Сражение с окруженными под Киевом войсками Красной армии




Несмотря на впечатляющие успехи, достигнутые группой армий «Центр», которые нашли свое отражение прежде всего в огромном числе пленных и захваченных трофеев во время боев с окруженными войсками противника под Гомелем и Смоленском, а также в захвате территории, принимается решение о временном отказе от продолжения наступления на Москву. Теперь главное внимание уделяется группе армий «Юг». Уже неоднократно велись бурные дискуссии о целесообразности смены направления главного удара. Здесь нет места для разглагольствований на эту тему.

Германский план предусматривал уничтожение в ходе широкого охвата в районе Киева сильной группировки Красной армии – а именно группы армий маршала Буденного (маршал С.М. Буденный был главкомом войск Юго-Западного направления (с июля по сентябрь 1941 г.). Главкомом Юго-Западного фронта был генерал-полковник М.Н. Кирпонос (погиб, прорываясь из окружения, 20 сентября) – Ред.). Для этого в штабе группы армий «Центр» было решено привлечь прежде всего танковые соединения Гудериана (в том числе дивизию СС «Рейх», 3, 4, 17 и 18-ю танковые дивизии, 10-ю и 29-ю моторизованные дивизии и полк «Гросс-дойчланд»).

1 сентября 1941 года дивизия СС «Рейх» выступила маршем вместе с полком СС «Дер Фюрер» через Смоленск– Рославль на юг. 2 сентября марш продолжается через Мглин и Унечу на Стародуб. Дождь льет как из ведра, и без того ужасные дороги превращаются в настоящее болото. Водителям приходится особенно тяжело, и они вынуждены демонстрировать все свое искусство. Из-за таких дорожных условий дивизия сильно растягивается.

 

3 сентября южнее Стародуба происходит несколько коротких боев с остатками отступавших советских частей. Вечером 3 сентября полк (без 1-го батальона) располагается в Авдеевке, оставив далеко позади себя остальные части дивизии СС «Рейх». Накануне под сильным натиском противника части 10-й пехотной (моторизованной) дивизии были вынуждены оставить значительные территории южнее этой деревни.

Генерал-полковник Гудериан приказывает полку СС «Дер Фюрер» рано утром 4 сентября наступать в этом направлении, не дожидаясь прибытия основных сил дивизии «Рейх». Еще вечером 3 сентября батальоны выдвигаются на исходные позиции южнее Авдеевки, справа разворачивается 3-й батальон, а слева – 2-й батальон. Слабый беспокоящий огонь вражеской артиллерии достигает окраин деревни. Во время одного из ночных налетов получает ранение командир 3-го батальона гауптштурмфюрер СС Кемпин. С тяжелым сердцем командир полка назначает командиром 3-го батальона полкового адъютанта, гауптштурмфюрера СС Лингнера, одного из самых лучших офицеров, имевшихся в полку.

4 сентября в 5:00 через наши линии охранения начинается атака на хорошо укрепленные позиции противника, который отчаянно сопротивляется. Сначала атака развивается медленно. Но потом 2-й батальон под командованием штурмбаннфюрера СС Хармеля стремительно прорывается вперед и начинает преследовать отступающего врага, не давая красноармейцам организовать оборону. Ближе к вечеру 2-й батальон после неожиданно быстрого форсирования реки (Убедь) разгромил штаб вражеской дивизии.

За день было захвачено большое число пленных и около двадцати орудий. 3-й батальон продвигается вперед на такое же расстояние. 5 сентября наступление на юг продолжается. Многочисленные, беспорядочно отступающие отряды советских войск рассеиваются огнем артиллерии. Во время одной из передышек 1-й батальон снова нагоняет полк, сразу же выходит вперед и, развернувшись, стремительно атакует противника, отбрасывая его далеко на юг.

Во время этого наступательного марша вдоль колонны полка проезжает генерал-полковник Гудериан и тепло приветствует солдат, выражая им свою признательность. Утром 6 сентября передовые части полка выходят к реке Десне южнее Сосницы. Под городком Мена 1-й батальон настигает колонну противника и в ходе стремительной атаки наносит ей ощутимые потери.

Окружение войск противника становится все ощутимее. Передовой отряд 3-й танковой (Берлинской «медвежьей») дивизии 2-й танковой группы Гудериана 7 сентября выходит к городу Конотопу. В районе города Ромны кольцо окружения должно сомкнуться.

Под ударами наступающей 2-й армии крупные соединения советских войск отступают по железнодорожному мосту под Макошином на другой берег Десны. Сильная оборона на северной и восточной окраине Макошина, основу которой составляют два бронепоезда, должна была позволить Советам удержать этот стратегически важный мост через Десну, ширина которой в этом месте достигает 60 метров.

