Местное население, основываясь на изустных преданиях, связывало курганы и сопки с древней стариной, а о том, что именно они скрывают, высказывались различные предположения. Не исключалось, в частности, что в них были погребены и умершие и,- поскольку люди верили в загробную жизнь, они считали греховным тревожить своих предков. По этой причине они и селились от них на некотором удалении. И теперь, когда произведены раскопки памятника, людям будет интересно знать, какие же тайны он хранил свыше сорока веков. Поэтому представляется необходимым раскрыть их в изложении самого археолога Ю. Н. Урбан. Вот его отчет, помещенный в «Кратких сообщениях Института археологии Академии Наук СССР» за 1973 год:
«Поверхность памятника слегка наклонена с северо-востока на юго-запад. Раскопками вскрыто 286 м², при этом прослежены два культурных слоя. Непосредственно под дерном залегал черный, гумусированный слой мощностью 0,3— 0,45 м, содержавший славянские предметы и керамику X— XII веков, ниже — серовато-коричневая супесь мощностью 0,15—0,35 м, в которой встречены культурные остатки неолита и бронзы. Слой в значительной степени нарушен значительными славянскими перекопками, что объясняет присутствие ранних типов керамики в первом слое и поздних во втором. Характеристика верхнего культурного слоя выходит за рамки данной статьи, поэтому мы остановимся лишь на описании второго слоя.
Из бытовых комплексов на поселении обнаружен сложенный из камней очаг размером 0,6×0,7 м, который находится на глубине 0,4 м от современной поверхности. Среди камней встречались угольки и обломки неолитической керамики. Вокруг очага наблюдалась небольшая концентрация находок, преимущественно фрагментов керамики. Орудий труда на поселении найдено сравнительно мало. Кремневый инвентарь изготовлен из цветного валунного кремния низкого качества. Больше всего найдено скребков (32 экз.), они представлены в основном двумя группами: скребки с округлым рабочим краем из отщепов и ножевидные пластины и их сечения. Наконечников стрел обнаружено 18 экз. Они имеют двустороннюю обработку и линзовидные поперечные сечения. По форме наконечники делятся на листовидные, ромбические, ланцетовидные, треугольные с черенком. В коллекции имеется ромбический наконечник дротика и листовидные наконечники копий. Ножи трех типов из широких плоских отщепов из ножевидных пластин, коленчатые ножи из отщепов с двухсторонней обработкой. Из сланца на поселении делались желобочные тесла с округлым лезвием и прямоугольным поперечным сечением. Есть сланцевый топор, обработанный точечной ретушью. Слегка заглубленное лезвие его зашлифовано, поперечное сечение овальное. Из других изделий следует отметить два сланцевых грузила, имеющих сверленые отверстия для подвешивания.
В восточной части поселения обнаружено пять погребений. Два из них ориентированы с северо-северо-востока на юго-запад, а три с северо-востока на юго-запад. Первые две могилы имели глубину от уровня материка 0,1—0,15 м и были густо засыпаны охрой. Три могилы врезаны в материк на глубину 0,3—0,4 м, охра в них прослеживается лишь отдельными пятнами. Скелеты не сохранились. По пятнам охры и костному тлению и расположению украшений в надгробии (в одном из первых двух) удалось выяснить, что покойник лежал головой на юго-запад. Инвентарь найден только в трех могилах. В одном из погребений он состоял из 12 янтарных пуговиц с У-образным сверлением и трех трапецевидных подвесок с отверстиями для прдвешивания в узкой части. В другом погребении найдено 10 янтарных пуговиц с У-образным сверлением и 5 янтарных трапецевидных подвесок, 2 кремневых ножа из отщепов и пластичный наконечник стрелы с ретушью по перу и насаду. В другом погребении обнаружено 5 янтарных пуговиц с У-образным сверлением, 3 янтарные трапецевидные подвески, янтарное кольцо для подвешивания, массивный отщеп, двухсторонний ретушированный наконечник, одна антропоморфная и две зооморфные кремневые фигурки.
Стратиграфические наблюдения позволили установить, что могильник появился на позднем этапе существования поселения: все могилы были засыпаны культурным слоем, поселения. В засыпке встречались обломки керамики трех типов. По характеру керамики определяется время появления погребений».
