Феномен премьера
Среди замечательной плеяды государственных деятелей России имя Петра Столыпина занимает особое место. Это был один из самых эффективных, волевых и стратегических мыслящих чиновников дореволюционной России. Пожалуй, только такой человек мог бы оградить Российскую империю от надвигающейся революции
Текст: Аркадий МИНАКОВ, Дмитрий ПИРИН, Владимир РУДАКОВ
Владимир Рудаков, главный редактор журнала «Историк»
Имя Столыпина давно стало символом масштабной программы преобразований, развернувшейся в России между двумя революциями. Собственно, сама эта программа, стартовавшая на гребне Первой русской революции, и призвана была предотвратить возникновения нового революционного взрыва.
Но этому не суждено было сбыться. Поступательное движение страны насильственно прервалось в феврале 1917 года. Петра Столыпина к этому времени давно уже не было на свете, и вряд ли имеет смысл гадать о том, что было бы, проживи он чуть дольше…
«Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции» - так описывал ситуацию начало века министр юстиции Иван Щегловитов, пришедший на работу в правительство одновременно со Столыпиным. Ключевое определение в этом горьком диагнозе – «паралитики власти». Действительно, долгое время правительство, власть в целом демонстрировали не только мягкотелость, сколько паралич воли, отсутствие понимания того, что делать в условиях разрастающегося кризиса. Столыпин и его команда попытались в корне изменить ситуацию.
Государственный человек
Революционный 1906 год стал «звёздным часом» Столыпина: 26 апреля (9 мая) он был назначен министром внутренних дел, а уже 8 (21) июля получил должность председателя Совета министров.
Николай II, принявший эти решения, более всего, очевидно, был впечатлён успехами Столыпина на посту саратовского губернатора. За три года губернаторства тот, в самом деле, преуспел в подавлении крестьянских выступлений на подведомственной ему территории. Он не просто показал себя жёстким руководителем – Столыпин проявил при этом незаурядное личное мужество. Император надеялся, что и в масштабах, необъятной, растревоженной как улей страны такой человек сможет совладать с революционной стихией.
Это был более чем удачный эксперимент власти: человек, которого приглашали для решения вполне конкретной политической задачи, человек, которого мы сегодня, вероятно, всего, назвали бы «силовиком-технократом», человеком-функцией, на поверку оказался ясно мыслящим идеологом, предложившим полномасштабную программу преобразования страны.
Надо сказать, к моменту вступления в должность премьера у Столыпина уже сложилась чёткая система политически взглядов. С его точки зрения, государство являлось высшей ценностью, а самодержавная монархия – «олицетворительницей идей», «драгоценнейшим достоянием Русского государства», оптимальной формой сильной власти для проведения масштабных реформ.
Знание русской истории подсказывало Столыпину: все сколько-нибудь существенные изменения в жизни России всегда происходили сверху, по инициативе власти. В этом отношении его взгляды на самодержавие мало чем отличались с точки зрения Николая Карамзина, Михаила Сперанского, Сергея Уварова и других консерваторов, чья интеллектуальная эволюция начиналась с увлечениями либеральными идеями. Вслед за этими яркими политическими мыслителями XIX века он был убеждён: «Отечество наше должно превратиться в государство правовое». Но монарху при этом отводилась отнюдь не декоративная роль.
Контрреволюционер по призванию
Первоочередной мерой, которую должен был осуществить Столыпин, являлось подавление революции. Заняв пост министра внутренних дел, он развернул беспощадную борьбу с революционным террором, охватившим империю. Только в 1905-1909 годах, по некоторым данным, был убит 2691 человек и ранено 322 человека. Значительную часть жертв революционеров составляли городовые, чиновники, военные, то есть люди, служившие государству. В стране почти ежедневно случались политические убийства и «экспроприации». Начались военные бунты, предпринимались попытки организации всеобщей забастовки, в Польше отмечались массовые нападения на русских солдат и полицейских. Кроме того, горели тысячи дворянских усадеб, счёт крестьянским волнениям, приходившим к убийствам и поджогам, шёл на десятки тысяч. Страна – без преувеличения – стояла на пороге новой пугачёвщины.
