Рецепт от Гробушко, Главного кока дредноута «Уроборос» 10 глава




– Ничего, глупый щенок, – круга больше не будет. Лорды в стальных доспехах на закате спустятся в подземелье, а к рассвету им придется слушать меня, и живым и мертвым. Стреляй, мой мальчик!

Раздался щелчок арбалета, стрела с отвратительным всхлипом пронзила горло. Джош коснулся древка, удивленно воззрился на окровавленные пальцы и упал. Дэвид отпрыгнул к стене – он был безоружен.

– Как ты мог, брат? Ты сражался и голодал вместе с нами, за тебя умирали люди!

– Молодость наивна, зрелость мудра. Я шел к власти долгие годы, я искал мудрости и обрел ее. Если не можешь справиться с бурным потоком, оседлай его и плыви. Ты не понимаешь, бедный Дэвид, и никто из братьев не понимает – прежний мир обречен, бог отвернулся от нас. В битве жизни и смерти всегда побеждает смерть, Лондон стал кораблем мертвецов, и нам с него не сойти. Ты ведь сам думал о власти, выводил в дневнике «Кинг Дэвид». Смирись, выхода нет.

Вместо ответа Дэвид швырнул в предателя кубком, расплескивая вино. Торжествующий Питер взмахнул руками, и кубок завис в воздухе.

– Видишь, как велика моя власть? И это только начало. Абель, мальчик мой, где оковы?

Пригнувшись за алтарем, Шарлотта яростно кромсала платье – как хорошо, что у Джоша был острый нож. Бледное лицо мертвого юноши было совсем рядом… плакать она будет потом, когда выберется отсюда. Сотер любил тебя, Джош. И меня он, наверное, тоже любит! Тяжелая рукоятка бича оказалась прямо над головой, пальцы Шарлотты сомкнулись на серебре.

От волнения Абель никак не мог справиться с засовами кандалов. Парализованный заклинанием Дэвид молчал, Питер терял терпение. Камень в перстне светился мертвенно-белым, словно подмигивал Королю. Где-то в городе выли собаки.

Рррррраз! Ком легкой ткани взметнулся в воздух словно призрак умершей королевы, белое облако опустилось на торжествующего Питера. Два – удар бича подсек ему ноги, опрокинул в сияние свечей, душный дым благовоний. Ткань вспыхнула моментально. Три – Шарлотта вылетела наружу, сцепила петлей бича дверные ручки и покатилась по лестнице кубарем. Она выиграла пару минут.

Братьям, что ждали у входа в подземелье, не понадобилось ничего объяснять. Двух слов «башня горит» хватило, чтобы они побежали со всех ног. Шарлотта тоже рванулась прочь, но не знакомым ходом, а в другую сторону, в сырую тьму подземелья. Она мчалась изо всех сил, сколько хватало дыхания, молясь лишь об одном – не споткнуться. Взрыв качнул землю, Шарлотта почувствовала мягкий толчок и упала лицом в милосердную грязь. Потом поднялась и, опираясь на стену, побрела дальше. Нож она не отпускала, цеплялась за плетеную рукоять. Джош умер. Умер Джош. Умер. Умер. Как мама и бабушка, как отец Марк, как старая Пегготти. И она тоже умрет, одна-одинешенька в черном чреве столицы, грязь пропитает ей волосы, смешается с кожей, потечет по жилам. Смерть вокруг, прав был Питер, прав, прав – надо сдаться, лечь на землю и плыть вместе с кораблем мертвецов по воле неизбежной судьбы…

 

When I find myself in times of trouble

Mother Mary comes to me…

 

Шарлотта почувствовала, что обруч бриллиантового венца сжимает ей голову, а цепь пригибает к земле. Украшения полетели в грязь, Шарлотта побрела дальше. Ей все сильнее хотелось есть. По счастью, вода в подземельях была в избытке – чистые струйки просачивались сквозь щели в камнях. Шарлотта пила вволю и всякий раз умывала лицо и руки – если она выживет, то будет умываться каждый день, чего бы ей это ни стоило. Когда ноги перестали держать ее, Шарлотта свернулась клубком у стены и попробовала уснуть. Прохладная грязь облегчила боль в мышцах, но живот сводило голодными судорогами. Хоть бы корочку хлеба – ту, что она так расточительно крошила птицам! Хоть бы вяленую рыбку, с сухой головкой и колючими солеными плавниками. Хоть бы яблоко, горьковатое, сочное из давешнего сна. Шарлотта сглотнула слюну – ей почудилось, что сок наполняет ей рот, зернистая мякоть крошится под зубами, кусочки проскальзывают в горло. Стало легче, словно воспоминание обратилось пищей. Опираясь о стену, она сумела встать на ноги и пошла дальше.

Сколько времени она бродила по бесконечным переходам, коридорам и рвам, Шарлотта не знала. Она грезила наяву, пела, говорила с мертвым Джошем, взахлеб выкладывая ему все, что не успела сказать при жизни. Она корила себя, горько раскаиваясь, что не сумела совершить ритуал – и тут же спорила сама с собой. Смерть не побеждают смертью! Пару раз ей удавалось выловить в донных потоках безглазых рыб, которых Шарлотта проглотила сырыми. Однажды – наткнуться на заброшенное и ограбленное бомбоубежище. Грабители уволокли все ценное, но под грудой сгнивших полок обнаружилась жестяная коробка галет, окаменевших от времени, но поразительно вкусных.

Силы Шарлотты иссякали. Будь она одна, возможно, смерть в подземелье показалась бы ей лучшим выходом, но, если у нее и вправду должен родиться ребенок, пора выбираться наверх, искать себе новое убежище. Видимо, в гетто – к мертвецам она больше не подойдет. Но в гетто ее найдут братья. Удастся ли объяснить им, что Питер оказался предателем, прежде чем в нее метнут нож или выстрелят из арбалета? Может, проще вовсе уйти из города, отыскать пристанище в глухом лесу, где давно не слыхали о людях? Но сначала – наверх. Два кольца с рубинами сохранились, их можно будет выменять на еду.

Шарлотта стала ощупывать стены и поднялась по первой лестнице, которую отыскала. Отодвинуть люк оказалось непростой задачей, она ободрала себе все пальцы, но справилась. Дневной свет оказался болезненно ярким, пришлось зажмуриться, слезы брызнули из глаз.

– Хватайся за меня и держись! Осторожненько, ну-ка… Ты пряталась там от пожара?

Чьи-то заботливые теплые руки помогли ей выкарабкаться из ливневого колодца, подняли на ноги.

Шарлотта осторожно приоткрыла глаза – перед ней стояла худая, небрежно одетая женщина из гетто. Румяная и улыбающаяся женщина из гетто. За ее спиной чернела арка парадных ворот – люк вывел к самому Вестминстерскому дворцу. Похлопав себя по карманам, незнакомка вытащила горбушку черствого хлеба, в которую Шарлотта, ахнув от удивления, вцепилась зубами.

– Настрадалась ты. Кушай, пусть сил прибудет. – Женщина сочувственно смотрела на худое лицо спасенной.

– В гетто не подают нищим и не делятся едой, – произнесла Шарлотта, слизнув с ладони последние, невидимые крошки. – В гетто каждый живет за себя. Чем я должна расплатиться, почему ты так добра со мной?

– Потому что ад забрал своих слуг! Город горел семь дней и ночей, уцелело лишь гетто и башни Тауэра. Ни единого мертвеца не осталось, ни единого на тысячу миль вокруг! Я жду ребенка, понимаешь, – я жду ребенка, и он останется жив!

– Как тебя звать?

– Мария.

Пошатываясь от слабости, Шарлотта вышла за ворота гетто. Вокруг простиралась черная выжженная земля, торчали черные зубья стен, скалились ограды. Тут и там сновали измазанные в золе люди, одни выискивали что-то в пожарище, другие просто глазели вокруг. Клочья тумана таяли, цепляясь за черные ветви деревьев. Над Лондоном взошло солнце.

 

Игорь Вереснев

Апановский инцидент

 

 

21/06/1983 г., 17 час. по местному времени

«…к 10.00 эвакуация персонала, находившегося вне зоны выброса, полностью завершена. К 14.00 очаг поражения локализован. В настоящее время ведется зачистка территории объекта «п/я 87125» от последствий выброса. Согласно заключению экспертов, концентрация биоактивных веществ, попавших в атмосферу, не достигает критического уровня. По данным на 16.00, число пострадавших в результате инцидента…»

(Из Докладной записки старшего оперуполномоченного 15-го Главного управления КГБ СССР П.А. Губаря)

 

На этой станции поезд стоял две минуты. Каких там две! Они едва выпрыгнули на растрескавшуюся бетонную плиту платформы, едва вытащили рюкзаки, как машинист дал гудок, и вагоны, громко лязгнув, поплыли мимо них, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. И когда рельсы перестали гудеть, а хвост состава превратился в темное пятнышко у самого горизонта, они окончательно поняли – приехали…

«Ст. Апановка», – сообщала надпись на потрепанной ветрами и временем табличке. Но самой станции в природе, по-видимому, не существовало. Или в здешних местах слово «станция» означало именно это: деревянное строеньице, смахивающее на сарай, рядом – навес с деревянной же лавкой под ним, и больше ничего.

– Че дальше делать? – Колян повернулся к Глебу.

Глеб был старшим. Во-первых, четверокурсник. Во-вторых, бригадир. В-третьих, вернее, в-наипервейших, именно его назначили старшим группы квартирьеров, отправленных готовить будущее место дислокации стройотряда «Целинник».

– Встретить нас должны, – неуверенно пожал плечами Глеб. Если их и встречали, то разве что кузнечики, от стрекота которых начинало звенеть в ушах.

– И где? – продолжал допытываться Колян.

– А я знаю?

Колян цыкнул сквозь зубы, спрыгнул с платформы, бросил рюкзак прямо на траву, под деревянный, добротно просмоленный столб – сразу не разберешь, телеграфный или электрический, – неторопливо зашагал к будке. Глеб постоял, подумал, пошел следом.

Окошко с вывеской «Билетная касса» было закрыто ставенкой. Колян постучал, подождал, постучал еще раз. Аборигены реагировать не хотели. Тогда он обошел будку вокруг. С тыльной стороны обнаружилась дверь с амбарным замком впечатляющих размеров. Колян подергал ручку для порядка. Но дергай не дергай, а и так видно – заперто.

– Нету никого, – сообщил он Глебу, будто тот сам не видел. – Перерыв, что ли?

Глеб посмотрел на часы. Час по Москве. А по-здешнему? Пять? Ну да, солнце уже опускается.

– Может, выходной? – предположил.

– Чего это среди недели выходной? И если я билеты купить захочу, тогда как?

Глеб не ответил, пошел обратно вокруг будки. Рядом с окошком висело расписание – выцветшее, пожелтевшее, местами еле читаемое.

– Тут следующий поезд в час ночи, – буркнул. – К тому времени кассирша и придет. Может быть.

Повернулся и побрел к столбу, где рядом с кучей рюкзаков поджидали остальные трое из его команды: Эдя, Анька и Шурик.

– Че там? – Эдя успел выудить из своего пузатого рюкзака флягу с водой и теперь смаковал неторопливыми маленькими глотками.

– Закрыто все. Ждать будем.

– Долго?

Глеб не ответил.

 

Терпения у команды хватило минут на сорок. За это время они десять раз сыграли в дурака, Шурик поймал-таки кузнечика и поменял его у Эди на сигарету. Потом кузнечик непонятным образом свалился прямехонько в вырез Аниной майки. Девушка повизжала для приличия, но так как выяснить, кто именно сделал эту пакость, не удалось, ссора затихла в зародыше.

Потом Колян опять насел на старшего:

– Глеб, мы до ночи здесь торчать будем? Может, пойдем пешком?

– Пятнадцать километров?

– А че?

– Не, пешкодралом я не договаривался, – тут же возмутился Эдик. – Лучше подождем.

– Тебе полезно пройтись. Может, похудеешь. А, Глеб?

– Ну, я как народ.

Народ проголосовал тремя против одного. Поэтому встали, вскинули рюкзаки на спины и пошагали на север, по узкой шоссейке, убегающей в степь.

 

21/06/1983 г., 21 час по местному времени

«…связь оборвалась. Маловероятно, что это связано с инцидентом на объекте «п/я 87125». Но так как населенный пункт лежит по следу образовавшегося в результате выброса облака, я принял решение направить представителя экспертного отдела в сопровождении…»

(Из Докладной записки старшего оперуполномоченного 15-го Главного управления КГБ СССР П.А. Губаря)

 

«Совхоз им. Омара Дощанова». Жестяной указатель, такой же потрепанный, вылинявший, как все здесь, они миновали в сумерках. Метров через двести шоссе круто поворачивало вправо, огибая длинный широкий овраг. За оврагом видны были домики поселка, однако Глеб свою команду туда не повел. Не доходя до поворота, он свернул с дороги к двум сиротливо торчащим посреди степи кирпичным коробкам. Вернее, посреди пустыря, так как степь здесь была затоптана, перерыта, зияла проплешинами рыжей глины.

– Это че? – тут же поинтересовался Колян.

– То самое. Тут будем «микрорайон» новый для них строить. Ну и жить, само собой.

– В этих хибарах? – с сомнением уточнил Эдя. – В них хоть крыша есть?

– В одном есть. Во втором нужно покрыть, пока ребята приедут. Микрорайон в прошлом году отряд из Уфы строить начинал, да не успели. Нам нужно до ума довести эти два и пять новых поднять с нулевого цикла.

В крайнем от дороги доме крыша, в самом деле, была. И потолок, и окна, и двери – наружные. Даже электричество подведено, и стоило щелкнуть выключателем, как в кухне вспыхнула лампочка. Правда, была она одна-единственная на весь дом, но это мелочи. Собственно, до сдачи «под ключ» здесь оставалась только внутренняя отделка.

Они всей толпой прошлись по дому. Коридор, кухня, три комнаты, одна большая, проходная, две изолированные, вроде как «спальня» и «детская». Половина отряда запросто могла разместиться, а уж пятеро квартирьеров – и подавно. В дальней комнате, «спальне», лежали стопки матрасов, подушек, трепанных-перетрепанных одеял. Здесь же высились и штабеля разобранных железных коек.

– Вот жеж романтика! – присвистнул Эдя. – А постельное белье хоть есть?

– Какое белье, е-мое? Спим по-походному, устали ведь! – возмутился Колян. – Давайте постелем матрасы на полу и спать завалимся, а койки завтра собирать будем.

Ответа на свое предложение он ждать не стал. Схватил в охапку матрас, потащил было в «детскую». Но тут уж возмутилась Аня:

– А я где, по-твоему, спать должна? В коридоре?

– Аня спит в угловой, а мы в большой. – Глеб поспешил напомнить, кто здесь старший.

– Да мне все равно. – Колян повернул обратно. Бросил матрас под стену проходной комнаты, предупредил девушку для порядка: – Только не наступи, когда ночью «пи-пи» приспичит.

Спустя десять минут с «постелями» разобрались, лампочка по всеобщему согласию перекочевала в большую комнату. Колян попытался сразу и «отбиться», но Эдик категорически не согласился лечь спать без ужина. Проголосовали: четверо против одного за ужин.

– Руки мыть пошли! – позвал Глеб. – Умывальник и колодец – во дворе. Но вода там техническая, пить не рекомендую.

– А питьевая где?

– Привозная. Завтра договоримся с местными.

Руки пошли мыть Шурик и Анька, Колян и Эдя поленились. Колян тут же вытянулся на матрасе, оставив на Эдю заботы о вскрытии банок тушенки.

– Заехали, блин! – проворчал он недовольно. – Ни воды, ни фига. А представляешь, какая тут жара через месяц будет? Ни одного ж деревца вокруг.

– Ну, месяц! Это еще дожить надо.

Когда вернулись Глеб и остальные, тушенка была вскрыта, остатки буханки покромсаны. Эдя и шмат сала хотел выложить, но его отговорили. Во-первых, после соленого пить будет хотеться, а нечего. Во-вторых, сало – это «НЗ», на самый крайний случай.

Лопали молча. Лишь когда Глеб пустил по кругу бутылку с минералкой, Шурик спросил:

– Глеб, а ты заметил – в поселке темно.

– А ты думал, здесь ночь, а за оврагом день будет? – подколол его Эдя.

– Не, я о том, что света в домах не видно.

– Не заметил, – пожал плечами старший.

– Это потому, что у тебя два глаза, а у него… – Колян не договорил, замолчал, прислушиваясь.

И остальные повернули головы к входной двери. Снаружи отчетливо урчал, приближаясь, автомобильный мотор.

– Приехал кто-то?

– Наверное, те, кто нас должен был встре…

Бац!

Дверь распахнулась так резко, что Аня взвизгнула, а у Эди пустая бутылка вывалилась из руки. И не только от этой резкости вывалилась. На пороге стоял дебелый мужик, кулаки, что твои кувалды. Пистолет в такой лапище казался игрушечным. Хотя игрушечным он наверняка не был.

Мужик удивленно обвел взглядом компанию:

– А вы кто такие?!

Испуг улетучился в минуту – незнакомец был одет в серые, с красной лампасиной форменные брюки. И рубашка на нем была форменная, милицейская.

Глеб кашлянул, прочищая горло, начал подниматься:

– Здрасьте. Мы студенты, стройотряд «Целинник». А вы участковый, да?

– Студенты? Откуда вы взялись? – Вопрос о своей должности милиционер проигнорировал.

– Работать к вам приехали, дома строить. Нас встретить сегодня должны были, в Апановке. А не встретили, пешком идти пришлось.

– Та-а-ак… Вас здесь не хватало. – Милиционер смерил Глеба взглядом. – Ты старший? Пошли выйдем на пару слов.

Напротив крыльца стоял «уазик», а в двух шагах справа от него… Вот такой расклад Глебу не понравился. Справа от машины стоял человек с автоматом в руках, и автомат это смотрел дулом прямо Глебу в голову. Тоже настоящий, «калаш», похожий на те, с которыми приходилось мудохаться на «военке», только новее. Еще двое сидели в «уазики»: водитель за рулем и женщина сзади. Вооружены ли они, Глеб не разглядел.

– До нас кто-нибудь приходил? – стукнул его лапищей по плечу милиционер. – Вообще, встречали здесь кого-нибудь?

– Н…нет.

Милиционер хмыкнул, раздумывая. Почесал затылок. Потом скомандовал:

– Значит, так, студент, что с вами делать, завтра поймем. А ночью чтоб из дому нос не высовывали. Двери заприте и свет погасите. Чтоб не видно вас было и не слышно. Понятно?

– Понятно, – с готовностью кивнул Глеб. Хоть ничего ему понятно не было. Но когда тебе в лицо смотрит «калашников», желания спорить и расспрашивать не возникает.

«Уазик» покатил в сторону поселка и вскоре растаял в совсем уже сгустившихся сумерках. А дома за оврагом в самом деле стояли темные, Шурик не ошибся. Глеб потоптался на пороге, почесал макитру – точь-в-точь как милиционер перед тем – и вернулся в дом.

Повторять разговор слово в слово он не стал – зачем молодых пугать? Просто распорядился ложиться спать и выключил свет. Он и дверь бы запер, только как ее запрешь, когда замка нет? Перетащил одну сетку, прислонил. Теперь если кто-то войти попытается – грохота будет…

 

21/06/1983 г., 23 час. по местному времени

«…по сообщению эксперта, концентрация биоактивных веществ в атмосфере ниже критического уровня. Взяты пробы грунта и воды для расширенного анализа…»

(Из Докладной записки старшего оперуполномоченного 15-го Главного управления КГБ СССР П.А. Губаря)

 

– Глеб, а, Глеб?

Трясли за плечо настойчиво, пришлось проснуться и открыть глаза. Тьма вокруг стояла кромешная, белобрысая голова Шурика в ней едва угадывалась.

– Что?

– Там стреляют. В поселке.

Глеб хотел переспросить, но не понадобилось, сам услышал. Приглушенный расстоянием выстрел из охотничьего карабина прорвался сквозь храп Эдика. Еще один. И – «та-та-та!» – короткая автоматная очередь. Словно где-то в поселке шел небольшой бой.

В темноте зашлепали босые ноги.

– Глеб, что это? Это стреляют? – Аня присела на краешек матраса.

– Вроде.

– Ой… Ребята, можно я с вами останусь? А то там страшно одной.

 

Утро началось тихо и мирно. Словно все ночные происшествия были не больше, чем плохой сон. Эдя так и считал их чужим кошмаром, не хотел верить в стрельбу и в людей с автоматами. А вот в то, что жратва заканчивалась, он верил охотно. И очень об этом беспокоился. Брали ведь только на дорогу, в полной уверенности, что в совхозе студентов встретят и хлебом, и солью, и всем остальным, чем положено. А о студентах, похоже, забыли. И следовало что-то предпринимать, чтобы напомнить о себе.

«Нужно что-то делать, нужно что-то делать», – Глеб наблюдал, как минутная стрелка на часах выписывает круг за кругом. Нужно что-то делать, а не сидеть на пороге, смотреть, как на пустом шоссе ветер закручивает султанчики пыли, как гоняет серебристые волны травы по степи. Степь здесь была непривычная: цветов нет, трава сухая уже в июне и такая редкая, что каждый стебелек отдельно торчит. Неправильная степь. И поселок неправильный – ни речки рядом, ни ставка. Во дворах вместо яблонек и вишен торчат одинокие свечки тополей. Неправильные деревья, ни тени от них, ни удовольствия.

Стройотряд в этом году тоже начинался неправильно. Глеб уговаривал свою команду – «…подождем до десяти», потом – «…до одиннадцати», потом – «…до двенадцати». Но проблема сама собой не рассасывалась. Главное, пить очень хотелось! И есть. Но есть – это второстепенно, главное пить. Когда Колян заявил, что ему начхать на все и он будет пить техническую из колодца, Глеб решился:

– Так, я иду в поселок, искать местное начальство. Николай и Александр – со мной. Эдик, Аня – вы здесь остаетесь, вещи караулить. Если приедет кто, расскажете, где нас искать.

 

По дороге они не пошли, чтоб крюк не делать. Полезли через овраг, благо тропинка там имелась. Шурик, конечно, умудрился сковырнуться, расцарапал руку, но зато в поселок они попали гораздо быстрее.

Колян кинулся к первой же калитке:

– Хозяева! Хозяева! Водички дадите попить?

Никто не откликнулся. И во втором, и в третьем дворе было пусто и тихо. Даже жутковато становилось: что они, повымерли все?

– В правление пошли, там и попьем, – предлагал Глеб.

Но Колян упрямо пробовал звать снова и снова. И в конце концов докричался. Дверь очередного дома отворилась, выпуская на свет божий сгорбленную, чуть ли не скособоченную бабку.

– Бабушка, здравствуйте! Водички можно у вас попить?

Бабуля не ответила ни «да», ни «нет», молча потопала к калитке. Видно, была она глуховата. И слепая – дорожки не разбирала, шла напрямик по грядке с зеленью.

– Водички… – уже не так уверенно повторил просьбу Колян.

И отпрянул. Бабуля дошла до калитки и неожиданно рванула ее на себя. Калитка была закрыта на щеколду, изнутри, но бабуля этого не замечала, рвала и рвала ручку. Да она пьяная ко всему прочему?! Или чокнутая? Но точно слепая – радужка глаз у нее была какая-то неестественно светлая, почти белая.

– Пошли, пошли отсюда. – Шурик и Глеб поспешили оттащить Коляна прочь от злосчастного двора.

Следующего аборигена они увидели, когда свернули с проулка на широкую, мощенную асфальтом улицу.

– Скажите, пожалуйста, правление в той стороне? – окликнул его Глеб.

Мужик не ответил, как и бабулька. Однако вопрос услышал, так как повернулся всем корпусом на девяносто градусов и заковылял к студентам. Именно заковылял – будто не шел, а с каждым шагом падал на выставленную вперед ногу. Они терпеливо поджидали его – мало ли, что у человека с ногами! Но когда до аборигена осталось метров десять, ждать Глебу перехотелось. Что-то в человеке этом было неправильное. Угрюмое молчание, застывшее, будто маска, лицо, немигающие глаза, такие же белесые, как у старухи. А особенно неправильным и неприятным был обломок штакетины у него в руке.

– Ладно, и сами найдем. – Глеб дернул плечом, потянул спутников: – Пошли быстрее, неохота связываться со всякой пьянью.

Чем ближе к центру поселка, тем больше попадалось народа. И все, как на подбор, – неправильные. Теперь их и звать не требовалось, они выходили со дворов, из переулков, шли следом. И многие не с пустыми руками. Аборигены несли какие-то дреколья, лопаты, у одного Глеб заметил топор. Становилось не по себе от этого молчаливо шаркающего эскорта. Шурик то и дело нервно оглядывался, и даже Колян начал хмуриться:

– Да че у них тут, все село с бодуна? Может, у них вчера праздник какой был, местный? Потому и про нас забыли?

Глеб не ответил. Кто его знает, может, и праздник. Только закончился этот праздник не весело, неправильно закончился. Потому и милицию вызывать пришлось. Потому и с «калашей» стреляли…

На площадь они выскочили почти бегом. И так же бегом кинулись к одноэтажному, аккуратно выбеленному зданию с трепещущим на ветру красно-синим флагом над фронтоном и жирными, черными буквами вывески: «Правление совхоза им. Омара Дощанова». И этот флаг, и вывеска, и чистенькая побелка успокаивали, возвращали уверенность в прочности и незыблемости советского строя. Сейчас все выяснится, мы же не в Америке живем, в конце-то концов!

За углом правления они увидели давешний «уазик», в нем, кажется, кто-то сидел. И это тоже было хорошо, тоже успокаивало. Они замедлили шаг, поднялись на крыльцо, вошли внутрь чинно, с должным почтением. Как и полагается входить в государственное учреждение.

 

22/06/1983 г., 14 час. по местному времени

«…машина с экспертом к назначенному сроку не вернулась. По состоянию на 13.00 связь с группой отсутствует…»

(Из Докладной записки старшего оперуполномоченного 15-го Главного управления КГБ СССР П.А. Губаря)

 

Аня не любила скучать. Да и с какой стати скучать? Она повар в стройотряде, для нее фронт работ всегда найдется. Пока ребята пошли в поселок, а Эдя завалился дрыхнуть, она устроила ревизию своему рабочему месту, то бишь кухне. Проверяла, считала, записывала – чего сколько есть в наличии и чего еще требуется. Три кастрюльки – мало! Сковородки… Ого, большая какая. На фига такая? Лучше две нормального размера. Тарелки… Блин, треснутых сколько. Ложки, вилки… а ножи где? Ага, вот они, даже разделочный есть, мясо рубать. Аня попробовала его пальцем – острый. Она терпеть не могла тупые ножи.

За посудой пришел черед газовой плиты. Четыре конфорки, баллон внизу, интересно, полный? Она открыла вентиль, чиркнула спичкой, поднесла к конфорке. Ручка шла туго, с усилием, графитовая смазка нужна. Да где ее взять здесь? Придется помучиться. Ручка наконец поддалась, пламя вспыхнуло синим венчиком. Отлично! Если Глеб продукты привезет, можно будет на ужин что-нибудь сготовить. Супчику…

Она увлеклась, не сразу услышала шорох за спиной. А когда и услышала – не усомнилась, что Эдя дурака валяет. Напугать хочет, сейчас за бока схватит. Пацаны постоянно так делают, лишь бы пощупать. Пощупать у Ани было за что. Ох и получит Эдя по мордасу!

Она приготовилась… Есть! Бац!

Это был не Эдя. Плосколицего – явно местного – пацана ее оплеуха нисколько не впечатлила. Он оскалил кривые желтые зубы, потянул девушку к себе. Аня дернулась так, что майка на спине треснула. Отпрыгнула в строну.

– Тебе чего?! – заорала.

Парень шагнул ближе. Парень Ане не нравился. Был он на голову выше нее, значительно сильнее и какой-то весь из себя подозрительный. А главное, дверь – пусть к свободе – осталась за его спиной! За спиной же девушки – глухой угол. Зажмут ее в этот угол и изнасилуют…

С нижней губы парня потекла густая, тягучая слюна. Прилипла к подбородку, повисла соплей. А глаза у него были белые и будто неживые. Нет, нехороший парень, совсем нехороший. Это еще повезет, если он только изнасиловать ее собирается.

И, поняв это, Аня заверещала. Громко, истошно, так, что не только в поселке, а и в Апановке услышали, – если, конечно, там было кому слышать. А уж Эдик проснуться должен был непременно. Но кричала она, естественно, не в надежде на его помощь. Она и забыла о нем! Кричать в минуту опасности – извечный женский инстинкт.

 

Эдя услышал, влетел на кухню. Остановился в дверях, удивленно моргая. Картина в самом деле была непонятная. Анька продолжала визжать, забившись в угол, а к ней медленно приближался какой-то незнакомец, выставив вперед руки.

– Э! Ты че?

На оклик незнакомец не реагировал. Да, может, и не слышал за Анькиным визгом? Тогда Эдя подскочил к нему сзади, схватил левой рукой за плечо.

Он ожидал всего: что парень попытается скинуть его руку, не оборачиваясь, и тогда придется врезать ему по кумполу. Или развернется и попробует ударить – тогда получит прямо в нос. Врезать Эдя умел. Драться по-настоящему у него не получалось – проворности недоставало, – но один раз врезать мог, вложив в удар всю свою немалую массу.

Не ожидал Эдя единственного. Что незнакомец наклонит голову и схватит лежащие на плече пальцы зубами. А именно это и произошло.

От жуткой, пронзительной боли потемнело в глазах. Эдя взвыл, сразу заглушив Анькин визг. Пропустил мгновение, когда нужно было ударить, не увидел, как парень разворачивается, так и не разжав челюстей, как хватает руками его руки. Эдя орал от боли и ужаса, слыша, как хрустят перекусываемые фаланги пальцев…

 

В правлении стояла гробовая тишина. Только мухи жужжали. Громко жужжали. Много мух. И еще духота, и запах такой… Неприятный, неправильный.

От тишины, от мух, от запаха уверенность, что все будет хорошо, что все выяснится, исчезла так же быстро, как появилась.

– Эй, здесь есть кто?.. – окликнул Глеб. Хотел добавить «живой», но в последнюю секунду передумал.

– Че, никого? А водички попить хоть найдется у них? – Колян постоял, повертел головой. Направился в глубь коридора.

Глеб шагнул было за ним и тут же наступил на что-то твердое, круглое. Гильза от автомата. Гильза тоже была неправильная. Нечего ей было делать в таком мирном заведении. Он оглянулся на испуганно притихшего Шурика. Потом все же сделал несколько шагов, приоткрыл первую попавшуюся дверь.

Что это был за кабинет, Глеб не разглядел. Потому как прямо у двери на полу лежала женщина. Вернее, молоденькая девушка, если судить по ножкам, бесстыдно раскоряченным из-под задранной к поясу юбки. Ножки были длинные, стройные, загорелые. Красивые. По левой коленке ползала жирная зеленая муха.

Определить возраст по лицу Глеб не мог. Потому что лица не было. Кровавое месиво вместо головы…

Голые ноги, муху, месиво Глеб разглядел за одну секунду. А в следующую понял, что здесь случилось. Рядом с соскочившей с ноги босоножкой лежали автоматные гильзы, на заляпанной какой-то грязью – мозгами?! – стене зияли характерные выбоины. Девушку расстреляли. Из автомата. В упор.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-01-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: