полностью получают причитающееся им без издержек со своей стороны, ибо всякая ответственность свалена на «учителя». Возведя его в ранг божества, человек, якобы не замечая этого, и сам растет в высоту, а кроме того, у него ведь есть великая истина, которую он хотя и не сам открыл, но по крайней мере получил из собственных рук «учителя». Естественно, эти ученики постоянно объединяются, но не из любви, а из постоянного интереса, состоящего в том, чтобы, производя коллективное согласие, без особых усилий укрепляться в собственной убежденности. Пожалуй, теперь эта идентификация с коллективной психикой значительно более достойна рекомендации: кто-то другой имеет честь быть пророком, а с этим имеет и опасную ответственность. А сам ты — хотя и всего лишь ученик, но ведь вместе с тем и сораспорядитель великого клада, который нашел учитель. В полной мере ты ощущаешь достоинство и бремя такой службы и почитаешь высочайшим долгом и нравственной необходимостью поносить всех инакомыслящих, вербовать прозелитов и вообще нести человечеству свет — точь-в-точь как если бы сам был пророком. И как раз те, кто пролез под маску мнимо скромной персоны, те, кто «раздулся» посредством идентификации с коллективной психикой, внезапно всплывают на образной поверхности мира. Ибо как пророк есть прообраз коллективной психики, так и ученик пророка — тоже прообраз».
И сегодня, когда я вижу портреты Сталина в руках милых старушек у «Гостиного Двора», когда Ленин лежит в Мавзолее в самом сердце страны, которой он принес неисчислимые беды, а город святого Петра, где я пишу эти строки, стоит в центре все еще Ленинградской области, — сегодня таким образом подтверждается правда слов великого психолога. «Великий вождь» был прямым виновником нечеловеческих страданий и гибели миллионов своих соотечественников, а они не в силах расстаться с его мертвым телом (впрочем, этот феномен ждет еще своего исследователя).
Мавзолей — еще один яркий пример того, насколько в нас преобладает бессознательное, смеясь над всем нашим гордо декларируемым рационализмом. Пауль Тиллих в своей книге «Систематическое богословие» пишет: «Быть значит занимать пространство. Каждое существо стремится обеспечить себя пространством и сохранить его для себя. Это кроме прочего означает и физическое размещение — тело, кусочек земли, дом, город, страну, мир. Это означает также занятие определенного социального «пространства» — сферы влияния, группы, исторического периода, места в памяти и ожиданиях, места в структуре ценностей и смысле. Не занимать пространства значит не быть. Таким образом, стремление к пространству во всех сферах жизни является онтологической потребностью и необходимостью. (…) Не одно конечное существо не может уповать на пространство, ибо оно должно столкнуться не только с утратой того или иного места под солнцем, так как оно есть лишь «странник на земле», но в конечном итоге должно столкнуться с утратой всякого места, которое имело или могло иметь. Это выражено ярчайшим символом, употребляемым и Иовом, и псалмопевцем: «И место его не будет уже знать его». (…) Без пространства не существует ни присутствия, ни настоящего времени. И, наоборот, потеря пространства включает потерю временного присутствия, потерю настоящего, потерю бытия. Не иметь определенного и окончательного пространства означает ультимативную ненадежность. Быть конечным значит быть неуверенным. Это чувство человек переживает в своей тревоге за завтрашний день; оно выражено в страстных попытках обеспечить себя надежным пространством — как в физическом, так и в социальном отношении. Этой особенностью характеризуется всякий жизненный процесс. Это стремление к надежности становится доминирующим в особые периоды времени в особенных социальных и психологических ситуациях. Для защиты своего пространства люди создают систему надежности. И все же они могут лишь подавлять свой страх; они не в состоянии устранить его, ибо этот страх предваряет окончательную «беспространственность», подразумеваемую в конечности. С другой стороны, страх человека, вызванный необходимостью утратить свое пространство, сбалансирован мужеством, с которым он утверждает настоящее, а с ним и пространство. Всякая тварь утверждает то пространство, которое она имеет во Вселенной».
Конечно, последователи ленинских идей не рассуждали так сложно, когда возводили мавзолей, но тем не менее именно такие внутренние, неосознанные установки двигали ими как тогда, так и сегодня. Для них Ленин жив, пока занимает так много места на земле, тем более в таком престижном районе. Египетские пирамиды строились из тех же побуждений и для тех же целей. (Важно заметить, что именно оплот тоталитаризма — личности с навязчивыми идеями имеют основной формой страха страх перед преходящим.)