Полк с ходу начинает готовиться к атаке на Макошино вместе с подчиненным ему мотоциклетным батальоном дивизии. 1 – й батальон тем временем все еще продолжает вести упорные бои восточнее Мены. 2-й и 3-й батальоны закрепляются на берегах Десны восточнее Макошина. Начать атаку планируется в 13:30 после налета на Макошино пикирующих бомбардировщиков. Наступает 13:30 – бомбардировщиков нет, 13:45 – их все еще нет, 14:00 – самолетов не видно! Тогда генерал-полковник Гудериан, находившийся на КП полка СС «Дер Фюрер» в 500 метрах восточнее Макошина, приказывает мотоциклетному батальону атаковать Макошино. Батальон отважно врывается на вражеские позиции, и завязывается чрезвычайно упорный бой. Из-за трудностей с ведением артиллерийской разведки артиллерия может поражать вражеские цели только на окраинах Макошина.

В 14:30 – мотоциклисты уже давно сражаются на улицах Макошина – появляются двадцать семь пикирующих бомбардировщиков, идущих тремя волнами, и, несмотря на все наши сигналы флагами и ракетами, наносят бомбовый удар по центру Макошина – в самую гущу атакующих рот бесстрашных мотоциклистов!

Мы несем страшные потери от собственных бомб, и многие из нас посылают проклятия в адрес летчиков. Правда, атака пикирующих бомбардировщиков принесла и положительный результат – оба вражеских бронепоезда уничтожены, и сопротивление противника в Макошине ослабевает. В ходе этого боя командир 14-й (противотанковой) роты, унтерштурмфюрер СС Франк и командир зенитной роты, оберштурмфюрер СС Рентроп с горсткой людей прорвались по восточной окраине Макошина к мосту, смелым броском стремительно пересекли мост и закрепились на южном берегу Десны. При этом они предотвратили взрыв моста, перерезав провода, ведущие к взрывчатке.

Противник прекрасно осознает грозящую ему опасность, так как он намеревался эвакуировать через этот мост свои многочисленные отступающие части. Он сразу же переходит в контрнаступление. С каждым часом его контратаки становятся все яростнее, а сам мост он держит под таким плотным огнем, что переброска по нему подкрепления становится невозможной. Все попытки прорваться на помощь к нашим отважным бойцам оказываются тщетными, в дневное время сделать это было невозможно. Они должны самостоятельно продержаться до темноты. Немецкие солдаты вгрызаются в землю на крошечном пятачке и удерживают этот важнейший для нас мост, успешно отбивая все вражеские атаки. Унтерштурмфюрер СС Франк погибает смертью храбрых в этом жестоком бою. Оберштурмфюрер СС Рентроп был награжден за свой героизм Рыцарским крестом. В этом бою храбро сражались также 15-я рота и дивизион (батальон) штурмовых орудий.

В течение ночи 7 сентября слабые силы мотоциклетного батальона, поддержанные штурмовыми орудиями «Принц Ойген» и «Дерфлингер», вышли к крошечному плацдарму. Тогда командир полка решает форсировать реку силами двух батальонов (1-й батальон западнее моста, а 3-й батальон восточнее) и создать второй плацдарм, чтобы затем уничтожить окруженного противника.

2-й батальон форсирует реку примерно в 6 километрах восточнее, в ходе быстрой атаки захватывает небольшую деревушку на южном берегу Десны и удерживает ее, отбивая многочисленные атаки противника, прикрывая тем самым левый фланг полка.

Форсирование реки 1-м и 3-м батальонами проходит по плану и заканчивается без происшествий 8 сентября рано на рассвете. На южном берегу Десны 1-й батальон втягивается в тяжелый бой на пересеченной местности, однако еще до обеда ему удается достичь железнодорожной насыпи южнее моста у Макошина.

3-й батальон продвигается в густом тумане по берегу Десны и примерно в 3 километрах перед собой обнаруживает большое село Слободка, раскинувшееся на холме, где не было тумана. Бесшумно продвигаясь вперед, батальон незаметно подходит к подножию холма и так внезапно врывается в село, что противник не успевает оказать серьезного сопротивления.

В руки батальона попадает большое число пленных и батарея полевых гаубиц. Еще до обеда батальоны соединяются в районе железнодорожной насыпи. Окруженные в результате этого войска противника окончательно рассеиваются бойцами мотоциклетного батальона и подоспевшим полком СС «Дойчланд».

9 сентября полк СС «Дойчланд» выступает с этого плацдарма для наступления в южном направлении, опираясь левым флангом на железнодорожную линию Макошино– Бахмач. В этот же вечер, несмотря на ожесточенное сопротивление противника, удается взять Борзну. Затем полк СС «Дер Фюрер», выдвинув вперед 3-й батальон, продолжает наступление вдоль железнодорожной линии. Ночью ему удается обогнать полк СС «Дойчланд», и утром 10 сентября он вступает в бой в районе железнодорожного узла Бахмач с превосходящими силами противника, отступающего на восток.

https://www.e-reading.club/chapter.php/1010021/21/Vaydinger_-_Tovarischi_do_konca.html

 

 

У стен Смоленска

Мощанский Илья Борисович

Контрудар Брянского фронта (1–12 сентября 1941 года)

 

 

Обратимся теперь к характеристике действий 21-й армии Брянского фронта. Несмотря на то, что уже с 31 августа войска левого фланга этой армии (23 и 66 ск) ощущали непрерывный нажим наступающих с запада 4 немецких дивизий 2-й полевой армии, а войска правого фланга (67 ск) 2 сентября попали под фланговый удар немецкой мотодивизии СС «Рейх» и 1-й кавдивизии и начали отход, в оперсводках штаба Брянского фронта вплоть до 3 сентября положение 67-го стрелкового корпуса 21-й армии расценивалось как наступление «на соединение с 13-й армией»[68]. 4 сентября, когда в полосе 3-й и 13-й армий начались упорные наступательные бои, войска 21-й армии уже отступали на юг.

В эти дни командующий 21-й армией, не имея связи с командующим Брянским фронтом и не считая себя в подчинении Юго-Западному фронту, принял решение на отход в общем направлении на юг, на Десну, то есть по тому коридору, который пока оставался свободным от противника. До 4 сентября отход 21-й армии носил сравнительно организованный характер, но с 6 сентября, когда переправа у Макошино была потеряна и обозначилась угроза тылу армии, отход стал носить поспешный характер с потерей личного состава и вооружения (в отдельных дивизиях потери доходили до 70 %).

Наступлением Брянского фронта удалось сковать на короткий срок часть сил 2-й танковой группы немцев (2 танковые и моторизованная дивизии), отчасти облегчив этим отход 21-й армии и ведение обороны 40-й армии Юго-Западного фронта, и только прорыв 2-й танковой группы немцев не был ликвидирован. Не удалось также сомкнуть фланги 13-й и 21-й армий.

Только сосредоточение больших усилий на каком-либо одном направлении ударной группировки из состава 3-й и 13-й армий, смелый, решительный удар этой группировки в любой точке фронта 2-й танковой группы немцев могли помешать наступлению противника и оказать действительную помощь войскам Юго-Западного фронта. Наступление войск Брянского фронта, несмотря на его настойчивость, не имело той силы, которая могла бы задержать развитие наступления немецких войск 2-й танковой группы.

6 сентября 21-я армия была включена в состав Юго-Западного фронта и получила задачу прочно оборонять Десну. К исходу 7 сентября войска 21-й армии отошли за Десну на фронте Бахмач — Макошино — Салтыкова Девица. В этот день состояние армии характеризовалось так: «Части армии понесли большие потери в людях и материальной части (в отдельных дивизиях потери доходят до 40 %)». Ряд подразделений и даже частей армии не могли переправиться и остались на северном берегу Десны.

8 и 9 сентября войска 21-й армии пытались сбить противника с плацдарма у Макошино, занятого авангардами мотодивизии СС «Рейх», но в это время состоялся прорыв 3-й и 4-й танковых дивизий немцев на фронте Конотоп — Бахмач и обнаружилась новая угроза правому флангу армии в районе Бахмач. Распоряжением командарма 21-й армии сюда была переброшена кавалерийская группа (остатки 3 кавдивизий), 214-я воздушно-десантная бригада, а затем и 55-я стрелковая дивизия (в район населенного пункта Григоровка в 15 км южнее Бахмача). Авиационная поддержка 21-й армии ВВС Юго-Западного фронта началась с 9 сентября. В этот день по району Бахмач нанесла удар 19-я авиадивизия (32 самолетовылета). 10 сентября переправу у Макошино бомбила эта же дивизия (21 самолето-вылет).

К 10 сентября войска 21-й армии занимали фронт обороны Бахмач — Борзна — Вержеевка, имея против себя: с фронта — части моторизованной дивизии СС «Рейх», на правом фланге — части 4-й танковой дивизии и на левом фланге — переправляющиеся части 2-й армии немцев, глубоко вклинившиеся в стыке с 5-й армией.

 

 

 

 

Горячие моторы [Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста, 1940–1941]

Гюнтер Гельмут

Мост у Макошино

Мост у Макошино

– Запускай двигатели!

Батальон тронулся с места и стал продвигаться по относительно неплохой дороге. Начинался день 6 сентября 1941 года. Ему было суждено стать одним из самых трагических для батальона. 1-й взвод 2-й роты следовал в голове колонны, за ним – командир роты, а за командиром роты – командир батальона. Мотоциклисты-посыльные ехали параллельно и за автомобилем Старика. Остатки 2-й роты и батальона шли за передвижной радиостанцией.

Проехав 15 километров, мы, как это уже стало традицией, свернули с главной дороги на проселочные. Погода нам в тот день явно благоволила. Было тепло, осеннее солнце необычно пригревало. Несмотря на затяжные дожди последних нескольких дней, песчаные проселочные дороги оставались проезжими, и батальон следовал по ним довольно быстро.

Впереди показалась крупное село. Местные жители с любопытством смотрели на нас – до этого они еще немецких солдат в глаза не видели. Меня направили в службы обеспечения дивизии – передать, чтобы они ехали до Сосницы и там разместились. Движение продолжали только боевые подразделения нашего батальона. Меня не покидало чувство, что батальону предстоит нечто такое, с чем справиться ему будет чрезвычайно трудно…

Я ненадолго забежал к Эвальду, тот ехал на тяжелом грузовике, чтобы передать ему, где именно должны остановиться службы обеспечения.

– Эвальд, а как поживают мои пайки за последние пару деньков?

Эвальд смерил меня недоверчивым взглядом.

– Уступи мне шнапс! А остальное можешь хоть в задницу себе засунуть!

– Ты не наглей! Я тебе уже отдал положенный шнапс!

Взглянув друг на друга, мы расхохотались. Я-то знал, что все, что положено, уже было получено. Никель вылакал мой шнапс. Этот субъект тормозов не имел, если речь шла о спиртном! Но Эвальду откуда было знать, кто именно из нас, мотоциклистов-посыльных, окажется на месте? Поэтому он и без разговоров выдал мне все положенное. Стараясь не нарваться на нашего шписа, я отвалил.

– Ни пуха ни пера! – бросил мне вслед Эвальд.

А шписа я заметил еще на деревенской дороге, и он явно искал кого-нибудь из нас.

Едва мы прибыли в батальон, как для Вернера с Альбертом нашлась работка. Им двоим поручили конвоировать свыше сотни захваченных на нашем участке русских пленных на сборный пункт. Разумеется, Старик понимал, что два конвоира для сотни или даже больше человек – слону дробинка. Альберт уселся в коляску с пулеметом наготове. И оба без каких-либо осложнений отконвоировали всю эту толпу к месту назначения, держась чуть поодаль, но сохраняя положенную дистанцию. В общем, они явно не перетрудились, выполняя это задание. Довольно часто колонну русских пленных гнали в тыл под чисто символической охраной. Подавляющее большинство доходило до пунктов сбора, но были и такие – и немало, – кто предпочитал сбежать. Разумеется, это была недоработка с нашей стороны, но откуда взять конвоиров, если каждый человек и так был на счету? И нашим остававшимся в тылу товарищам приходилось поэтому заниматься вопросами охраны военнопленных противника и глядеть во все глаза. Но в конце концов, это все же прифронтовая зона, а не торговые ряды где-нибудь в родном Дюссельдорфе.

Огромное облако пыли вдали говорило о том, что батальон снялся с места. Местность напоминала степь – равнина, поросшая низенькой травой. Я, привстав на сиденье и покрепче обхватив коленями бензобак, повернул ручку газа. Машина встала на дыбы, но все же рванула вперед. Вскоре я нагнал следовавших в хвосте колонны мотоциклистов и стал медленно пробираться вперед. Батальон быстро продвигался по равнине.

После однообразия последних дней эту атаку мы восприняли чуть не с облегчением. Позиции русских тянулись по обе стороны дороги. Буквально рядом не составляло труда разобрать даже лица солдат. Мы неслись вперед как угорелые, вздымая облака пыли. Ни единого выстрела со стороны противника. Может, они приняли нас за своих?

Медленно, но верно я пробирался вперед. Вот в затылок друг другу следовали Клингенберг и оберштурм-фюрер Вагнер. Вернер с Альбертом, которым повезло быстро доставить пленных к месту назначения, уже возвращались в батальон; меня же снова погнали к тыловикам, и я следовал теперь как раз позади машины Старика. Я заметил и Никеля, тот сидел скрючившись в три погибели на мотоцикле без коляски. Наверняка где-то здесь поблизости между ротами пристроился и Лойсль. Мы пронеслись еще через одну деревню. У колодца старушка набирала воду. Едва завидев нас, она выпустила из рук полное ведро, оно упало, вода разлилась, а сама жительница деревни быстро исчезла в одном из близлежащих домов. Видимо, мы ее здорово напугали.

Ехали без остановок. Не останавливались даже, чтобы проверить, нет ли в деревне солдат противника. Боже праведный, не допусти поломок! Я беспрерывно повторял про себя эту фразу словно заклинание. В этот раз мы, видимо избалованные безопасностью, неслись вперед без предварительной разведки, без флангового боевого охранения. Как будто находясь в глубоком тылу.

За деревней снова началась равнина, степь, на нашем пути все чаще и чаще стали попадаться оборонительные сооружения.

– Вперед! Вперед! – подгонял нас Клингенберг.

Стоя в штабном автомобиле, он вглядывался вперед. И вдруг – хлопок! Покрышка лопнула! Штабная машина, метнувшись влево, потом вправо, остановилась. Клингенберг недолго думая тут же перебрался на мотоцикл Вернера.

– Давайте вперед! Какого черта остановились? Не поняли, для чего мы здесь?! – рявкнул он.

На горизонте показались очертания построек – все очень походило на довольно крупный населенный пункт. Уж здесь мы точно остановимся и спокойно выясним обстановку. Но – это МНЕ так представлялось. Но никак не нашему Старику! На предельно возможной скорости первые мотоциклы с колясками ворвались в город во главе с Клингенбергом. И до самого центра города Клингенберг и не думал останавливаться. Потом все же дал команду Вагнеру остановиться, а мотоциклетный взвод под командованием унтерштурмфюрера Рентропа поехал дальше. Подъехал и адъютант батальона, офицеры провели пятиминутку. Вагнер двинулся вперед и только после этого сообразил, что в городе полно русских войск. Противник открыл огонь по нам из всех направлений. Стреляли отовсюду – из-за каждого угла здания, из окон, по-моему, даже с крыш домов. Мотоциклисты рот спрыгивали на землю прямо на ходу. Наше появление в городе было настолько внезапным, что русские вскоре прекратили огонь и разбежались кто куда.

На нас обрушился огонь автоматических пушек, не прекращался и пулеметный огонь. Командир что-то обсуждал с обершарфюрером из взвода связи, а унтерштурмфюрер Хильгер отчаянно махал мне рукой – мол, давай сюда, и побыстрее, вместе с машиной!

Но тут не успел я опомниться, как оказался на земле. Русские разобрались, в чем дело, и теперь обстреливали нас из всего, что было у них, – орудий, пулеметов, винтовок. Короткими перебежками мы с Хильгером добежали до стоявших рядком последних домов этого городка, расположившихся метров на двести вдоль реки. Справа мы увидели русский бронепоезд, открывший по нам ураганный огонь из всех видов оружия. Мотоциклисты упорно пробивались вперед. Крыши и башенки здания железнодорожного вокзала, различимые из-за стоявшего бронепоезда, были уже снесены – наши чудом прорвавшиеся сюда артиллеристы из противотанкового орудия обстреляли прямой наводкой бронепоезд. Прямо перед нами, там, где дорога поворачивала, мы видели макошинский железнодорожный мост – главную цель операции.

У моста сгрудились брошенные мотоциклы. Их водители, укрывшись, используя рельеф местности, заняли оборону и дожидались, пока стихнет артогонь. Здесь было равносильно самоубийству пытаться проехать хоть метр на мотоцикле. Под бешеным пулеметным огнем противника спешившиеся мотоциклисты сумели прорваться через мост и под командованием унтерштурмфюрера Рентропа даже создать небольшой плацдарм на противоположном берегу.

Да, может, этот плацдарм на южном берегу Десны был и крохотным, однако железнодорожный мост, игравший важнейшую роль для продолжения наступления наших войск в южном направлении, был захвачен мотоциклетным батальоном. Причем захвачен целым и невредимым! Саперам 5-й роты была поставлена задача осмотреть мост на предмет наличия взрывчатки и обезвредить все взрывные устройства. И это под огнем врага, засевшего неподалеку от моста!

Обстановка враз изменилась! И часа не прошло с тех пор, как мы беспечно неслись по равнине, а теперь оказались в самой гуще боя!

Разрывы снарядов вздымали вверх фонтаны песка и пыли, над местностью повисло плотное серо-желтое облако. В бронепоезде стал рваться боекомплект, но, невзирая на это, экипаж его продолжал вести по нам огонь. Оно и понятно – отступать бойцам из бронепоезда было некуда, мы захватили мост. Нам уже не раз приходилось убеждаться в том, что русские – первоклассные солдаты, доказавшие, что умеют сражаться. Эти весьма неприхотливые, хорошо приспособленные к войне в любых, даже самых тяжелых условиях люди всегда оставались для нас загадкой. И бой в Макошино – очередное тому подтверждение! Уже красные языки пламени лизали башни бронепоезда, но огонь оттуда продолжался и прекратился лишь тогда, когда башни выгорели полностью.

Несколько мотоциклистов, приблизившись к бронепоезду, закидывая его связками гранат, попытались захватить этот колосс на колесах. Перед тем как пробиться назад, мы с Хильгером видели, как отдельным нашим мотоциклистам удалось прорваться сквозь шквал свинца до самого моста. Их было не остановить – бросая машины то вправо, то влево, петляя как зайцы, разбрызгивая колесами грязь, они достигли цели. Противник смог остановить лишь одну машину – водитель ее погиб на месте. Я своими глазами видел, как он медленно сползает на землю.

На углу улицы установили указатель, тут же у стены здания стояла и передвижная радиостанция. Бойцы сновали туда-сюда. Во время боя КП батальона походил на растревоженный улей. Свой мотоцикл я обнаружил на прежнем месте. Взвод легких пехотных орудий вел огонь где-то в районе моста. Огонь тяжелых орудий противника был уже не таким интенсивным, русские били уже не залпами, гремели лишь отдельные выстрелы.

Именно подобные дерзкие и весьма рискованные операции были характерны дня Клингенберга. Русские потеряли железнодорожный мост в Макошино – единственную на весьма протяженном участке переправу через Десну. Теперь оставалось одно – удержать плацдарм до подхода основных сил.

Находившиеся на другом берегу реки русские сражались упорно. Они хорошо понимали значение этого моста. Однако мотоциклисты решительными действиями подавили все попытки противника вернуть переправу через водную преграду. Все контратаки русских методично отражались сосредоточенным огнем мотоциклетного батальона. Эти подразделения проявили себя как подобает, уйдя в глухую оборону.

Гул авиационных двигателей свидетельствовал о том, что подмога близка. В синем небе кружили наши пикирующие бомбардировщики Ю-87. Мы выпустили в воздух несколько ракет – опознавательных сигналов. И вздохнули с облегчением – уж наши пикирующие точно обеспечат нам паузу, чтобы перевести дух.

– Отправляйтесь в тыл! Вызовите сюда грузовик с боеприпасами! – крикнул Хильгер.

Меня это распоряжение не обрадовало, но разве солдат рассуждает? Глубоко вдохнув и выдохнув несколько раз подряд, я бросился к мотоциклу. Мне предстояло добраться до самой Сосницы. Со смешанным чувством я подумал об оборонительных позициях русских. Трудно было с определенностью сказать, отступили ли они оттуда. Они не могли не слышать того, что творилось в Макошино. И эта неопределенность не давала мне покоя. Интересно, а адъютант об этом подумал? Может, и нет. Наверное, мне все же следовало обратить его внимание на это. Сказать что-нибудь, вроде, дескать, унтерштурмфюрер, может, вы не учитываете того-то и того-то?

Впрочем, что я плету? Он офицер! Он отдает приказы, которые я должен выполнить! Так что вперед!

Проезжая через город, я слышал истошное завывание двигателей Ю-87. И подумал, что угостят они иванов бомбами и все закончится. Ко мне подъехал мотоцикл с коляской. В коляске сидел унтерштурмфюрер Шедлих. Тот самый наш взводный во времена начальной подготовки. Оказывается, его перевели в 5-ю роту. Год с лишним назад он пытался втолковать мне разницу между военным и штатским. Мы тогда друг друга не понимали. Но как только эта разница до меня дошла, все вмиг наладилось. Он был хоть и грубияном, но настоящим офицером. Махнув друг другу в знак приветствия, мы разъехались И эта мимолетная встреча оказалась последней!

Вскоре я снова был один на один с равниной. На душе у меня было очень неспокойно, впрочем, можно выразиться и покруче. Решив поставить все на карту, я повернул ручку газа до отказа и несся теперь как на крыльях. Поскольку вражеские позиции были рассеяны по местности, скорость передвижения оставалась единственным моим преимуществом.

Я уже успел отмахать значительный кусок, и на горизонте появились позиции русских. Остановившись, я стал внимательно вглядываться вперед. Вроде никаких передвижений, ни одной фигуры. Да какой вообще смысл торчать здесь и пытаться что-то разглядеть? Не стоять же мне здесь до конца войны! Ну, так вперед, Гельмут! Пригнувшись и вцепившись в руль, я помчался, глядя только вперед. Ни к чему вертеть головой и глазеть по сторонам. Отвлекает от главной задачи – следить, чтобы передним колесом не угодить в выбоину. Потому что тогда – на самом деле конец. И я доехал до Сосницы, не снижая скорости.

Назад я возвращался в сопровождении шписа, сидевшего в ехавшем позади грузовика штабном авто. Вдали уже показались очертания Макошино, и я решил прибавить ходу, проезжая мимо позиций русских. Судя по всему, ни единого солдата там уже не оставалось. Грузовик тащился слишком медленно, на мой взгляд. Себе я такого позволить не мог.

Так… минуточку! Это там не мотоцикл с коляской стоит? Я сбавил скорость и остановился прямо у этого мотоцикла. Бог ты мой, только спокойнее, Гельмут! Я слез с мотоцикла, подложил под подножку каску и, медленно ступая по высокой траве, подошел к коляске. Мотоцикл был из 3-й роты.

– Эй, куда вы спрятались, ребятки?

В ответ – тишина. Нет, тут что-то не так! Трава не примята. Только следы на траве, и то едва заметны. Может, они просто решили присесть и справить нужду?

– Эй, где вы там? – крикнул я.

Никакого ответа. Взяв винтовку, я пригляделся к следам. И ничего – ровным счетом ничего не увидел. Ощупал цилиндр мотоцикла. Теплый. Стоп! Да тут кровь! Бензобак измазан кровью. И ключ торчит в замке зажигания. Проклятье! Что-то здесь случилось! Но я так и не мог понять, что именно.

Там в восьми километрах Макошино, а здесь вот этот мотоцикл с коляской, на котором совсем недавно кто-то ехал. Как-то не вязалось, что русские до сих пор бродят здесь, что они случайно натолкнулись на двух наших мотоциклистов, ну и… Ладно, предположим, они все же разделались с ними. Скажем, в плен взяли. Но тогда почему не прихватили и мотоцикл? Не дураки же эти русские! Эх, Гельмут, Гельмут, похоже, тебе еще раз крупно повезло. На месте этих ребят из 3-й роты вполне мог оказаться и ты!

Вскоре прибыли штабной автомобиль шписа и грузовик.

– Что здесь произошло? – осведомился шпис.

Я показал на кровь на бензобаке, и мы осмотрели все вокруг. Никого и ничего. В конце концов, шпис забрался на найденный мотоцикл и мы продолжили путь.

Когда мы прибыли на временный командный пункт батальона, откуда я уехал выполнить поручение, картина вокруг была ужасной – сплошные воронки метров на пятьдесят вокруг, поваленные деревья, свежие руины домов. Передвижной радиостанции уже не было. Как не было и дома, около которого она стояла. Куда ни глянь, повсюду сплошные развалины. Ни командира, ни адъютанта – никого. Что же здесь произошло?

Я слез с мотоцикла и только тогда понял, что действительно произошло. Прямо перед собой я увидел оторванную голову Никеля. А тело его повисло метрах в десяти на столбе. Земля была усеяна оторванными конечностями – тут рука, там нога. Вот это был настоящий кошмар! До сих пор невиданный ужас! Словами этого не описать. Погибли почти все мотоциклисты-посыльные роты. Погибло и три человека из взвода связи. Унтерштурмфюрер Шедлих, ехавший на командный пункт, тоже погиб – лежал разорванный пополам. От мотоцикла осталась лишь груда металла. Уцелел лишь Вернер, вовремя успевший укрыться под крупповским грузовиком из 5-й роты. Сам же грузовик восстановлению не подлежал.

– А… где Старик и Хильгер?

– Этим повезло. Они за несколько минут до этого отправились куда-то на окраину посмотреть, что там с бронепоездом. С ними поехал и Альберт. – И Вернер замолчал.

– Вернер, ты видел, что произошло с Никелем? – негромко спросил я, желая продолжить разговор.

– Не надо, Гюнтер! С меня и так хватит!

Усевшись на обугленный обрубок ствола дерева, мы долго молчали.

– Черт бы подрал этих русских – ну почему они бьют так метко? Именно те гибнут, кто.

Я не договорил. И тут до меня начало доходить.

– Постой, постой, Вернер. Это. это же воронки не от снарядов. А от бомб!

– Думаешь, я не знаю? Это наши «Штуки» здесь побывали! Пикирующие бомбардировщики Ю-87! Наши Ю-87 натворили дел!

Я даже подскочил:

– Как это – наши? Такого быть не может! Перепились они, что ли? Ведь я еще был здесь, когда выложили флаги для опознавания и ракеты давали тоже. Я сам видел, как Хильгер выпустил несколько ракет.

В ответ Вернер лишь пожал плечами:

– Откуда мне знать? Я – рядовой состав, мелкая сошка. Должно быть, вышла ошибка. Слава богу, хоть не мне за все это отвечать! И потом – рано или поздно и до нас очередь дойдет… Чего сейчас убиваться?

И мы впервые за всю эту кампанию впали в такую депрессию, что и вообразить трудно. Никелю уж не поможешь. Слава богу, он хоть в Смоленске успел поразвлечься.

Этот бомбовый удар по своим обошелся нашему подразделению в десять человек убитых и тридцать тяжелораненых. Самые серьезные потери были во взводе связистов.

На южном берегу Десны бои продолжались. Но шум боя постепенно затихал. За стеной полуразрушенного дома я заметил Хильгера. Подошел, доложил, как полагается. Он тоже не пришел в себя после пережитого.

– Можете считать себя счастливчиком, что вовремя отбыли!

Я понемногу начинал понимать, что именно так и было.

Во второй половине дня стало окончательно ясно: Макошино и железнодорожный мост через Десну в наших руках. Первые пехотинцы полка СС «Дойчланд», миновав мост, продолжили наступление на южном направлении. Группенфюрер Хауссер в сопровождении офицера оперативного отдела штаба лично прибыл на место происшествия. Гауптштурмфюрер Клингенберг доложил ему обстановку. Вечером того же дня прибыли унтершарфюрер Бахмайер и Герт Бюндинг. Откуда-то снова появился и Лойсль. Меня вызвали к гауптштурмфюреру Тиксену по поводу этой непонятной истории с мотоциклом на дороге. Единственное, что я узнал, так это то, что водитель направлялся к ремонтникам. К ним он явно не доехал. Пропал без вести!

Ночевали мы в погребе одного из домов, где русские обычно хранят овощи. Все были в таком настроении, что и не опишешь. Из погибших связистов мы хорошо знали двоих: долговязого берлинца Мюллера и Ландау, который был родом из Прибалтики. Мюллер любил петь, и мы часто слышали, как он выводил рулады об Эмме, с которой сидел на скамеечке.

– Может, все же умолкнете? Заснуть не могу от ваших разговоров! – проворчал Бахмайер.

Не в силах заснуть в этой грязной норе, где смердело гнилой картошкой и дохлыми крысами, я решил выбраться на улицу.

– Чего это вам вздумалось бродить среди ночи?

Унтерштурмфюрер Хильгер с сигаретой во рту стоял, облокотившись о столб.

– Не спится. Мне просто нужно переварить этот ужас… Я имею в виду Никеля.

Хильгер, глубоко затянувшись, взглянул на меня. Даже в темноте я чувствовал, что он смотрит мне прямо в глаза.

– А мне предстоит настрочить целую пачку писем их родным. «Пал смертью храбрых за Германию.» И так далее. – Вздохнув, он бросил окурок. – Пойдемте со мной на КП. Это около железнодорожного вокзала.

Одна из наших рот разместила командный пункт в какой-то более-менее уцелевшей хибаре вблизи железнодорожной станции. Унтерштурмфюрер, сидя на ящике и положив ноги на стол, спал. Унтершарфюрер тут же вскочил и стал докладывать.

– Не трудитесь, – успокоил его Хильгер.

Подойдя к унтерштурмфюреру, он попытался разбудить его. Офицер, неловко повернувшись, грохнулся на пол.

– Ну, и что мы здесь пьем? – полюбопытствовал Хильгер.

В ходе разговора выяснилось, что Хильгер и унтерштурмфюрер знакомы еще по военному училищу. Тут же на столе появился солдатский котелок со шнапсом, и мы расселись у стола кто на чем. Двое унтерштурмфюреров, унтершарфюрер и штурманн (я) подняли кружки. Старшие по званию ударились в воспоминания о веселых денечках в Брауншвейге, позабыв даже о шнапсе. Мы с унтершарфюрером, в отличие от них, о шнапсе не забывали. Как ни странно, никто и словом не обмолвился об авианалете наших пикирующих бомбардировщиков.

10 сентября боевые подразделения батальона проследовали в южном направлении через исправный мост в Макошино. Мне было приказано явиться на командный пункт пехотного полка СС «Дойчланд», а потом вернуться в батальон. По пути назад мне представилась возможность взглянуть на бронепоезд, вернее, на то, что от него осталось. Вскарабкавшись по покрытым вмятинами бронированным стенам, я перескочил через орудийную башню. Непросто было уложить на обе лопатки такую махину. Настоящая крепость на колесах. Сколько же людей погибло в ходе ее штурма: русских и немцев! Обычных, простых солдат.

Я выехал в полдень. Маневрируя между воронками, я подъехал к мосту. Пока что не успели засыпать промежутки между шпалами, и мотоцикл трясся, словно на огромной стиральной доске. В конце концов, эта тряска меня доконала так, что меня едва не стошнило. Этого только не хватало! Остановив машину, я осторожно перебрался вместе с ней ближе к перилам, где было ровнее, и продолжил путь до самого съезда с моста, рассчитывая ехать дальше просто по полям и лугам.

Не надо было мне избирать такой маршрут следования. Несколько сот метров все было в порядке, но потом снова начались заболоченные топкие заливные луга. Оставалось вернуться к железнодорожной линии и ехать вдоль нее по насыпи – иного выхода просто не было! Снова машина плясала на шпалах, бывали моменты, когда я просто не мог удержать равновесие и падал. Были участки, где щебенка лежала вровень со шпалами, – там еще можно было с грехом попола<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-09-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: