- Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть, дорогуша! - сказала Герцогиня, нежно беря Алису под руку, когда они вместе двинулись прочь.
Алиса была рада найти Герцогиню в столь добром расположении духа, и подумала, что, вероятно, это перец делал ее настолько злой во время их первой встречи.
«Когда я буду герцогиней, - подумала она (это прозвучало не очень уверенно), - у меня не будет никакого перца, вообще. Суп вполне хорош и без него… Быть может, это перец делает людей такими поперечными, - продолжала она, довольная тем, что открыла новое правило. - Да, а кус–кус делает их кусачими, отвар чертополоха — заставляет их плохо ругаться, а вот мармелад и тому подобные штучки помогают им со всеми ладить. Я хочу, чтобы люди это знали. Может быть, тогда они будут более разборчивы в таких вещах и не станут скупиться на сладости для своих детей».
К этому времени Алиса уже совершенно забыла про Герцогиню, и была немного испугана, когда услышала ее голос прямо у своего уха:
- Ты о чем–то задумалась, дорогуша, и это заставило тебя совсем забыть про беседу. Я не могу прямо сейчас вывести из этого мораль, но немного погодя вспомню.
- Может быть, в этом и нет никакой морали, - заметила Алиса.
- Фу ты, фу ты, дитя мое! - воскликнула Герцогиня, покрепче прижимаясь к Алисиному боку. - Во всем есть своя мораль, нужно только суметь ее найти.
Алисе не очень нравилось быть так близко к ней; во–первых, потому что Герцогиня была очень безобразной, а во–вторых, потому что она была такого роста, что ее подбородок приходился как раз на Алисино плечо и был он довольно неприятно остер. Однако, Алиса не хотела показаться грубой и терпела все это, сколько могла.
- Ход игры несколько улучшился, - сказала она, чтобы немного поддержать беседу.
- Это так, - отозвалась Герцогиня. - Отсюда мораль: любовь, любовь, не ты ли движешь миром!
- А кто–то говорил - прошептала Алиса в ответ, - что земля вертится пока каждый занят своим делом!
- Ну, это почти то же самое, - сказала Герцогиня, зарываясь острым маленьким подбородком в Алисино плечо, и добавила: - Мораль этого такова: позаботься о смысле, а звуки сами позаботятся о себе.
«Как любит она находить в любой вещи мораль!» - подумала Алиса.
- Осмелюсь предположить, что ты удивлена тем, что я не обнимаю тебя за талию, - сказала Герцогиня после небольшой паузы. - Причина этого в том, что я не уверена в добронравии твоего фламинго. Может, мне стоит попробовать?
- Он может ущипнуть, - осторожно ответила Алиса, нисколько не желая, чтобы она пробовала.
- Совершенно верно, - сказала Герцогиня. - Фламинго и горчица одинаково щипучи. Отсюда мораль: птицы одного цвета летают вместе.
- Только горчица — это не птица, - заметила Алиса.
- Верно, как всегда, - согласилась Герцогиня. - Как ясно ты смотришь на вещи!
- Я думаю, это что–то вроде ископаемого, - сказала Алиса. - Хотя… раз ее можно есть…
- Конечно из копаемого, - подхватила Герцогиня, которая, кажется, готова была соглашаться со всем, что скажет Алиса. - Неподалеку, кажется, есть большая горчичная копь… да, точно - есть. Мораль: чем больше съесть, тем меньше есть.
- О, я знаю! - воскликнула Алиса, которая не обратила внимания на последнюю реплику Герцогини и продолжала думать о горчице. - Это овощ. Она не выглядит как овощ, но это точно он.
- Я с тобой совершенно согласна, - сказала Герцогиня. - Отсюда мораль: будь тем, кем хочешь казаться; или, если проще: никогда не воображай что ты можешь быть чем–то иным чем мог бы показаться другим если бы тот кем ты был или мог бы быть был не чем иным как тем кем ты хотел бы казаться будучи не тем.
- Думаю, я поняла бы это лучше, - вежливо сказала Алиса, - если бы это было написано, а когда вы говорите, я не могу уследить за вами.
- Это ничто по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, - довольно ответила Герцогиня.
- Умоляю, не утруждайте себя чем–нибудь еще более длинным, чем это, - сказала Алиса.
- О, не говори о затруднениях! - ответила Герцогиня. - Я дарю тебе все, что сказала до этого.
«Дешевенький подарок, - подумала Алиса. - Я рада, что подобные подарки не дарят на день рождения!». Но она не осмелилась сказать это вслух.
- Опять задумалась? - спросила Герцогиня, снова вонзаясь в Алисино плечо своим острым подбородком.
- Я имею право думать, - резко ответила Алиса, потому что все это уже понемногу ее раздражало.
- Точно так же, - сказала Герцогиня, - как поросята имеют право летать. Отсюда мор…
Тут, к великому удивлению Алисы, голос Герцогини оборвался прямо на середине ее любимого словечка, а рука ее, обнимавшая Алисину руку, задрожала. Алиса подняла глаза и увидела Королеву, которая стояла у них на пути, сложив руки и хмурясь, как грозовое небо.
- Прекрасный день, ваше величество! - тихим и слабым голосом произнесла Герцогиня.
- Последний раз вам говорю, - закричала Королева, топая ногами, - и больше повторять не собираюсь: долой! Либо вы отсюда, либо ваша голова с плеч, одно из двух и вдвое быстрей, чем немедленно! Выбирайте!
Герцогиня выбрала — она исчезла в одно мгновение.
- Давайте–ка продолжим игру, - сказала Королева Алисе, а Алиса была слишком испугана, чтобы произнести хоть слово и медленно последовала за ней на игровое поле.
Другие гости, воспользовались отсутствием королевы чтобы отдохнуть в тени, однако теперь, увидев ее, они быстро вернулись к игре. Королева при этом заметила, что один миг промедления будет стоить им жизни.
На протяжении всей игры Королева не прекращала ссориться с другими игроками; то и дело слышались ее возгласы «Отрубить ему голову!» или «Отрубить ей голову!» На тех, кому таким образом выносился приговор, солдаты немедленно надевали оковы. При этом, естественно, им приходилось перестать быть воротами, так что по истечении получаса ворот совершенно не оставалось, а все игроки, за исключением Короля, Королевы и Алисы, были в оковах и под смертным приговором.
Тогда Королева, уже совершенно выбившаяся из сил и почти охрипшая от крика, оставила игру и обратилась к Алисе:
- Ты уже видела Квазичерепаха?
- Нет, - ответила Алиса. - Я даже не знаю, что это вообще такое - Квазичерепах.
- Это такая живность, из которой готовят квазичерепаховый суп, - сказала Королева.
- Я никогда не видела и не слышала о таком, - пожала плечами Алиса.
- Тогда пойдем, - сказала Королева, - и он расскажет тебе свою историю.
Когда они пошли, Алиса слышала, как Король сказал тихонько, обращаясь ко всей компании:
- Вы помилованы.
«Ну что ж, это хорошо!» - подумала Алиса, потому что она чувствовала себя совершенно несчастной из–за огромного количества назначенных королевой казней.
Очень скоро они дошли до Грифона, крепко спящего на солнышке.
- А ну, поднимайся лентяй! - велела Королева, - и отведи эту юную леди посмотреть на Квазичерепаха, пусть она послушает его историю. Я должна вернуться и посмотреть казни, которые назначила.
И она ушла, оставив Алису одну с Грифоном. Алисе совершенно не понравился вид этого создания, но она подумала, что оставаться рядом с ним не более опасно, чем отправиться вслед за Королевой, поэтому стала ждать.
Грифон сел и протер глаза. Потом он наблюдал за Королевой, пока та не исчезла из виду. Потом хихикнул.
- Забавно! - сказал он, то ли Алисе, то ли самому себе.
- Что забавно? - поинтересовалась Алиса.
- Почему именно она, - пояснил Грифон. - Это все ее воображение, знаешь ли. На самом деле они никогда никого не казнят. Пойдем!
«Здесь все говорят «пойдем!», - подумала Алиса и медленно двинулась за ним. - Я никогда не получала столько распоряжений за всю мою жизнь, никогда!»
Они прошли совсем чуть–чуть, когда увидели невдалеке Квазичерепаха, сидящего грустно и одиноко на небольшом выступе скалы, и, когда они приблизились, Алиса услышала, как он поет. А пел он так, будто сердце его было разбито. Она глубоко посочувствовала ему.
- О чем его горе? - спросила она Грифона. Грифон ответил приблизительно теми же словами, что говорил давеча о Королеве:
- Это все его воображение. На самом деле у него нет никакого горя, знаешь ли. Пойдем!
И они подошли к Квазичерепаху, который посмотрел на них своими большими глазами, полными слез[9], но ничего не сказал.
- Вот эта юная леди, - сказал Грифон, - хотела бы послушать твою историю.
- Я расскажу ей, - произнес Квазичерепах глубоким глухим голосом. - Садитесь оба и молчите, пока я не закончу.
Они сели и несколько минут никто из них не проронил ни слова. Алиса подумала: «Я не понимаю, как он может закончить, если не начинает». Но она ничего не сказала, а продолжала терпеливо ждать.
- Когда–то, - произнес наконец Квазичерепах с глубоким вздохом, - я был самой настоящей Черепахой.
За этими словами последовало еще более долгое молчание, прерываемое только случайным возгласом Грифона «Хджкррх!» и постоянными всхлипываниями Квазичерепаха. Алиса была близка к тому, чтобы подняться и сказать: «Спасибо, сэр, за ваш интересный рассказ», но она почему–то думала, что продолжение обязательно последует, и продолжала молча ждать.
- Когда мы были маленькими, - наконец продолжил Квазичерепах более спокойно, хотя и всхлипывая время от времени, - мы ходили в морскую школу. Учительницей у нас была старая Черепаха. Мы обычно звали ее Матамата[10]…
- А почему вы звали ее Матамата? - спросила Алиса.
- Мы звали ее Матамата, потому что она преподавала нам матаматику, - ответил Квазичерепах, кажется, сердясь от несообразительности Алисы.
- Математику? - осторожно спросила Алиса.
- Мне лучше знать, - отрезал Квазичерепах. - Ты, однако, не очень–то умна!
- Постыдилась бы задавать такие простые вопросы, - добавил Грифон, после чего оба они сидели молча и смотрели на бедную Алису, которая чувствовала, что готова провалиться сквозь землю.
Наконец, Грифон сказал Квазичерепаху:
- Продолжай, старина! Не стоит тратить на это весь день!
И Квазичерепах продолжил следующим образом:
- Да, мы ходили в морскую школу, хотя ты и не можешь поверить в это…
- Я никогда не говорила, что не могу, - прервала Алиса.
- Говорила, - ответил Квазичерепах.
- Попридержи язык! - добавил Грифон, прежде чем Алиса смогла что–нибудь ответить. - Все это когда–нибудь говорят.
А Квазичерепах продолжал.
- Мы получили лучшее образование… действительно, мы ходили в школу каждый день…
- Я тоже ходила в дневную школу, - сказала Алиса. - Так что вам особо–то нечем гордиться.
- А что у вас было дополнительно? - спросил Квазичерепах немного тревожно.
- Музыка и рукоделие, - ответила Алиса.
- А стирка? - спросил Квазичерепах.
- Конечно нет! - ответила Алиса с негодованием.
- А! Ну тогда это была не очень хорошая школа, - произнес Квазичерепах с большим облегчением. - А когда приходили счета за обучение из нашей школы, то там в конце значилось: «музыка, рукоделие, стирка — дополнительно».
- Вам это не особо–то было нужно, я думаю, - сказала Алиса. - Вы ведь жили на дне моря.
- Я не мог позволить себе изучать это, - вздохнул Квазичерепах. - Я изучал только обязательные предметы.
- Какие? - осведомилась Алиса.
- Ну, сначала нас, конечно, учили правильно чихать, щипать и плясать, - ответил Квазичерепах. - Потом мы изучали различные арифметические действия: угажение, веление, служение, причитание.
- Я никогда не слышала про «угажение», - удивленно сказала Алиса. - Что это такое?
Грифон удивленно всплеснул лапами.
- Как! - воскликнул он. - Никогда не слышала про угажение! Ну ты, надеюсь, знаешь хотя бы, что означает слово «украсить»?
- Да, - робко ответила Алиса. - Это значит: сделать что–нибудь краше.
- Ну, тогда, - продолжал Грифон, - если ты не знаешь, что такое «угадить», то ты непроходимо глупа.
Алисе не очень хотелось продолжать эту тему; она повернулась к Квазичерепаху и спросила:
- А что еще вы изучали?
- Ну, дальше были ветература, - принялся перечислять Квазичерепах, загибая пальцы, - рассование и верчение. Потом была еще свистория, древняя и современная. Свистории нас учил старый Рак, который жил где–то далеко на горе.
- И чему он вас научил? - полюбопытствовала Алиса.
- К сожалению, я не могу вам показать, - покачал головой Квазичерепах. - Потому что мы так и не дождались, когда же Рак…
- Впрочем, может быть, он покажет, - кивнул Квазичерепах на Грифона.
- Нет, - отозвался тот. - Я не учил свисторию. У меня свистнули учебник. А потом я получал классическое образование. Моим учителем был старый Краб.
- Я никогда не ходил к нему, - сказал Квазичерепах со вздохом. - Рассказывали, будто он мог говорить и на болтыни и по дрендибренчески.
- Мог, мог, - сказал Грифон, тоже вздыхая.
И оба создания горестно уткнулись лицами в лапы.
- А сколько предметов у вас бывало в учебный день? - спросила Алиса, торопясь уйти от грустной темы.
- Да сколько угодно, - ответил Квазичерепах. - У кого–то могло быть десять, у кого–то — один, а кто–то и вообще обходился без всяких предметов. Каждый мог иметь их столько, сколько вмещалось в ранец и карманы.
- Какое странное расписание! - воскликнула Алиса.
- Ничего странного, - возразил Грифон. - На то они и предметы, чтобы носить с собой только самые нужные.
Это была новая для Алисы мысль, и она подумала над ней немного, прежде чем задать следующий вопрос.
- А когда у вас бывали выходные?
- Всегда, - коротко ответил Квазичерепах.
- Каждый выходил и входил, когда хотел, - добавил Грифон.
- Но вам задавали на дом? - быстро продолжала Алиса.
- Нет, - качнул головой Квазичерепах. - Нам задавали перцу.
- Хватит уже об учебе, - решительно прервал Грифон. - Лучше расскажи–ка ей о наших играх.
X. Омарова кадриль
Квазичерепах глубоко вздохнул и провел ластом по глазам. Он взглянул на Алису и попытался заговорить, но пару минут мог издавать только сдавленные всхлипывания.
- У него будто кость в горле, - сказал Грифон и принялся трясти Квазичерепаха и хлопать его по спине. Наконец, к тому вернулся голос и, отирая слезы, текущие по щекам, он заговорил.
- Наверное, ты не долго жила на дне морском («Не жила», - сказала Алиса) и, может быть, никогда не была знакома ни с одним омаром…
- Пробовала однажды… - начала было Алиса, но поспешно прикусила язык и сказала: - Нет, никогда.
- Так что ты, верно, и не представляешь, какая восхитительная вещь Омарова Кадриль.
- Нет, - сказала Алиса. - А что это за блюдо?
- Это танец, - нетерпеливо произнес Квазичерепах.
- Сначала все выстраиваются в линию вдоль берега, - сказал Грифон.
- В две линии! - поправил Квазичерепах. - Тюлени, черепахи, лососи и прочие. Потом, когда уберут с дороги медуз…
- Это, обычно, занимает некоторое время, - прервал Грифон.
- … мы дважды выступаем вперед…
- Каждый с омаром в качестве партнера! - воскликнул Грифон.
- Конечно, - согласился Квазичерепах, - дважды вперед и встаем лицом к партнеру…
- … меняемся омарами и возвращаемся таким же порядком назад, - продолжил Грифон.
- Потом, - продолжал Квазичерепах, - бросаем…
- Омаров! - закричал Грифон, подлетая в воздух.
… - как можно дальше в море…
- Плывем за ними, - взвизгнул Грифон.
- Делаем кувырок в море! - воскликнул Квазичерепах, дико приплясывая.
- Снова меняемся омарами! - завопил Грифон
- Возвращаемся к берегу и повторяем первую фигуру, - сказал Квазичерепах внезапно оборвавшимся голосом.
Оба существа, которые прыгали как сумасшедшие все это время, снова уселись очень спокойные и грустные, и посмотрели на Алису.
- Это, должно быть, очень милый танец, - робко произнесла Алиса.
- Хочешь немного посмотреть на него? - предложил Квазичерепах.
- Конечно, очень хочу, - отвечала Алиса.
- Ну, давай, попробуем первую фигуру! - сказал Квазичерепах Грифону. - Мы можем без омаров. Кто будет петь?
- О, ты пой, - сказал Грифон. - Я забыл слова.
И они принялись торжественно танцевать вокруг Алисы, время от времени наступая ей на ноги, когда двигались слишком близко от нее. Они качали передними лапами, отбивая ритм, пока Квазичерепах пел, очень медленно и грустно вот какую песню.
- А нельзя ли побыстрее? - лещ улитку торопил, -
Быстрый Сельдь плывет за нами - чуть на хвост не наступил.
А омар и черепаха как проворны, посмотри!
Ждут на гальке: не хотим ли мы на танец — раз, два, три.
Вы хотите, не хотите, вы хотите танцевать?
Вы хотите, не хотите — приходите танцевать!
- Вы узнаете, как мило там вдвоем идти ко дну,
Как поднимут нас и бросят за омарами, в волну.
Но улитка отвечала: - Далеко, не добежать!
И сказала, что к тому же не умеет танцевать.
Не умеет, не желает, не умеет танцевать.
Не умеет, не желает, не желает танцевать.
- Ну и что, что путь не близок, - лещик бодро отвечал. -
Там другой найдем мы берег, гальку, волны и причал.
И чем дальше мы отсюда, тем быстрее будем там.
Так что зря вы не пугайтесь, распрекрасная мадам.
Вы хотите, не хотите, вы хотите танцевать?
Вы хотите, не хотите — приходите танцевать!
- Спасибо, было очень интересно посмотреть на этот танец, - сказала Алиса, очень довольная тем, что он, наконец, закончился. - И мне так понравилась эта удивительная песня про леща!
- О, что касается леща, - сказал Квазичерепах, - они… ты их, конечно, видела?
- Да, - сказала Алиса. - Я часто видела их на обе… - тут она
поспешила остановиться.
- Я не знаю, где это - на Обе, - сказал Квазичерепах, - но если ты видела их так часто, то конечно знаешь, на что они похожи.
- Полагаю, что так, - задумчиво ответила Алиса. - У них хвосты во рту… и они все покрыты какими–то крошками… и укропом.
- Ты ошибаешься насчет крошек и укропа, - возразил Квазичерепах. - Все это немедленно смылось бы в море. Но у них действительно хвосты во рту, а причина этого в том, - тут Квазичерепах зевнул и закрыл глаза. - Расскажи ей о причине этого и все такое - обратился он к Грифону.
- Причина этого и все такое в том, - с готовностью подхватил Грифон, - что они любят танцевать с омарами. Так что их бросают их в море. Так что они долго летят. Так что они засовывают хвосты подальше в рот, чтобы не мешали лететь. Так что они не могут потом достать их обратно. Вот и все такое.
- Спасибо, - сказала Алиса. - Это очень интересно. Я и не знала столько всего о лещах.
- Я могу рассказать тебе еще больше, если хочешь, - сказал Грифон. - Ты знаешь, почему лещ зовется лещом?
- Я никогда не задумывалась об этом, - ответила Алиса. - И почему же?
- Он слишком часто попадал под горячую руку, - солидно произнес Грифон.
- И обжигался? - спросила Алиса.
- Нет, просто его давали.
- Кому? - полюбопытствовала Алиса.
- Кому угодно, - пожал плечами Грифон. - Главное, что его.
- И что кто угодно с этим лещом делал? - допытывалась Алиса.
- Он убегал от него и пытался скрыться в лещине, но там ему доставалось на орехи.
- А он не хотел орехов, - догадалась Алиса.
- Да, - кивнул Грифон. - И тогда ему приходилось улещивать и подлещаться.
- Подольщаться? - уточнила Алиса.
- Подлещаться! - стоял на своем Грифон.
- Ну а что же лещ? - поинтересовалась Алиса.
- А что лещ, - зевнул Грифон. - Умом он не плещет, так что постоянно попадает под горячую руку. Любая креветка тебе это скажет.
- Если бы я была этим лещом, - сказала Алиса, мысли которой все еще были заняты песней, - я бы сказала сельди: «Пожалуйста, держитесь подальше, мы не хотим брать вас с собой».
- Но лещи обязаны иметь при себе сельдь, - возразил Квазичерепах. - Ни один лещ не отправится никуда без сельди.
- В самом деле? - удивилась Алиса.
- Конечно, - уверил Квазичерепах. - Если только он не хочет, чтобы его называли бессельд е чным.
- Вы хотели сказать «бессердечным»? - уточнила Алиса.
- Я хотел сказать то, что сказал, - отрезал Квазичерепах.
А Грифон добавил, обращаясь к Алисе:
- А не пора ли нам послушать что–нибудь о твоих приключениях?
- Я могла бы рассказать вам мои приключения, начиная с сегодняшнего утра, - немного робко сказала Алиса, - но это было бы бессмысленно без рассказа о вчерашнем дне. Потому что еще вчера я была совсем другим человеком.
- Объясни это все, - сказал Квазичерепах.
- Нет–нет! Сначала — приключения! - нетерпеливо сказал Грифон. - Объяснения отнимают ужасно много времени.
Тогда Алиса начала рассказывать о своих приключениях с того момента, как увидела Белого Кролика. Она немножко нервничала, вспоминая недавние события, но двое этих странных существ придвинулись к ней поближе с обеих сторон и слушали ее, широко раскрыв глаза и рты, так что по мере рассказа Алиса все больше смелела и уже живо продолжала свое повествование. Ее слушатели сидели тихо до тех пор, пока она не добралась до той части своей истории, где читала Шелкопряду стихи про папу Вильяма. После того, как она рассказала про слова, выходившие совершенно не такими, как нужно, Квазичерепах глубоко вздохнул и произнес:
- Это очень странно.
- Это все так странно, как только может быть, - добавил Грифон.
- Не такими, как нужно! - задумчиво повторил Квазичерепах. - Думаю, не мешало бы послушать, как у нее выйдет повторить что–нибудь. Скажи ей, пусть начинает, - он взглянул на Грифона так, будто тот имел определенное влияние на Алису.
- Встань и повтори «То был голос лентяя…», - сказал Грифон.
«Ну надо же, как эти создания распоряжаются людьми и заставляют человека повторять уроки! - подумала Алиса. - Можно подумать, я в школе».
Однако, она встала и начала читать, но ее голова была еще совершенно занята омаровой кадрилью, так что она плохо понимала, что говорит, и слова опять совершенно не слушались ее.
То был голос омара:
- Я в духовке сгораю!
Сахарюсь как Сахара,
Пеплом нос посыпаю!
Он, как утка глазами,
Носом водит–играет,
Шьет большими стежками
И носки расставляет.
- Это немного не то, что я обычно рассказывал в детстве, - сказал Грифон.
- Ну, я–то никогда не слышал эти стихи прежде, - сказал Квазичерепах. - Но я и так вижу, что это нелепица.
- И не лепится и не вяжется, - поддакнул Грифон.
Алиса ничего не сказала; она села и закрыла лицо руками, размышляя, будет ли когда–нибудь хоть что–нибудь как прежде.
- Я хотел бы, чтобы она объяснила это, - сказал Квазичерепах.
- Она не сможет объяснить это, - покачал головой Грифон. И торопливо сказал Алисе: - Продолжай со следующей строфы.
- Но что там насчет носков? - настаивал Квазичерепах. - Как он может их расставлять? К тому же — носом?
- Это первая позиция в танце, - сказала Алиса. - Носки врозь.
Но она была ужасно озадачена всем происходящим, и ей хотелось поскорей сменить тему.
- Продолжай со следующей строфы, - нетерпеливо повторил Грифон. - Она начинается «В его саду гуляя…».
Алиса не осмелилась ослушаться, хотя и чувствовала, что все опять пойдет не так. Она снова встала и продолжила дрожащим голосом:
В его саду гуляя,
Я видел, как сова,
От мыши убегая,
Набросилась на льва.
- Что толку от повторения всей этой чепухи, - прервал Квазичерепах, - если ты не можешь объяснить прочитанного? Это самая странная вещь, какую я только слышал.
- В самом деле, тебе лучше не продолжать, - сказал Грифон.
Алиса была только рада.
- Попробуем другую фигуру омаровой кадрили? - предложил Грифон. - Или ты хотела бы, чтобы Квазичерепах что–нибудь спел?
- О, песню, пожалуйста, если Квазичерепах будет так добр, - ответила Алиса поспешно, так что Грифон сказал немного обиженно:
- Хм! О вкусах не спорят, конечно… Спой ей «Черепаховый суп», старина.
Квазичерепах глубоко вздохнул и начал, однако его голос то и дело прерывался вздохами и всхлипываниями.
Вкусный суп, он густ и зелен,
И горяч, и так полезен!
Каждый ест, коль он не глуп,
Суп вечерний, вкусный суп.
Суп вечерний, вкусный суп!
Вкусный су–уп! Вку–усный су–уп!
Су–уп вече–ерний, вку–усный су–уп,
Вкусный, вкусный суп!
В нем всего есть по–маленьку.
Эй, давай сюда тарелку!
Пусть хлебают все без лени
Суп - тарелка за полпенни.
Пол–гроша за вкусный суп!
Вку–усный су–уп! Вку–усный су–уп!
Су–уп вечерний, вку–усный су–уп!
Вкусный, вкусный суп!
- И еще раз припев! - крикнул Грифон, и Квазичерепах только собрался повторить его, когда издалека донесся крик: «Суд начинается!».
- Пойдем! - крикнул Грифон, и, беря Алису за руку, поспешил прочь, не дожидаясь конца песни.
- Что это за суд? - пропыхтела Алиса на бегу, но Грифон ответил только: «Идем, идем!» и побежал еще быстрее, а сзади все слабее и слабее доносил ветерок, спешащий за ними, грустный голос: «Су–уп вече–ерний, вку–усный су–уп!»
XI. Кто украл торты?
Когда они прибежали, Король Черв и Королева сидели на троне, в окружении огромного собрания самого разного вида птиц и зверей, а также целой колоды карт. Валет стоял перед судом, в цепях, а по бокам его вытянулись во фрунт солдаты, охранявшие его. Возле Короля переминался с ноги на ногу Белый Кролик с трубой в одной руке и пергаментным свитком в другой. В самой середине двора расположился стол и большое блюдо тортов на нем. Торты выглядели так аппетитно, что Алиса голодным взглядом посмотрела на них. «Поскорей бы закончился весь этот суд, - подумала она, - и раздали бы эту вкуснятину!». Но было похоже, что на это нет никакой надежды, поэтому она начала озираться по сторонам, чтобы хоть как–то провести время.
Алиса еще никогда не была в суде, но она читала о нем в книгах и была теперь весьма довольна обнаружить, что знает названия почти всего. «Вот это - судья, - подумала она, - потому что у него большой парик».
Судьей, разумеется, был король. Он сидел с короной поверх парика и ему, кажется, было не очень удобно, не говоря уж о том, что судейское одеяние совершенно ему не шло.
«А вот — скамья присяжных, - подумала Алиса, - и на ней двенадцать этих странных созданий (она была вынуждена сказать «создания», потому что некоторые из них были животными, а другие — птицами). Я полагаю, все они — присяжные заседатели». Эти последние слова она повторила два или три раза про себя, немного гордясь собой, потому что подумала, и совершенно правильно, что очень немногие девочки ее возраста знают значение всех этих слов.
Все двенадцать присяжных деловито что–то писали на грифельных досках.
- Что это они делают? - спросила Алиса у Грифона. - Им же нечего записывать, пока не начался суд.
- Они записывают свои имена, - прошептал Грифон в ответ. - Чтобы не забыть их до конца суда.
- Глупые создания! - начала Алиса вслух, с негодованием, но быстро остановилась, потому что Белый Кролик закричал: «Тишина в зале суда!», а Король надел свои очки и сердито посмотрел вокруг, чтобы узнать, кто нарушил порядок.
Алиса могла видеть, так же хорошо, как если бы она заглядывала через их плечи, что присяжные записывали слова «глупые создания» на своих грифельных досках, и заметила, что один из них не знает, как правильно пишется «глупый» и вынужден просить помощи у соседа.
«Миленький же вид будет у их досок к концу заседания!» - подумала она.
У одного из присяжных был скрипучий карандаш. Этого, конечно, Алиса не могла вынести, и она обошла зал суда, подошла к присяжному сзади и, улучив удобный момент, выхватила у него карандаш. Она сделала это так быстро, что бедный заседатель (Это был Ящерка Билл) даже не успел понять, что произошло. Обыскав все вокруг и не найдя карандаша, он был вынужден до конца заседания писать пальцем, хотя пользы от этого было еще меньше, чем нисколько — ведь палец не оставляет следов на грифельной доске.
- Герольд, огласите обвинение! - изрек Король.
На это Белый Кролик выдул три отрывистых ноты в свою трубу, а затем развернул пергаментный свиток и прочитал следующее:
- Королева червей
купила дрожжей
И напекла тортов.
Валет Червей набрал тортов
и с ними был таков.
- Каков? - спросил один из присяжных.
- И с ними был здоров, - пояснил Король.
Заседатель записал на своей доске: «валет был просто огромен».
- Огласите ваш вердикт, - сказал Король присяжным.
- Не сейчас, не сейчас, - торопливо прервал Белый Кролик. - Сначала нужно обделать кучу дел и опросить свидетелей.
- Позовите первого свидетеля, - сказал Король.
Белый Кролик трижды дунул в трубу и вызвал: «Первый свидетель!»
- Первым свидетелем был Шляпник. Он вошел в зал суда с чашкой чая в одной руке и куском хлеба с маслом в другой.
- Я прошу прощения, ваше величество, начал он, - за то, что явился со всем этим на суд, но меня отправили сюда прямо посреди чаепития.
- Ты должен бы уже закончить, - сказал Король. - Когда ты начал?
Шляпник посмотрел на Мартовского Зайца, который следовал за ним рука об руку с Соней.
- Четырнадцатого марта это было, я думаю, - сказал он.
- Пятнадцатого, - поправил Мартовский Заяц.
- Шестнадцатого, - вставил Соня.
- Запишите это, - сказал Король присяжным, и присяжные торопливо записали все три даты на своих досках, а потом сложили числа и перевели результат в шиллинги и пенсы.
- Сними свою шляпу, - сказал Король Шляпнику.
- Она не моя, - сказал Шляпник.
- Краденая! - воскликнул Король, поворачиваясь к присяжным, которые немедленно сделали запись об этом факте.
- Я держу их на продажу, - объяснил Шляпник. - У меня нет своей собственной. Я шляпник.
Тут Королева водрузила на нос очки и некоторое время пристально оглядывала Шляпника, который под ее взглядом побледнел и занервничал.
- Давай твои показания, - сказал Король. - И перестань нервничать, или я казню тебя на месте.
Это, кажется, не очень ободрило свидетеля. Он переминался с ноги на ногу, испуганно глядя на Королеву, и в растерянности откусил большой кусок чашки вместо бутерброда.
Как раз в этот момент Алису посетило очень странное ощущение, которое терзало ее, пока она не поняла, что случилось. А случилось то, что она снова начала расти. Алиса подумала сначала, что надо бы встать и покинуть зал заседаний, но потом решила, что будет находиться здесь до тех пор, пока для нее будет хватать места.
- Не могла бы ты так не наваливаться! - сказал Соня, который сидел рядом. - Мне тяжело дышать.
- Я ничего не могу поделать, - кротко ответила Алиса. - Я расту.
- Ты не имеешь права расти здесь, - сказал Соня.
- Не говорите чепухи, - сказала Алиса уже смелее. - Вы же знаете, что тоже растете.
- Да, но я расту с правильной скоростью, - возразил Соня, - а не таким вот нелепым манером.
И он сердито поднялся и через весь зал перешел на другую сторону.
Все это время Королева не сводила взгляда со Шляпника и, как только Соня пересек зал суда, она сказала одному из судебных чиновников:
- Подать сюда список исполнителей с последнего концерта!
При этих словах несчастный Шляпник задрожал так, что с него слетели ботинки.
- Давай твои показания! - сердито повторил Король. - Или будешь казнен, независимо от того, боишься ты или нет.
- Я бедный человек, ваше величество, - начал шляпник дрожащим голосом, - и я не пил чаю… неделю или около того… и что–то с бутербродом — он стал такой тонкий… все началось с чая… и с парения летучей мыши… и с подноса…
- Испарения летучей мыши из–под носа? - переспросил Король. - У чая?
- Нет. У нее, - ответил Шляпник.
- Я знаю, что «у» — не «ё», - резко произнес Король. - Ты принимаешь меня за тупицу? Продолжай!
- Я бедный человек, - продолжал Шляпник, - и все вещи воспарили после этого… только Мартовский Заяц сказал…
- Я не говорил! - с великой поспешностью прервал Мартовский Заяц.
- Ты говорил! - настаивал Шляпник.
- Я отрицаю это! - сказал Мартовский Заяц.
- Он отрицает это, - сказал Король присяжным. - Пропустите эту часть.
- Ну, в любом случае - Соня сказал… - продолжал Шляпник, беспокойно оглядываясь: не откажется ли и Соня тоже, но Соня ни от чего не отказывался, он спал.
- После этого, - продолжал Шляпник, - я сделал еще бутерброд с маслом…
- Но что сказал Соня? - спросил один из присяжных.
- Этого я не помню, - ответил Шляпник.
- Ты должен вспомнить, - заметил Король, - иначе будешь казнен.
Несчастный Шляпник выронил чашку и бутерброд, а следом и сам повалился на колени.
- Я бедный человек, ваше величество, - начал он.
- Это язык у тебя очень бедный, - сказал Король.
Здесь одна из морских свинок зааплодировала и была немедленно подавлена судебными чинами. Поскольку это довольно трудное слово, я объясню вам, как это делалось. Они взяли большой холщовый мешок с веревочными завязками. В него они запихнули морскую свинку, головой вперед, а сами уселись сверху.
«Я рада, что узнала, как это делается, - подумала Алиса. - Я так часто читала в газетах, в конце судебных протоколов: «Было несколько попыток зааплодировать, которые немедленно были подавлены судебными чинами», но я до сих пор не знала, что это значит».
- Если это все, что ты знаешь по делу, - сказал Король стоящему на коленях на полу Шляпнику, - можешь быть свободен. Ты и так занял у нас пол–суда.
- Не весь же, - ответил Шляпник, поднимаясь с пола и оглядывая пол. - Его еще достаточно. Хоть суда, хоть туда.
- Никто и не позволит тебе занять весь суд. Сядь на место.
Тут другая свинка зааплодировала, и была подавлена.
«Ага, со свинками покончено! - подумала Алиса. - Теперь дело пойдет быстрее.»
- Я лучше пойду закончу с чаем, - сказал Шляпник, опасливо косясь на Королеву, которая просматривала список исполнителей.
- Можешь идти, - кивнул Король, и Шляпник поспешно покинул зал суда, забыв даже про свои ботинки.
- Отрубите ему голову там, снаружи! - велела Королева одному из чинов.
Но Шляпник скрылся из виду быстрее, чем судейский дошел до двери.
- Позвать следующего свидетеля! - сказал Король.
Следующим свидетелем была кухарка Герцогини, о чем Алиса догадалась раньше, чем увидела ее, потому что люди, сидящие у входа, принялись громко чихать еще прежде, чем она появилась.
- Давай свои показания, - сказал Король.
- Не дам, - ответила кухарка, на всякий случай отводя руки за спину.
Король озадаченно посмотрел на Белого Кролика, который тихонько сказал:
- Ваше величество должно подвергнуть эту свидетельницу перекрестному допросу.
- Ну, должен так должен, - меланхолично произнес Король.
Он неохотно скрестил руки на груди и насупил брови так, что его глаз почти не было видно, после чего обратился к кухарке:
- Из чего делаются торты?
- В основном из перца, - ответила та.
- Из хлеба и воды, - произнес сонный голос позади нее.
- Схватить этого Соню за шиворот! - завизжала Королева. - Отрубить этому Соне голову! Вышвырнуть этого Соню из зала суда! Подавить его! Защипать его! Оборвать ему усы!
Несколько минут весь суд пребывал в замешательстве, пытаясь выполнить ее сыпавшиеся, как горох, распоряжения. Наконец, через какое–то время все вернулись по местам. Кухарка к тому времени уже исчезла.
- Ничего, - сказал Король со вздохом облегчения. - Позвать следующего свидетеля!
И добавил вполголоса, обращаясь к Королеве:
- На этот раз, дорогая, вы должны проводить перекрестный допрос. У меня от него уже ноют руки и болит лоб!
Алиса наблюдала за Белым Кроликом, который пролистывал список, и гадала, кем может быть следующий свидетель. «Не очень–то много показаний они пока получили» - думала она.
Вообразите себе ее удивление, когда Белый Кролик прочитал своим высоким и пронзительным голосом имя «Алиса!».
XII. Показания Алисы
- Здесь! - крикнула Алиса, от волнения совершенно забыв, какой большой она стала за последние несколько минут. Она с такой поспешностью поднялась, что подолом юбки зацепила и опрокинула скамью присяжных, сбросив с нее всех заседателей прямо на головы стоящих внизу, и теперь бедные прис<