Одним из самых ярких выражений когнитивных способностей человекообразных обезьян являются их успехи в освоении человеческого языка. Сегодня этой тематике посвящена огромная научная литература. Русскоязычному читателю об этих удивительных экспериментах одной из первых стала рассказывать приматолог и антрополог Марина Бутовская, на обобщающую статью которой о говорящих обезьянах[21] я, буду далее неоднократно ссылаться.
Попытки обучения обезьян языку предпринимались давно и безуспешно. «В 50-е гг. К. Хейз предпринял еще одну попытку обучить обезьяну говорить — на этот раз эксперименты проводили с самкой шимпанзе по имени Вики (Hayes, Hayes, 1951)… успех Вики в освоении языка оказались более чем скромными— всего 4 слова. В итоге работ с Вики К. Хейз сделал вывод о том, что человекообразные обезьяны не способны к овладению речью... Вывод К. Хейза вполне соответствовал общепринятой научной парадигме того времени о качественной уникальности человека в плане речи, когнитивных способностей, социального поведения»[22].
Однако в средине 60-х годов прошлого века «супруги Гарднеры, психологи из университета штата Невада… предположили, что причины неудачи языковых экспериментов кроются не в недостатке когнитивных способностей шимпанзе, а в строении их голосового аппарата… В 1966 г. Гарднеры начали свои работы с годовалой самкой шимпанзе Уошо, выбрав за основу общения амслен — язык американских глухонемых… Процесс обучения нравился Уошо, и вскоре экспериментаторы обнаружили, что для обучения шимпанзе новому знаку вообще не требуется никакого подкрепления. Уошо оказалась в состоянии заучивать слова, понимать их смысл и была способна их применять в правильном контексте. Она обладала также отчетливыми креативными способностями. К удивлению воспитателей, она стала создавать новые понятия путем комбинации известных ей слов. Уошо нарекла холодильник "открыть еда питье" (люди называли его "холодный шкаф"), а туалет "грязный хороший" (люди называли его "горшок стул"). Уошо называла лебедей "вода птица", а орех "камень ягода". К концу третьего года Уошо использовала 85 знаков и постоянно комбинировала их в предложениях из 2 — 5 знаков. Позднее в ее репертуаре насчитывалось 132 знака-жеста. Стало очевидным, что шимпанзе способны не только строить предложения, но и употреблять при этом грамматически правильный порядок слов по схеме подлежащее — сказуемое — дополнение. Так, Уошо делала явное различие между предложением типа "Уошо щекотать Роджер" и "Роджер щекотать Уошо". Следовательно, язык шимпанзе обладал зачатками грамматики»[23]. Позднее Гарднеры и продолживший эксперименты с Уошо Р. Фаутс показали, что обезьяны способны осваивать язык без помощи людей, друг от друга на основе подражания и даже целенаправленного обучения детенышей.
«Исключительных успехов в обучении языку глухонемых добилась у своей воспитанницы гориллы Коко другая американская исследовательница — Ф. Паттерсон… Коко к настоящему времени понимает примерно 2000 слов разговорного английского языка и может самостоятельно использовать 500 знаков-символов… Аналогично маленьким детям, говорящим вслух, горилла жестикулировала сама с собой, обращаясь к игрушкам... Коко разыгрывала воображаемую социальную ситуацию между двумя игрушечными гориллами, розовой и голубой. Посадив игрушки перед собой, она сделала жест "плохой — плохой" к розовой горилле и жест "поцелуй" в направлении голубой игрушки. Потом показала жесты "гоняться щекотать" и ударила игрушки друг о друга. Затем она соединила игрушки, изображая их взаимную борьбу. После завершения воображаемой схватки Коко показала "хороший, горилла, хороший, хороший". В разряд важнейших свойств языка по Хокетту входила "перемещаемость", способность обсуждать события, удаленные во времени и пространстве. Коко и Майкл демонстрировали понимание прошлого и будущего в своих беседах с воспитателями. Когда умерла ее любимая кошка, Коко жестами показала, что грустит, потому что больше никогда ее не увидит. Ф. Паттерсон приводит также следующие примеры: 1. накануне Коко укусила Майкла и ее спрашивают об этом событии "В: Что ты вчера сделала? К: Плохо, плохо. В: Что плохо? К: Кусаться"[24].
