О ТРАНЗАКТНОМ АНАЛИЗЕ ЭРИКА БЕРНА




Родители часто воспроизводят ту форму общения, которая была у их родителей по отношению к ним. Это происходит бессознательно. Отрицательно оценивая родителей, они могут воспроизводить те же формы общения при воспитании своих детей. Вот почему целью важно осознание своих форм поведения. С этой целью очень полезно познакомиться с теорией и методом транзактного анализа Э.Берна.

Берн выделял во внутреннем мире каждого человека три персонажа: Ребенка, Родителя и Взрослого. Усваиваются они в раннем детстве, еще на бессознательном уровне и запечатлеваются в памяти.

Ребенок – это существо подвластное, обучаемое, зависимое, ревниво относящееся к любви и вниманию взрослых, обидчивое, реагирующее болезненно на замечания, депривацию, лишения и т.д. Реагирует Ребенок эмоционально. Этот Ребенок остается и во взрослом человеке. Взрослый человек может проявлять своего Ребенка в определенных ситуациях: он обижается, эмоционально, неадекватно реагирует, действует по принципу удовольствия и т.д. Инфантильное эмоциональное реагирование – это Ребенок во взрослом.

В душе человека есть также Родитель. Это существо, которое воспитывает, читает нотации, учит, требует, наставляет, морализирует. Это авторитарное существо, которого надо бояться и слушаться.

Наконец, Взрослый. Это такой человек, который объективно, трезво реагирует на ситуацию, принимает продуманные решения, не поддается искажающему влиянию эмоций. Это рационально-разумный человек, по Берну.

Наши реакции часто бывают Родительскими, т.е. морализующе наставительными, авторитарными, требующими, указывающими. Часто мы реагируем как Ребенок. Даже воспитывая детей, мы можем обижаться, сердиться на малыша: «Я с тобой не буду водиться, я тебя не люблю». А Взрослый ориентируется на ребенка и на то, что в данную минуту по отношению к нему нужно сделать. Взрослый, наказывая, не раздражается. Он трезво взвешивает ситуацию и находит приемы и способы, которые в данный момент полезны. При этом он учитывает все объективные обстоятельства.

В воспитании ребенка надо стараться избегать, с одной стороны, Ребенка в себе (смотреть: не Ребенок ли во мне сейчас реагирует?), избегать Родителя в себе (морализующее, доминирующее начало). Диалогичность подразумевает не родительскую позицию, а позицию разумную, которая ориентируется на состояние ребенка, уровень его понимания. Так, мать, реагирующая по типу Ребенка, будет кричать, шлепать малыша, которому интересно раскручивать часы, интересно из маминого платья выкроить, сшить одежду для куклы. Взрослому следует найти какие-то способы, чтобы переключить внимание ребенка на другой предмет. И он не будет вести себя по типу Родителя, который читает мораль. Таким образом, он не будет усиливать роль Родителя в душе Ребенка.

Это – продуктивная позиция. Эти взгляды Берна полезно учитывать, чтобы выработать в себе адекватную позицию, вести себя трезво, объективно, реалистично. Когда мы в процессе психотерапии встречаемся с какими-то неадекватными ситуациями в поведении пациента,

мы можем помочь ему разобраться, кто в нем сейчас говорит: Взрослый, зрелый человек, инфантильный Ребенок или морализующий Родитель.

Методика проста, доступна для понимания пациента и дает результаты. Но ее стоит переосмыслить с позиций духовного «Я» и наличного «Я». Взрослый у Берна оказаться может не духовным, а прагматичным, трезвым, рассудочным человеком; в Ребенке, который обижается, эмоционально реагирует, духовность может быть больше; Родитель может стать проявлением духовности: его знание, что хорошо, а что – плохо, может быть духовного плана. Взрослый, по Берну, вообще ориентирован не на нравственные оценки, а на прагматические ценности. Например, по отношению к женщине легкого поведения он не скажет, что плохо так жить, а скажет: «Ты слишком низко оцениваешь секс».

Необходимо преобразовать подход Берна, чтобы найти путь к духовному через осознание в себе разных личностных ролей. Посмотрим, проявляются ли в духовной жизни человека эти три персонажа: Ребенок, Взрослый и Родитель?

Мне приходилось встречать среди людей, ориентированных на духовность, Родителей, жестко морализирующих. Встречаются также инфантильно-восторженные, эмоционально верующие (Ребенок). И есть люди, духовно трезвящиеся, в них чувствуется мирность, спокойствие, ясность при отсутствии ригористичности, жесткости, требовательности. Вот их я бы назвала Взрослыми, людьми зрелой духовной жизни. В духовной жизни есть здоровый, трезвый, реальный путь, а есть путь, уводящий в прелесть, и есть дисциплинарный путь. Духовность всегда предполагает свободу. Когда встречаешься с людьми высокой духовности, чувствуешь свободу: они никогда не давят и не нарушают свободы другого человека.

Таким образом, методика и теория Берна может быть осмыслена и преображена на уровне духовной жизни. Тут мы видим, с одной стороны, недостаточность этой теории, необходимость ее дополнения обращением к духовности. Взрослый, с этой точки зрения, должен быть не просто трезвым и прагматичным человеком, а человеком трезвой, реальной духовной жизни. Что касается Ребенка, то нужно различать здорового Ребенка в душе человека. Духовный человек всегда в себе несет нечто детское, непосредственное, наивное. Всякий творческий человек должен нести в себе это детское начало незамутненным. В то же время это источник творчества, непосредственности, естественности. Что касается Родителя, то научающее, воспитывающее начало тоже может быть здоровым. Ребенка можно учить, исходя не из чувства превосходства («Я знаю, но ты не понимаешь»), а научить, зная все правила и понимая, насколько они соответствуют состоянию и индивидуальности воспитанника. Все эти три персонажа могут быть здоровыми, если они диалогически ориентированы. Значит, надо понять, что в теории Берна речь идет не о действительных Родителе, Ребенке и Взрослом, а о невротически искаженных персонажах. И Родитель, и Ребенок могут быть здоровыми персонажами внутри каждой личности. Надо смотреть, насколько этот Родитель или Ребенок невротически искажен.

Таково переосмысление теории Берна с точки зрения духовной ориентации.

Л.: Значит ли это, что они невротически искажены потому, что лишены нравственных ориентации?

А.: Нет, это значит, что в них есть конфликт. Невротическое состояние – это состояние конфликта. У Родителя в теории Берна конфликт между идеологией и внутренним эгоцентризмом, потому что морализирующая позиция всегда самоутверждающаяся: «Ты должен мне подчиняться, я требую». За этим стоят властность, эгоцентрическая позиция (Я – на первом месте). Очень пагубно действует на детей стремление подчинить их волю. Когда ребенок не подчиняется, лучше найти пути, средства изобрести какие-то ходы, приемы, для того чтобы он сам захотел так поступить.

Вообще необходимость внутренней дисциплины в семье – это вещь очень серьезная. Отсутствие порядка и дисциплины у ребенка рождает хаотичность, неопределенность, затем дест-руктурированность его личности, так как у него не формируется иерархическая структура ценностей. Сама по себе дисциплина очень важна, но каким способом она достигается: жестким или диалогическим – вот в чем весь вопрос. Любовь, понимаемая как доминанта на другом, – это не эмоция, а разумное понимание того, что полезно в данный момент ребенку или взрослому, а что вредно, что можно, а что нельзя на уровне его понимания. Это не только эмоциональная, но и разумная позиция ответственности по отношению к другому. Эмоциональная позиция может действительно испортить ребенка. Лучший способ познания индивидуальности – любовь. Она является ведущим началом в воспитании.

 

Занятие 7

О нравственной оценке

Нарушение нравственных норм влечет за собой наказание, разлад личности, распад иерархии: духовное – душевное – телесное. За этим всегда следует болезнь.

У нас возникла проблема нравственной оценки в диалогическом общении, диалогическом консультировании, а стало быть, и в общении с больными. Как эта нравственная оценка соотносится со свободой выбора и принципом «не навреди!»? Не является ли нравственная оценка насилием, нарушающим свободу? С этими вопросами придется сталкиваться в работе. «Гуманистическая психология», «психоситез», не говоря уже о «психоанализе», ориентированы на неоценивание, т.е. на принятие больного таким, какой он есть. Диалогический же подход утверждает, что нравственная оценка необходима для того, чтобы помочь человеку.

В.: Я считаю, что, несмотря на то что это, возможно, не понравится, оценить нужно, так как человек в заблуждении своем часто может повредить себе. Эта оценка может быть субъективной и не всегда верной, но дает почву для обдумывания этому человеку.

А.: Вы выразили свое отношение, но хотелось бы услышать принципиальное объяснение, почему это не является нарушением свободы. Не навязываем ли мы человеку свою точку зрения? Свою ли точку зрения я ему навязываю?

Т.: Это необходимо для развития духовного в человеке, потому что голос совести так или иначе проявляет себя в диалоге с наличным «Я», и когда другой человек, которому ты доверяешь, подтверждает его, то голос совести начинает говорить явственнее, громче внутри человека.

С: Тут важно, какое учение стоит за нашими взглядами: если «гуманистический» взгляд на личность – это одно, если мы стоим на точке зрения духовной психологии – это другое. Значит, мы должны ориентироваться на первичность духовного, и здесь нравственная оценка должна быть обязательно.

А.: В нравственной оценке я не навязываю человеку свою точку зрения, не давлю на него своими взглядами. Существуют объективные ценности, выраженные в заповедях. В диалоге я подтверждаю голос духовного «Я». Тут нет насилия над свободой, я говорю не с субъективной точки зрения, а с точки зрения объективных, вечных ценностей. Поэтому консультанту важно самому стоять на этих началах, самому верить в абсолютные нравственные нормы и опираться на них как на законы. Нарушение нравственных норм влечет за собой наказание, разлад личности, распад иерархии: духовное – душевное – телесное. За этим всегда следует болезнь.

Грех – это расстроенность душевного устроения, когда низшее предпочитается высшему. Чтобы помочь человеку в болезни, надо не заглушать голос совести, а помочь осознать грех, найти нравственную причину болезни. Лекарство поможет заглушить тревогу, но не вылечит болезнь. Оценка поступков, мыслей, чувств неизбежна, но эту оценку надо отличать от отношения к человеку. Вера в то, что в человеке есть духовное «Я», помогает нам сохранить терпение, даже когда мы видим болезненные проявления его наличного «Я»: раздражение, непонимание, агрессию. Но тут важно сохранять позицию вненаходимости по отношению к этим проявлениям наличного «Я». Когда человек в кризисе и стоит перед духовным выбором, то на него всегда обрушиваются трудности, испытания. Важно не падать духом, укрепляться и продолжать усилия на духовном пути.

Борьба неизбежна, потому что стремления наличного «Я» и духовного «Я» прямо противоположны. Духовная жизнь – это путь невидимой брани, а не душевный комфорт. Человек может застыть в благополучии и комфорте. Духовный путь – это борьба, испытания. Но если испытания выдерживаются, человек поднимается на более высокую ступень в своем духовном развитии. Иногда внутренний покой сменяется тоской душевной, неопределенностью, смятением. Но если человек делает правильный выбор, то его психическое состояние улучшается. И наоборот – неверный нравственный выбор ухудшает внутреннее состояние, повышаются тревога, неудовлетворенность, утрачивается мир, наступает период разлада с совестью. Поэтому на духовном пути человека важны не только духовное руководство, но и чуткое прислушивание, ориентация на голос своего духовного «Я», голос своей совести. Человек может обрести богатство, но потерять себя, потерять мир со своей совестью. Всякое отступление от духовного водительства наказуемо. Чтобы не сбиться, важно ориентироваться, с одной стороны, на заповеди, а с другой – на голос своего духовного «Я», голос совести.

Последнее время у нас стали увлекаться восточными учениями. Они привлекательны тем, что человеку даются определенные приемы, показывающие способы изменения себя, управления собой. Здесь все понятно, рационально. Христианство же таинственно. Человек не изменяет себя сам, он только предает себя Богу и направляет волю на исполнение заповедей. А жизнь в лоне Церкви преобразует человека. Господь в Евангелии говорит о важности исполнения заповедей: «Если любите Меня, соблюдайте Мои заповеди» (Ин. 14.15), «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики. И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8. 31-32). Истина открывается человеку через жизнь по заповедям Божиим.

Путь духовного возрастания состоит из этапа делательного послушания, когда человек трудится, выполняя заповеди, а затем он вступает на путь созерцательной духовной жизни, свободы. Главная добродетель на духовном пути – смирение. Оккультное же познание, напротив, рождает гордыню.

В диалогическом процессе психотерапевт не играет главной роли: диалог идет по своим законам, обнажая внутреннюю борьбу и выявляя, утверждая голос духовного «Я» в человеке. Преждевременное обличение всегда болезненно. Человек, не способный принять истину о себе, не способный вступить в диалог со своим духовным «Я», при его обличении выдает реакцию протеста, как бы изгоняя голос совести.