Меня долгие годы удивляло, почему у власти обычно оказываются люди черствые и жестокие и, как правило, недалекие. Россия в этом отношении показала цепочку примеров один лучше другого. То правители наши выводят новую породу людей, то сеют кукурузу в Архангельской области, то поворачивают сибирские реки с севера на юг, а люди с умом и сердцем поддерживают их при голосовании, подчиняются им, терпят от них унижения и лишь втихомолку в своем кругу посмеиваются над ними.
Почему люди умные и образованные, искренне любящие свой народ, никогда не имеют власти в этой стране? Ответ на все эти вопросы пришел только после того, как я узнал Евангелие. Все дело в том, что каждый из нас получает то, чего действительно хочет, с поправкой на искажения, привнесенные нашим инфантильным рассудком и внешними влияниями. Власть получает тот, кто хочет власти, а это при нормальных условиях человек с ярко выраженным обсессивным типом, который не только хочет руководить, но который совершенно внутренне уверен, что стоит ему чуть-чуть ослабить гайки, хотя бы немного дав свободы подвластным ему людям, и мир рухнет. Его нельзя поколебать в своих убеждениях, как нельзя поколебать и в уверенности на право руководить, навязывать свое мнение.
Как правило, такой человек потратил годы на достижение своего положения, и в последующем весь свой талант тратит на то, чтобы удержать власть. От такого человека нельзя требовать реализации талантов в других областях знаний и деятельности, потому что все, что он умеет, — это брать и удерживать власть. (Яркий пример тому наш недавний всенародно любимый поначалу президент Борис Ельцин, весь подвиг которого заключался в том, что он взял власть и держал ее, пока хватало сил.)
И тем не менее свое место такой руководитель занимает по праву, так как только такой человек и может придать некоторую стабильность обществу, в отличие от вечно сомневающегося, неуверенного в себе и прислушивающегося к чужому мнению человека депрессивного типа.
Когда Христос говорил: «кесарю — кесарево», Он имел в виду именно эту особенность нашей психики. Косность и властность не всегда негативны. Одно из правил, по которому человека выбирают на должность капитана корабля, буквально требует от него вышеназванных качеств. Морской закон предписывает ходить рекомендованным курсом. С точки зрения арматора (владельца судна), Колумб был плохим капитаном. Слишком большую ценность представляет судно, груз и экипаж, чтобы подвергать их риску непроложенных путей.
Другое дело, что человек со своей склонностью все доводить до абсурда вечно превращает добро во зло — это в его характере. Так надежность и твердость, которые бывают нам необходимы в сложных обстоятельствах, перерастают в деспотию и становятся тормозом всякого прогресса.
Каждый народ имеет то правительство, которого достоин. Эта фраза, которую обычно трактуют негативно, абсолютно верна в главном: люди, стоящие впереди толпы, выражают собой ее скрытые чаяния. Неукоснительное правило заключается в том, что преобладающий тип личности в любом тоталитарном государстве — личность с навязчивостями. Говоря «преобладающий», следует иметь в виду, что субъектов этого типа вовсе необязательно должно быть большинство (большинством количественным должны быть личности депрессивного типа), но так как они составляют наиболее агрессивную часть общества, то фактически пользуются неограниченным влиянием в решении общественных вопросов.
Недовольство своим правительством выказывают только в благополучные времена, когда всеобщее скрытое в глубине души желание страдать не находит выхода. Но стоит случиться большой беде, как показывает пример с нашей страной в последнюю войну, и все как один сплачиваются вокруг своих вождей, забывая свое недавнее недовольство. Всенародная любовь к «отцу народов» — великому Сталину — достигла своего апогея именно в момент Великой Отечественной войны, доходя до полного экстаза и умопомрачения.
Так было всегда, и иногда этим пользовались недобросовестные политики, которые затевали гибельные конфликты только для того, чтобы сохранить свою власть. Но несмотря на то, что находящиеся на виду люди с навязчивым и садистским типом личности кажутся делателями истории, на самом деле их меньшинство, и роль их сильно преувеличена. Не они делают историю, являясь только вывеской, флагом и символом эпохи. История творится глубоко в душах людей, и чем более больны эти люди, тем страшнее потом читать ее страницы.
Понятно, почему академик Сахаров выглядел таким жалким и одиноким на трибуне знаменитого съезда, где он говорил истины, а тупые бравые майоры и полковники, которые достигли своих высот только благодаря его таланту, глядели «орлами», говоря чудовищный вздор при всеобщей поддержке огромного зала. Люди, сидевшие там, были полны чванства по причине могущества страны, которое и обеспечил этот самый академик Сахаров, над которым они глумились.
Почему униженные и оскорбленные русские люди с ненавистью называли предателями тех, кто пытался бежать из этой страны, не разделяя ее идеологии и взглядов власти придержащей? Почему Россия поддерживала Саддама Хусейна и югославских сторонников геноцида? Почему в Югославию посылалась гуманитарная помощь, в то время как в самой России тысячи и тысячи полубеспризорных детей не имели куска хлеба? Почему подавляющее большинство нашего народа всегда действует во вред себе, выбирая из двух зол худшее? Почему, когда в 1861 году (!) царь освободил народ от рабства, он — этот народ — уже в 1917 году повесил на свою шею новое ярмо, во сто крат более тяжкое? И как могло случиться такое, что в европейской стране только в 1905 году была формально отменена смертная казнь за переход из православия в другую веру?
Таких «почему» много, но ответа не было или его не решались дать, так как он был неприемлем для большинства. Я не знаю другой такой страны, в которой бы наблюдался подобный феномен: в 1938 году, когда члены ВКПБ уничтожали друг друга в борьбе за власть, люди, осуждаемые по нелепым обвинениям, подписывали себе смертные приговоры, заявляя, что раз это нужно и выгодно партии, то они согласны быть опозоренными и умереть для ее блага, хотя никто не мог понять, как может быть благом для партии смерть ее преданных членов. Тем не менее это явление было массовым и очень напоминает тот карнавал смерти, который наблюдался во время Французской революции, когда мужчины и женщины с улыбкой шли на гильотину, считая способность сохранить достоинство на эшафоте более важным, чем сохранение жизни.
К. Г. Юнг утверждает: «Люди легко склоняются к тому, чтобы несправедливость и насилие, которое они причиняют своей собственной природе, переносить и на окружающих». Отсюда делается понятным, почему униженные и оскорбленные русские люди искренне и яростно негодовали, когда Венгрия, Чехословакия, Польша и советская Прибалтика пытались выйти из состава Союза.
«Убеждения и человек — это, кажется, две вещи во многом различные», — писал Ф. М. Достоевский. Достоевский, жизнь которого предоставила ему испытать на себе самом самые страшные формы деструктивного и иррационального поведения, хорошо понимал то, к чему психологи пришли путем сложных и многолетних научных наблюдений. Свою формулу он высказал словами одного из героев романа «Бесы»: «Ни один народ, — начал он, как бы читая по строкам и в то же время продолжая грозно смотреть на Ставрогина, — ни один народ еще не устраивался на началах науки и разума; не было ни разу такого примера, разве на одну минуту, по глупости. Социализм по существу своему уже должен быть атеизмом, ибо именно провозгласил, с самой первой строки, что он установление атеистическое и намерен устроиться на началах науки и разума исключительно. Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков, исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков. Народы слагаются и движутся силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти. Дух жизни, как говорит Писание, «реки воды живой», иссякновением которых так угрожает Апокалипсис. Начало эстетическое, как говорят философы, начало нравственное, как отожествляют они же. «Искание бога» — как называю я всего проще. Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание бога, бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного».
Если вы христианин, то вы идете в церковь, чтобы снять груз со своей души. Потому что есть только два пути избавления от душевной болезни: или полная потеря совести, или милость Христова. (Другие религии не дают освобождения от боли, так как ни в одной из них не предлагается немедленное прощение грехов по милости. Все они требуют от человека личного искупления ценой жертв и действий, что только ухудшает положение несчастных.) Что бы ни думал человек, никто из нас не может жить с грузом грехов, и совершенно не важно, как вы к этому относитесь. Можно не предавать им значения, можно смеяться над ними, но все без исключения нуждаются в прощении или искуплении. Одни выбирают первое, другие — второе.