Наряду с отмеченной выше перемещаемостью, являющейся одним из условий правового регулирования, обращу внимание еще на одно такое условие, продемонстрированное в последних примерах: обезьяна дает оценку лицам и действиям по шкале «Хорошо – плохо». Ф. Паттерсон установила также способность обезьян к намеренному обману: «Пока воспитательница составляла список жестов, освоенных Коко, та схватила красный фломастер с видеомагнитофона и принялась его жевать. "В.: Уж не ешь ли ты фломастер? К: Губа (начинает водить фломастером по верхней и нижней губе, делая вид, что красит губы). В.: И что же ты на самом деле делаешь? К: Укус. В.: Почему? К: Голодный"[25].
Самые значительные на сегодня результаты достигнуты в рамках исследования в Центре по изучению языка при Йеркском приматологическом центре (Атланта, США). « Руководитель центра Д. Рамбо совместно с лингвистом Э. фон Глазерфельдом разработали специальную программу конструирования искусственного языка, элементарными единицами которого являлись лексиграммы (Rumbaugh, 1977). Лексиграммы представляли собой геометрические фигуры, изображенные на кнопках компьютерной клавиатуры. Это были откровенно искусственные символы, которые ничуть не напоминали предметы, которые обозначали. Язык лексиграмм получил название "йеркиш"»[26]. Главные герои проекта – упомянутые выше в связи с экспериментами по орудийной деятельности бонобо Канзи и Панбаниша, эксперимент по обучению которых языку организовала С. Сэведж-Рамбо. Обезьяны освоили "йеркиш", насчитывавший около шестисот лексиграмм, амслен и понимание звуковой английской речи. «По последним данным исключительных лексических успехов достигла в настоящее время Панбаниша. Она понимает около 3000 слов английской речи»[27].
Отдельного внимания заслуживает следующий эпизод из жизни говорящих обезьян. «Однажды Мэри (одна из сотрудниц С. Сэведж-Рамбо) гуляла по университетскому кампусу с Панбанишей. Ей показалось, что она слышит шорох белки. Мэри просигналила Панбанише на клавиатуре "белка". Панбаниша возразила: "собака". Несколько позднее из-за угла здания действительно выбежали три собаки. Мэри удивилась и спросила: "Панбаниша видит собаку?" (имелось в виду, видела ли Панбаниша собаку, когда сообщила о своем мнении Мэри). Панбаниша просигналила в ответ: "Сектор А". Позднее Мэри посетила сектор А, и действительно обнаружила там много свежих собачьих следов. Таким образом, получается, что Панбаниша сделала допущение о наличии собаки, не видя последней. Бонобо боятся и недолюбливают собак. С. Сэведж-Рамбо предположила, что Панбанише сообщил о наличии опасных животных (собак) Канзи, гулявший ранее и посетивший сектор А. Получается, что обезьяны обсуждали между собой увиденное во дворе, и Канзи предупредил Панбанишу о возможной опасности»[28]. Особо стоит отметить, что высшим обезьянам под силу и овладение элементарным письмом[29]. В упомянутой выше лекции с видеоиллюстрациями С. Сэведж-Рамбо приведены кадры того, как Панбаниша пишет несколько лексиграмм, означающих хижину в лесу и места излюбленных гуляний.
Тема языковых способностей обезьян была и отчасти остается предметом ожесточенной дискуссии. Результатом критики стало, в частности, то, что поздние эксперименты, особенно у С. Сэведж-Рамбо, носят гораздо более строгий характер, чем те, с которых все начиналось. И хотя не все специалисты готовы принять те цифры, которые приведены выше[30], «…можно с полной уверенностью утверждать, что в некоторых аспектах владения языком шимпанзе приближаются к детям двух или даже трех лет»[31].
Успехи языковых экспериментов стимулировали исследования формирования у животных понятий – формы абстрактного мышления, традиционно считающегося прерогативой человека. З. Зорина и А. Смирнова, следуя в трактовке понятия выдающемуся психологу Л. Выготскому, пишут: «Значение слова, с психологической стороны… есть не что иное, как обобщение, или понятие. Обобщение и значение слова суть синонимы»[32]. Опираясь на работы Л. Орбели, О. Кёлера, Л. Фирсова, А. и Б. Гарднеров, С. Сэвидж-Рамбо и на собственные эксперименты, они показывают, что и символизация, и весьма сложные и разнообразные обобщения, доступны высокоразвитым животным. В таком теоретическом и эмпирическом контексте они приходят к следующему выводу об экспериментах с использованием амслена и йоркиша: «Уже у первых обезьян усвоение знаков происходило на основе обобщения и сопровождалось образованием понятий того уровня, который в обычных экспериментах характеризовался как протопонятийный, или уровень довербального понятия — с переносом обобщения на стимулы других категорий и другой модальности»[33]. Таким образом, согласно этим исследователям, когнитивная сфера высших обезьян оказывается способной включить в себя и понятийный уровень.
Культура.
Уровень развития когнитивных возможностей человекообразных обезьян, наиболее яркими проявлениями и выражениями которого являются способность к решению достаточно сложных задач, превосходящая человеческую по некоторым аспектам память, производство и использование орудий труда, а также описанные выше удивительные достижения в освоении языка – всё это коррелирует с осознанием и признанием специалистами еще одной идеи, абсолютно крамольной с точки зрения еще совсем недавних представлений – идеи о существовании у них … культуры! «Over the last decades, long-standing boundaries have faced careful scrutiny over the legitimacy of habitual distinctions, drawn not only by the public but also by sciences in general. Among others, clear cut frontiers between nature-culture and animality-humanity have been called into question»[34].
Едва ли не первое в истории науки понимание культуры сформулировал знаменитый антрополог Э. Тайлор:
"Культура… слагается в своем целом из знаний, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества"[35].
Очень похожие определения запечатлены в многочисленных словарных и энциклопедических изданиях:
- Совокупность человеческих достижений в подчинении природы, в технике, образовании, общественном строе[36].
- Совокупность проявлений жизни, достижений и творчества народа или группы народов», культуру определяют как «исторически определенный уровень развития общества, творческих сил и способностей человека, выраженный в типах и формах организации жизни и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных ценностях»[37].
- Совокупность проявлений жизни, достижений и творчества народа или группы народов[38].
Подобного рода подходы продолжают массово воспроизводиться в современной учебной и научной литературе.
При некоторых отличиях все эти определения сходны в главном: они ассоциируют культуру только с человеком. Прежде всего это относится к области социальных и гуманитарных наук, причем отнюдь не только в России: «Culture has often been viewed as that which distinguishes humans from animals. This view is more common among humanists than among biologists[39]».
Такая жесткая связь представляется несостоятельной. Для понимания этого достаточно небольшого мысленного эксперимента. Представим себе, что мы столкнулись с некоторыми существами на другой планете, которые имеют машинное производство, религиозные представления, систему политической организации и так далее. При этом у них нет ни головы, ни ног, а перемещаются они, перекатываясь наподобие Колобка. Если исходить из тех определений, которые приведены выше, то мы будем вынуждены отрицать наличие у них культуры, что абсурдно. Таким образом, несомненно, что определение культуры не может содержать в себе указание на биологический вид тех или иных конкретных особей, выступающий ее носителями. Культура должна быть определена на базе ее собственных сущностных свойств без указания на обязательную связь с человеком. Только такое определение культуры сделает логически возможной постановку вопроса о наличии или отсутствие культуры у каких-либо иных существ.
Такого рода подход к пониманию культуры был предложен уже достаточно давно, правда, за пределами традиционного социального и гуманитарного знания. Его высказал в начале 1950-х годов японский антрополог Кинджи Иманиши[40]. Культура им понимается как совокупность негенетически транслируемых поведенческих паттернов. Франс де Вааль остроумно отмечает, что вопрос о том, обладают ли животные культурой, похож на проблему, может ли курица летать. В сравнении с альбатросом, возможно, и нет. Но у курицы есть крылья, она может ими махать и вполне способна взлететь на дерево. Сходным образом, если смотреть с высоты, достигнутой человеком в искусстве, науке и политике, то о культуре других животных говорить не приходится. Но все изменится, если мы изменим перспективу и не будем подходить к проблеме с нашими стандартами. Сегодня, как отмечает де Вааль, «существуют исчерпывающие доказательства того, что у шимпанзе есть замечательная способность придумывать новые обычаи и технологии, и что они передают их социально, а не генетически»[41]. Вот еще небольшая цитата на этот счет группы крупнейших приматологов: «In the past decades, however, animal culture has become a subject of empirical biological research (for an overview, see Bonner 1980, de Waal 2001). Biologists now study how animals learn from each other, and how ways of life are transmitted culturally and not just genetically (see Boesch 1991, Guinet & Bouvier 1995, Whiten et al. 1999)»[42].
С общенаучной точки зрения трактовка культуры, предложенная Иманиши, выглядит гораздо более обоснованной в сравнении с традиционной гуманитарной догматикой. Дело в том, что всякий биологический вид может пониматься как уникальная система жизнедеятельности, носителями которой выступают как сосуществующие, так и сменяющие друг друга во времени особи, принадлежащие данному виду. До определённого этапа эволюции живого эти системы жизнедеятельности являются фактически абсолютно жесткими. Начиная с возникновения подвижности, а особенно с появлением и развитием психики, система жизнедеятельности становится, если так можно выразиться, рамочной. Каждая особь строит конкретную траекторию своего поведения индивидуально, но в тех рамках, которые определены на видовом уровне. Зайцу на роду написано убегать от волка, но как именно он это будет делать, каждый заяц решает сам с учетом обстоятельств. Однако отдельные поведенческие находки, даже если они неоднократно используются особью, которая их изобрела, исчезают вместе с ней, не получая никакого надындивидуального существования. Особи одного вида с точки зрения своего поведения остаются принципиально тождественны между собой. То же касается и групп для тех животных, которые ведут групповой образ жизни.
Однако на некотором этапе развития начинает формироваться нечто качественно новое. Эффективные формы поведения, изобретенные отдельными особями, начинают восприниматься другими членами группы или сообщества, а также транслироваться негенетическим путем от поколения к поколению. Это означает, что более не существует биологического вида как единой система жизнедеятельности, что на одной биологической основе формируются существенно отличные друг от друга способы существования. Это и означает возникновение культуры как нового качества, о котором уже можно говорить с точки зрения степени его выраженности, то есть его количественной характеристики. Культура может быть более развитой или менее развитой, возникает сложнейший вопрос измерения уровня ее развития, но это уже другая тема.
Как отмечает, говоря о шимпанзе, М. Бутовская, каждая популяция обладает своими способами обработки орудий и способами применения этих орудий в различных ситуациях, причем две соседние популяции, которые живут в абсолютно идентичных экологических условиях, могут пользоваться разными орудиями. То есть речь идет действительно о культуре использования орудий, которая осваивается достаточно длительное время, этому обучают маленьких детенышей причем их к этому иногда стимулируют самки поощряя определенный род действий. Бывает так, что самка обрабатывает прутик для того, чтобы засовывать его в муравейник или термитник, при этом до конца не обрывает с него маленькие веточки, чтобы заставить детеныша сделать хотя бы маленький шаг на пути производство этого сложного орудия. При неудаче у детеныша может быть истерика, тогда, успокоив его, мать начинает обучение снова и снова. На освоение сложны трудовых навыков у шимпанзе может уходить 2-3 года. Сегодня установлено, что в некоторых популяциях конкретные культурные традиции существуют очень давно, тысячелетия[43]. «Кто сказал, к примеру, что каменный век начался с нашей родословной ветви? Что касается археологии, то в Кот-д Ивуаре обнаружено место для колки орехов с камнем-молотом и камнем-наковальней; возраст — более 4000 лет. Но то, какие именно орехи там кололи, размеры орудий (они большие и тяжелые), а также местная экосистема (дождевой лес) указывает, что тут действовали скорее шимпанзе, а не человек. Анализ места раскопок позволяет предположить, что на протяжении тысячелетий человекообразные обезьяны приносили издалека крепкие камни (к примеру, гранит) в лес, чтобы колоть там особенно твердые орехи. Сегодня, как хорошо известно, аналогичной технологией пользуются западноафриканские шимпанзе»[44].
Хотя и сегодня еще раздаются скептические голоса относительно существования культуры у животных, очень сильным аргументом в этом уже все менее дискуссионном пространстве уже упомянутый выше факт институционального характера. Речь идет о формировании культурной приматологии качестве самостоятельной научной дисциплины. И если до девяностых годов прошлого века она в основном развивалась в Японии, то последние 20 лет в ее развитие широко включились ведущие западные ученые. Наметилась весьма разнообразная проблематика культурной приматологии, обозначены этапы ее развития, обсуждается методология ее взаимодействия с психологией, социокультурной антропологией и рядом других областей науки. Признание наличия культуры, по крайней мере, у человекообразных обезьян становится практически всеобщим среди специалистов. И только варящиеся исключительно в собственном соку гуманитарии – а таких, увы, очень много, - шарахаясь, как ворона от пугала, от любой выходящей за пределы общества эмпирики, продолжают упорно синонимизировать культурное, социальное и человеческое.
Осознание наличия культуры у высших обезьян ставит проблему начала права в совершенно иной контекст. Право, несомненно, часть культуры. И если культуры нет, то и о праве говорить не приходится. Однако если культура есть, то, по крайней мере, постановка вопроса о том, не включает ли она в себя и право, не может быть просто отброшена как абсурдная.
5. Сообщества и взаимное поведение в них [45] .
«Политика»
Немаловажно для такой постановки вопроса также и следующее обстоятельство. Право, по крайней мере, в ряде существенных отношений рядоположно политике. Более того, немало юристов, в том числе отечественных, трактуют их как неразрывно связанные между собой. В социальной литературе на русском языке получил широкое распространение термин "политико-юридический". Поисковая система Google выдает в ответ на введение этого слова около миллиона примеров. Между тем в 1982 году приматолог Франс де Вааль выпустил книгу " Политика у шимпанзе". С тех пор эта книга стала бестселлером "и даже попала в список литературы, рекомендуемый конгрессменам на первом году их работы"[46]. В аннотации к переводу ее второго издания на русский язык сказано: «Показывая, что шимпанзе поступают так, словно они читали Макиавелли, де Вааль напоминает нам, что корни политики гораздо старше человека»[47]. «Если придерживаться предложенной Гарольдом Ласвеллом знаменитой дефиниции политики как социального процесса, определяющего «кто, что, когда и как получает» - пишет Ф. де Вааль - вряд ли можно сомневаться в том, что шимпанзе занимаются ею. Поскольку и у нас, и у наших ближайших родственников этот процесс предполагает устрашение, создание коалиций и тактики изоляции, общая терминология вполне оправданна»[48]. Собственное определение политики Ф. де Валя несколько иное: «социальная манипуляция, нацеленная на достижение и поддержание влиятельных позиций»[49]. И книга, содержащая огромный эмпирический материал и его теоретическую рефлексию, не оставляет сомнений в существовании у шимпанзе политики также и в этом понимании последней.
Книга представляет собой захватывающее описание истории колонии обезьян, живущих под открытым небом, которая была создана в зоопарке города Арнема в Нидерландах. Разумеется здесь невозможно и нецелесообразно пересказывать эту замечательную книгу. Однако и ограничиться только голыми общими выводами, никак их не поясняя и не подкрепляя эмпирическим материалом, было бы тоже неправильно, особенно с учетом столь радикального разрыва этих выводов с имевшимися ранее представлениями, что сам Ф. де Вааль подчеркивает: "Наша политическая деятельность представляется частью эволюционного наследия, которое мы разделяем с нашими ближайшими родственниками. Если бы кто-то сказал мне это до того, как я начал работать в Арнеме, я отверг бы эту идею, посчитав ее слишком узкой аналогией[50]".
Стремление занять как можно более высокую позицию характерно для всех млекопитающих, образующих группы или сообщества[51]. Для абсолютного большинства видов эта позиция зависит фактически только от физической силы. Однако, как оказалось, у шимпанзе «физическая сила – лишь один из факторов выяснения отношений доминирования и почти всегда не самый критический»[52].
В сообществах шимпанзе существует формально выраженная иерархия. Она проявляется через поведенческий паттерн, который называется приветствием и выражается в определенных положениях тела и, прежде всего, специфических звуках, означающих подчинение. «Приветствие» – это своеобразное ритуальное подтверждение отношений доминирования. Такое подтверждение можно наблюдать и после конфликтов, в которых позиции были временно перевернуты. Иногда доминирующая обезьяна проигрывает схватку. У шимпанзе нередко бывает так, что члены группы с низким рангом агрессивно реагируют на побои, а потому регулярно обращают доминирующую обезьяну в бегство или даже физически берут над ней верх, особенно когда объединяют силы. Йерун[53] сам вряд ли когда-либо оказывался в такой ситуации, но я несколько раз видел, как его гоняла группа разгневанных орущих самок. Для меня это было просто откровение – понять, что даже самоуверенный Йерун мог испугаться. Хотя он был не настолько испуган, чтобы оскалить зубы или кричать на бегу, образ всемогущего и непобедимого вожака был все равно подорван. Однако такие события не оказывали какого-либо долгосрочного влияния на его положение, поскольку при последующем примирении самки «приветствовали» его как обычно»[54]. «Ритуалы «приветствия» совершенно предсказуемы. «Приветствие» отражает застывшие отношения доминирования. Это единственная распространенная форма социального поведения, не являющаяся взаимной: другими словами, если А «приветствует» B в какой-то определенный промежуток времени, B никогда не «приветствует» А в тот же период»[55].
Понятно, что такого рода иерархия не бывает вечной. Но смена статусов не происходит в один день, как, вероятно, было бы в случае зависимости статуса только от физической силы. Позиция особи в группе включает в себя наряду с формальным статусом также и целый ряд других составляющих: уважение, влияние, возможность получения доступа к различным ресурсам и так далее. Де Вааль так иллюстрирует сложность и неоднозначность в понимании позиции той или иной обезьяны в группе: «Посетители колонии всегда хотят знать, какая обезьяна самая главная, и мне всегда нравится сбивать их с толку такими высказываниями: «Никки – это обезьяна с самым высоким рангом, однако он полностью зависит от Йеруна. Лёйт сам по себе – самый сильный. Но если вопрос в том, кто может отодвинуть всех остальных, тогда главная – Мама»[56].
Важнейшей составляющей совокупной позиции особи является уровень ее поддержки другими членами группы. При этом существенные функциональные различия имеют место между наличием или отсутствием поддержки взрослыми самцами друг друга, с одной стороны, и поддержкой со стороны самок, с другой. Как видно из рассказанный в книге истории, именно динамика уровней поддержки, находящаяся в сложной не жесткой зависимости от физической силы претендентов на власть, была определяющим фактором политической борьба внутри колония обезьян в Арнеме.
Уровень поддержки конкурирующих за власть самцов не есть нечто, складывающееся спонтанно. Одна из функций альфа-самца состоит в поддержании на низком уровне общего уровня агрессивности в группе. Это достигается, например, через его вмешательства в различные конфликты, причем, как правило, на стороне слабого.
«Однажды стычка Мамы и Спин вышла из под контроля, превратившись в драку с укусами. К схватившимся самкам поспешили многие обезьяны, чтобы присоединиться к потасовке. Огромный клубок дерущихся и орущих обезьян катался по песку, пока Лёйт не прыгнул в него и буквально не разорвал его на части. Он не выбирал, чью сторону занять, в отличие от остальных; напротив, любой, кто продолжал драться, получал от него затрещину. Раньше я никогда не видел, чтобы он действовал столь внушительно. Данный инцидент произошел в сентябре 1976 г., т. е. спустя всего лишь несколько недель после того как он стал вожаком. В других случаях он останавливал серьезные конфликты, применяя не столь жесткие методы. Когда Мама и Пёйст сцепились в драке, он просунул между ними руки и просто растащил двух крупных самок. Затем он постоял между ними, пока они не прекратили орать. Помимо таких беспристрастных вмешательств, Лёйт совершал также и акции, в ходе которых занимал ту или иную сторону. Но и в этом случае его политика изменилась. Вместо того чтобы выступать в качестве сторонника победителя, он теперь стал сторонником проигравшего. Термин «сторонник проигравшего» используется для обозначения любой третьей стороны, которая вмешивается в конфликт, вставая на сторону того участника, который без такого вмешательства оказался бы проигравшим; например, если Никки атаковал Амбер, Лёйт вмешивался, чтобы помочь Амбер прогнать Никки. Без помощи Лёйта Амбер никогда не смогла бы отбить Никки. Если бы вмешательства Лёйта были совершенно случайными, он поддерживал бы проигравших примерно в 50 % случаев, а в других 50 % – победителей. В действительности же после получения власти Лёйт начал демонстрировать солидарность с более слабой стороной. До этого он поддерживал проигравших в 35 % случаев, но после его возвышения этот показатель увеличился до 69 %. … Годом позже поддержка Лёйтом проигравших увеличилась еще больше – до 87 %.»[57]. «Альфа-самец, который не способен защитить своих самок и детенышей, не может ожидать того, что они помогут ему отогнать потенциальных соперников»[58].
