Вскоре после смерти Ивана Васильевича страну ожидал очередной кризис – династический. Династия Рюриковичей прерывалась со смертью последнего из его сыновей. 7 января 1598 года Федор Иванович умер, не оставив наследника, но передав, согласно повести о житии царя Федора, скипетр жене своей Ирине. Выйди Ирина замуж, она смогла бы начать новую династию, но вместо этого она отправляется в монастырь, что впоследствии будут ставить в вину Борису. Так начался короткий период междуцарствия; во главе правительственной среды оставался патриарх, который в феврале этого года откроет заседание Земского собора речью — в пользу воцарения Бориса, конечно. В разных источниках ход его избрания отражен по-разному. Официальная версия того времени утверждала, что собрание избрало Бориса единодушно, после чего было организовано шествие в Новодевичий монастырь для того, чтобы спросить разрешения у Ирины и у самого Бориса. Поупиравшись, тот согласился принять государство. В летописи более поздних лет, написанной уже после смерти Бориса, общая структура событий сохраняется, однако делается упор на недобровольность крестного хода и вообще противозаконность происходящего[17].
«Духовную» Федор Иванович не оставил. Решать эту непростую ситуацию должны были те, кто остался жив. Скрынников положительно оценивает тот факт, что Борис преодолел кризис, не пролив крови, но был ли он прав формально? Без сомнения, в этой ситуации, новой для русской знати, не было единственно верного законного решения, а была борьба политических кругов. Умелая агитация и манипулирование настроением толпы, а также разобщенность противников Бориса (среди которых были Романовы, превосходившие его знатностью) сыграли свою роль[18]. Кстати, упомянутый уже Симеон Бекбулатович был удален первым выборным царем и с тверского княжения. Таким образом, Борис победил отнюдь не силой своего происхождения, а политическими талантами, однако современники не ставили ему этого в вину, пока реальная политическая власть – не пошатнулась.
Последующие спорные ситуации в титуловании и престолонаследии, начавшиеся уже после смерти Годунова, вовлекают также и государственных деятелей соседних стран. Самой яркой из них является, очевидно, эпизод, пришедшийся на Смутное время – кандидатура королевича Владислава как русккого царя.
Боярский заговор смещает Василия Шуйского (тоже не царя «по крови», но он, по крайней мере, был не первым выбранным царем), и пришедший к власти совет из семи бояр признает Владислава, старшего сына Сигизмунда III, русским царем[19]. Без сомнения, в планы Сигизмуда входило присоединение России к Речи Посполитой. Известно, что Владислав православие не принял, в Москву не прибыл и венчан на царство не был, но интересно другое – он продолжал пользоваться титулом Великого князя московского до 1634 г. и даже являлся обладателем т.н. «Московитской короны».
Перед Михаилом Федоровичем стояли следующие первоочередные задачи: возобновить дипломатические отношения с иностранными государствами и добиться официального признания ими. Но наиболее остро этот вопрос стоял в контексте отношений с Речью Посполитой. Владислав помнил, что с 1610 г, технически, имеет право на пост избранного князя московского, однако приберегал эту память на случай военного столкновения. Не останавливаясь подробно на событийной части русско-польских войн начала XVII века, стоит отметить, что в действиях Владислава просматривался элемент политической игры, а серьезность претензий на русский престол скорее уменьшалась. Во-первых, новая династия все укреплялась на престоле, а во-вторых, окончательно от права на московскую корону Владислав отказался вскоре после того, как стал польским королем. Даже одержав некоторые победы в кампании 1616 года, королевич не смог захватить Москву. В 1632-1634 гг. Речь Посполитая в последний раз вернулась в своей политике к многочисленным вопросам и проблемам со времен Смутного времени. Шляхта вспоминала давние военные успехи в войнах с Россией, но была вполне довольна сохранением установленной тогда границы и не поддавалась пропаганде экспансии. Зато король в последний раз представил свои претензии на московский престол[20]. Дело было прежде всего в том, что у Речи Посполитой с самого начала не имелось достаточного количества ресурсов для силового воздействия на Россию[21].
Несмотря на то, что прецедент выборности царя уже существовал со времени Бориса Годунова, и тому тоже приходилось чувствовать себя неуверенно, Михаил Федорович столкнулся с гораздо большими проблемами в начальный период своего правления. Дальнейший период, вторая половина XVII века, будут работать на упрочение московского государя.