«Князь - великий князь – царь» и варианты
Прежде, чем рассмотреть некоторые династические споры и изменения титулов русских государей на протяжении нескольких веков, следует вкратце описать эволюцию наименования правителя, а также характер их смены.
Не до конца ясна этимология слова «князь», как и время появления этого слова у восточных славян. Тем не менее, это древнейшее название, обозначавшее правителей славянских племен, а затем и государственных объединений. Следует остановится на том, как развивался этот титул.
Прежде всего — каково соотношение между титулами «князь» и «великий князь»? На этот счет тоже нет однозначного мнения. Ряд историков (В.О Ключевский, С.Ф. Платонов, С.М. Соловьев) полагали, что эпитет «великий» возник тогда, когда начал набирать силу Киев и, соответственно, старший Рюрикович, возвышавшийся над младшими братьями. Противоположная точка зрения заключается в том, что «великий князь» — это не титул, а всего лишь почетное определение, свойственное высокому литературному стилю. Можно по-разному рассудить этот вопрос, однако данный доклад опирается на монографию А. И. Филюшкина, автор которой, основываясь на источниках (международных договорах и внутренних текстах), приходит к выводу, что титул «князь» эволюцонирует в «великий князь» тогда, когда более простой вариант перестал удовлетворять потребности русской государственности[1].
Логично, что это происходит тогда, когда унифицирующий титул «князь» перестает отражать реальную ситуацию (князья больше не равны ни по влиянию, ни по размерам подконтрольных территорий), т.е. ко второй половине XII в.. Такая титулатура соответствовала иерархии правителей. Это, однако, не значит, что «великий» князь мог быть только один; во-первых, еще сохранялась киевская традиция, согласно которой эпитет был почетным определением, а не титулом, во-вторых, в конце XIII-XIV вв. на Руси существовал ряд местных «великих князей» (галичских, владимиро-суздальских, черниговских…)[2]. Примечателен, например, статус «великого княжения» в отрывке Никоновской летописи применительно к Вышгороду[3]. Конечно, Вышгород не был великим княжением, и это всего лишь эпитет.
Филюшкин отмечает два основных мотива такой «девальвации» великокняжеского титула — это и след татарской политики, и самопровозглашение локальных князей. Последний сюжет отражает внутреннюю борьбу за власть и имеет вариации: например, титул великого князя стали применять некоторые удельные князья, когда их уделы дробились и становились почему-либо более или менее обособленными от великого князя[4]. В конце концов, именно «неглавные» великие князья Владимирские выйдут затем на передний план. Употребление этого эпитета установится к XV в., когда его носителей на политической сцене станет меньше, останутся «великие князья владимирские, московские и всея Руси» и «великие князья литовские и русские».
Тем не менее, на этом эволюция титула русского правителя не завершилась. Широкое распространение получает термин «самодержец». Значение слова менялось со временем, однако сама этимология указывает на неотъемлемые качества самодержца: отсутствие соправителей, обладание полнотой государственной власти, ее абсолютность. Пафос такого наименования был именно в исключении возможности существования иных заисимых или независимых князей. Таким образом, на Руси этот термин начинает применяться при Иване III, когда тот остается единственным великим князем[5]. Надо отметить, что в конце XV века этот термин еще только испытывался и титулом не являлся; слово «самодержец» употреблялось преимущественно в нарративных источниках, а не в актах[6].
Гипотезы о том, в какой момент эпитет становится титулом, разнятся: историки относят его к разным периодам от Ивана III до Михаила Федоровича. Важно, что при Иване III это слово применяется эпизодически, а в XVII веке уже точно приобретает знакомый смысл, следовательно, истина где-то посередине. А.И. Филюшкин относит момент закрепления титула ко второй половине XVI века. Особенно учащается использование этого слова в 1570-е гг., хотя и при Иване IV обращение к титулу было непостоянным. Атрибутивной частью царского титула слово «самодержец» станет только при Федоре. Это можно соотнести с упорным поиском слова, способного отразить исключительный, сильный характер царской власти, пришедшимся на вторую половину XVI в.
При Иване III также происходит становление нового статусного титула правителя Московской Руси — «государь». Как и во всех предыдущих случаях, об этимологии этого слова тоже ведутся дискуссии: одни исследователи возводят его к «господарю», следовательно, к титулам правителей ВКЛ или Юго-Восточной Европы; другие указывают на определение «господин», свойственное для новгородских актов XIV-XV вв. Как и предыдущий вариант, он утвердился не сразу, используясь нерегулярно при Василии II и Дмитрии Шемяке; естественно, что в средневековой Руси не выпускались указы, утверждавшие тот или иной титул с определенного дня.
Какой смысл, ранее не требовавшийся, понадобился русскому правителю в этом слове? «Государь» подчеркивал более высокий, чем великокняжеский статус Ивана III. Он мог понадобиться как в сфере международных отношений, так и во внутренних землях (например, в связях со свежеприсоединенной Новгородской землей). Разница между «государем» и «великим князем» проявляется в резко возрастающей дистанции, отделяющей правителя от остальной знати.
Поиски и усовершенствования и на этом не остановились, и, наконец, наступает черед термина «царь». Надо отметить, что, хотя этимология слова легко возводится к «цесарю», ее обсуждение стало в свое время поводом для полемики идеологического рода: Н.М. Карамзин, например, отрицал западное происхождение слова. Кроме того, в XIX веке к генезису царского титула подходили с современных позиций, ища в нем истоки «православия, самодержавия, народности». До середины XVI в. случаи употребления титула эпизодичны. Постоянным он должен был стать после венчания на царство 16 января 1547 г. Поскольку литература, посвященная этому сюжету, достаточно обширна, можно сосредоточиться на основных моментах: во-первых, титул царя еще четче проводил черту между ним и поддаными, во-вторых, совпал со внутренней реорганизацией (введение опричнины и т.д.) и активизацией внешней политики, причем последнее было скорее причиной, чем следствием. В-третьих, титул царя и раньше фигурировал в документации, из чего следует, что его принятие было подготовлено, и подготовлено не только для узкого круга приближенных, а зрело в общественном сознании уже давно. Признание царского титула за великим князем московским, по крайней мере, какой-то частью жителей Русского государства было осуществлено задолго до официального принятия этого титула русским самодержцем. При этом исключительно важно отметить, что значительная часть этих лиц явно не принадлежала к церковно-политической элиты[7].
Наконец, последний вариант, на котором следовало бы остановить внимание прежде, чем перейти к различным вариантам и спорным ситуациям, связанным с титулованием в пределах страны — императорский титул, пришедший на смену упраздненному царскому в 1721 г[8].
Загадочная комбинация Ивана IV в связи с присвоением титула «великого князя всея Руси» Симеону Бекбулатовичу иллюстрирует разницу между реальной властью и ее именем. До сих пор исследователи не пришли к единому мнению о том, чем руководствовался Иван Васильевич в 1575 году, «отрекаясь» от престола, но сохраняя за собой настоящую власть. В своих посланиях к Симеону он обращается так: «государю великому князю Симеону Бекбулатовичю всеа Русии»[9]. Не углубляясь в причины такого решения царя, надо отметить, что акция была маскарадом по техническим причинам, ведь именно царем Симеон не являлся. «Неопределенность положения Симеона усугублялась тем обстоятельством, что он занял царский трон, но получил вместо царского один только великокняжеский титул»[10], - пишет Скрынников. «На великое княжение» Симеон и удаляется после возвращения Ивана IV. Опять же, специального указа по лишению его титулов не выпускалось, он всего лишь перестает упоминаться в актах под таким именем.
Таким образом, история изменений в титулах русских государей показывает естественность этого процесса, а главное – то, что его источник лежит в фактической влати правителя.