Пример царя Эдипа является образцом подлинного раскаяния. Когда Эдип осознает свою вину, он выкалывает глаза и становится на путь духовного самопознания, становится странником. Только через подлинное раскаяние человек спасается сам и спасает окружающих.

После раскаяния человек отказывается от прошлого. Этот отказ может быть, с одной стороны, болезненным и трудным и одновременно он радостен, так как человек открывает в себе духовное «Я». Ему становится стыдно за прошлое, он начинает видеть в себе бездну греха. Если человек становится на путь духовного развития, то он ведет дневник, записывая, где загрязнил себя, где преступил заповеди. По молитве «Господи, даруй мне видеть мои прегрешения» человек получает дар видеть свои грехи.

В западной психологии раскаяние рассматривается как симптом, подлежащий психотерапевтическому лечению. Но очевидно, что надо различать духовное покаяние и болезненное самобичевание. Не всякое раскаяние – невротический процесс. Важно, с какой точки зрения смотреть на это явление: с точки зрения гуманистической психологии, где принцип любви к себе стоит на первом месте, или с духовной точки зрения, где путь покаяния и отвержения себя – это путь ко спасению. Это разные пути. Человек сам выбирает или вечное бытие, вечную жизнь, или гуманистическое благополучие и самоактуализацию. Если он сознательно делает выбор духовного пути, то встает на путь отвержения себя. Невротическое самобичевание надо лечить, но оптимальный путь здесь не таблетки, а восстановление иерархии: дух, душа, тело – восстановление достоинства образа Божия в человеке. По мере того как этот образ восстанавливается, человек все больше осознает свое несоответствие этому образу, несоответствие мыслей, чувств, дел и все прочнее становится на путь покаяния. И на этом пути он оживает и исцеляется.

На пути духовного становления есть и истинная радость, и страдание. Истинная радость не бывает без страдания. Запишите эти два слова:

радость, страдание.

Общее у них – «рад». Если человек не боится нести крест – то он живет трудно, но радостно. Это путь к вечности. Крест – закон человеческого бытия.

В.: Когда мы встаем на духовный путь, выбирая терпение и крестоношение, не значит ли это, что мы попустительствуем злу?

А.: Прежде всего надо побороть зло в самом себе. Духовный человек понимает, что, поборов зло внутри себя, он помогает другим. Первый этап духовного восхождения – борьба со злом в себе и помощь другим. Если я соучаствую во внутренней борьбе человека, понимая, что с ним происходит, значит, то же зло есть и во мне. Вся духовная жизнь есть невидимая и видимая брань. Эта борьба ведется на разных уровнях. Диалогическое консультирование – помощь в борьбе со злом в каждом человеке.

Л.: Болезнь рассматривается как наказание за грехи, но часто болеют замечательные люди.

А.: Тут мы должны различать разные уровни. Есть уровень святости, когда святые берут на себя грех мира, болезни своих духовных чад. Христианин призван нести на себе недуги мира. Это добровольный выбор. Но не надо брать на себя больший подвиг, чем тебе отпущено.

Н.: Один гомеопат говорил, что не жалко человека, который приходит. Они все не просто так болеют. Человек болеет за грехи, и некоторые болезни даются человеку во благо. Мы же не знаем, за что попущена человеку та или иная болезнь.

А.: Господь сказал: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9.13). Врач не должен становиться на позицию судьи над людьми и судить о грехах человеческих. Врач должен лечить и проявлять милость. Это так же как голодного накормить, жаждущего напоить, посетить больного. Задача психотерапевта – помочь человеку осознать свою вину и раскаяться.

Болезнь часто помогает человеку на его духовном пути. Одну женщину в течение длительного времени мучили сильные боли (воспаление тройничного нерва). Когда я у нее спросила, как бы она жила, не будь этих болей, последовал ответ: «Тогда бы я никогда не поняла того, чем живу сейчас». Но так не у всех. Это вопрос о принятии страдания: принимаем мы страдание, принимаем крест или нет.

В диалогическом консультировании момент осознания того, что страдание имеет смысл, помогает человеку преодолеть испытание. Например, ситуация: у девушки психически больной сосед, который ее терроризирует, требует, чтобы она за него вышла замуж. Она в этом аду живет уже несколько лет и возмущенно спрашивает: «Ну за что мне все это?» Но уже в короткой беседе о том, что жизненные трудности даются для испытания человека и что надо относиться к ним как к школе жизни, она радостно соглашается и принимает их. И это признак того, что в ней пробудилось духовное «Я». Только на духовном уровне человек может принять страдание как желаемое и полезное испытание. Когда он относится к этому как к школе, как к испытанию, то уже воспринимает это радостно. Постоянно сталкиваешься с тем, что люди могут радоваться в трудностях жизни, если они восприняли ситуацию как жизненную школу.

Одни из критериев духовного состояния – принятие страдания.

Н.: Это подразумевает, что уныние – тоже грех?

А.: Да, в унынии человек явно находится в неправильном духовном состоянии. Человек вышел из правильного духовного состояния, изменил ему, не верит в духовные силы. Ему помощь духовная идет свыше, а он от нее отказался, закрылся в своем коконе, отгородился от нее.

 

Занятие 8

Принципы духовно-ориентированного психотерапевтического диалога

Человек – тайна, непостижимая, глубокая тайна, и следует относиться к нему благоговейно, очень осторожно.

Подведем итог сказанному ранее, сформулировав исходные принципы духовно ориентированного диалога. Выделяя эти принципы, следует помнить, что они внутренне взаимосвязаны, переходят один в другой. Но забвение хотя бы одного из них разрушает психотерапевтический диалог.

Первый исходный принцип диалога – признание в собеседнике духовного «Я». Это может быть на уровне веры в то, что в человеке есть духовное «Я». Его можно не воспринимать, не чувствовать ни в себе, ни в другом, но верить, что оно есть. Даже на уровне знания, на уровне веры принятие духовного уже многое меняет в процессе психотерапии и общения. По мере развития нашей способности к диалогу эта вера переходит в уверенность и перерастает, наконец, в опытное знание того, что духовное «Я» существует. Появляется способность его воспринимать, узнавать, различать. И только тогда мы общаемся на духовном уровне. Не надо думать, что такая способность возникнет с самого начала, но к этому можно и нужно двигаться. В какие-то периоды нашей жизни мы можем чувствовать в другом его духовное «Я».

Сегодня Родительская суббота – день поминовения усопших, и поэтому хочется сказать, что мы начинаем чувствовать духовную суть человека особенно ясно тогда, когда он уходит из жизни. Человек ушел, и мы начинаем видеть в нем самое существенное. Мы начинаем понимать, что его человеческие слабости, недостатки, особенности характера – это нечто второстепенное, неважное. Мы начинаем чувствовать его неповторимость, что именно этого человека никем другим заменить нельзя. Вот если бы мы при жизни могли так же относиться к людям и смотреть на них с этой духовной высоты, то могли бы многое изменить в наших отношениях к ним, могли бы терпеть, что-то пропускать, не замечать как несущественное, а относиться к человеку по его духовному значению, по его духовным особенностям. И только по существу так мы можем и любить. Христианская любовь в отличие от душевной, эмоциональной любви, привязанности, уж я не говорю о пристрастии и страсти, в том и состоит, что мы вступаем в контакт с духовной индивидуальностью человека. Это реальный опыт, он есть у многих людей – хотя бы фрагментарный, частичный. И такие отношения, когда два духовных «Я» вступают в контакт, становятся вечными, неизменными. Если это осознано, то никакие житейские трудности уже не могут ничего изменить – это будет и в вечности. Эмоциональные переживания преходящи, изменчивы, зыбки, капризны: это еще не любовь. «Бог есть любовь». Когда люди в любви – они в Боге (вспомним точку в центре окружности).

Таков первый и центральный принцип диалога, из которого мы должны исходить, взращивая в себе эту установку, эту веру, этот внутренний опыт.

Может ли кто-то привести жизненные случаи в пример или рассказать что-то из своего опыта?

Н.: Недавно у моего мужа умерли родители с перерывом в полгода. Они были хорошие люди, но конфликтные, сложные. За двенадцать лет брака я их хорошо узнала. Не могу сказать, что я их любила, но хорошо относилась к ним. И сейчас после их ухода вспоминаются те их свойства, которые вроде бы и замечала, и знала, но считала их как бы само собой разумеющимися. Сейчас эти свойства вспоминаются как существенные, имеющие важное значение. Все остальное – капризы, мелочи – кажутся незначимыми, как бы не существующими. И сейчас странно, почему им придавалось значение при их жизни.

А.: Насколько важно это понять, чтобы именно так строить отношения с живыми людьми! Надо учиться выделять существенное, лучшее, высшее. Это то, что существует вечно, что человечно. Надо учиться в повседневной жизни так видеть людей. В своей работе с пациентами также будем стараться видеть существенное и важное в человеке, чтобы на это опираться. В каждом человеке есть то, что Ухтомский называл «лицо», – индивидуальное, неповторимое; это лицо можно увидеть, оно выявляется как при реставрации иконы. Когда слой за слоем снимаются наслоения, начинает выявляться лик.

Л.: Мы с мужем прожили восемь лет. Когда поженились, нам было по девятнадцать, потом через семь лет мы венчались, а через четыре месяца после венчания он ушел из семьи. У нас очень многое по жизни и до того не получалось, но венчание, вероятно, все это вскрыло. Он ушел, женился, сейчас они ждут ребенка. Пока он уходил, я целый год исповедовала то, что сделала против любви за все наши прожитые восемь лет. И сейчас мое внутреннее отношение к нему изменилось, чувство собственничества прошло и, наверное, есть только два человека в моей жизни, которых я люблю совершенно безраздельно – это мой муж и ребенок. Я абсолютно искренне его люблю и совершенно не ревную. Меня только волнует, здоров он или не здоров, все ли у него в порядке. Когда все преодолевалось – это была работа, не манна небесная. Но, считаю, только сейчас, я его по-настоящему люблю.

А.: Это драгоценный опыт. Духовная любовь отличается бескорыстием, заботой о другом. Если это есть, то это, действительно, вечно. Дай Бог нам именно так любить. Потому что если так умеешь любить одного, то можно и всех так любить.

Конечно, когда есть чувство, легко переносить трудности, срывы другого. У меня нередко бывало: вдруг человек, к которому ты прекрасно относился, начинает вести себя непотребно. Но понимаешь, что это – его болезнь, слабость, его усталость, но не он сам. И тогда хотя, может быть, и больно и трудно, но многое можно перенести. Когда без этой веры и понимания относишься к человеку, то перенести такое бывает невозможно. Любовь истинна только в контакте двух духовных «Я». Если мы это в жизни обретем, то сможем данным даром помогать и приносить пользу людям.

Второй принцип. Из того факта, что мы признаем духовное «Я» в человеке, следует,

что мы не можем воздействовать на собеседника и управлять им, не нарушая принцип Гиппократа: «не навреди!», потому что глубина личности является тайной для нас. Духовное «Я» – это тайна человека. Мы никогда не можем исчерпать духовное «Я». Можно привыкнуть к человеку и думать, что знаешь его до конца, что он скучен и неинтересен, но это ошибка, потому что мы видим только его наличное «Я». Мы можем знать все привычки, особенности, но духовное «Я» не можем знать до конца, мы не в состоянии постичь глубину образа Божия в человеке. Мы можем с ним встретиться, соприкасаться, вступить в общение, но познать, изучить рационально мы. не способны и не должны на это претендовать. Духовно ориентированный психотерапевт не может пользоваться методами воздействия, управления, манипулирования, не говоря уже о гипнозе и тому подобных методах. Если мы стремимся к духовному контакту с человеком, то не должны на него воздействовать и пытаться управлять им даже в благих целях. Иначе мы можем повредить его духовному становлению. То, что «видит» экстрасенс, – это все равно не духовный уровень, потому что духовный уровень экстрасенсу недоступен. Это надо четко знать.

Экстрасенсы, астрологи и прочие деятели от оккультизма не властны над духовным «Я» человека. Но они могут помешать человеку как таковому, помешать его душе быть в согласии со своим духовным «Я», идти по линии своего духовного призвания. Они могут сильно повредить душе человека.

В.: Я всегда интуитивно обходила стороной гадалок, всегда боялась гипноза.

А.: Не случайно же церковь предупреждает об опасности обращения к знахаркам, экстрасенсам. Даже если они тело вылечат, то душу загубят. Помогая в физических недугах, они могут нанести серьезный вред человеку в целом, и ему это обернется еще худшими болезнями.

Человек – тайна, непостижимая, глубокая тайна, и следует относиться к нему благоговейно, очень осторожно. Я говорила, что психотерапия подобна акушерству: как акушерка во время родов должна постоянно чувствовать движение плода, так нам надо следить за душевным продвижением человека. Лучше, чтобы он сам понимал, что ему надо, чем мы будем на него влиять, воздействовать, давать свои рецепты и указания.

Третий принцип. Психотерапевт подтверждает голос духовного «Я». Первое дело терапевта – слушать, а пациента – высказываться как можно полнее. В этом долгом высказывании он может сам осознать свою проблему, сам понять, что ему нужно. И я могу это понять, потому что сама линия жизни, сама логика событий, о которых говорит человек, о многом свидетельствуют. Надо прислушиваться и не торопиться высказывать свои мнения, решения, суждения. Важно понять внутреннюю логику развития этого человека. И когда происходит решение внутри человека, то можно в вопросительной форме сказать: «А может быть, это так? Может быть, в этом дело?» Тогда видно по его лицу, по его реакции, что именно в этом дело, и в глубине души он сам это осознает. И тогда он говорит: «Да, действительно, как будто Вы читаете мои мысли! Ведь я и сам так думал, именно так». Когда такое совпадение есть, это значит, что мы уже не от себя говорим, это то, что нужно данному человеку. А если мы говорим даже правильную, знаемую нами вещь, но она не находит целостного внутреннего отклика, значит, мы прошли мимо его проблем, мы монологичны, а не диалогичны, потому что не с его позиции говорим, а даем какие-то абстрактные наставления, до которых он или не дорос, или другое нужно было сказать, или не в этом его проблема. Наша же сентенция хоть и правильная вообще, но не созвучна состоянию человека. Надо войти в его состояние, при этом важно говорить и реагировать, исходя из самого человека, а не из своего собственного опыта. Тут необходим профессионализм.

Не каждый человек, даже если он хорошо общается и способен быть эмпатийным, сочувствующим, может быть таким консультантом без профессиональной подготовки. Мне пришлось три года работать с О. – очень способным консультантом телефона доверия, прежде чем она усвоила эти принципы на практике и научилась преодолевать трудности и ошибки «стихийного» общения. Одна из таких ошибок – стремление поскорее продвинуть собеседника в «нужном» направлении, говорить со своей точки зрения. Консультанты и психотерапевты очень часто здесь грешат, говорят от себя, от своего опыта и понимания. Например, звонит девушка и говорит, что ей грустно, потому что у нее нет молодого человека, а консультант твердит ей о духовности. Девушка вежливо слушает, соглашается и, в конце концов, грустно вздыхает: «Да, но все-таки у меня нет друга, любимого...». Ей это нужно, надо с ней об этом и разговаривать. Говорить ей сразу о высоком бесполезно, у нее нет такого запроса. Надо сочувствовать состоянию человека, который к тебе обращается. Не воздействовать на него, не управлять им, а относиться к нему благоговейно, понимая, что тайна души непостижима, и мы не должны становиться в позицию управителя и властелина.

В.: На гомеопатической консультации пациентка, рассказывая об интимных притязаниях своего отца, пришла, неожиданно для себя, к выводу, что она сама провоцировала его. Это выяснилось в процессе простого выслушивания.

А.: Да, вот так, на ощупь и надо идти за человеком, не теряя с ним связи ни на миг, как бы сливаясь с ним, с его внутренним движением.

В.: Это возможно, если только на прием отводится не менее двух часов.

А. В нашем коллективе обсуждается необходимость и возможность кратковременного интенсивного приема. Надо просто уметь вычленять главное. Опыт нужен, его надо нарабатывать. Вот только что была консультация, она прошла за пятьдесят минут. Вначале я просто слушала, давая возможность высказаться. У меня между тем выстраивалось понимание ситуации. Потом собеседница говорит: «Вот я помолилась и оказалась в такой-то ситуации». И эта ситуация, в которой она оказалась, прямо совпадает с тем, что я хотела ей сказать. Когда я ей это сказала и мы с ней просмотрели все, то оказалось, что верное решение подсказано не мной. Когда Господь так вразумляет, то человек просветляется, а психотерапевт только подтверждает голос духовного «Я».

Четвертый принцип. Диалогический контакт возникает по мере принятия личности собеседника, а принятие личности каждого основывается на убеждении в духовном достоинстве человека, независимо от его наличного состояния. Диалогический контакт возникает потому, что мы с любовью относимся к человеку, принимаем его как своего близкого. Но если он несимпатичен, неприятен и говорит о неприемлемом и даже возмутительном, то принять и полюбить его без признания духовного «Я» невозможно. Состояние человека может быть очень тяжелым, но, относясь к нему на уровне признания его духовного «Я », мы постепенно способствуем изменению этого состояния. Изменение происходит уже на стадии выслушивания.

Н.: А что если в личных отношениях человек к тебе обращается за помощью, но помощь не принимает и ведет себя так, что я уже с ним не могу общаться?

А.: Ясно, что это не терапевтические отношения. Мы будем об этом говорить, так как нельзя терапевтические отношения низводить до личных отношений. Личные отношения труднее для изменения, чем отношения психотерапевта и клиента:

«не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем» (Мф. 13.57), «и враги человеку – домашние его» (Мф. 10.36). Там, где вненаходимость утрачена, очень трудно установить терапевтические отношения и помочь пациенту. К терапевту приходит человек с верой и надеждой на помощь. И вы не сталкиваетесь с ним своими наличными трудностями. Психотерапевтическая ситуация в этом смысле благоприятнее и благотворнее, чем ситуация личных отношений. Так что вы помогли ответу на вопрос, почему не надо терапевту вступать в личные отношения со своими пациентами, хотя они стремятся к этому. Надо всячески удерживать позицию вненаходимости.

По мере необходимости приходится консультировать и друзей, и ближних, но это труднее, потому что там есть предубеждение («сам такой» и т.п.; и действительно, сам такой). Дистанция полезна для того, чтобы мы умели относиться к человеку по его сущности, а не по периферии. Близкие отношения часто сходят на отношения по периферии. «Лицом к лицу, лица не увидать», – это известно.

Л.: Я по жизни поняла, что чем страшнее бывает «чудовище», которое перед тобой стоит, тем замечательнее найти в нем «аленький цветок» и полюбить его.

А.: Да, чудовище, которое перед нами, таит в себе любовь и красоту его духовного «Я». И если мы знаем, верим и даже чувствуем эту скрытую красоту в человеке, то тогда не страшно. Тогда можно даже этот страшный образ полюбить и не впасть в ужас. Надо постараться видеть сердцевину. Верить в нее, по крайней мере.

Пятый принцип. Следующим принципом диалогического консультирования является сопереживание человеку в его наличных жизненных ситуациях, горестях и радостях. Это контакт с наличным «Я» собеседника. При том, что мы говорили с вами о необходимости доминанты на духовном «Я», надо не отрываться от его наличного состояния, от его самых, с нашей точки зрения, «низких» запросов. Он может спрашивать, как познакомиться с такой-то знаменитостью, как лучше с девушкой общаться и т.д. Надо к его запросу отнестись с максимальным сочувствием, понимая, что для человека это очень важно. Для меня всегда примером является святой мученик Власий: когда его вели на казнь, к нему обратилась женщина с просьбой о своем пропавшем поросенке, и по молитве святого поросенок нашелся. Если мы умеем действительно искренне посочувствовать человеку в его запросах, можем посочувствовать человеку, который находится в тяжелом душевном состоянии вражды, мстительности, ревности, например (не самому этому плохому чувству посочувствовать, не идентифицироваться с отрицательными чувствами, а посочувствовать тому, как он мучается), то это – начало диалогического контакта.

Шестой принцип. Если принятие личности на основе его духовного «Я» безусловно, то принятие наличного «Я» человека опосредовано оценкой его проявлений. Консультант может не принимать такие проявления, как жестокость, лживость и т.п. Эта оценка определяется универсальными духовно-нравственными ценностями, а для верующего человека – христианскими заповедями. Это существенный принцип, отличающий данный подход от западных направлений психотерапии, потому что там господствует принцип неоценивания собеседника, и психотерапевт должен принимать клиента таким, каков он есть. В психоанализе же вообще отрицается объективность нравственных ценностей.

В диалогическом подходе дается духовно-нравственная оценка состояния человека. Это принципиально потому, что нравственное нарушение есть источник психических аномалий человека,. Совершая нравственное преступление, человек совершает преступление против себя, он внутренне разрушается как личность.

Т.: Иногда люди приходят к психотерапевту для того, чтобы услышать именно то, что они хотят, и чтобы дали «таблетку»: «как сделать, чтобы дочь меня слушалась?» и т.п. При этом совершенно не понимают, что нужно самому над собой поработать и что-то в себе изменить, что-то в себе стремиться уз<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-09-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: