Советская юриспруденция изначально базировалась на социологическом подходе к праву, когда право воспринималось прежде всего как система социалистических правоотношений.
Начиная с 1919 г. в обиход входит определение права, которое дал П.И. Стучка: «Право есть система (порядок) общественных отношений, охраняемых государством».[3] Роль нормы права в таком случае представляется явно вторичной.
Поэтому-то большинство теоретиков 1920-1930-х гг. высказывалось негативно в отношении идеи систематизации права или же понимало эту систематизацию совершенно оригинально. Так, в учении М.А. Рейснера предпринималась попытка совмещения психологического метода с новым революционным содержанием права. Из этого М.А. Рейснер выводил идею о построении «мозаичного» права, однако, критерием такой «систематизации» объявлялись правовые идеологии. А.Г. Гойбах вообще исходил из представления о праве как о «новой мифологии»[4].
Предполагая скорое отмирание права как такового («выветривание» буржуазного права), Е.В. Пашуканис писал: «Как же вы хотите построить законченную систему права, исходя из таких общественных отношений, которые пролетарская диктатура ежечасно переделывает… Мы не можем заниматься созданием системы пролетарского права»[5]. В итоге в рамках столь неординарных подходов к праву невозможно было и представить себе какое бы то ни было единство в теоретической науке по вопросу систематизации права.
Максимум, на что соглашалась теоретическая мысль, так это продолжить спор о применимости к текущему праву деления на публичное и частное при господстве первого.
Однако первая теоретическая дискуссия 1938-1940 гг. уже продемонстрировала стремление ученого мира к выявлению универсальных критериев внутренней организации права (в качестве основного был признан предмет правового регулирования). Состоявшаяся в 1955-1958 гг. вторая дискуссия прочно закрепила за методом правового регулирования статус дополнительного критерия (предмет представляет собой материальное основание для разграничения норм права по отраслям, а метод – юридическое, так как он произволен от предмета).
|
Социологическое определение права окончательно уступило место нормативистскому, которое и удерживает господствующие позиции до настоящего момента. В обиход устойчиво входит следующее понимание права как системы: «Право – это система общеобязательных, формально-определенных норм, которые выражают и призваны обеспечить определенную свободу поведения в ее единстве с ответственностью и сообразно этому выступают в качестве государственно-властного критерия правомерного и неправомерного поведения»[6].
Распространенность подобного определения среди представителей науки и юридической практики можно объяснить тем, что во многих отношениях «это удачное и работающее определение, которое подчеркивает существенные черты права.
В целом отечественная юриспруденция середины прошлого столетия развивалась абсолютно адекватно общеевропейским юридическим течениям (нормативизм Х. Кельзена). Постулировавшаяся идеологическая несовместимость социалистического и буржуазного права не могла устранить родственность многих происходивших в двух правовых семьях процессов.
Если взять за основу ключевой для отечественной политико-правовой мысли спор между западниками и славянофилами, растянувшийся в тех или иных формах и под различными названиями далеко за пределы 1840-1850-х гг., то большевизм, основывавшийся на марксистско-ленинской методологии, вполне может быть охарактеризован как западническая политико-правовая идеология. Разрыв с национальным мировоззрением, идеи космополитизма, активной преобразующей роли законодателя – это и многое другое однозначно свидетельствуют в пользу западной природы большевизма. Сама идея заимствования вненационального мировоззрения и его опережающего практического воплощения с точки зрения логики мышления вполне повторяет позицию западников 1840-1850-х гг. Поэтому-то утвердившийся в отечественном правоведении системный подход к пониманию права вполне согласуется с укреплением позиций нормативизма и регулярного государства во всем мире в XX столетии.
|
Системное представление о праве предполагает его внутреннее упорядочение, выражающееся в группировке норм права по отраслям и институтам. Очевидно, в идее системности права заложен огромный положительный потенциал. И.А. Ильин писал: «Самая главная задача права состоит в том, чтобы указать разумному существу такое правило поведения, которое оно могло бы иметь в виду постоянно и заранее»[7].
Упорядочение норм права по отраслям и институтам и последующая организация системы законодательства максимально упрощают ориентацию внутри здания права. «Идея иерархического строения формы права дает континентальному юристу исключительно важное чувство психологического комфорта, основанное на вере в отсутствие рассогласованности в объяснениях того, что можно, дoлжно или запрещено совершать по праву»[8]. Системность права порождает уверенность в его логичности и беспробельности. Пробел в праве превращается в исключительное явление и при его обнаружении, тем не менее, всегда может быть нейтрализован с помощью аналогии.
|
Идею использования категории система в отечественной правовой науке одним из первых предложил в 1975 г. Д. А. Керимов, который справедливо отмечал, что «целостно-системное познание позволяет представить изучаемый объект во всей его полноте»[9].
Рассмотрение правовой системы общества возможно с различных методологических позиций, с точки зрения деятельностного подхода (В. Н. Карташов, Р. В. Шагиева), структурно-функционального (Г. И. Муромцев, А. П. Семитко), информационного (Р. О. Халфина, М. М. Рассолов) и т. д. Однако в настоящий период развития общества и юридической науки назрела необходимость в исследовании отечественной правовой системы в историческом и этно-цивилизационном аспекте, что позволяет ответить на самые наболевшие и острые вопросы. В этой связи, мы согласны с В. Н. Синюковым, который говорит, что мы подошли к такому периоду, когда можно и нужно отнестись к имеющимся фактам отечественной правовой жизни с несколько иных, нежели мы привыкли, позиций. Не с «чисто» формально-юридических, социологических, психологических, кибернетических или абстрактно-общечеловеческих, а через призму национально-исторической и культурно-типологической природы отечественного правового мира, в интересах познания его конкретной целостности и системности, а не классовой, экономической или какой-то другой разъединенности.
Этой задаче в достаточной мере отвечают системный и исторический методы познания. Опираясь на эти методы, можно установить более точный смысл термина «правовая система», определить ему место в системе других научных понятий, выяснить элементный состав этого социального явления, проследить те фазы развития, которые прошла правовая система. При этом мы должны учитывать, что юриспруденция обладает собственной логикой и методологией, определяемой спецификой ее предмета, для которого системность составляет имманентное качество.
Категория «правовая система» – относительно новая в нашей литературе, она вошла в научный обиход лишь в 80-е гг. и раньше практически не использовалась, хотя зарубежные исследователи, особенно французские и американские, уже давно и активно оперируют этим понятием. Сама эта конструкция почти не представлена в учебных программах и курсах по теории государства и права, другим дисциплинам. Наиболее крупной работой, посвященной современным правовым системам является книга известного французского юриста Р. Давида, выдержавшая у нас три издания. В советское время был издан двухтомник, в котором давалась подробная характеристика существовавшей тогда правовой системы социализма. Историко-культурные и генетические аспекты российской правовой системы исследованы В. Н. Синюковым. Эти работы дают обильную информацию об этом сложном и важном социальном феномене.
Резюмируя вышесказанное, можно сделать вывод, что системный подход – универсальный метод познания, а современная правовая теория стремится подняться на такой уровень обобщения знаний, который позволит ей более глубоко и всесторонне анализировать и оценивать сегодняшнюю правовую реальность как целостный феномен. Это даст возможность различным ее субъектам, в том числе и законодателю, более эффективно разрешать возникающие противоречия в социальной жизни.[10]