Фрэнсис прикинул: калембр был одиннадцатым по счету месяцем, и до его наступления оставалось более четырех месяцев.
— В таком случае мы должны немедленно покинуть Сент-Прешес, — наконец сказал он, правильно угадав, что отец-настоятель начинает терять терпение, добиваясь от него ответов. — Мы должны забрать пленников в Санта-Мир Абель, где Добринион уже не сможет выговаривать нам за жестокое обращение с ними.
— Отлично, — похвалил Маркворт. — Мы действительно завтра должны отсюда уехать, прихватив с собою кентавра и семью Чиличанк. Займись приготовлениями и составь маршрут.
— Он будет самым прямым и коротким, — заверил брат Фрэнсис.
— И пусть все вокруг узнают о нашем отъезде, — продолжал отец-настоятель. — Да проследи за тем, чтобы схватили Коннора Билдебороха. Уж эта новость мгновение разлетится по городу.
На лице брата Фрэнсиса появилось сомнение.
— Это может вызвать вмешательство правительственных войск, — предостерег он.
— В таком случае мы его освободим, — ответил Маркворт. — А пока он будет находиться у нас, слух о его аресте может достичь ушей девчонки, которую мы разыскиваем.
— Вряд ли она станет рисковать из-за Билдебороха, — предположил брат Фрэнсис. — Их союз был скоротечным и неудачным, если верить разговорам.
— Но она может рискнуть из-за своих приемных родителей, — пояснил Маркворт. — И из-за этого уродца кентавра. Арест молодого Билдебороха нужен нам лишь затем, чтобы выставить в определенном свете остальных наших пленников.
Немного подумав, брат Фрэнсис кивнул.
— А как насчет настоятеля Добриниона? — спросил он.
— Не такая это уж большая заноза, как тебе думается, — быстро ответил Маркворт, и Фрэнсису показалось, что у старика уже есть замысел относительно досточтимого настоятеля Сент-Прешес.
Коннор Билдеборох мерил шагами комнату, которую он снимал в небогатом квартале Палмариса. Несмотря на то, что он принадлежал к аристократическому роду, Коннор предпочитал полную приключений жизнь портовых улочек и грязноватых таверн. Единственным развлечением во дворце его дяди была охота на лис, которую Коннор считал глупым и тщеславным занятием, недостойным даже называться охотой. Живой ум и быстрый меч молодого Билдебороха требовали иного. Ему по вкусу была хорошая драка в каком-нибудь заведении или стычка с грабителями в темном закоулке.
В поисках приключений он провел немало времени в сражениях, что велись к северу от Палмариса. Там, в столкновениях с гоблинами, поври и великанами, он приобрел репутацию храброго воина. В самом начале этой войны дядя сделал ему замечательный подарок, вручив тонкий и необычайно изящно сработанный меч. Сверкающее лезвие меча было изготовлено из какого-то особого сплава серебра, названия которого никто не знал. В золотую оплетку рукоятки было вставлено несколько крошечных магнетитов, облегчавших отражение ударов противника. Защитник — так назывался этот меч. Коннор не знал, откуда он появился у дяди. Домыслов на этот счет хватало, но подтвердить их было невозможно. Большинство легенд сходилось на том, что меч сделали в кузнице первого короля Хонсе-Бира. Поговаривали, будто его выковал какой-то умелец-поври, сбежавший с Островов Непогоды. Были и другие легенды, утверждавшие, что меч является творением таинственного народа тол'алфар. Наконец, существовали и вовсе невероятные предания, согласно которым к созданию меча в одинаковой мере были причастны поври, эльфы и люди.
Но как бы там ни было, Коннор понимал, что обладает редкостным и необычным оружием. С Защитником в руках он всего лишь неделю назад повел королевских солдат против могущественных великанов. Невзирая на внушительные потери (иного при сражении с великанами нельзя было и ожидать), Коннор своим мечом уничтожил двоих великанов. А какую славу он снискал себе в этих сражениях!
Однако теперь, слушая настоятеля Добриниона, своего доброго друга, Коннор понимал, что ему грозят опасности совсем иного рода.
— Это связано с Джилл, — утверждал Добринион. — Отец-настоятель Маркворт убежден, что она завладела самоцветами, похищенными из Санта-Мир-Абель.
Джилл. Это имя больно ударило Коннора по сердцу и пробудило немало воспоминаний. Он вспомнил, как несколько месяцев ухаживал за ней. То были удивительные месяцы. А потом — брак, распавшийся после считанных часов. Когда Джилл отказала ему в выполнении супружеских обязанностей, Коннор был готов потребовать для нее смертной казни.
Разумеется, он этого не сделал, поскольку искренне любил смелую, хотя и непредсказуемую Джилл. Он скрепя сердце принял решение суда, отправившего ее в королевскую армию. И как страдал он потом, когда его Джилли покинула Палмарис.
— Я слышал, что ее отправили куда-то очень далеко, — с грустью произнес молодой аристократ. — В береговую охрану, не то в Пирет Талме, не то в Пирет Данкард.
— Возможно, так оно и было, — согласился Добринион. — Откуда нам знать? Однако Маркворт ее разыскивает. Он считает, что она вернулась в Дундалис, а может, отправилась еще дальше в сопровождении Эвелина, монаха из Санта-Мир-Абель, похитившего самоцветы.
— Вы знаете этого человека? — вдруг спросил Коннор, вспомнив о монахе, побывавшем у Петтибвы Чиличанк.
— Я с ним ни разу не встречался, — ответил настоятель Добринион.
— А хоть как он выглядел? — допытывался Коннор.
— Рослый, широкая кость и, как рассказывали, необъятный живот, — ответил настоятель. — Так мне его описывал магистр Джоджонах.
Коннор кивнул, обдумывая слова Добриниона. Все совпадало: монах, навестивший тогда Петтибву, действительно был рослым и толстым. Неужели Джилл в сопровождении этого человека однажды прошла через Палмарис и отправилась дальше? Неужели она находилась так близко, а он даже не знал об этом?
— Коннор, этой женщине грозит опасность, и немалая, — сурово произнес настоятель Добринион. — Если ты что-нибудь знаешь о ней, и если эти камни действительно находятся у нее, Маркворт доберется и до тебя. А манера допроса у него отнюдь не из приятных.
— Да как я могу что-либо знать о Джилл? — искренне удивился Коннор. — В последний раз я ее видел на суде, после которого ее отправили в королевскую армию.
Коннор говорил правду: в последний раз они действительно виделись в суде, где был расторгнут их брак. В дальнейшем Коннор часто отлучался из Палмариса — он сражался на севере, зарабатывая себе репутацию доблестного воина. В те дни многим казалось, будто война пошла на убыль. До него доходили сведения о каком-то разношерстном отряде, действовавшем на севере, вблизи Кертинеллы и Ландсдауна. Говорили, что своими дерзкими выходками и применением магии этот отряд сеял панику среди вражеских войск. Может, вся эта магия исходила от Джилл и монаха Эвелина с их камнями?
Свои подозрения Коннор предпочел оставить при себе, не поделившись ими даже с Добринионом.
— Отец-настоятель намерен ее найти, — сказал Добринион.
— Если Джилл навлекла на себя беду, я здесь мало чем могу помочь, — признался Коннор.
— Но одно то, что ты был обручен с нею, навлекает беду и на тебя.
— Какая глупость, — сказал Коннор и вдруг осекся.
Дверь в комнату с шумом распахнулась, и в ней появилось четверо монахов: Данделион, Юсеф, Фрэнсис и сам отец-настоятель Маркворт.
Данделион направился прямо к Коннору. Тот потянулся за мечом, но меч уже выскользнул из ножен и устремился к нему. Коннор ухватился за рукоятку и вдруг почувствовал, как что-то тянет меч вверх. В следующее мгновение он вытянулся во весь рост, потом встал на цыпочки, но все равно никак не мог заставить меч опуститься.
Данделион нанес молодому Билдебороху быстрый и резкий удар, выбил рукоятку меча из его руки и крепко обхватил Коннора с правого бока. Меч словно пушинка плавал в воздухе. Коннор не понимал, в чем тут причина, пока не заметил, что один из монахов (это был брат Фрэнсис) держит в руках зеленый самоцвет.
— Не надо сопротивляться, господин Коннор Билдеборох, — властно произнес Маркворт. — Мы всего-навсего желаем поговорить с вами по одному чрезвычайно важному делу, касающемуся безопасности положения вашего дяди.
Коннор инстинктивно попытался высвободиться из объятий Данделиона, но осознал тщетность своих усилий. Данделион был слишком силен и опытен, чтобы допустить какой-либо промах. К тому же рядом наготове стоял второй молодой монах с небольшой, но тяжелой палкой в руках.
— Мой дядя обязательно узнает об этом, — пригрозил Маркворту Коннор.
— Ваш дядя согласится с моим решением, — убежденно ответил отец-настоятель.
Он кивнул своим подручным, и те выволокли Коннора из комнаты.
— Вы вступаете на опасную тропу, — заявил Маркворту настоятель Добринион. — Влияние барона Рошфора Билдебороха — вовсе не пустяк.
— Один из нас действительно вступает на опасную тропу, — равнодушно ответил Маркворт.
— Вы знали, что мы разыскиваем Коннора Билдебороха, — недовольно произнес брат Фрэнсис, забирая плававший в воздухе меч. — И, тем не менее, вы явились сюда, чтобы предупредить его?
— Я хотел найти его, — поправил Фрэнсиса Добринион. — Сказать ему, что он должен прийти в монастырь, поговорить с вами и сообщить все, что может оказаться важным для ваших поисков. Могу уверить вас, он ничего не знает.
Слушая это не вполне искреннее признание Добриниона, отец-настоятель ехидно посмеивался.
— Удивительная вещь — слова, — заметил он, когда Добринион закончил. — Мы произносим их, чтобы рассказать о правде фактов, но скрыть правду намерений.
— Вы мне не верите? — спросил настоятель.
— Вы весьма четко и недвусмысленно обозначили свою позицию в этом деле, — ответил Маркворт. — Я знаю, зачем вы искали Коннора Билдебороха. Я знаю, что вы желаете предпринять. И еще я знаю, что наши цели расходятся.
Добринион вспыхнул и с вызывающим видом направился к двери.
— Барон должен узнать об этом, — бросил он.
Брат Фрэнсис грубо схватил Добриниона за руку, и тот обернулся, рассерженный и удивленный дерзкой выходкой молодого монаха.
Фрэнсис, в свою очередь, посмотрел на него с такой убийственной ненавистью, что Добриниону показалось, будто сейчас он набросится на него. Но увидев протестующий жест Маркворта, Фрэнсис выпустил руку настоятеля, снова продолжая неотрывно глядеть на него.
— Важно, как это будет преподнесено барону, — сказал Добриниону Маркворт. — Потрудитесь ему объяснить, что его племянник не обвиняется ни в каких грехах или преступлениях, а добровольно согласился ответить на наши вопросы по одному исключительно важному делу.
Настоятель Добринион поспешно вышел.
— Думаю, он не замедлит сообщить барону, как обошлись с его племянником, — сказал брат Фрэнсис, припомнив действия Данделиона.
— Ну и пусть сообщает, — спокойно отозвался отец-настоятель.
— Барон может оказаться серьезным противником, — не унимался брат Фрэнсис.
Похоже, что и это обстоятельство не слишком-то тревожило отца-настоятеля.
— Посмотрим, — сказал он. — К тому времени, когда Рошфор Билдеборох узнает о случившемся, мы сумеем вытащить из Коннора все, что ему известно. Разумеется, тем самым мы выдадим свое присутствие, а вместе с молодым Билдеборохом станут известны личности и других пленников. После этого Коннор перестанет меня интересовать.
Отец-настоятель покинул комнату. Брат Фрэнсис ненадолго задержался, чтобы подумать о превратностях происшедшего и о нарастающей напряженности между Марквортом и Добринионом, а также о том, что для настоятеля Сент-Прешес это может иметь тяжелые последствия. Затем он поспешил вслед за Марквортом.
— Вы хотите, чтобы мы начали бой прямо на улицах Палмариса? — налетел на Добриниона раздосадованный брат Фрэнсис.
Они едва успели начать допрос Коннора Билдебороха (причем говорили с ним вежливо и по-дружески), когда у ворот Сент-Прешес появилось несколько десятков солдат с требованием освободить молодого аристократа.
— Я же предупреждал вас, что арест племянника барона Билдебороха так просто не пройдет, — столь же резко ответил Добринион. — Вы не верили, что его дядя применит силу?
— Замолчите вы оба, — потребовал Маркворт. — Приведите ко мне посланника барона Билдебороха, чтобы мы могли уладить дело.
Добринион и Фрэнсис оба направились к двери, затем остановились, бросая друг на друга свирепые взгляды.
Маркворт сделал жест Фрэнсису, велев ему идти и выполнять поручение.
— А вам, настоятель Добринион, надлежит повидать кентавра. Он хочет с вами поговорить.
— Мое место здесь, отец-настоятель, — ответил Добринион.
— Ваше место там, где я укажу, — возразил старик. — Ступайте к этому несчастному созданию.
Добринион недовольно посмотрел на Маркворта. Настоятель вовсе не возражал против беседы со Смотрителем, однако помещение, в котором держали кентавра, находилось совсем в другом конце монастыря, глубоко в подземелье. Даже если Смотритель скажет ему всего несколько слов, за то время, пока Добринион туда доберется и вернется обратно, разговор Маркворта с людьми Билдебороха давно окончится.
Однако Добринион повиновался и, поклонившись Маркворту, быстро ушел.
Вскоре появился брат Фрэнсис.
— Брат Юсеф ведет сюда баронского посланника.
— Отправляйся прямо к Коннору Билдебороху, — сказал Маркворт, бросая Фрэнсису магический камень. — Либо останься где-нибудь поблизости, но так, чтобы он тебя не видел. Вначале войди к нему в духе и не церемонься. Обшарь все закоулки его разума; мало ли, какие тайны там скрываются. Потом приведешь его ко мне. Я постараюсь задержать солдат барона как можно дольше. Впрочем, они и так не уйдут отсюда без Коннора.
Брат Фрэнсис поклонился и выбежал из кабинета. Буквально сразу же после него в дверях появился посланник барона.
— Где здесь настоятель Добринион? — резко спросил солдат, отпихнув брата Юсефа и встав прямо перед Марквортом.
Посланник был плотным, крепко сбитым человеком, полностью облаченным в кожаные доспехи с изображением орла — фамильного герба баронов Билдеборохов. Тот же герб красовался на его металлическом щите и на гребне блестящего шлема. Шлем плотно сидел на его голове, закрывая уши. Спереди узкая полоса металла защищала нос.
— А ты кто? — спросил Маркворт.
— Посланник барона Билдебороха, — грозно ответил человек. — Мы пришли освободить его племянника.
— Ты говоришь так, словно господина Коннора арестовали, — невинным тоном произнес Маркворт.
Бравый воин даже пошатнулся, застигнутый врасплох дружественной манерой отца-настоятеля.
— Мы лишь попросили племянника барона прийти в Сент-Прешес и ответить на несколько вопросов касательно его неудачного брака, — продолжал Маркворт. — Он свободен покинуть это место, когда ему заблагорассудится, ибо господин Коннор не совершил никаких преступлений против государства и церкви.
— Но ведь нам сказали…
— Как видишь, вас ввели в заблуждение, — усмехнувшись, перебил его Маркворт. — Прошу тебя, сядь и отведай вина из личных запасов настоятеля Добриниона. Отличное вино эльфов — «болотное», так его, кажется, у вас называют? Я уже послал за господином Коннором. Через несколько минут он будет здесь.
Солдат с недоумением оглядывался по сторонам, не зная, что предпринять в ответ на услышанное. Он ведь привел в монастырь более полусотни закованных в латы и вооруженных бойцов, готовых, если понадобится, сражаться за освобождение Коннора Билдебороха.
— Садись, — вновь пригласил его Маркворт.
Посланник барона выдвинул из-под бокового столика стул, а отец-настоятель раскрыл шкаф и достал оттуда бутылку.
— Мы ведь не враги, — самым невинным тоном заявил отец-настоятель. — Церковь — союзница короля, и этот союз длится не одну сотню лет. Меня удивляет, что барон проявил такую поспешность и направил в монастырь вооруженных до зубов солдат.
С этими словами Маркворт откупорил бутылку и почти до краев наполнил бокал посланника. Себе же он плеснул самую малость.
— Там, где дело касается племянника, барон Билдеборох не пожалеет ничего, — сказал солдат.
Он глотнул из бокала и даже заморгал — настолько крепким было вино.
— Пусть так, но вы же явились сюда, готовые сражаться, — возразил ему Маркворт. — Ты знаешь, кто я?
Посланник сделал еще один глоток, более продолжительный, чем первый, затем уставился на морщинистое лицо старика.
— Наверное, тоже настоятель, из другого монастыря. Как его там… Сент-Мер-Аболь, что ли?
— Санта-Мир-Абель, — поправил Маркворт. — Это главный монастырь всей Абеликанской церкви.
Посланник осушил бокал и потянулся к бутылке, но Маркворт быстрым движением убрал ее. Лицо отца-настоятеля приняло крайне суровое выражение.
— Ты ведь принадлежишь к нашей церкви? Отвечай! — потребовал он.
Захмелевший солдат несколько раз моргнул, затем кивнул.
— Так знай, что ты сейчас говоришь с самим отцом-настоятелем Абеликанского ордена! — рявкнул Маркворт. — Мне достаточно пошевелить пальцем — и ты будешь разжалован и опозорен! Достаточно одного моего слова твоему королю — и тебя объявят вне закона.
— Но за какие преступления? — возразил удивленный посланник.
— За те, которые я назову! — выкрикнул ему в ответ Маркворт.
В это время в кабинет вошли брат Фрэнсис и Коннор Билдеборох. Племянник барона выглядел несколько встревоженным, однако нельзя было сказать, чтобы его мучили или пытали.
— Господин Коннор! — вскричал солдат и встал с такой поспешностью, что опрокинул стул.
Маркворт тоже встал и вплотную подошел к явно испуганному посланнику.
— Не забывай о том, что я тебе сказал, — проговорил старик. — Достаточно одного слова.
— Теперь вы угрожаете солдатам моего дяди? — резко спросил Коннор.
Его появление и решимость, звучавшая в голосе, приободрили солдата. Тот выпрямился и сердито посмотрел на Маркворта.
— Угрожаю? — повторил отец-настоятель, и в его смехе послышались зловещие нотки. — Я отнюдь не угрожаю, мой молодой и глупый Коннор. Но полагаю, что и вам, и вашему дяде, и его солдатам ради собственного блага будет полезно уразуметь: то, чем мы занимаемся, выше их понимания. И вмешательства.
— Меня не удивляет, что такой своевольный и горделивый молодой человек, как вы, не желает видеть дальше собственного носа и потому не понимает всей тяжести нынешней ситуации, — продолжал Маркворт. — Однако меня сильно удивляет, что барон Билдеборох отваживается на такую вопиющую глупость и посылает несколько десятков солдат против главных лиц Абеликанского ордена.
— Дядя думал, что эти главные лица действовали неподобающим и опасным образом, — сказал в ответ Коннор.
Он изо всех сил старался не выглядеть так, будто пришел сюда оправдываться. В конце концов, ни он, ни дядя не сделали ничего дурного. Если уж и говорить о преступных действиях, то они исходили не от рода Билдеборохов, а от старика, что стоял рядом.
— Дядя думал… вы думали, — уже мягче сказал Маркворт. — Складывается впечатление, что вы судите и действуете так, словно Господь Бог наделил вас особым видением.
— Вы намерены отрицать, что силой привели меня сюда? — удивился Коннор.
— Вы нам понадобились, — ответил Маркворт. — Скажите, господин Коннор, с вами дурно обходились? Вас пытали?
Услышав эти слова, посланник барона выпятил грудь и стиснул челюсти.
— Нет, — ответил Коннор, и солдат облегченно вздохнул. — А как насчет семьи Чиличанк? — тут же спросил он. — Вы станете отрицать, что удерживаете их и обращаетесь с ними совсем не так, как со мной?
— Не стану, — возразил Маркворт. — Деяния сделали их врагами церкви.
— Клевета!
А это мы увидим, — ответил отец-настоятель.
— Вы ведь намереваетесь увезти их из Палмариса, — с упреком сказал Коннор.
Ответа не последовало.
— Я вам этого не позволю!
— Вы наделены соответствующими полномочиями? — с издевкой спросил Маркворт.
— Я говорю от имени своего дяди.
— Очень впечатляюще, — усмехнулся Маркворт. — И что же, господин Коннор, мы будем сражаться на улицах Палмариса, чтобы весь город узнал, как их барон пошел на раскол с церковью?
Коннор умолк, обдумывая возможные последствия такого шага. Его дядя пользовался большим уважением, однако простой люд в Палмарисе, как и в любом другом городе Хонсе-Бира, очень боялся вызвать гнев церкви. Однако сейчас на карту была поставлена судьба семьи Чиличанк, а это Коннор уже никак не мог считать пустяком.
— Будем, если понадобится, — резко ответил он.
Маркворт продолжал смеяться, и смех помог ему незаметно сунуть руки в сумочку, спрятанную на поясе сутаны, и извлечь оттуда магнетит. Отец-настоятель вскинул вверх руку, и в следующее мгновение энергия магнетита ударила в металлическую полоску, защищавшую нос посланника. Солдат взвыл и схватился за лицо. Из ноздрей хлынула кровь. Солдат скорчился от боли, припав на одно колено.
В тот же момент брат Юсеф выскочил вперед, выставил ладонь и ударил ничего не подозревавшего Коннора Билдебороха по почкам. У него подкосились ноги, и он тоже оказался на коленях.
— Одержи его, — велел Фрэнсису Маркворт. — Используй его глотку, чтобы приказать солдатам не чинить нам препятствий с отъездом.
Затем он повернулся к Юсефу.
— Пленники подготовлены к отъезду?
— Брат Данделион проследил за погрузкой каравана. Все повозки находятся на заднем дворе, ответил Юсеф. — Но настоятель Добринион, прежде чем пойти в подземелье, направил во двор немало солдат.
— Они не выступят против нас, — уверил его Маркворт.
После того как отец-настоятель убрал магнетит, посланник барона застонал и попытался встать, однако Юсеф был начеку. Он несколько раз резко и жестоко ударил солдата по лицу, и тот затих, растянувшись на полу.
Маркворт заметил, что брат Фрэнсис просто глядит на Коннора, не предпринимая никаких действий.
— В чем дело, брат Фрэнсис? — сердито спросил он.
— Я вошел в его мысли, — объяснил тот, — и узнал кое-что действительно важное.
— Ну и… — торопил его Маркворт, уловив в голосе Фрэнсиса замешательство.
— Но это длилось не более секунды, пока он был застигнут врасплох. У этого человека сильная воля. Он вытолкнул меня обратно, даже не зная, откуда исходит нападение.
Отец-настоятель кивнул, затем подошел к Коннору, по-прежнему находившемуся в оглушенном состоянии. Старческий кулак с силой ударил Коннора по голове, отчего голова свесилась набок, а сам он повалился на пол.
— Давай совершай одержание, — нетерпеливо потребовал Маркворт. — Теперь это будет совсем несложно!
— Но в таком его состоянии я ничего не узнаю, — возразил брат Фрэнсис.
И он был прав: совершить одержание над оглушенным или находящимся без сознания человеком не составляло труда. Однако чужой воле подчинялось только тело: доступа к памяти или мыслям не было. Когда возвращалось сознание, противоборство возобновлялось с новой силой.
— Нам больше незачем копаться в его памяти, — пояснил Маркворт. — Сейчас нам нужны лишь его тело и голос.
— Посмотри, что делается, — прошептал брат Браумин, обращаясь к брату Делману.
Они стояли во дворе Сент-Прешес, окруженные другими монахами. Поблизости находилось и четверо пленников. Брата Браумина не удивил внезапный приказ готовить повозки к отъезду. От него не ускользнуло то, как отец-настоятель и его прислужник Фрэнсис держали себя с Добринионом. Поэтому естественно, что они торопились покинуть Сент-Прешес.
Зато Браумина немало удивило присутствие вооруженных солдат, расставленных у всех монастырских ворот. Он понял, что эти люди явились сюда затем, чтобы помешать им уехать и увезти с собой пленников. Монахи шептались о новом пленнике, каком-то аристократе, которого никто, кроме Маркворта, брата Фрэнсиса и двух телохранителей отца-настоятеля, не видел. Но раз уж в монастыре появились воинственно настроенные солдаты, отец-настоятель, скорее всего, перешел все допустимые границы.
— Зачем здесь солдаты? — шепотом спросил брат Делман.
— Не знаю, — ответил Браумин, не желая посвящать этого молодого и честного монаха в суть монастырских интриг.
Он опасался: если солдаты попытаются помешать их отъезду, Палмарис увидит, что такое сила магии и какие разрушения она способна принести.
— Что же мне делать? — думал кроткий брат Браумин.
Если отец-настоятель Маркворт прикажет сражаться с солдатами, какую линию поведения избрать?
— У тебя встревоженный вид, брат, — заметил Делман. — Боишься, что солдаты нападут на нас?
— Я боюсь как раз противоположного, — удрученно ответил брат Браумин.
Он что-то пробормотал сквозь зубы и ударил по стенке повозки. Как ему сейчас не хватало магистра Джоджонаха!
— Успокойся, брат, — сказал Делман, положив ему руку на плечо.
Браумин резко повернулся к молодому монаху, взял его за плечи и заглянул прямо в глаза.
— Будь внимателен, брат Делман, — сказал он.
В ответ Делман удивленно и непонимающе посмотрел на него.
Браумин Херд вздохнул и отвернулся. Не мог он сейчас сказать этому юноше, что во всем повинен отец-настоятель. Рано. Надо дождаться, пока доказательства не станут неопровержимыми. Сейчас же подобное обвинение и раскрытие лживой сущности всего того, что Делман привык считать святым, могло бы сломать его или, хуже того, заставить броситься к Маркворту за утешением.
Что было бы потом, предугадать нетрудно: все тайное в сердце Браумина стало бы явным, и его ожидала бы участь, схожая с участью магистра Джоджонаха.
Теперь он понял, что будет делать, если последует приказ. Он будет сражаться вместе с собратьями или, по крайней мере, делать вид, что сражается. Время раскрыть то, что на сердце, еще не пришло.
— Простите меня, магистр Джоджонах, — прошептал Браумин и поспешно добавил: — Прости меня, брат Эвелин.
Вскоре суровые солдаты барона Билдебороха отступили, подчинившись приказу того, кого они явились вызволять, и караван выкатился из задних ворот монастыря Сент-Прешес. В одной из повозок везли семью Чиличанк, связанных и с кляпами во рту. Брат Юсеф следил за каждым их движением. Брат Данделион уселся верхом на измученного Смотрителя. Человеческая часть кентавра была надежно скрыта под попоной. Монахи привязали Смотрителя к повозке, следующей впереди, а безжалостный Данделион заставил его согнуться и наклониться таким образом, чтобы не вызывать ни малейших подозрений.
Отец-настоятель Маркворт и брат Фрэнсис также предпочли не показываться на глаза. Маркворт считал, что солдатам незачем видеть его, а Фрэнсис был сосредоточен на одержании Коннора Билдебороха. Добравшись до восточной части Палмариса, примыкавшей к порту, караван повернул на север. Фрэнсис повелел телу Коннора вернуться со двора в монастырь, после чего прекратил одержание. Племянник барона, еще не успевший оправиться от ударов Маркворта, рухнул на пол.
Караван беспрепятственно выехал за пределы Палмариса, покинув город не через восточные, а через северные ворота. После этого Маркворт сразу же повелел свернуть на восток. Вскоре монахи покинули земли, на которые распространялась власть барона Билдебороха. Как и прежде, сила малахита помогла им пересечь бурные воды пролива Мазур-Делавал в стороне от тщательно охраняемой паромной переправы.
Добравшись до подземелья, где держали Смотрителя, Добринион узнал, что люди Маркворта увели кентавра более часа назад. Настоятель почувствовал: наверху творится что-то неладное. Первым его побуждением было броситься по каменной лестнице вверх и позвать солдат.
Однако трезво мыслящий Добринион никуда не бросился и никого не стал звать. Он честно спросил себя: что он в состоянии предпринять? Даже если он сумеет оказаться во дворе до отъезда каравана, он что, возглавит сражение против монахов Маркворта?
Добринион заметил молоденького монаха, почти мальчишку, и узнал в нем одного из новых послушников монастыря.
— По вашему приказанию, мой настоятель, нахожусь на охране помещений! — радостно выкрикнул тот, подбегая к старому и усталому Добриниону.
Настоятель представил мысленную картину: удар рукотворной молнии — и от мальчишки остался только дымящийся почерневший труп. У Маркворта есть магические камни, и у брата Фрэнсиса — тоже. А помимо камней у Маркворта есть Юсеф и Данделион, хорошо обученные убийцы, или — как церковь именовала подобных людей — Карающие Братья.
Сколько десятков из «отряда» Добриниона окажутся убитыми, если он сейчас пойдет наверх и помешает отъезду Маркворта? И даже если они одолеют монахов из Санта-Мир-Абель, что потом?
Далеберт Маркворт — отец-настоятель Абеликанского ордена. И этим все сказано.
— Незачем стеречь пустоту, — тихо сказал Добринион молодому монаху. — Пойди-ка лучше отдохни.
— А я совсем не устал, — широко и невинно улыбнувшись, ответил монах.
— Тогда сделай это ради меня, — вполне серьезно попросил его Добринион и стал медленно подниматься по ступеням каменной лестницы.
ГЛАВА 17
ПО ВЕЛЕНИЮ СВЫШЕ
Элбрайн протяжно вздохнул и беспомощно посмотрел на Пони. Он знал, что Джуравиль сейчас тоже наблюдает за ним, хотя эльф и держался поодаль от костра, возле которого собрались командиры отряда.
— Как только мы овладеем Кертинеллой и Ландсдауном, — сказал Томас Джинджерворт, явно пытаясь потрафить несговорчивому Элбрайну, — мы пойдем за тобою на юг. Во всяком случае, те из нас, кому не по силам остаться, чтобы защищать наши родные места.
Элбрайну захотелось схватить этого человека за плечи, тряхнуть как следует и крикнуть ему прямо в лицо, что планы его бессмысленны. Даже если они овладеют городами, в живых останется лишь горстка бойцов. Элбрайн хотел напомнить Томасу и другое: если нападение захлебнется, гоблины и поври бросятся за ними в погоню, и тогда гибель будет угрожать всем: бойцам, старикам, детям. Однако Элбрайн не произнес ни слова. В прошлом он без конца приводил им эти доводы, постоянно и на разные лады повторял одно и то же, но все это, как видно, было впустую. Элбрайну было горестно сознавать, что все усилия не допустить повторения трагедии, обрушившейся в свое время на его родной город и унесшей жизни родных и друзей, оказываются тщетными из-за пустой самонадеянности командиров отряда. Им хочется вернуться в родные дома, но можно ли называть родным домом место, в котором небезопасно жить?