Полная потеря совести — явление довольно редкое, что доказано существованием более или менее цивилизованного общества, и большинство ищет прощения и оправдания, но как слепые котята, не зная, где его найти. Тут они и попадают в проклятый круг, из которого есть только один выход — смерть. Известные очень многим строки Есенина написаны именно об этом:
Так за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положите меня в русской рубашке
Под иконами умирать.
Не зная правды о Христе или совсем Его не зная, люди в нашей стране выбирают для себя худшее, мстя себе за то, чего не могут понять. Они ищут боли и смерти, наказывая себя и не понимая, что происходит. Для таких людей Сталин — лучший правитель: он поможет им осуществить их планы. Планы, которые они не осознают, но которым тем вернее следуют. Ну а раз есть целая армия мазохистов, то всегда найдется садист, чтобы возглавить ее. Садисты за редчайшим исключением — продукт порочного воспитания в самом раннем детстве, но взращивают их впоследствии именно мазохисты, во всем потакая их наклонностям. Известно, что ярость садиста растет пропорционально податливости жертвы. И что бы ни говорили и ни думали эти люди, они довольны друг другом, ибо каждый получает то, что искал.
Психологический закон, который тут рассматривается, тотален. Он действует не только в большом, но и в малом. Все ему подчинено. Поэтому лидерами в нашей стране обязательно оказываются люди, если не совсем лишенные совести, то как минимум к этому приближающиеся. При этом они вполне уверены: все, что они делают, достойно и правильно, так как совершенно не в состоянии проанализировать мотивы своих поступков и побуждений. И я совсем не хочу сказать, что это худшие из людей. Напротив, они активны и талантливы, деятельны и выражают стремление к добру. Но они принадлежат к обсессивному типу личности, а потому считают правильным и истинным только то, в чем сами убеждены, и, соответственно, все остальные мнения признают неверными и пагубными, в силу чего согласны искоренять их любыми методами.
В лучшем случае это те «толстокожие», для кого моральные нормы приобрели весьма широкие рамки. Если кому-то мои слова покажутся слишком жесткими, то вспомните, сколько раз на «самом верху» нашей представительной власти возникали драки, что, согласитесь, не говорит о высокой культуре политического диалога наших парламентариев. Но самый удивительный урок, который мы выносим из этих фактов, тот, что никого не возмущают подобные инциденты, которые в других условиях навсегда закрыли бы двери для их участников в какую-то среду, скажем, интеллигентную.
Драки и скандалы никак не влияют на дальнейшую карьеру этих людей, и обществом воспринимаются совершенно спокойно, как само собой разумеющееся. То есть подсознательно все понимают, что эти люди не могут иначе, что это нормальное их поведение и защищаемые ими ИНТЕРЕСЫне имеют ничего общего с логикой и общественной пользой, которые могут иметь место только в корректном и доброжелательном диалоге.
Всякий же человек с умом и сердцем самоустраняется при столкновении интересов, неизбежном в борьбе за лидерство, кроме того, у такого человека в подсознании всегда теплится мысль, что в подчиненном положении ему будет легче найти способ пострадать за свои бесчисленные согрешения и тем самым хотя бы отчасти искупить их. Подчиняясь этому закону, группа разумных и образованных людей, собравшись вместе, принимает решение, о котором впоследствии говорят, разводя руками: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!»
Вот психологический портрет России — грубый, но точный. Путь, по которому она к этому пришла, прост. Церковь, воспитавшая податливую русскую душу, вскормила ее не на Евангелии. Когда православной церкви на Руси было уже полтысячи лет и когда в правление Ивана Грозного первопечатнику Федорову было велено напечатать Библию, ее не оказалось на «святой Руси»! Были только отдельные, разрозненные списки псалмов и части Евангелий. Полной Книги не было. Ее пришлось привезти с Запада.
Библия появилась, но сложившуюся за века традицию игнорировать Священное Писание, когда дело доходило до принятия жизненно важных решений, традиционно же ставили выше. Поколения приходили и уходили, не слыша о милости Христовой. Они жили преданиями человеческими. Чувство вины росло и укреплялось. Людей пугали гневом Господним, если они ели мясо в неположенные дни, если они не удосужились прочитать положенное число молитв, не сходили босиком на поклонение в далекий монастырь, не принесли положенной лепты. Бога учили воспр<