19 августа (1 сентября) 1906 года, через неделю после неудавшегося покушения на Столыпина, когда взрыв его дачи на Аптекарском острове унёс жизнь 27 человек, были введены военно-полевые суды. В их состав входили только офицеры, которые рассматривали дела по очевидным проявлениям террористической деятельности в течение одних-двух суток, после чего приговор приводился в исполнение незамедлительно. Всего за 1906-1909 годы было казнено около 3 тыс. человек, обвиненных в подготовке и осуществлению терактов, - примерно столько же, сколько погибло от рук террористов за этот период.
Учреждение военно-полевых судов стало тяжёлым испытанием для Столыпина и всей к тому времени уже изрядно пропитанной гуманистическими представлениями имперской государственной машины в целом. Но премьер-министр надеялся, что «Россия сумеет отличить кровь на руках палачей от крови на руках добродетельных врачей». Наведение порядка было необходимым условием для проведения масштабных реформ. И чрезвычайные меры для вывода страны из смуты дали результат: волна насилия была сбита. При этом Столыпин подчёркивал, что такие меры могут иметь только временный характер. Нужна была эффективная работа по расширению социальной власти. В итоге, как потом писал известный думский деятель начало века Василий Шульгин, Столыпин, «как мощный волнорез, двуединой системой казней и либеральных реформ разделил мятущуюся стихию (революции) на два потока».
Дуэль с либералами
Введение военно-полевых судов создало Столыпину вполне определённую репутацию в оппозиционных кругах, которая с этих пор, что называется, шла впереди него. Кадет Фёдор Родичев с думской трибуны обозвал виселицы, на которых казнили приговорённых военно-полевыми судами, «столыпинскими галстуками», за что был вызван на дуэль оскорбленным премьером. И хотя от дуэли Родичев отказался, принеся Столыпину извинения, благодаря внушительный общественный вес «прогрессивной печати» эта метафора прочно вошла в политический лексикон.
Впрочем, практически сразу после открытия Думы второго созыва стало понятно, что депутаты не намеренны, сотрудничать с правительством. 6(19) марта 1907 года Столыпин выступил перед Думой с программной речью. Он говорил о необходимости грандиозных перемен, выдвигал ряд инициатив, которые были созвучны идеям либеральных партий (расширение прав рабочих, обеспечение веротерпимости и свободы совести, проведение судебной реформы, реформы местного самоуправления и др.) но услышан так и не был.
С крайне левыми – эсерами и социал-демократами – всё было понятно: для них Столыпин был «виновен» уже в том, что верой и правдой служил царской власти. Но и либеральная оппозиция, преобладавшая в парламенте и всерьёз уверовавшая в возможность на волне революции взять власть в свои руки, предпочла не сотрудничать с премьером. Она требовала лишь отмены законов, которые, с точки зрения Столыпина, были совершенно необходимы для успокоения страны.
Но Столыпин был непоколебим. «Не запугаете!» - закончил он своё выступление в тот день, когда был, подвергнут самой настоящей обструкции со стороны думцев. В дальнейшем он предпринял ещё несколько попыток найти общий язык с депутатами. На заседании Думы 10(23) мая 1907 года премьер произнёс ставшую впоследствии знаменитой фразу: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».
Однако призыв к сотрудничеству вновь не был услышан. 3(16) июня 1907 года Государственная Дума Российской империи второго созыва, проработавшая всего 103 дня из отведённых ей законом пяти лет, была распущенна манифестом царя. Одновременно был принят новый избирательный закон, усиливший в представительном учреждении полиции настроенных на более конструктивную работу с правительством правых партий.
Как произошедшее представляют как банальный «государственный переворот» со всеми негативными коннотациями этого слова в русском языке, то почему-то забывают, что сразу после роспуска Думы Столыпин начал переговоры о вхождении в состав правительства «лидеров общественности» - известных деятелей либеральных взглядов. Очевидно, он стремился компенсировать сомнительное с правовой точки зрения решение мощным политическим прорывом. Но опять потерпел неудачу: работать в правительстве либералы отказались.