Наряду с заступничеством самцы используют и другие методы обеспечения поддержки, например, посредством запугивания и физических наказаний, то есть при помощи кнута, или, напротив, при помощи пряника: «Недавно Тошисада Нишида описал случай альфа-самца шимпанзе из Махали-Маунтинс, который поддерживал свой ранг в течение чрезвычайно большого срока (более десятилетия) за счет сложной системы «взяток». Он выборочно распределял мясо среди тех особей, чью поддержку он мог использовать против потенциальных соперников»[59].
Если власть альфа-самца в значительной мере опирается на его поддержку со стороны самок, то совершенно логичными выглядит действия конкурентов, направленные на ослабление этой поддержки. Именно так действовали в колонии Арнема Лёйт и Никки, подготавливая смещение Йеруна и создавая ситуации, когда альфа-самец не может защитить самок при нападении. При этом стремящийся стать вожаком Лёйт должен был вести себя таким образом, чтобы не разрушить союзнические отношения с Никки, который имел свой интерес и сам принимал решение о том, кого ему поддерживать. Приведу несколько фрагментов, относящихся ко времени, близкому к свержению Йеруна.
«В период открытого конфликта Лёйта и Йеруна Никки только раз напрямую вмешался в столкновение двух соперников, и, что достаточно странно, в этом конкретном случае его действия были направлены против Лёйта. Это случилось на самом раннем этапе борьбы, примерно через десять минут после того, как Лёйт грубо прервал спаривание между Никки и Спин, набросившись на Никки. Это был чрезвычайно важный инцидент, поскольку он показал, что Лёйт не может позволить себе вступить в прямую конкуренцию с Никки. В тот же самый первый день произошел еще один похожий, но менее очевидный инцидент, и причиной снова выступило сексуальное соперничество. Никки, наказанный Лёйтом, с криками убежал к Йеруну, угрожая образовать коалицию против Лёйта. Лёйт среагировал тем, что поспешил убраться на другую сторону вольера. Два этих инцидента могут объяснить, почему Лёйт приложил все усилия, чтобы не вступать в конфликт с Никки. Чтобы не настраивать Никки против себя, он должен был проявлять терпимость. Лёйт не мог рисковать, отталкивая Никки, поскольку слишком сильно в нем нуждался»[60].
«Без помощи Никки Лёйт, скорее всего, не смог бы сместить Йеруна. Обычный паттерн взаимодействий в их случае выглядел следующим образом. Лёйт начинал демонстрировать себя, ходя вокруг Йеруна, пока тот не обращал на него внимания и не начинал кричать, призывая на помощь. Йерун либо просил самок прийти и помочь ему, либо сам уходил за ними. Когда Йерун со своими сторонниками подходил к Лёйту, в действие вступал Никки и атаковал одну из самок из группы поддержки Йеруна, чаще Маму или Гориллу. Благодаря этому вмешательству ситуация обычно запутывалась; конфликт между Йеруном и Лёйтом продолжался, но самки объединялись теперь против Никки. В большинстве случаев Йерун и Лёйт в итоге оказывались на вершине дубов – Лёйт продолжал демонстрацию, а Йерун кричал и тщетно протягивал руку к своим помощникам-самкам, которые оставались внизу, но не могли отвлечься от своей борьбы с неутомимым Никки[61]».
В дополнение к тому, что сказано выше, следует обратить особое внимание на взаимоотношения Лёйта и Никки. Их никоим образом нельзя назвать дружбой. Феномен дружбы также имеет место у обезьян, но в данном случае перед нами нечто совсем иное. Особи, которые связаны дружбой, никогда не выступают одна против другой, даже если в некоторых ситуациях оказывается в противостоящих лагерях[62]. Лёйта и Никки, как видно и из приведенных фрагментов, и из дальнейших событий, связывает только рациональный расчет. Как во взаимоотношениях внутри этой пары, так и в отношениях каждого из них с Йеруном, и это вообще характерно для коалиции самцов, регулярно случаются переходы от взаимной поддержки к самому жесткому противостоянию, а потом обратно. Возможны также самые различные промежуточные варианты. Все это зависит от того, какова общая структура внутренних взаимоотношений в группе в тот или иной период времени. «Коалиции, основанные на личных привязанностях, должны быть относительно устойчивыми: взаимное доверие и симпатия не появляются за одну ночь и не исчезают. Однако до сих пор так и не было получено данных, подтверждающих подобную стабильность, по крайней мере в коалициях взрослых самцов»[63].
Сложность управляемого мышлением взаимного поведения шимпанзе весомо свидетельствует в пользу гипотезы так называемого социального интеллекта[64], смысл которой в том, что интеллектуальное развитие приматов коррелирует, в первую очередь, с эволюцией их социальных взаимодействий будучи, с одной стороны, следствием, а, с другой стороны, фактором этой эволюции. Именно социальный интеллект позволяет обманывать и распознавать тактики обмана, достигать компромиссы, выстраивать социальные связи, которые способствуют, если так можно выразиться, карьерному продвижению.
Кратко суммируя итоги описываемого революционного этапа развития событий в группе, де Вааль пишет: «Три схватки в группе… демонстрируют вполне очевидную картину. В первой драке Йерун был атакующим и победителем, причем его противник не кусался в ответ. Во второй драке Лёйт уже кусался. В третьей (и последней) драке Лёйт был атакующим и победителем. Если учесть, что промежуток между этими драками составлял несколько недель, объяснение нельзя найти в изменении физической силы двух самцов; в действительности, результаты отражают изменение их социального статуса по отношению друг к другу. Мы обычно думаем, что результат боя определяет социальные отношения, тогда как в данном случае как раз наоборот, результат определялся социальными отношениями... Хотя по прошествии четырех недель Лёйт показал в драке в спальном помещении, что физически он сильнее Йеруна, ему понадобилось девять недель, чтобы убедительно продемонстрировать себя группе в целом. К тому времени Йерун едва ли мог надеяться на какую-либо поддержку... Лёйт тщательно отслеживал реакции группы, прежде чем осмелился предпринять открытую атаку на Йеруна. Его успех в последнем бою был не просто демонстрацией грубой силы: он со всей ясностью показал Йеруну, что установка группы претерпела радикальное изменение»[65].
Не имея возможности и необходимости в рамках данного учебника детально рассказывать о последующих взаимоотношениях трех упомянутых претендентов на лидерство, ограничусь только основными событиями.
Период борьбы за доминирование между Лёйтом и Йеруном начался летом, а закончился осенью 1976 года. Вскоре Йерун без сопротивления уступил Никки вторую позицию в иерархии и стал третьим. «Подчинившись Никки, Йерун понизил свой статус, но это был маневр, позволивший ему занять ключевую позицию в треугольнике»[66]. Став вожаком, Лёйт изменил свою установку по отношению к взрослым самкам, к Йеруну и к Никки. По отношению к самкам, ранее регулярно подвергавшимся его нападениям, он превратился в поборника мира и спокойствия, сделав их тем самым своими сторонницами и значительно упрочив собственные позиции. Что касается самцов, то он сделал ставку на Йеруна, попытавшись объединиться с ним и самками против Никки.
Однако уже в августе 1977 года сложилась коалиция Йеруна и Никки, направленная против Лёйта. Спустя пару месяцев происходит второй переворот. Никки становится альфа-самцом, не имея, однако, физического превосходства над Лёйтом. Тем не менее, коалиция Никки и Йеруна устойчиво удерживает власть в группе в своих руках, сложилось коллективное лидерство с определенным разделением функций. При этом Никки постоянно держал в поле внимания отношения Йеруна и Лёйта, целенаправленно препятствуя возможному формированию союза между ними.
Однако постепенно Никки стал проявлять все возрастающую нетерпимость по отношению к своему союзнику. «После нескольких серьезных стычек между ними Йерун перестал поддерживать вожака. За одну ночь образовавшийся вакуум власти был заполнен Лёйтом. Никки снова каждый день валялся перед ним в пыли, так что Лёйт, став альфа-самцом, вернулся к своему прежнему величию. Это событие показало, насколько для Никки, чтобы оставаться на вершине, была важна поддержка Йеруна, как и то, как внимательно старый самец следил за своей частью сделки. Лёйт пробыл альфа-самцом лишь десять недель. Союз Йеруна и Никки вернулся кровавой местью, которую два союзника осуществили однажды ночью, серьезно ранив Лёйта... Лёйт умер на операционном столе из-за потери крови в драке, произошедшей в ночной клетке, где находились лишь три старших самца»[67].
В какой-то мере подытоживая изложение тех аспектов исследование Ф. де Вааля, которые нам здесь важны, зафиксируем следующие моменты:
- шимпанзе, прежде всего, самцы, активно стремятся к повышению своего статуса в группе;
- статусная позиция в значительной степени зависит от поддержки других членов группы, поэтому претенденты на власть целенапр