Возможно, самая важная моральная причина для свободы слова в строго либеральной перспективе заключается в том, что она основана на наблюдении, что свобода слова необходима для обеспечения равных возможностей для всех граждан вести автономную - самоуправляемую - жизнь. Любой либерал должен, чтобы заслужить ярлык, предоставить гражданам равное право изучать концепции хорошей жизни, переданные им родителями и обществом, и изменять свои жизненные планы, если они приходят, чтобы отвергнуть элементы этого наследства. Последующий аргумент в пользу свободы слова можно сформулировать так: все граждане должны иметь возможность пересмотреть концепции хорошей жизни, унаследованные от их воспитания (первая посылка). Возможность граждан пересмотреть концепции хорошей жизни предполагает доступ к критике этих концепций, что, в свою очередь, предполагает свободу публично выражать эту критику (вторая предпосылка). Таким образом, каждый гражданин должен иметь возможность публично высказывать критику концепции хорошей жизни.
Обратите внимание, что либерал, который поддерживает первую посылку, может защитить ее несколькими различными способами. Либеральный сторонник может считать, что автономия является неотъемлемым благом (помимо благосостояния), который должен поощряться сам по себе, или что автономия является эффективным инструментальным благом в отношении повышения благосостояния (например, путем проведения жизненных экспериментов авангард, который может проложить путь к улучшению жизни многих людей в долгосрочной перспективе, как, как однозначно утверждал Милль (1859). Либеральный деонтолог, с другой стороны, может считать, что мы должны уважать автономию каждого гражданина. Моя любимая защита права на автономию (после Барри 2001: 121-22) основывается в конечном счете на праве гражданина на равную заботу о ее интересах следующим образом: интересы каждого гражданина должны учитываться одинаково. Некоторые, хотя и не все, граждане, будучи таковыми, как и они, заинтересованы в возможности пересмотреть свои жизненные планы (включая, например, свою культурную или религиозную принадлежность). Однако забота об интересах пересмотра жизненных планов тех, у кого есть этот интерес, перевешивает заботу об интересах тех, кто заинтересован в том, чтобы помешать им пересмотреть свои жизненные планы. Следовательно, должно быть универсальное право на автономию. Однако нет необходимости обсуждать это более подробно здесь, поскольку независимо от того, как в конечном итоге защищается право на автономию, любой либерал, достойный этого ярлыка, примет его. Следовательно, (поскольку вторая предпосылка вряд ли противоречива), кажется, что любой либерал должен, при прочих равных условиях, поддерживать свободу слова из-за заботы об автономии.
Как этот аргумент относится к спорным случаям из введения, в частности к карикатурам и «Сатанинским стихам» Рушди? То, что истинного либерала должно вызывать беспокойство в связи с предложением о том, что подобные культурно-оскорбительной критике должны быть подавлены правовыми санкциями или уважением гражданских, или демократических норм в средствах массовой информации и широкой общественности, теперь ясно видно. Это просто угрожает лишить некоторых граждан (то есть членов культурной группы, которая была освобождена от общественной критики), которые хотят освободиться от своей исконной культуры, реальной возможности сделать это. Таким образом, либеральная озабоченность должна здесь, в первую очередь, быть связана, например, с умеренным мусульманином или умеренным христианином, или атеистом, растущим в фундаменталистской мусульманской или христианской общине в обществе, которому нужен доступ к критике культуры предков, чтобы реализовать свою собственную план жизни. (Конечно, все идет наоборот: либерал также заинтересован в человеке, стремящемся быть религиозным, который растет в светском атеистическом сообществе и нуждается в доступе к религиозной культуре и критике секуляризма и атеизма.)
Мультикультуралист может здесь возразить, что только что выдвинутый аргумент защищает доступность критики культурных верований и практик, но в этом контексте следует отстаивать действительно оскорбительную критику - поскольку спорные случаи, возможно, включали насмешки и насмешки над религиозной культурой. Почему либеральное требование о наличии критики в публичной культуре не может быть удовлетворено наличием уважительной критики? (Parekh 2000: 299). Либерал может, однако, указать, что религия (тип культурного выражения, актуальный при обсуждении случая и карикатур Рушди) редко продвигается с помощью спокойных рациональных аргументов, а скорее путем внушения с раннего детства, путем установления ритуального поведения у детей, путем рассказывать (ложные) истории, угрожая «грешникам» вечным осуждением или давая ложные обещания вечной жизни на (несуществующих) небесах. Конечно, честно говоря, критикам религиозной культуры следует разрешить использовать сатиру и насмешки, чтобы удовлетворить эту батарею нерациональных средств манипуляции? Как говорит Брайан Барри: «... мало кто когда-либо обращался в религию или из нее в процессе «критического изучения верований». Религиозный фанатизм разжигается нерациональными средствами, и единственный способ, которым ему когда-либо можно противодействовать, - это заставить людей стыдиться этого» (Barry 2001: 31).
Следовательно, если свобода слова должна служить инструментом обеспечения равных возможностей для всех для ведения автономной жизни, это должна быть речь, которая не ограничена моральными ограничениями и публичным моральным давлением против оскорбления культурных убеждений и чувств других людей.