Рост погребенных до 180 см. Прослеживалось слегка углубленное в землю жилище четырехугольной формы. В жилище и на территории поселения обнаружены сложенные из камня очаги, хозяйственные ямы.
Мы не знаем и никогда, вероятно, не узнаем, какому племени принадлежит этот памятник и как это племя называется. С достоверностью установлено лишь то, что человек поселился здесь еще в эпоху каменного века и с тех пор жил в этой местности постоянно, о чем свидетельствуют сохранившиеся многочисленные курганы, сопки и древние селища. В связи с этим можно предположить, что Иловец-1, появившийся, как установлено археологом, на позднем этапе существования поселения, не является единственным памятником древнего человека в данном районе. Обширное озеро Илово с вытекающей рекой, пойменные луга и леса благоприятствовали выживанию здесь человека, поэтому неолитические поселения, вероятно, могут быть и в других местах, в частности, по берегам Иловли и Сорогожи, где последняя впадает в Мологу.
Ученые выделили из общей массы неолитического населения отдельные племена, отличающиеся особенным племенным характером своего хозяйства и быта и закрепили за ними имена археологической культуры, носителями которой они являлись. Археологическая культура представляет группу памятников, объединенных одним временем, общей территорией и общими характерными чертами.
Иловец-1 — это памятник эпохи развитого неолита на европейской части нашей страны. Археолог А.Я.Брюсов (1885—1966), занимавшийся исследованием неолита, определил время этой эпохи приблизительно: вторая половина III тысячелетия — второе тысячелетие до н. э. Так датируется и памятник Иловец-1 археологом Ю. Н. Урбан.
Могильник Иловец-1 археологи относят к волосовской культуре, памятники которой распространены от Прибалтики до Камы и от Вологды до Оки, волосовские поселения найдены в Ивановской, Московской, Владимирской, Новгород ской и Тверской областях.
Советскими учеными выдвинута гипотеза о происхождении этой культуры, а именно: волосовские племена являются непосредственными потомками волго-камских неолитических племен, возможно, впитавших некоторые черты иных культурных образований, в частности, рязанские[5]). Янтарные украшения, найденные в могильнике, имеют восточно- балтийское происхождение и встречаются на Русской равнине только в сочетании с находками волосовского периода и, следовательно, проникли сюда только в волосовское время.
Советский археолог член-корреспондент Академии Наук СССР П.Н.Третьяков (1909—1976), один из авторов данной гипотезы, в своих трудах по истории народов Восточной Европы в раннем железном веке показал, что в свете новых данных, полученных в результате исследований археологов, неолитическое Зауралье, Урал и Прикамье вырисовываются как основная база этнической истории протофиннов-угров связанных в культурно-этническом отношении с неолитом Западной Азии.
Попытка освещения древних судеб финно-угрских племен на основании археологических данных впервые была предпринята в 60—70 гг. XIX в. финским археологом И. Р. Аспелином. Сравнивая друг с другом отдельные восточно-европейские и сибирские древности, он нашел между ними некоторые черты сходства и на этом основании поддержал соображения своего соотечественника М. А. Кастерена (1813—1852), языковеда, этнографа (занимался изучением языков народов севера Европы и Сибири) о западносибирской, приалтайской родине финно-угров.
По данным языкознания, начало финно-угорских языков восходит к отдаленному, первобытному прошлому, а связи их с самодийскими и некоторыми другими языками[6] Азиатского материка позволяют предполагать, что родина финно-угров лежала где-то в области пограничья Европы и Азии, скорее всего, в Приуралье и Зауралье.
Палеоантропологические находки свидетельствуют о том, что среди населения лесной полосы Восточной Европы, в том числе и Восточной Прибалтики, наряду с европеодами (евразийская раса), были племена с монголоидными (азиатско-американская раса) и лапоноидными чертами. Лапоноидная раса выделяется некоторыми антропологами в пределах уральской расы; представители лапоноидной расы — саамы (лопари) Кольского полуострова, характеризуются низким ростом, короткоголовостью, низким лицом, вогнутой спинкой носа, монгольской складкой глаз, характерной для монгольской и некоторых групп негроидных рас. Мысль об их уральском и зауральском происхождении подтверждается большинством антропологов. Такие монголоиды оказались, в частности, среди людей, оставивших Оленеостровский могильник (южный Олений остров в северо-западной части Онежского озера, близ Заонежского полуострова), в мезолитическую эпоху. Из трех десятков черепов, пригодных для изучения, большинство принадлежало европеоидам, но ряд черепов имел бесспорные монголоидные особенности, В свете новейших работ советских антропологов устанавливается, что территория северо-восточной Европы осваивалась неоднородным в расовом отношении народом, в IV—III тысячелетни до н. э. Это население уже состояло из двух больших рас — европеоидов и монголоидов, постепенно смешавшихся между собой. Глубокая и очень древняя антропологическая смешанность финно-угров исключает всякую мысль об их расовом единстве даже в далеком прошлом. А именно такое единство пытались доказать некоторые финские историки с целью обоснования идеи создания «великой» Финляндии от Балтики до Урала.
В течение III тысячелетия до н. э. волго-камские племена проникли па Онежское озеро, в поречье р. Свирь, на берега Ладожского озера, и Финского залива
Форма орудий труда из кости и рога, оставленных па местах поселений обитателей Приуралья, настолько сходна с найденными костяными орудиями на северо-западе РСФСР, в Карелии, отчасти в Финляндии, Эстонии и Латвии, что, по мнению ученых не остается сомнений в наличии связи между племенами, заселявшими все это огромное пространство от Урала до берегов Балтийского моря.
В начале II тысячелетия до н. э. племена волго-камского происхождения вышли к Белому морю. Среди этих древних племен складывалась обширная культурно-этническая общность, простиравшаяся от Урала до Восточной Прибалтики. Уральско-камские протофинно-угорские племена и их культура широко распространились на значительных территориях лесной полосы севера европейской части нашей страны, подчиняя и ассимилируя местное население.
Так были заложены первые основы этнической карты финно-угорского мира.
По данным летописи и других источников, на землях, лежащих за северными и восточными пределами Верхнего Поднепровья, до появления славян обитали финно-угорские племена, из них первожителями здесь были «чудь» и «весь». Финно-угорским племенам издревле принадлежали земли: в юго-восточной Прибалтике — племени «ижора»; племя «весь» занимало обширную территорию в притоках Волги, Шексны и Мологи, от озер Ильмень и Ладожского до Белого озера; в восточной части Волго-Камского междуречья — племени «меря»; на среднем и нижнем течении Оки в Вол- го-Камском междуречье — племена муромские и мордовские. Соседями финно-угорских племен со времени глубокой древности были восточные балты.
Поселение финно-угорских племен в древнее время было сравнительно редко, люди жили кое-где по берегам озер и рек с широкими поймами, служившими пастбищами.
Наиболее передовыми были чудские племена юго-восточной Прибалтики — «эсты», «водь», «ижора». Жившее по реке Неве племя «ижора», по мнению исследователей, представляло собой одну из южных карельских группировок, а язык их был ближе к карельскому.
«ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ...», «ОТКУДА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ СТАЛА ЕСТЬ»
Такие вопросы содержатся в «Повести временных лет» и, по мнению ученых, в частности, упоминавшегося уже члена-корреспондента П.А.Третьякова, на них еще не получен окончательный ответ.
«Повесть временных лет» — древнерусский летописный свод, составленный в начале XII века на основе летописей XI века (несохранившихся), а также погодных записей, византийских хроник, договоров Руси с Византией, фольклорных и других материалов. Автором ее, как считает большинство историков, был древнерусский писатель и летописец второй половины XI—начала XII веков Нестор, который около 1074—78 гг.. постригся в монахи Киево-Печерского монастыря, написал первые дошедшие до нас произведения — «Чтение о князях Глебе и Борисе и «Житие Феодосия».
В центре его «Повести...» — история восточных славян и утверждение христианства на Руси, история княжеской власти, события IX столетия. Это — выдающееся произведение общественной мысли древнерусского государства, проникнутое идеями патриотизма. Летописец вспоминает о тех далеких временах, когда славяне, придя откуда-то (откуда именно, не помнит) «сели» по Дунаю, «где теперь земля венгерская и болгарская... а «от тех славян разошлись по земле племена, прозвавшись каждое именем своим на новых местах». Эти сведения представляют собой не более, чем отголосок давно забытых преданий.
М.В.Ломоносов, первый русский ученый-естествоиспытатель мирового значения, стремился доказать, что славяне были истинными обитателями России.
Выдающийся русский историк академик С. М. Соловьев (1820—1879) в результате исследований, проведенных на основе тщательного изучения огромного круга исторических источников, пришел к выводу, что славянское племя действительно сохранило предание о своем первоначальном пребывании на берегах Дуная, о движении оттуда на север и потом вторичном движении на север и восток вследствие натиска какого-то врага. И это предание, как он считает, заключает в себе факт, не подлежащий никакому сомнению, так как древнее пребывание славян в придунайских странах оставило ясные следы в местных названиях. А сильных врагов у славян на Дунае было много: с запада — кельты, с севера — германцы, с юга — римляне, с востока — азиатские орды.
Русский филолог академик А.А.Шахматов (1864—1920), восстановивший историю создания «Повести временных лет», был твердо уверен в существовании балтийско-славянского единства. (Их языковое родство столь велико, что теория такого единства между ними в древности придерживаются многие исследователи). Учитывая особую близость языков, как и многие другие ученые, он допускал, что балтийцы (теперешние литовцы, латыши и исчезнувшие пруссы) в своем крае были автохтонами, т. е. исконными, коренными, жителями этой территории, а поскольку древние славяне имели с ними общих предков и составляли одно целое, то и они, славяне, тоже были автохтоны этой области и общей прародиной их был северо-запад России, Прибалтийский край и бассейн Балтийского моря. В дальнейшем по неизвестным причинам балто-славянское единство распалось на две семьи, произошло расселение, возникли самостоятельные группы племен славян и балтийцев. Славяне заняли приморскую область между нижними течениями Немана и Западной Двины, а в их верховьях, восточнее, соседями славян стали балты, оттесненные от моря. К югу от балтов, в северном Поднепровье, в Полесье и в бассейне Западного Буга, юго-восточнее и южнее славян находились финны. На юге, западе и юго- западе от славян, жили германцы, занимавшие Повисленье[7].
С конца II века германские племена устремились на юг к нижнему Дунаю и в Поднестровье. Потеснив оставшуюся часть германских племен, славяне заняли бассейн Вислы. Это была вторая прародина славян. Северные области, лежащие по Днепру и Днестру, где зародилась Киевская Русь, стали, как считал академик А. А. Шахматов, колыбелью русского племени, а жившие здесь западные финны, вероятно, еще раньше VI века, к которому относится утверждение славян, переместились к северу. Эту свою гипотезу он обосновал тем, что византийцы начинают говорить определенно о славянах только с VI века, т. е. со времени появления славян на их границе, и отсюда делает вывод, что славяне продвинулись к Дунаю лишь в это столетие, а самое раннее — в конце V века. От движения на юг до этого они удерживались на Висле германцами. Что говорят о славянах византийские и римские источники?
Самые ранние упоминания о древних славянах содержатся в труде римского ученого Плиния Старшего, жившего в I в. н. э. На основании карты римского полководца Агриппы, он помещает на юго-восточном побережье Балтийского моря славянское племя «венеды». Это племенное название венедов сохранилось за западными славянами до сравнительно позднего времени. Так, готский историк VI в. н. э. Иордан писал, что племена венедов весьма многочисленны и имеют различные названия, однако, главным образом они именуются оклавинами (греческая форма наименования славян) и антами.
Свидетельство Плиния, как теперь установлено наукой, отвечает археологической карте расположения племен к северо-востоку от Эльбы, где жили самые северные из германских племен, затем за ними размещались славяне, а далее на север и северо-восток — финские племена.
Древне-римский историк Тацит, отмечал, что по образу жизни венеды ближе к германцам, хотя и имеют этнические различия, и занимают большую территорию от Прикарпатья до мест населения финнов.
Древний греческий географ II века Птоломей восточную часть Балтийского моря называет Венедским заливом и помещает венедов по всему его побережью; упоминает Венед- ские горы (на юге).
На римской дорожной карте IV в. н. э. (так называемая Певтингерова карта) венеды помещены у западных склонов Карпат и на Южном Днестре.
Польские ученые, исследовавшие культуру полей погребений на территории Польши, пришли к выводу, что носителями этой археологической культуры были венеды, т. е. эта территория в основном совпадает с территорией, отводимой западной группе этих племен Плинием, Тацитом и Птоломеем.
Изложенные сведения древних писателей о распространении славян в I—IV в.в. позволяют предположить, что племена занимали территорию от берегов Балтийского моря до северных острогов Карпатских гор.
Один из крупнейших советских исследователей отечественной истории В. В. Мавродин считает, что термин «венеды» неславянского происхождения и сами себя славяне так не называли, в связи с чем им высказывается предположение: соседи славян, германцы и финны, возможно перенесли название древнего населения на славян, когда те около новой эры занимали побережье Балтийского моря. Название «венеды» в обозначении славян они сохраняют и сейчас, называя их по-своему: немцы-«венден», «винден», «виниеда»; финны и эстонцы — «вене», «венейя». Самим финнам обшеплеменное название дали немцы, хотя они (финны), как известно, называют себя «суоми» — по имени одного финно-угорского племени, основавшего финскую народность вместе с другими соплеменниками («финн» на немецком языке означает житель болотной, влажной низменности).
Не называли себя восточные славяне и антами. Термин этот в тюркском языке означает союзник, «принесший клятву верности». Так назывались славяне, выступавшие в качестве союзников аваров (обров) — союза тюркоязычных племен на юге. Не стало аваров (по «Повести временных лет», они погибли, исчезли), не стало и их «союзных» славян, носивших это тюрское название. Эти славяне стали выступать под другими, своими именами. Они составили ядро восточных славян. С 602 г. термин «ант» исчез в византийских источниках, а в славянских письменных источниках вообще не появлялся.
Существует много различных предположений о происхождении наименования «словени». Словен или словян производят от «слова», т. е. говорящие, владеющие языком, в отличие oт неумеющих говорить, немых, немцев; от слова в значении «почетный, выдающийся»; от местности, в названии которой имеется корень «слав» или «слов». Предполагается также, что в глубокой древности «слов» означал просто племя. Аналогии имеются в других языках, где сами названия племен буквально означают «настоящие люди», М. В. Ломоносов считал, что народы от имени не начинаются, но имена народам даются. «Имя Словинское, по всей вероятности, много давнее у самих народов употребляется, нежели в Грецию или в Рим достигло».
Славянские народности, как и ряд других, сложились из многих древних племен, не всегда родственных по происхождению. Однако ведущее место в формировании славянства занимали собственно славянские племена, творцы и носители славянского языка. Анализ славянских языков, проведенный учеными-лингвистами, показал, что все они — русский, польский, полабский, лужицкий, чешский, словацкий, болгарский, сербохорватский и словенский — происходят от древнеславянского языка, который был общим для всех славянских племен и существовал, по-видимому, еще в первом тысячелетии н. э. Процесс его разделения лингвисты считают возможным отнести только к середине I тысячелетия н. э.
Наличие у славян этнонима, т. е. общего наименования— славяне, свидетельствуют о том, замечает В. В. Мавродин, что сознание единства всех славян восходит к очень далекому прошлому. Соседи славян (балты и германцы) такого общего этнонима не знали.
О расселении славян свидетельствуют названия озер, болот, лесов и определенных пород деревьев лесной полосы умеренного климата, простирающейся от Эльбы и Одера до Десны. Здесь встречается древняя славянская топомимнка: Висла, Десна, Вепрь, Бобр, Уж, Припять, Березина, Комар, Липа, Яблоница и другие.
Топонимика — учение о географических названиях — позволяет определять древнее расселение народов. По языковой принадлежности названий выясняют былые границы их размещения и миграции. К примеру, название таких крупных немецких городов, как Дрезден, Лейпциг, Котбус напоминают, что эту территорию в древности населяли славяне. Славянских названий немало и западнее Эльбы.
В VI—VII в.в. славянский мир разделился на три группы: южную, западную и восточную. В 20-х годах VI века восточные и западные славяне вступили в ожесточенную борьбу с византийской империей и в течение ста лет вели войну с нею, при этом они переселились не только на юг, где заняли Балканы, побережье Эгейского и Адриатического морей; в VII—VIII в.в. они заселили заэльбские земли, дойдя кое-где до Рейна.
Движение европейских племен (германских, славянских и других) на территории рабовладельческого Рима, известное в истории как Великое переселение народов, началось еще в IV столетии и продолжалось пять веков.
На востоке славяне вышли к Верховьям Дона и Оки, в междуречье Волги и Оки, к берегам Ладожского озера, Неве и Нарове, заняв обширные пространства Восточной Европы. Это было «великое славянское расселение».
Предков нашего края летописец поселил около озера Ильмень под своим собственным именем—словене. Сюда, в финно-угорские земли, они проникли во второй половине 1 тысячелетия н.э., о чем свидетельствуют итоги археологического изучения восточно-славянских племен, рассмотренные в 1958 году IV Международным съездом славистов. К такому выводу пришла археология путем ретроспективного изучения своих материалов.
Славяне и финны не сохранили преданий о каких-либо враждебных столкновениях между собой. Как уже было сказано, население финских племен было сравнительно редко, а потому можно, предположить, что ссор из-за земли у них могло и не быть, земли было так много, что можно было всем просторно расселиться. Финские и славянские племена не могли не знаться еще в древности, когда соседствовали в Поднепровье, Полесье и бассейне Западного Буга, академик А. А. Шахматов с уверенностью утверждает, что существовала связь между ними еще в эпохи доисторические, предшествовавшие распадению общеславянской семьи, и эти связи на протяжении многих веков могли осуществляться в форме добрососедства. Поэтому ильменские славяне не были для живших здесь племен финно-угров неизвестными пришельцами. Не имеется также сведений об одновременном перемещении славян в их земли большими массами. Здесь могло идти лишь постепенное занятие отдельными славянскими племенами необитаемых земель обширных нейтральных зон непосредственно между финскими племенами. Не могло быть речи о завоевании одного народа другим, имело место лишь мирное занятие земли, никому не принадлежащей.
Славяне и финские племена в этот период по существу были на равных и поступали как мирные соседи. У финно-угорских племен в VIII—IX в.в. еще сохранялся первобытно-общинный строй, существовали племенные и родовые объединения с кровной местью и родовыми старшинами. К этому времени рядом с ними уже повсеместно расселились славянские племена. В дальнейшем, создав государство, славяне приобрели силу материальную, а потом и зачатки христианской образованности.
Расселенные на обширной территории финские племена оказались среди славян в меньшинстве, обезличились, как заметил академик А. А. Шахматов, поэтому вынуждены были принаравливаться к ним, а впоследствии они были ассимилированы славянами и, как свидетельствуют исследования антропологов, полностью ославянились. В состав ильменских славян вошло ассимилирование ими финно-угорское племя «весь». Памятью об обитавшем в нашем крае этого племени остались такие названия как Весь-Егонская (Весьегонск), Черепо-Весь (Череповец) и др.
В результате мирного и постепенного расселения славян на восток, многовекового соседства,- взаимного обогащения культуры и языка полностью обрусели также волжские и прикамские восточные финно-угорские племена «меря», «мурома», «мещера».
Процесс ассимиляции восточными славянами финно-угорских племен шел на огромной терри тории и закончился лишь в XIII—XIV в.в.. Будучи ассимилированы, они принимали участие в формировании древнерусской народности, сложившейся на рубеже I и II тысячелетий. Остатков старых финно-угорских племен здесь не сохранилось.
Сохранили свой язык, культуру, языковые и этнографические особенности только балтийские финно-угры.
В период расселения в Восточной Европе у славян происходил распад первобытно-общинных отношений. Наступала эпоха железного меча, железного плуга и железного топора. Человек стал производить больше продуктов, чем требовалось ему для поддержания жизни. Материнское право оказалось ниспровергнутым, утверждалось отцовское право, происходил переход к единобрачию, а отдельная семья стала угрожающе противостоять роду. Процесс этот происходил долго, но уже к началу IX века племенной строй у славян был изжит.
Основным занятием славянских племен с древних времен было земледелие, в хозяйствах имелись те же виды домашних животных, что и в более позднее время. Было развито бортничество (пчеловодство). Жилищем славян была деревянная рубленая изба, а сердцевиной ее — печь, которая в Древней Руси называлась истопкою. В летописях встречаются «истопка», «истобка», «истба, истьба», и, наконец, «изба тепла».
Погребальные памятники в районе озера Илово и реки Иловли (Иловицы) в виде больших круглых полусферических сопок с трупосожжениями и меньшего размера курганов с захоронением трупов могут принадлежать ильменским словенам. Сопки здесь новгородского типа. Они датируются VII—VIII в.в. н. э. Как памятники старины, сопки не могли не привлекать любителей древности. Сведения об этом содержатся в «Историко-статистическом описании Тверской губернии», составленном В. Покровским, членом-секретарем губернского Статистического комитета (Тверь, 1879—1882).
ЧТО ПОКАЗАЛИ РАСКОПКИ ИЛОВСКИХ И СОРОГОЖСКИХ КУРГАНОВ
Как видно из «Историко-статистического описания...», в 1843—1844 гг. помещик капитан Ушаков на средства, полученные от Академии наук, «разрыл могилы на границах Тверской и Новгородской губерний в четырех разных курганных группах», но, отмечает автор, «об его исследованиях мы знаем только по одним рассказам» (его самого, т. е. Ушакова, или кого-либо другого не говорится), а «выкопанные коллекции попали к графу Уварову и до сих пор не обнародованы. Часть монет, оставила у себя Академия». Далее автор говорит о раскопках Ушакова все то, что ему стало известно только «по одним рассказам».
Учитывая проявленный интерес советских археологов к местностям Лесного района, представляется целесообразным привести здесь изложение автора в полном объеме с целью сопоставления с другими обнаруженными источниками о раскопках, проведенных Ушаковым, и определения степени их достоверности.
Вот как выглядит изложение В. Покровского:
«Ушаков начал раскопки в 1843 году у реки Сорогожа в Весьегонском уезде. По обеим сторонам реки он нашел большие и малые курганы: одни — поросшие сосновым лесом, другие — можжевельником; вокруг некоторых курганов были круги из больших диких камней. Он раскопал пять курганов. Трупы, коих в большинстве могил находил по два и по три, были в сидячем положении, на песке, головы обращены к Западу и руки по бокам. У ног — грубо сделанный гончарный сосуд.
По найденным вещам и костям он заключил, что в разных курганах мужчин и женщин клали порознь и что мужчины были необыкновенно высокого роста. Ушаков говорил об одном женском скелете следующее: у висков было по три кольца из бронзовой проволоки, в правом ухе медные ушные кольца, на шее хорошо сделанное кольцо, плетеное из двух бронзовых прутиков, между которыми проходила тонкая витая бронзовая проволока с плоскими крючкообразными концами; ожерелье с 24-мя различными сердоликовыми и 12-ю стеклянными бусами. Грудные украшения составляли 10 подвесок в виде бубенчиков, 2 подвески в виде серег, 5 металлических пронизок боченками; подвеска в виде полумесяца, мозаичная буса в виде ореха; металлическая бляшка с ушком в величину медного пятикопеечника и 10 монет с ушками; на поясе — пряжка, на руках браслеты, витые из медной крученой проволоки, на указательном пальце правой руки перстень со спиралью витой, посередине расширяющийся с выбитыми украшениями. Перстень этот чисто финская вещь, шейное кольцо и запястья— славянские.
На черепе другого скелета Ушаков видел из телячьей кожи сделанный головной убор, а на другом и на месте височных колец длинные черные волосы.
Вместе с упомянутыми выше десятью монетами оказалась одна, выбитая в Самарканде. Она серебряная и относится ко времени Мансура (973—974). Некоторые трупы найдены сожженными.
В 1844 г. Ушаков еще раскопал три кургана у реки Сорогожа, близ села Бустрыгина в Сорогожском приходе Весьегонского уезда. Он нашел в них серебряные серьги и такие же продолговатые бусы, височные кольца, пластинчатые подвески с ушками, из коих некоторые отличаются превосходною отделкой, перстни серебряные и медные кольца, сердоликовые и стеклянные бусы и проржавевший клинок меча, В октябре он продолжал раскопки на реке Сорогожа в местности между селами Бустрыкиным и Масловым, раскопал 11 курганов, где бедные находки его были следующие: 4 глиняных сосуда, из коих один с сожженными костями и клинком, пара ножен, железо от секиры, какие-то коробки железные, серебряная застежка, 3 височных кольца, перстень и стеклянные бусы.
Другая группа курганов близ деревни Абакумово Вышневолоцкого уезда при истоке реки Иловицы из озера Иловское. Ушаков раскопал здесь в 1844 году 18 курганов, но нашел только глиняные сосуды, клинки ножей, височные кольца, серебряные и сердоликовые бусы и металлические пластинчатые подвески».
В. Покровский отмечает, что «без подробного обзора коллекций трудно заключить, какому народу или национальности принадлежат разрытые Ушаковым могилы».
В связи с этим может представлять определенный интерес опубликованное в 1872 году в Москве «Исследование графа А. С. Уварова», проведенное на основании раскопок курганов финно-угорского племени «меря» в Суздальской, Юрьевском, Переяславском и Ростовском уездах Владимирской губернии. Ссылаясь на описание Ушаковым проведенных им раскопок, Уваров находит «неоспоримое различие» между ними и курганами перечисленных уездов и на основании фактического материала приходит к выводу, что «нельзя считать их лежащими в черте границ Мерянской Земли», хотя они и имеют общий способ погребения, состоящий из двух обрядов (сожжения и трупопогребения).
Советский археолог, один из основоположников славянорусской археологии член-корреспондент Академии наук СССР Спицын А. А. (1858—1931) свидетельствует, что новгородские славяне действительно не принимали участия в заселении Ростово- Суздальской области.
Уваров подтверждает сообщение В. Покровского о передаче ему Ушаковым коллекции. Он пишет: «Предметы, найденные Н. А. Ушаковым, уступлены были мне и находятся в моем распоряжении». Однако, что из себя представляли эти «предметы» и сколько их было здесь, Уваров умолчал, а «обнародованы» коллекции, как уже отмечалось В. Покровским, не были.
Поскольку Уваров, как устанавливается, состоял в контакте непосредственно с самим Ушаковым, в его «Исследовании...» содержится ряд других сведений, ставших ему известными о раскопках последнего в районе озера Илово и на берегах реки Сорогожа. Они в какой-то мере могут дополнять и уточнять «Историко-статистические описания...» В. Покровского или перекликаются с ним. В частности, Ушаков, как утверждает Уваров, отмечал, что под сожженными трупами находился, по его мнению, свод из дерева, дерна пли другого прочного материала, который «истребившись» от времени, оставил на высоте кургана заметную впадину. Курганы находились на обоих берегах реки Сорогожи «в недальнем расстоянии друг от друга». На левом берегу — три больших поросших сосновым лесом. Их окружали многие другие, но не столь высокие курганы. На правом берегу было около 10 таких же невысоких курганов, тоже поросших лесом. Форму их Ушаков сравнивал с сахарной головой. Многие из них были обставлены огромными дикими камнями в виде неправильных кругов от 1,5 до 2 сажен в поперечнике. При разрытии этих могил оказалось, что для погребения предварительно была «вырываема в материке яма». Она наполнялась самым чистым песком, потом насыпался слой белого речного песка. На этот слой клался труп головой на Запад в лежачем положении с вытянутыми руками по бокам, а в ногах ставился глиняный грубой работы горшок.
Большая часть этих могил заключает в себе по два и по три трупа одного пола, но редко разных возрастов. За мужские могилы принимались те, в которых попадалось меньше украшений, а женские определялись по небольшой круглой голове, по широкому тазу и другим признакам. По свидетельству Ушакова, погребенные люди были необыкновенного роста, «бедренная кость часто бывает длиною в десять с половиной вершков», при этом «другие кости и череп ей пропорциональны».
На одном из остовов Ушаков нашел головной убор, составленный из выделанной шкуры, очень похожей па телячью, а на другом вместе с височными кольцами остатки черных волос, довольно длинных.
Попадались также могилы с сожженными телами. Они у основания были забучены камнями с признаками жжения. Над ними был засыпан слой чистого песка, на котором прослеживался слой пепла и древесного угля, а над ним новый слой черного песка.
В могильниках левой группы найдены монеты, как привески на шее и между ними дигрема Мансура I (сына Пуха, битая в Самарканде в 363 году (973 или 974 по р. х.), т. е. нашей эры.
Уваров подтверждает также, что Ушаков «произвел раскопки 18 курганов близ деревни Абакумово при истоке реки Иловицы из Иловского озера», но, по его словам, «не нашел в них ни примечательных изделий, ни монет. Вся добыча состояла из горшков, клинков от ножей, серебряных и сердоликовых бус и металлических блях».
В процессе сбора краеведческих материалов были обнаружены публикации самого Н. А. Ушакова о проведенных им раскопках, помещенные в 1845 году в журнале «Отечественные записки» и в газете «Санкт-Петербургские Ведомости». Поскольку Ушаков, можно сказать, — первоисточник сведений о древностях нашего кр<