Поскольку данный доклад концентрируется не столько на событиях, сколько на конфликтных моментах в титулатуре и вопросах престолонаследия, следует обратить внимание на первые междоусобицы на Руси. До триумвирата Ярославичей Русь пережила две вражды: после смерти Святослава и после смерти Владимира. Схема их была проста – после смерти отца верх брал один из братьев, он и становился великим князем. Для молодого государства такая ситуация вплоне типична, она знакома истории и других народов, славянских и германских. «Понятие наследства», - пишет Пресняков А.Е., - «обычно-правовое понятие семейного быта, примененное к княжому владению, ведет к распаду молодой государственности (…)[22]».
Попытки выработать компромисс связаны с именем Ярослава. Тест его завещания содержал не только прямые указания, кому какой удел должен отойти (Киев – Изяславу, Святославу – Чернигов, Всеволоду – Переяславль, Вячеславу – Смоленск), но и напоминание о том, что они – единокровные братья «единого отца и матере». Старший брат признавался «в отца место». Ярослав не хотел распада семейного союза.
Так в терминах семейного быта «ряд» Ярослава намечал политическую функцию, предписываемую старшему сыну. Однако, например, Пресняков указывает, что пока не следует связывать ряд с попыткой установить вообще новый порядок наследования. Наследование земель и наследование старейшинства между братьями – две не связанные вещи. Тем не менее, устанавливалась более или менее четкая схема: старший брат – младшие братья.
С его подачи со второй половины XI века на Руси начинает применяться лествичное право: наследные права передавались сперва по горизонтали (между братьями), а потом по вертикали (между поколениями). Все князья Рюриковичи считались братьями, старший из которых сидел в Киеве. В случае смерти кого-либо из участников игры все князья переезжали из города в город в соответствии с правилами лествицы. Потомки тех, кто не занимал данный стол, вступить на него не могли[23]. Схема, на первый взгляд прочная и понятная, оставляла много поводов для раздора.
Заложенный во время Любечского съезда принцип «пусть каждый держит вотчину свою» служил основой для нового принципа, сменившего лествицу. Семейный принцип наследования передавал владение по нисходящей мужской линии, линии, если не становились уделами в составе основного владения, делались независимыми. Законодательно этот принцип закреплен не был, и формировался не вдруг. Более удобную почву для междоусобицы трудно представить.
В XI-XII столетии в основе отношений Рюриковичей лежало семейное владение. Князь-отец наделяет сыновей волостями, либо при жизни, либо оставив после себя «ряд». Пресняков отмечает, что это по сути своей раздел дома по закону Русской Правды, но в более масштабном варианте.
В основном все случаи перехода владимирского и московского престолов в XII-XV веках не противоречили родовому принципу наследования. Масштабные конфликты носили отпечаток личных отношений, не утвержденных законом, и такой отпечаток есть и на событиях феодальной войны. Завещание Дмитрия Донского делало Юрия Дмитриевича наследником в случае смерти брата Василия Васильевича, однако после смерти последнего все равно развернулась борьба между дядей и племянником. Зимин, например, считает галицких князей не только более талантливыми, но и законными претендентами на престол[24]. Однако он признает и то, что на стороне Василия Темного были более решающие факторы, чем талант и закон. Если же взглянуть на события феодальной войны с другой стороны, то тут налицо борьба между двумя принципами престолонаследия – семейным и родовым. Оставаться ли престолу в одной линии или переходить к младшим братьям отца? Как известно, последняя схема отмирает.
Таким образом, владения на Руси передавались сперва по принципу «от братьев отца к сыновьям», и это было в рамках закона, пусть и не утвержденного нигде окончательно. Такая схема работала и внутри самих владений. Однако со временем она начинает меняться, постепенно приходя в современный вид, и простор для недопониманий между князьями усугубляется отсутствием единого правила. Интересно, что, когда Юрий Дмитриевич апеллировал к духовной Дмитрия Донского (и это было традиционное право), сторонники Василия II ставили на ярлык хана. Дело было не в коллаборационизме, а в том, что новому порядку пока не к чему было апеллировать.
Такой же характер «перехода на личности» сохраняется и в XV веке. Последнее слово о том, кому быть наследником, оставалось за Иваном III, и довольно продолжительное время существовали две группировки, одна из которых поддерживала Дмитрия Внука, а другая – будущего Василия III, причем поддерживала деятельно[25]. Не совсем понятны мотивы, которыми руководствовался Иван III, отправляя одного наследника в опалу и возвышая другого, но он был в своем праве. Впрочем, это вполне естественная ситуация для средневекового государства.