— Сиоба и каттеры пойдут с Шаглином в горы, — сообщил ему Бринд Амор. — Чтобы разузнать о циклопах все, что удастся. Они будут ждать твоего возвращения. — Бринд Амор подмигнул. — Я пущу в ход кое-что из колдовских штучек, чтобы ускорить твое путешествие. Так что у тебя еще будет шанс напоить «Ослепительный» кровью циклопов.
Лютиен оглянулся на старого короля и улыбнулся, испытывая искреннюю благодарность. Ответная улыбка Бринд Амора растаяла, едва молодой человек скрылся из виду. Даже если Гринспэрроу и не стоял за набегом хьюготов, у возрожденного королевства Эриадор возникли серьезные проблемы. Бринд Амор приписывал немалую часть успеха в войне с Эйвоном Гаскони, которая отнеслась к Эриадору настолько доброжелательно, что даже выступила в войне на стороне молодого королевства. Это нанесло Гринспэрроу серьезный удар. Однако Бринд Амор получил эту не слишком значительную помощь от обширного южного королевства, пообещав несколько весьма выгодных сделок. Теперь, с появлением хьюготов, новый король вынужден послать на юг сообщение, что ко всему восточному побережью, включая важнейший порт Чамберс, нельзя приблизиться без сильного эскорта мощных военных судов.
Бринд Амор знал, что гасконцы будут недовольны, что они могут даже прийти к заключению, что под защитой Гринспэрроу Эриадор будет более безопасным местом для их торговых кораблей. Одно слово об этом, обращенное к королю Эйвона, может вновь вовлечь Эриадор в открытую войну. И Бринд Амор опасался, что эту войну им уже не выиграть. В Эйвоне гораздо больше жителей, гораздо более обученная и лучше экипированная армия, не говоря уж о союзниках-циклопах. И хотя старый маг считал себя более могучим чародеем, он не мог игнорировать тот факт, что являлся единственным волшебником Эриадора, в то время как при дворе Гринспэрроу находились как минимум четыре герцога-чародея да еще герцогиня Мэннингтон.
|
|
И если еще и хьюготы заключили союз с Гринспэрроу…
С ситуацией в Гайби следовало разобраться немедленно и с полным вниманием. Лютиен, Кэтрин и Оливер были лучшими посланцами для этой миссии, и король уже отправил туда около сорока военных судов, почти половину флота из Даймондгейта. Кораблям следовало пройти вдоль северного побережья Эриадора и встретиться с Лютиеном в Гайби.
Король возрожденного Эриадора провел всю ночь на башне Собора, размышляя и тревожась, ища ответа в звездах, но не нашел ничего, что могло бы помочь устранить возникшую опасность.
ГЕРЦОГИНЯ МЭННИНГТОН
Она была миниатюрной женщиной, худощавой, с аккуратно подстриженными золотыми волосами. Она носила много дорогих украшений, включая бриллиантовую заколку для волос и брошь, сверкавшую даже при самом слабом свете. По любым меркам Диана Велворт, герцогиня Мэннингтон, была весьма утонченной, элегантной женщиной, настоящей красавицей. Именно поэтому она выглядела совершенно неестественно в холодных и суровых горах Айрон Кросса, в окружении вонючих и грубых циклопов.
Вожак одноглазых, громила весом фунтов в триста, чей рост приближался скорее к семи, чем к шести футам, нависал над Дианой. Казалось, верзила с легкостью может обхватить и придушить миниатюрную женщину одной рукой, тем более что Диана ругала его на все корки и ему явно хотелось прихлопнуть ее на месте.
|
|
Но Диану Велворт это едва ли могло обеспокоить. Она была герцогиней Эйвона, одной из придворных дам самого Гринспэрроу, и наряду с герцогом Парадором Принстаунским, убитым лично Бринд Амором, она, возможно, являлась одной из самых могущественных чародеек, не считая, разумеется, самого Гринспэрроу. Она и сейчас находилась под защитой специального заклинания, и посмей Маклес, вожак циклопов, только протянуть к ней руку, он немедленно вспыхнет ярким пламенем — пламенем, потушить которое можно, лишь прыгнув в Эйвонское море.
— Твои убийцы вышли из-под контроля, — ругалась Диана, ее голубые глаза, из-за неопределенности оттенка иногда казавшиеся серыми, яростно впились в отвратительное лицо Маклеса.
— Мы убиваем, — ответил циклоп просто, поскольку только такой способ ведения беседы и был доступен туповатому одноглазому. Больше всего в этом секретном поручении в богом забытых горах Диану раздражало то, что тупой Маклес являлся, возможно, еще самым сообразительным циклопом из всей группы!
— Беспорядочно, — недовольно добавила Диана, но покачала головой, заметив, что одноглазый не понимает значения этого слова. — Вы должны убивать более выборочно, — попыталась объяснить она.
— Мы убиваем! — настаивал Маклес.
Диана представила себе сладостную картину, как она вызывает Такнапотина, фамильного демона, и тварь из другого мира откусывает по маленькому кусочку от Маклеса. Увы, этого она себе позволить не могла.
— Вы убили гномов, — сказала герцогиня.
Это заявление вызвало бурю восторженных воплей со стороны циклопов, болтающихся поблизости, поскольку именно гномов те ненавидели больше всего на свете. Эта шайка жила в Айрон Кроссе на протяжении нескольких поколений и не раз имела весьма неприятные столкновения с бородатым народцем из таинственного Дун Дарроу. Циклопы решили, что слова женщины являются наилучшим комплиментом из слышанных ими когда-либо.
|
|
Диана едва ли имела в виду именно это. Последнее, чего желал Гринспэрроу, так это союза между Эриадором и Дун Дарроу. По ее представлению, любая угроза государству гномов могла только сильнее подтолкнуть их к союзу с Бринд Амором.
— Если результатом убийства гномов…
— Вы сами помогали! — возразил Маклес, начиная догадываться, что Диану по-настоящему разозлила недавняя резня.
— Мне пришлось закончить то, что начали вы, глупцы, — отрезала женщина. Маклес хотел было что-то сказать, но Диана щелкнула пальцами, и одноглазый отшатнулся назад, словно его ударили по губам. Впрочем, с уголка его нижней губы и в самом деле потекла струйка крови.
— Если ваша глупость подтолкнет гномов к союзу с Эриадором, — резко произнесла Диана, — то знайте, вы столкнетесь с гневом короля Гринспэрроу. Я слыхала, что он питает слабость к коврам из шкур циклопов.
Маклес побледнел и оглянулся на ворчащих циклопов. Подобные слухи о свирепости Гринспэрроу постоянно бродили среди одноглазых.
Диана взглянула на другой конец лагеря, где в дыму костра коптилась дюжина голов гномов. В раздражении она ринулась прочь, оставив перепуганного Маклеса в окружении пары десятков смущенных подчиненных. Герцогиня даже не побеспокоилась оглянуться, проходя через небольшую прогалину, ведущую на более широкую поляну, где ее ожидали.
— Вы действительно думаете, что эта резня подтолкнет Дун Дарроу к союзу с Эриадором? — спросила Селна, служанка Дианы, единственное человеческое существо, сопровождавшее госпожу в дикие горы.
Диана, по-настоящему встревоженная, только пожала плечами на ходу.
— Вы и вправду обеспокоены? — вновь спросила Селна.
Диана застыла на месте, с изумлением рассматривая женщину, которая нянчила ее в детстве. Неужели Селна настолько хорошо ее знала?
— Что значат твои вопросы? — спросила Диана откровенно недовольным тоном.
— Ничего, моя госпожа, — ответила Селна, опустив глаза. — Там, в сосновой рощице, я приготовила вам ванну, как вы и приказали.
Виноватый тон Селны заставил Диану пожалеть о своей резкости по отношению к той, что служила ей столь долго и преданно.
— Большое тебе спасибо, — произнесла герцогиня и подождала, пока Селна поднимет глаза и ответит ей улыбкой примирения.
Диана была рада окружающей полутьме, когда раздевалась возле фарфоровой лохани, от которой шел пар. При мысли о всем известной похотливости циклопов у нее все внутри переворачивалось. Диана всем сердцем ненавидела одноглазых. Она думала о них как о грубых, диких скотах — именно это определение казалось ей наиболее подходящим, и недели, проведенные среди циклопов в горах, стали воистину жестокой пыткой для цивилизованной, утонченной женщины.
Что же такое произошло с ее гордым Эйвоном, думала герцогиня, погружаясь в воду и вздрагивая от ее жара. Она дала Селне зелье, способное нагреть ванну, и испугалась, что служанка плеснула его слишком много, что вода может прожечь ее до костей. Впрочем, Диана быстро приспособилась к температуре воды и затем плеснула в ванну другое зелье. Вода тут же начала пениться и пузыриться, и герцогиня утомленно опустила голову на бортик, глядя на полумесяц, сверкавший между кронами сосен.
Память увела ее на двадцать два года назад, когда она была всего лишь семилетней малышкой, принцессой, живущей в Карлайле при дворце отца-короля. Она была младшей из семи детей, пяти мальчиков и двух девочек, а, следовательно, не имела никаких надежд на трон, но все же принадлежала к королевской семье, а теперь осталась ее единственным выжившим представителем. Она никогда не была близка ни с родителями, ни с братьями и сестрами. Диана-дикарка, называли они ее, поскольку девочка предпочитала одиночество, скрываясь в темных уголках, где она оставалась наедине со своими мыслями, а атмосфера таинственного полумрака давала простор богатому воображению.
Уже тогда Диане нравилось мечтать о магии. Она научилась читать в четыре года и провела еще три, погрузившись в изучение огромных запыленных томов, подробно повествующих о братстве чародеев. Еще ребенком она узнала о Бринд Аморе, который теперь стал ее врагом, хотя давно уже считался покойным, и о Гринспэрроу. Как же затрепетала юная девушка, когда сам Гринспэрроу, загадочное проклятие дворца ее родителей, явился к ней под покровом ночи и предложил учить искусству магии. Какой это был чудесный момент для юной Дианы! И до чего же странно и замечательно, что единственный, как тогда полагали, оставшийся в живых член древнего ордена чародеев выбрал ее своей ученицей!
Каким же образом она, Диана Велворт, единственная законная претендентка на трон, оставшаяся в живых, оказалась в горах Айрон Кросса, служа советником для банды кровожадных циклопов? А как быть с жителями эриадорских деревушек, разгромленных уродами, и как быть с убитыми гномами? Неужели это резня из чисто политических соображений?
Диана прикрыла глаза, но не смогла избавиться от стоящего перед внутренним взором кошмарного зрелища бойни. Она заткнула уши. Но не смогла заглушить вопли, отдававшиеся эхом в горах. И не смогла остановить поток слез.
— С вами все в порядке, миледи? — резко прозвучал вопрос, заставивший Диану вздрогнуть. Она широко раскрыла глаза, увидев Селну, наклонившуюся к лохани. Женщина выглядела обеспокоенной, однако эта озабоченность показалась выбитой из колеи Диане необычной.
— Ты шпионишь за мной? — спросила герцогиня более резко, чем собиралась. Она осознала свою ошибку, поскольку чувство вины, испытываемое ею, стало очевидным для служанки.
— Ничего подобного, миледи, — возразила Селна неубедительным тоном. — Я просто принесла вам полотенце и одеяло и увидела следы слез на ваших щеках… луна-то как ярко светит!
Диана поспешно вытерла лицо ладонями.
— Брызги из ванны, только и всего, — уверила она.
— Вы тоскуете по Мэннингтону? — спросила Селна.
Диана изумленно уставилась на женщину, затем огляделась вокруг, словно ответ был очевидным.
— Как и я, — призналась Селна. — Я рада, что вас тревожит только это. Я боялась…
— Чего? — переспросила молодая женщина еще более резким тоном, в глазах появился опасный блеск.
Селна тяжело вздохнула. Диана никогда не видела ее такой таинственной, и это зрелище ей совсем не понравилось.
— Я только боялась… — вновь начала горничная, но замолкла, подыскивая слова.
Диана выпрямилась, наклонившись вперед.
— Чего? — спросила она вновь.
Селна вздрогнула.
— Скажи!
— Что вы сочувствуете Эриадору, — призналась служанка.
Диана вновь опустилась в горячую воду, не сводя глаз с Селны.
— Неужели вам действительно жаль Эриадор? — осмелилась спросить горничная. — Или, избави бог, гномов?
Диана довольно долго молчала, пытаясь понять эту загадочную женщину, которую, как ей казалось, она так хорошо знала.
— Неужели это так ужасно? — прямо спросила она.
— Они наши враги! — воскликнула горничная. — Симпатия к Эриадору…
— Сочувствие нашим собратьям-людям, — поправила Диана.
— Кое-кто может счесть это слабостью, — без колебаний ответила горничная.
И вновь Диана не нашлась с ответом. Что имела в виду Селна? Диана много раз доверялась этой пожилой женщине, но сейчас Селна, похоже, уходила от разговора, словно знала нечто, неизвестное молодой женщине. Внезапно герцогиня поняла, что больше не доверяет этой особе, и испугалась, что и так уже слишком раскрылась.
Вода уже остыла, и Диана выбралась из ванны, позволив Селне окутать ее теплым одеялом. Она оделась под покровом сосновых лап и отправилась в свою палатку. Селна не отставала ни на шаг.
Герцогиня заснула беспокойным сном, полным туманных образов, которые она не могла ни прогнать, ни объяснить. Внезапно она почувствовала, как по коже пробежали мурашки, а тьма вокруг показалась более глубокой, чем ночная.
Она проснулась, вся в холодном поту, и увидела пару светящихся красных глаз, смотревших прямо на нее.
— Мистрис, — послышался свистящий знакомый голос, голос Такнапотина, семейного демона Дианы.
Перепуганная герцогиня сразу расслабилась, однако ее облегчение тут же вновь сменилось тревогой. Диана вдруг сообразила, что и не думала вызывать демона. Похоже, монстр явился из глубин ада по собственной воле!
Она увидела впечатляющий ряд сверкающих зубов, мелькнувший, когда демон, заметив ее тревогу, широко улыбнулся.
Нет, поняла Диана, не по собственной воле. Такое просто невозможно. Демоны были созданиями, которых в этот мир приводило желание человека, но кто, кроме самой Дианы, мог вызвать Такнапотина? На мгновение молодая женщина задалась вопросом, уж не вызвала ли она каким-то образом обитателя ада во сне. Впрочем, она тут же отвергла подобное предположение. Перенос выходцев из ада в материальный мир — не такое уж простое дело.
В таком случае, оставался один-единственный ответ, и он прозвучал в следующих словах Такнапотина.
— Вы освобождены от своих здешних обязанностей, — сообщил демон. — Возвращайтесь обратно, в свое герцогство Мэннингтон.
Гринспэрроу. Только он обладал достаточным могуществом, чтобы вызвать фамильного демона Дианы без ее ведома.
— Ресмор, герцог Ньюкасла, будет руководить набегами отряда циклопов, — продолжал Такнапотин.
— По чьему приказу? — спросила Диана, просто потому что желала, чтобы это имя было произнесено вслух.
Такнапотин расхохотался.
— Гринспэрроу знает, что у вас не лежит сердце ко всему этому, — ответил демон.
Селна, поняла Диана. Горничная, которой она в последние двадцать лет доверяла больше всех, не теряла времени и уже успела сообщить о ее симпатиях Гринспэрроу. Эта мысль взволновала Диану, но женщина была достаточно прагматичной, чтобы отбросить прочь эмоции. Новые знания могли принести определенную выгоду.
— Когда я могу покинуть это отвратительное место? — оживленно поинтересовалась Диана. Она, хотя и с трудом, сумела взять себя в руки, не желая, чтобы проклятая тварь обнаружила ее замешательство и сочла, что молодая женщина и вправду виновна в изменнических мыслях. Разумеется, то, что утонченная придворная дама не была в восторге, мотаясь по горам со сворой отвратительных циклопов, казалось совершенно естественным — она протестовала против этого поручения еще с той минуты, как Гринспэрроу возложил дело на нее.
— Ресмор уже здесь, беседует с Маклесом, — с усмешкой ответил демон.
— Если ты выполнил задание, ради которого тебя вызвали, тогда уходи, — приказала Диана.
— Я помогу вам одеться, — ответил Такнапотин, зловеще ухмыляясь.
— Вон!
Тварь немедленно испарилась во вспышке пламени, на мгновение ослепившей Диану, оставив после себя ощутимый запах серы.
Когда дым развеялся, а молодая женщина вновь обрела ясность зрения, она обнаружила у входа в палатку Селну, державшую в руках одежду герцогини. Молодая женщина задумалась, сколь многое успела пронюхать служанка.
Спустя час Диана пожелала Ресмору удачи и покинула горы при помощи магического туннеля, который предусмотрительно создал для нее герцог Ньюкасла. Пытаясь действовать так, словно ничего необычного не происходило, или, по крайней мере, продемонстрировать, что ее настроение улучшилось с тех пор, как она оказалась в своих личных покоях в мэннингтонском дворце, она отослала Селну и в одиночестве уселась в спальне на огромной кровати под балдахином.
Ее взгляд устремился на бюро, где хранилась драгоценная корона, последнее свидетельство принадлежности Дианы к древнему королевскому роду. Ее мысли вновь вернулись к тому дню, когда много лет назад, опьяненная обещанием магической силы, она сделала свой роковой выбор.
Она заново прошла в памяти весь путь от того дня к сегодняшнему. Диана понимала, что это логический процесс, ведущий к возможным неприятностям, ожидавшим ее впереди. Циклопов не радовали ее действия в горах, и они были правы. Похоже, Маклес за ее спиной жаловался каждому посланцу Эйвона. Когда до Крезиса, герцога циклопов в Карлайле, дошли сведения о недовольном ворчании, он, по всей видимости, обратился к Гринспэрроу, который не задумываясь добрался до Селны и решил проблему.
— Раз так, — громко сказала Диана, и в голосе ее прозвучал хмурый вызов, — пусть Ресмор получает одноглазых и все гадости, с ними связанные.
Она знала, что будет наказана могучим Гринспэрроу, возможно, даже вынуждена отдать на время свое тело Такнапотину, — весьма болезненная и изнурительная процедура.
Диана содрогнулась. Да, сейчас она могла лишь пожать плечами и принять приговор Гринспэрроу, своего короля и повелителя. Но не об этой жизни мечтала Диана Велворт. В тот первый год, когда она лишилась семьи, Гринспэрроу оставил ее в покое, он навещал ее редко и не просил ни о чем, кроме как играть при дворе роль первой дамы, единственной герцогини Мэннингтон, хотя это и было невероятно скучно. И она по-настоящему взволновалась, когда Гринспэрроу поручил ей серьезное дело — заключить перемирие с Бринд Амором в Принстауне. Добившись нужного соглашения, она сказала себе, что теперь ее жизнь изменится. Так и случилось, поскольку вскоре Гринспэрроу послал ее в горы, к циклопам, обагрив ее руки кровью. И затуманив сердце вероломными мыслями.
Она вновь сосредоточилась на своих сверкающих драгоценных камнях, на неисполненных обещаниях.
Гном взвыл от боли и попытался увернуться, но нора, в которую он забился, была неширокой, и дюжина циклопов, тыкавших в него длинными копьями, наносили ему один жалящий укол за другим.
Скоро гнома выволокли на поверхность. Он пытался бороться, стоя на коленях, но копье ударило его в лицо, опрокинув на землю. Несчастный дернулся и застыл, выпрямившись. Циклопы развлекались, заканчивая дело.
— Ах ты хитрец, Маклес! — взревел герцог Ресмор, широкоплечий, тучный мужчина с копной густых седых волос и обманчиво-добродушным лицом. — Ты отлично знаешь, как можно повеселиться!
Маклес вернул смешок и дружески хлопнул огромного мужчину по спине. На взгляд грубого циклопа, жизнь теперь повернула в лучшую сторону.
ХОЗЯЕВА ДОРСАЛЬСКОГО МОРЯ
— Хьюготы! — закричал один из матросов, крик подхватил другой, стоявший на перекладине грот-мачты.
— Они подняли парус наполовину, а обе скамьи у них битком набиты гребцами! — добавил матрос с перекладины.
Лютиен перегнулся через поручни на носу судна, вглядываясь в морскую даль, не переставая изумляться тому, что моряки могут видеть все до мелочей там, где его глаза различают один лишь серый туман.
— Я не вижу, — заметил Оливер, останавливаясь рядом с Лютиеном.
— На то, чтобы глаза привыкли к морю, уходят многие годы, — попытался объяснить молодой человек. (И чтобы привык желудок, хотелось ему добавить, поскольку Оливер по выходе из Гайби провел добрых полторы недели, перевесившись через поручень.) Они находились на борту «Страттонского ткача», одного из самых больших эйвонских галеонов, захваченного в Порт-Чарлее. Теперь судно плавало под флагом Эриадора. При благоприятном ветре трехмачтовый «Ткач» мог обогнать любую галеру хьюготов и при любых обстоятельствах стоил трех судов противника. Длиной почти в сотню футов, с опытной командой, в которую входило более двух сотен моряков, галеон нес на себе огромное орудие, способное потопить галеру с расстояния в триста ярдов. Орудийный расчет, приписанный к катапульте, стоявшей на кормовой палубе, уже принялся нагружать ядра в корзину, в то время как остальные возились с огромной вращающейся баллистой, установленной позади фок-мачты, сосредоточившись на огромных копьях, которые скоро полетят в варваров.
— Я не вижу, — вновь сказал Оливер.
— Ничего страшного, поскольку Лютиен прав, — поддержала друга Кэтрин, чьи глаза больше привыкли к открытой воде. — Необходимы годы, чтобы приучить зрение к морю. Тем не менее перед нами действительно хьюготы, это очевидно даже для меня, хотя я уже много месяцев не выходила в море.
— Доверимся зрению наших спутников, — сказал Лютиен хафлингу, который, похоже, был весьма недоволен подобной точкой зрения и нервно притоптывал по палубе своим черным лакированным башмаком. — Если они говорят, что приближающееся судно принадлежит хьюготам, — значит, так оно и есть.
— Я не вижу, — в третий раз сказал Оливер, — потому что прямо передо мной стоят две огромные обезьяны и все закрывают!
Лютиен с Кэтрин взглянули друг на друга и фыркнули, довольные, что перед неминуемой битвой могут немного развеселиться благодаря присутствию такого замечательного существа, как Оливер де Берроуз. Затем, преувеличенно вежливо, они расступились, дав место хафлингу.
Оливер немедленно вскарабкался на поручень, встал в гордую позу, вцепившись одной рукой в леер, а другую приложив ко лбу, в чем, впрочем, не было ни малейшего смысла, поскольку огромные поля его знаменитой шляпы и так заслоняли глаза от солнца.
— Ах да, — начал хафлинг. — Так и есть, хьюготы. Любопытное судно. Один, два, три… восемнадцать, девятнадцать, двадцать весел с каждой стороны, двигаются дружно. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Лютиен и Кэтрин, раскрыв рты от изумления, вновь уставились друг на друга, затем на крохотное пятнышко у горизонта.
— Эй, а что там за великан стоит на носу? — спросил Оливер, заметно вздрогнув. Демонстративность этого жеста навела Лютиена на определенные подозрения, он вздохнул и с сомнением посмотрел на Кэтрин.
— Не хотел бы я встретиться с ним в бою, — продолжал хафлинг. — Одна только его желтая борода выглядит так, словно способна ободрать всю мою нежную кожу!
— И вправду, — согласился Лютиен. — Но больше всего меня пугает кольцо на его пальце. Видите, оно похоже на львиную лапу? — Теперь уже Лютиен старательно, всем телом изобразил дрожь. — И так и кажется, что ее когти, повинуясь жестоким и неумолимым хьюготам, могут расцарапать лицо врага! — Лютиен снова демонстративно вздрогнул и собрался было уйти вместе с улыбающейся Кэтрин.
Девушка весело подмигнула ему, полагая, что Лютиен должным образом ответил на розыгрыш Оливера.
— Глупый мальчишка, — крикнул им вслед неугомонный хафлинг. — Ты что, не видишь, что в кольце на место когтей вставлены драгоценные камни? А серьги?.. — добавил он, подняв в воздух палец.
Лютиен обернулся, собираясь ответить, но заметил, что Кэтрин покачала головой, и понял, что все равно не победит в этом словесном поединке.
— Отличные глаза, — заметил Валлах, капитан «Страттонского ткача», подошедший к Лютиену и Кэтрин вместе с братом Джеймесисом из Гайби. Сарказм капитана был направлен на Оливера.
— Отличное чувство юмора, — поправила его Кэтрин.
— Как скоро мы сблизимся с ними? — спросил Лютиен.
Валлах взглянул в сторону горизонта и неопределенно пожал плечами.
— Может, через полчаса, а может, к концу дня, — сказал он. — Наши друзья на галере идут не прямо к нам. Они движутся к юго-востоку.
— Они нас боятся? — поинтересовался молодой человек.
— Мы превосходим их, — уверенно ответил капитан. — Но я никогда не слыхал, чтобы хьюготы уклонялись от боя. Больше похоже на то, что они хотят перехватить нас возле Колонси, в неглубоких водах. Там они могут посадить нас на мель или, по крайней мере, обойти в маневрах.
Лютиен понимающе улыбнулся Валлаху. Этот капитан из деревни Гайби был выбран для командования «Ткачом», поскольку он лучше, чем кто-либо другой, изучил здешние воды. Валлах добрую часть своих пятидесяти лет жил в поселении Окраина на Колонси и все это время почти ежедневно бороздил воды Дорсальского моря.
— Они считают, что получат преимущество, если мы окажемся возле острова, — с хитрым видом заметила Кэтрин.
Валлах усмехнулся.
— Мы не хотим сражаться с ними, — напомнил Лютиен. — Наша цель — только переговоры, если, конечно, из этого что-то выйдет.
Действительно, их план был именно таков, и именно поэтому «Страттонский ткач» вышел один, отказавшись от поддержки флота из тридцати галеонов, стоявших сейчас в заливе Колтуин.
— Хьюготы не любят много говорить, — заметила Кэтрин.
— И уважают только силу, — добавил Валлах.
— Ну, если нам придется потопить их галеру, значит, так тому и быть, — решительно произнес Лютиен. — Но мы постараемся обойтись малой кровью, и нам ни в коем случае нельзя позволить им ускользнуть.
— Ни в коем случае, — подтвердил брат Джеймесис, чье лицо сохраняло хмурое выражение с тех пор, как в заливе появились свирепые хьюготы, а его мирное существование в монастыре было нарушено.
Лютиен внимательно посмотрел на монаха. Он подумал о том, что народ Гайби находился под слишком сильным впечатлением от недавних событий, чтобы позволить ему осуществить план переговоров. Получив в свое распоряжение тридцать галеонов, они не желали ничего иного, кроме как отомстить за гибель своих сограждан в заливе Колтуин. Но каковы бы ни были их желания, колокол Гайби громко звонил, приветствуя Лютиена и его товарищей, явившихся как ответ на обращение деревни к новому королю. И празднование разгорелось с новой силой, когда с севера на всех парусах подошел флот Эриадора. Именно поэтому проктор Биллевин был вынужден пойти навстречу пожеланию молодого человека, и «Страттонский ткач» вышел в море, вооруженный представитель флота, но в первую очередь парламентер, а уж во вторую — военный корабль.
— Поднимите парламентерский, — велел Лютиен Валлаху. Взгляд молодого Бедвира не отрывался от брата Джеймесиса, ожидая одобрения монаха. Тот возражал против того, чтобы Лютиен сам отправлялся в плавание, и его поддержали многие, включая даже Оливера и Кэтрин.
— Белый флаг с синей каймой известен даже хьюготам, — хмуро признал Джеймесис. — Это международный сигнал переговоров, хотя варвары известны тем, что пользуются им, чтобы подобраться поближе к противнику.
— Глаза этого человека такие синие! — воскликнул Оливер, самым что ни на есть удачным образом разрядив возникшее напряжение. Джеймесис и Валлах косо взглянули на хафлинга, но Лютиен и Кэтрин лишь понимающе усмехнулись. Оливер не мог разглядеть глаза варвара, впрочем, как и сосчитать весла галеры. Он вообще вряд ли видел судно, скрытое в тумане. Но как замечательно хафлинг разыгрывал свою роль! Лютиен с достаточным основанием мог назвать приятеля величайшим мастером блефа.
Спустя несколько минут флаг переговоров уже развевался на грот-мачте «Страттонского ткача». Валлах и прочие внимательно следили за действиями противников, однако, несмотря на то, что впередсмотрящие заверили капитана в том, что хьюготы находятся достаточно близко и наверняка видят сигнал, галера не изменила курса и даже не замедлила хода.
— Идут к Колонси, — повторил Валлах.
— Ну, тогда и мы за ними, — решил Лютиен.
Капитан окинул взглядом юношу и недовольно сдвинул брови.
— Вы боитесь пускаться в погоню? — спросил его Лютиен.
— Я чувствовал бы себя намного уверенней, не находись у меня на борту правая рука моего короля, — сказал Валлах.
Лютиен ответил ему сердитым взглядом.
Валлах понимал, что его простая логика жалит молодого человека, однако это еще дома не удержало его от того, чтобы высказать свое мнение.
— Если хьюготы, как мы опасаемся, являются союзниками Гринспэрроу, разве Лютиен Бедвир не станет для них ценной добычей? Мне не хотелось бы видеть ликование короля Эйвона, если Алая Тень попадет к нему в руки.
Этот аргумент уже изрядно надоел Лютиену, ему пришлось слышать его еще в Гайби, когда наконец было решено, что прежде всего нужно попытаться поговорить с хьюготами. Лютиен настаивал на том, чтобы в море вышел сначала только один корабль-парламентер и чтобы он сам находился на его борту. Но даже Кэтрин, столь преданная Лютиену, возражала, считая, что молодой человек представляет для королевства слишком большую ценность и не должен рисковать.
— Алая Тень была тем призом, которую Моркней, герцог Монфорский, хотел преподнести Гринспэрроу, — ответил Лютиен. — Именно Алую Тень пообещал в подарок зловещему королю Эйвона генерал Белсен Криг. Именно этот приз предпочитал получить герцог Принстауна Парагор.
— И все они в результате погибли, — закончил за него брат Джеймесис. — И потому вы почувствовали себя бессмертным.
Лютиен начал было возражать, но Оливер пихнул его в бок, заставив умолкнуть.
— Неужели вы не понимаете? — спросил хафлинг, становясь рядом с молодым человеком. — Да, мой иногда столь неразумный друг весьма ценен, но его ценность как раз и заключается в том, от чего вы стремитесь его защитить!