Учебной и научной литературы 10 глава




Тренделенбург формулировку закона тождества усматривает в следующем месте «Первой Аналитики» (1, 32,47 а 8) «Все ис­тинное должно быть согласно само с собой во всех отношениях». Но это не закон тождества, это основа всей формальной логики, основа всех ее законов. Если понимать основной закон как та­кой, который определяет собой все остальные законы данной нау­ки, то это положение более всего подходит под понятие основно­го закона формальной логики.

В приписываемом Аристотелю сочинении «Об истолковании» (IX, 18 а 27) говорится, что законы противоречия и исключенно­го третьего не имеют силы в суждениях о будущем: если кто-нибудь утверждает, что что-либо случится в будущем, а другой отрицает это, то здесь нет логического противоречия, потому что, пока факт не совершился, возможно как то, так и другое, по­скольку будущее не является необходимо детерминированным, оно зависит от случайностей, зависит и от воли людей, и от их поведения. По Аристотелю, в суждениях о будущем речь идет о возможном, которое может быть и не быть и потому оба приве­денных выше суждения равносильны.

Ошибка Аристотеля в том, что у него не принимается здесь во внимание, что осуществится лишь одна из этих возможностей:


из двух суждений, в одном из которых утверждается, а в другом отрицается, что нечто случится, лишь одно будет оправдано на практике; следовательно, по закону исключенного третьего, одно суждение окажется истинным, а другое ложным

Аристотель (или, может быть, перипатетик III в до н. э, ко­торый мог быть автором сочинения «Об истолковании») пришел к такому взгляду на суждения о будущем, исходя из взгляда на истину как на соответствие действительности, считая, что это со­ответствие можно установить для настоящего и прошлого, но не для будущего, которое нельзя назвать действительностью, по­скольку его еще нет.

Для правильного понимания учения Аристотеля о законах ло­гики необходимо иметь в виду, что Аристотель в решении основ­ного вопроса философии колеблется между материализмом и идеализмом, точнее, между материализмом и объективным идеа­лизмом. Поскольку он выступает как объективный идеалист, то для него, как и для Платона и Гегеля, принципы бытия и мыш­ления совпадают7, и онтологическая формулировка законов логики тождественна с чисто логической формулировкой зако­нов мышления. Но, поскольку Аристотель, с другой стороны, выступает как материалист, для него логические законы мышле­ния не совпадают с законами самого бытия, а соответствуют им, имеют сходство с ними.

УЧЕНИЕ О СУЖДЕНИИ

Суждение как психическое явление Аристотель рассматривает в своем сочинении «О душе», а как логическую форму — в «Ме­тафизике» и в своих логических трактатах (специально суждению посвящено сочинение «Об истолковании»)

В учении Аристотеля о суждении прежде всего следует от­метить, что суждение он понимает диалектически, как неразрыв­ное единство анализа и синтеза.

Всякое суждение, по Аристотелю, может пониматься как уста­новление связи, как синтез И в случае отрицательного суждения различные элементы суждения связываются, образуют единство.

Слово «синтез» употребляется Аристотелем в двух различных значениях Синтез, который имеет место как в утвердительных, так и в отрицательных суждениях, имеет другой характер, чем синтез, который имеет место только в утвердительных суждениях и является отображением реальных связей

Если утвердительное суждение трактуется как соединение ра­нее разделенного, то этим только описывается психологический генезис суждения. И синтез, с которым мы здесь имеем дело, есть не что иное, как исключительно субъективный акт мышления,

7 Таково у Аристотеля понятие о боге бог есть «мышление мышления» 102


психический процесс, которому не соответствует ничего реального, Если в душе должен возникнуть тот синтез, который является верным отображением реальной связи, то должен иметь место синтез другого рода, который, однако, имеет своей предпосылкой разделение, а именно — должен быть разделен мыслительный материал на восприятие, представление или понятие. Ибо не только понятие, которое постигается непосредственным интуитив­ным мышлением как нечто совершенно простое, но и восприятие дано нам сперва как нечто единое, которое следует разложить на его элементы. После анализа происходит синтез, и разделенные элементы соединяются в единое целое. Таким образом, возникает утвердительное суждение.

Аналогично протекает синтетическая деятельность, ведущая к отрицательному суждению. И здесь мысленное разделение, кото­рое отображает реальное разделение и логически представляется как отрицание, предполагает синтез, который ставит во взаим­ное отношение друг к другу разъединенные элементы. Но этому синтезу должен предшествовать анализ, причем анализируемым целым может быть и представление фантазии, и образ воспоми­нания, смешанный с чуждыми чертами, и неточное восприятие, и проникнутое чуждыми элементами понятие или какое-нибудь со­единение нескольких мыслей.

Таким образом, по Аристотелю, при образовании суждения синтезу предшествует анализ (субъективное разделение эле­ментов).

Согласно Аристотелю, суждение есть синтез представлений. Этот синтез есть субъективная деятельность мышления, которая на основе предшествующего анализа ставит разъединенные эле­менты суждения в положительное или отрицательное отношения, соответственно их природе и отображаемой действительности.

Такой же субъективной деятельностью мышления является и диайрезис, т. е. умственный анализ, разложение. И в утвердитель­ном суждении единая мысль разлагается на свои элементы. В от­ношении понятий разложение совершается посредством деления.

Диайрезис и синтез суть два момента, которые постоянно должны взаимодействовать, и их взаимодействие делает возмож­ным тот психический процесс, заключительным результатом ко­торого является логическое утверждение или отрицание.

Синтез и диайрезис как таковые суть процессы чисто субъек­тивного порядка, в то время как отношения между элементами суждения должны быть объективными, т. е. соответствующими действительности. Последние суть всегда отношения совмест­ного или раздельного бытия, т. е. с ними соотносятся объектив­ный синтез и объективный диайрезис.

Посредством субъективной синтетически-аналитической дея­тельности фактически возникает логическое суждение (объектив-


ный синтез) и вместе с ним возникает психологическое одеяние, в которое логическое суждение должно облекаться. Хотя психо­логическому процессу как таковому не соответствует внешний реальный процесс, но субъективная форма всегда заключает в се­бе логическое отношение, которое должно быть отображением реального. Последнее может стать духовным достоянием, только если оно связано с субъективно-психическим синтезом и диайре-зисом.

Ввиду этого можно было бы ожидать, что критерий истины бу­дет находиться внутри самого мышления: как истинный можно бы обозначить тот синтез, который всецело руководствуется вос­приятием или интуицией разума. Однако Аристотель решает во­прос по-иному. Критерий, который он прилагает к субъективному синтезу, вполне соответствует его материалистическому понятию истины: истинен синтез тогда, когда представленное им отноше­ние адекватно реальности.

Теперь рассмотрим онтологическое содержание суждения. Субъективное мышление (психологическая сторона суждения) есть единственный источник заблуждений и ложности суждений. Реальной же основой истинности является прежде всего само объективное бытие и лишь во вторую очередь субъективное мыш­ление. Восприятие и интуиция разума никогда не впадают в обман. Ложь возникает на стадии аналитическо-синтетической деятельности, которая перерабатывает мыслительный материал в суждение.

Согласно Аристотелю, истина и ложь субъективны уже по­стольку, поскольку они суть свойства психических процессов. Но, с другой стороны, понятие истины у Аристотеля объективно и реалистично. Оно субъективно не в том смысле, что критерий истины лежит в самом мышлении и. может быть извлечен оттуда без обращения к реальному бытию. Непосредственная очевид­ность и необходимость мышления (невозможность мыслить ина­че), которые в более поздней логике выставляются как признаки истины, и в аристотелевской логике являются существенными моментами суждения, но не они определяют саму истинность. Равным образом критерий истины выводится не из субъективного отношения аналитическо-синтетической деятельности мышления к его материалу, доставляемому чувственными восприятиями или понятиями. Суждение, по учению Аристотеля, истинно лишь тог­да, когда отношения совместного или раздельного бытия двух со­держаний мысли, установленные в субъективном движении мыш­ления, суть адекватные отображения реальных отношений.

Следует различить психологический генезис суждения и субъективную сторону его, с одной стороны, и логическое содер­жание— с другой. Только к последнему относится требование соответствия действительности.


Истинно то утвердительное суждение, которое соответствует реальному совмещению, и истинно то отрицательное суждение, ко­торое соответствует реальной раздельности. И если отрицатель­ное суждение иногда трактуется как отрицание ложного утвер­дительного, то и это отрицание покоится на реальном базисе, на действительной раздельности в самом реальном бытии.

Остается еще один вопрос: как может быть доступен нам тот оригинал, который следует привлечь для сравнения (т. е. сама объективная действительность)? На это Аристотель отвечает, что в ощущениях и в интуиции разума нам дана действительность так, как она есть на самом деле. Суждение, которое лежит в об­ласти дискурсивного мышления, истинно, если оно оказывается в согласии с данными чувственного восприятия и интуиции ра­зума. Критерия практики теория познания и логика Аристотеля не знают.

Таким образом, получается, что истина первоначально при­надлежит единичным представлениям, доставляемым ощущения­ми и отдельным объектам интуиции разума, постигающей сущ­ность вещей (и то и другое, по учению Аристотеля, не допускает ошибок), тогда как в области дискурсивного мышления, в кото­рой имеют место и истина и ложь, истина является вторичной, производной. Таким образам, здесь у Аристотеля получается рас­хождение с его учением, что истина первоначально связана с суждением.

Суждение Аристотель обозначает термином «апофансис» (аяб фагаi£),который происходит от глагола ajioq>aiva>, что зна­чит «обнаруживаю», «открываю», «выражаю». Согласно опреде­лению суждения, данному в сочинении «Об истолковании» (4—5, 17 а 2—24), суждение есть высказывание о присущности или не­присущности чего-либо чему-либо и является особым видом речи, а именно такой речью, в которой находит свое выражение исти­на или ложь.

Аристотель говорит, что не всякая речь является суждением. -Так, например, мольба не есть суждение, так как это такой вид речи, который не является ни истинным, ни ложным. Не являются суждениями и такие виды речи, как побуждение или вопрос. Но Аристотель идет еще дальше. По его мнению, строго говоря, не относятся к апофантической речи и так называемые гипотетиче­ские, т. е. условные, и разделительные суждения, поскольку в них определенно не высказывается присущность или неприсущность чего-либо чему-либо. Дело в том, что Аристотель понимал услов­ные суждения как высказывания ex concessione, т. е. как услов­ные допущения, в которых еще не выявлена точка зрения самого высказывающего их субъекта, как условное согласие ведуще­го спор со своим противником типа «допустим, что это так». Равным образом в разделительных суждениях нет вполне опреде-


ленного отнесения к бытию, и потому для Аристотеля и они не принадлежат к апофантической речи. Значит, по Аристотелю, только категорические суждения являются суждениями в собст­венном смысле слова, только к ним применим термин «апофансис»-

Поскольку в таких суждениях о будущем, как, например, утверждение, что будет война, по Аристотелю, нет отнесения к бытию, так как будущее не есть еще действительность, то и та­кие высказывания о будущем являются лишь догадками, а не до­стоверными утверждениями, т. е. не являются апофантическими.

Это не значит, что Аристотель вообще отрицает всякую воз­можность истинных суждений, относящихся к будущему. Так как наряду с изменчивыми истинами, относящимися к определенно­му времени, Аристотель признавал и вечные абсолютные истины, то с его точки зрения могут быть и безусловно истинные сужде­ния, имеющие силу и в отношении будущего. Так, в духе Аристо­теля можно сказать, что дважды два всегда будет равно четырем, отношение диаметра к окружности всегда будет одним и тем же.

Что касается структуры суждения, то Аристотель в этом во­просе следует данному впервые Демокритом учению, что сужде­ние состоит из «имени» и «глагола». Как и у Демокрита, под име­нем здесь понимается та часть суждения, которая относится к предмету, о котором идет речь, а термином «глагол» обозначается все то, что высказывается об этом предмете. Таким образом, Аристотель принимает демокритовское учение о субъектно-преди-катной форме суждения; связка не выделяется им в качестве осо­бой части суждения, а включается в предикат (в глагол).

В онтологическом аспекте подлежащее суждения мыслится Аристотелем как самый предмет реального мира, о котором что-либо высказывается, а сказуемое суждения — как выражение реальной присущности или неприсущности этому предмету тех или иных признаков.

В структурном отношении Аристотель проводит различие между двухчленными суждениями, в которых говорится о суще­ствовании или несуществовании того или иного предмета, и трех­членными суждениями, в которых предмету приписываются ка­кие-либо признаки.

Аристотель подчеркивает, что, несмотря на сложный состав, всякое суждение представляет собой единую мысль.

По указанным выше причинам классификация суждений в ло­гике Аристотеля охватывает только категорические суждения. Он делит их по трем основаниям: по качеству, количеству и модаль­ности.

По качеству Аристотель делит суждения на утвердительные и отрицательные. Аристотель учит, что всякому утверждению про­тивостоит соответствующее ему отрицание, отношение между ни­ми называется противоречием. Условием наличия противоречия


является адекватность утверждения и отрицания, т. е. такое усло­вие, что в обоих суждениях — утвердительном и отрицательном — должно говорится совершенно об одном и том же, в одно и то же время и в одном и том же отношении.

Применяя к суждениям закон противоречия и закон исключен­ного третьего, Аристотель устанавливает те положения, которые позже получили название логического квадрата, а именно: обще­утвердительное и общеотрицательное суждения находятся в отно­шении противной (контрарной) противоположности, а отношение между общеутвердительным и частноотрицательным, равно как отношение между общеотрицательным и частноутвердительным суждениями есть отношение противоречащей (контрадиктор­ной) противоположности. Различие между отношениями контрар­ности и контрадикторности впервые в истории логики установил Аристотель.

Что касается классификации суждений по количеству, то в «Первой Аналитике» Аристотель делит суждения на общие, част­ные и неопределенные, тогда как в сочинении «Об истолковании» дается иное деление: суждения делятся там на общие, частные и единичные, причем частные суждения понимаются в более широ­ком смысле, чем в «Первой Аналитике», так как они охватывают собой и частные и неопределенные суждения «Первой Аналити­ки». В «Первой Аналитике» под частными суждениями понима­ются суждения с кванторным словом «некоторые» в отличие от неопределенных суждений, не содержащих обозначения ни для общности, ни для частности. В сочинении же «Об истолковании» под частными суждениями понимаются все суждения, которые не являются ни общими, ни единичными.

В этой классификации Аристотеля существует неясность. Если частные суждения понимать в смысле «некоторые, а может быть и все 5 суть Р», то нет никакого различия между ними и неопреде­ленными суждениями, так как в тех и других остается невыяснен­ным, идет ли речь только о некоторых, или, может быть, о всех S. Если же, исходя из определения частного суждения в «Первой Аналитике» как присущности или неприсущности того, что сказы­вается, некоторому или не всякому предмету, являющемуся под­лежащим суждения, понимать частные суждения Аристотеля в смысле «только некоторые 5 суть Р», то получается еще большее затруднение. В таком случае, как отмечает Н. А. Васильев, ока­жутся неверными установленные Аристотелем частные модусы категорического силлогизма8.

Суждения типа «только некоторые 5 суть Р» получили на­звание выделяющих суждений. Аристотелевская теория силлогиз­ма безупречна лишь в том случае, если под частными суждениями «Первой Аналитики» понимать суждения типа «некоторые, а

8Н. А. Васильев. О частных суждениях... Казань, 1910, стр. 8.


может быть и все 5 суть Р». Особенности аристотелевского деле­ния суждений по количеству, как правильно отмечает А. С. Ахма-нов, заключаются в том, что, по Аристотелю, общность и част­ность суждений есть элемент сказуемого, а не количества подле­жащего 9. Строго говоря, то, что называется различием суждений по количеству, Аристотель понимает как различие в том, выска­зывается ли сказуемое о подлежащем общим или необщим обра­зом, обо всем или не обо всем объеме подлежащего.

Третий вид деления суждений у Аристотеля — деление на суж­дения, говорящие о простом, необходимом и возможном бытии. Таким образом, в понимании модальности у Аристотеля на пер­вый план выступает онтологическая точка зрения: деление по мо­дальности есть деление по «степеням» бытия.

В основе этого деления лежит градуирование самого бытия. По Аристотелю, есть бытие возможное (то, что может быть и мо­жет не быть, но существование чего не является невозможным), действительное (существование отдельных вещей, область есте­ственно происходящего, в котором имеет место сочетание необ­ходимого и случайного) и необходимое (сущность' вещей, нахо­дящая свое выражение в понятиях).

Таким образом, модальность суждений в логике Аристотеля не означает субъективной степени уверенности: возможность не тождественна вероятности, а необходимость не есть психологи­ческая невозможность мыслить иначе. Но наряду с онтологиче­ской возможностью Аристотель применяет и понятие логической возможности (в смысле допустимости чего-либо). В последней части сочинения «Об истолковании» выясняется вопрос об отно­шениях противоречивости и.противности между модальными суж­дениями. Результаты исследования он резюмирует в таблице, со­стоящей из восьми положительных и восьми отрицательных мо­дальностей. Аристотель считает, что в модальных суждениях утверждение и отрицание относятся не к глаголу суждения, а к виду модальности (т. е. утверждается или отрицается возмож­ность или невозможность, допустимость или недопустимость, не­обходимость или не-необходимость).

Оценивая учение Аристотеля о суждении, необходимо отме­тить, что и в этом учении сказывается то колебание между ма­териализмом и идеализмом, диалектикой и метафизикой, кото­рое характерно для всей его философии. В понимании сущности суждения положительным у Аристотеля является отнесение со­держания суждения к самой действительность Это в основном материалистическое понимание сущности суждения, хотя сама концепция действительности у Аристотеля не свободна от идеа­листических наслоений, особенно в том, что касается понимания

9 А. С. Ахмадов Логическое учение Аристотеля. М., 1960, стр. 67.


Отношения формы и содержания. Положительным является в тео­рии суждения Аристотеля и то, что он понимает суждение как диалектическое единство анализа и синтеза. В вопросе об истин­ности суждений Аристотель, как было уже указано выше, впадает в противоречие, утверждая, что истина — только в суждении. Аристотель не только ошибается, но и противоречит самому себе, поскольку сам он признает истинность ощущений.

Истинность ощущений, являющихся более или менее точной копией действительности, есть одно из основных положений ма­териализма. Для нас нет сомнения и в том, что не только сужде­ния, но и понятия могут быть истинными или ложными в зависи­мости от того, верно или искаженно они отражают действитель­ность. Метафизическое понимание отнесения к действительности, имеющего место в суждении, приводит Аристотеля к тому, что он ограничивает круг достоверных суждений одними лишь категори­ческими суждениями, отвергая познавательное значение других видов суждений и игнорируя все богатство и разнообразие.

УЧЕНИЕ О ПОНЯТИИ

Присущее Аристотелю колебание между материализмом и объективным идеализмом, между диалектикой и метафизикой особенно сильно сказывается на его учении о понятии. Пробле­ма понятия есть прежде всего проблема общего в его отношении к отдельному, а именно в решении этой проблемы Аристотель безнадежно запутался.

С одной стороны, Аристотель дает блестящую уничтожаю­щую критику теории идей Платона и доказывает всю несостоя­тельность превращения общих понятий в самостоятельную сущ­ность, существующую независимо от чувственного мира В этой критике теории идей Платона Аристотель выступает как мате­риалист, борющийся против идеализма.

Но Аристотель остановился на полпути. Отвергая учение Платона о самостоятельном существовании общих понятий в ка­честве субстанций, независимых от единичных вещей, чувствен­ного мира, он все же признает их «вторичными субстанциями», являющимися сущностью всего реально существующего. Хотя Аристотель и не отрывает общее от единичного, считая общее существующим лишь в единичных вещах, однако вместе с тем он приписывает общему высшее совершенное бытие, которое яв­ляется первичным по сравнению с бытием единичных вещей. Общее как сущность всего существующего, по учению Аристоте­ля, является необходимым, вечным и неизменным, тогда как единичные вещи случайны, преходящи и изменчивы.

Таким образом, колебание Аристотеля между материализ­мом и идеализмом приводит его к самопротиворечию: с одной стоооны. единичные вещи являются первыми субстанциями, с


другой, высшее вечное совершенное бытие приписывается об­щим родовым понятиям. Общее существует только в единичных субстанциях, но оно действительно в более высоком смысле, чем последние, будучи сущностью всех единичных субстанций.

В философской системе Аристотеля царит иерархия понятий и всего сущего. Разделяя это учение Платона, Аристотель дает ему новое истолкование. Ход его мысли противоположен плато­новскому. Тогда как для Платона чем выше понятие, тем оно совершеннее, тем больше полнота его бытия, в то время как единичные вещи чувственного мира, являясь слабыми копиями идей, стоят на (последнем месте по степени бытия, Аристотель, напротив, 'полноту бытия приписывает единичным субстанциям, и у него градуирование бытия находится в обратном отношении к общности понятия. Чем выше занимает понятие место на лестнице понятий и, следовательно, чем оно более общее, чем дальше оно отстоит от первой субстанции, тем беднее его содержание, тем меньше в нем бытия. Ближайшие виды более богаты содержанием, чем роды, а роды богаче содержанием, чем наивысшие общие понятия. Поднимаясь по лестнице понятий и удаляясь от единичных чувственно воспринимаемых вещей, мы приходим к понятиям, в которых все меньше и меньше бытия. С другой стороны, в противоположность этому, мысль Аристо­теля идет и в обратном направлении. Он говорит, что общее есть и первое по природе и что именно оно является основанием бы­тия единичных вещей (это звучит уже совершенно по-платонов­ски).

Аристотель непоследователен, когда он, с одной стороны, признает только единичное субстанциональным, а общее суще­ствующим в нем, а с другой стороны, учит, что понятийное поз­нание имеет своим предметом общее и что определение понятия дает знание сущности; так что с первой точки зрения единичное есть собственный предмет познания, тогда как со второй — не единичное как таковое, а, скорее, общее есть предмет науки.

Это противоречие Аристотель пытается разрешить путем раз­личения двух значений категории субстанции: первой субстан­ции (единичные вещи) и второй субстанции (общей сущности).

Единичные вещи, по Аристотелю, представляют собой един­ство формы и материи, но в этом единстве примат принадлежит форме.

Форма есть сущность единичных вещей, их понятие, точнее, онтологический аспект понятия. В философской системе Ари­стотеля понятия являются «первыми по природе», а чувственное восприятие — «первым для нас». Познать сущность мы можем лишь на основе чувственного опыта, путем обобщения его дан­ных.

Мысль Аристотеля тщетно бьется над проблемой понятия, ударяясь то в сторону материализма, то в сторону объективного


идеализма, становясь то на путь эмпиризма, то на путь умозре­ния, то возвышаясь до диалектических догадок, то впадая в ме­тафизику.

Буржуазные философы-идеалисты пытаются скрыть мате­риалистические взгляды Аристотеля и выпячивают его идеа­лизм. В. И. Ленин указывает, что в изложении философии Ари­стотеля у Гегеля «скрадены все пункты колебаний Аристотеля между идеализмом и материализмом»10, в частности «все скрадено, что говорит против идеализма Платона...»11. Ле­нин отмечает, что Гегель прибегает ко всяческим идеалистиче­ским подделкам и ухищрениям для того, чтобы подделать Ари­стотеля под идеалиста XVIII—XIX вв.12

Аналогичную позицию занимают историки философии и ло­гики Целлер, Прантль и др. Так, например, И. Ремке с явной натяжкой утверждает, что Аристотель не преодолел трансцен­дентности общего, которая заключалась в теории идей Платона. Когда Аристотель критикует теорию идей Платона за то, что она принимает самостоятельное существование общих понятий и противопоставляет этому свой материалистический взгляд, что общее существует лишь во многих единичных вещах, то это, по Ремке, только одни «прекрасные слова», а на деле Аристо­тель продолжает по-платоновски мыслить общее трансцендент­ным по отношению к материи и единичным вещам. По мнению Ремке, общему (форме) в системе Аристотеля принадлежит полное совершенное бытие до того, как оно осуществляется в единичных вещах, ибо общее есть вечное бытие, временно осуще­ствляющееся в единичных вещах. Противоречия, имеющиеся у Аристотеля в учении об общем, обусловленные его колебанием между материализмом и идеализмом, Ремке использовал для «подделки» Аристотеля под идеализм.

По учению Аристотеля, логический процесс, двигаясь от ме­нее общих понятий к более общим, завершается так называемы­ми категориями. Исходным пунктом логического процесса обоб­щения являются разнообразные единичные данные чувственного восприятия, конечным же результатом этого логического про­цесса является определенное ограниченное число самых общих понятий, не сводимых ни друг к другу, ни к единому наивысше­му понятию.

В сочинениях «Категории» и «Топика» дается таблица деся­ти категорий (возможно, по образцу пифагорейской таблицы). Однако Аристотель в отдельных случаях сокращает это число (исключаются обладание и положение в первой книге «Второй Аналитики» и в V книге «Метафизики»; в XIV книге «Метафи-

10 В И Ленин Полное собрание сочинений, т. 29, стр 258

1' Там же, стр. 257.

12 См. там же, стр. 262


зики» принимаются три категории: сущность, состояние,и отно­шение).

Таблица десяти категорий дается в четвертой главе «Кате­горий», где говорится, что при употреблении слов вне предло­жения каждое слово обозначает или сущность (субстанцию), или качество, или количество, или отношение, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или стра­дание. Далее Аристотель поясняет примерами смысл каждой ка­тегории.

Так, человек или лошадь есть субстанция; величиной в два локтя — количество* белый — качество; двойной, половинный, большой —отношение; в Ликее, на площади — место; вчера — время; сидит, лежит — положение; обут, вооружен — обладание; режет, жжет — действие; его жгут, его режут — страдание.

Как в учении о суждении, так и в учении о категориях Ари­стотель ищет логику в грамматике, стремясь извлечь логические формы из грамматических.

Согласно основному материалистическому положению логи­ки Аристотеля, логические принципы, законы и формы мышле­ния не создаются самим мышлением, не изобретаются, а откры­ваются логикой в действительности. Это имеет силу и по отно­шению к категориям. Ввиду тесной связи мышления и языка логические категории являются запечатленными в языке, отку­да и надо было их извлечь. Аристотель не дедуцирует катего­рии, подобно Канту и Гегелю, а находит их путем анализа грам­матических категорий, в которых логические категории заклю­чаются в скрытом виде.

Основная мысль исследований Тренделенбурга13, что по своему происхождению категории Аристотеля связаны с грам­матическими отношениями и что они возникли из расчленения предложений, является правильной Эту мысль оспаривали Рит-тер, Целлер и Шпенгель.

Суть их возражений сводится к тому, что объяснение, давае­мое Тренделенбургом,— не в духе Аристотеля, так как история грамматики показывает, что части речи, с которыми сравнива­ются категории, были установлены после Аристотеля /

Ясно, что это возражение бьет мимо цели. Ведь оно не каса­ется того, что именно изучение языка привело Аристотеля к от­крытию логических категорий. Не теория языка была для Ари­стотеля источником при создании его учения о категориях, а изучение самого языка. Но правильнее и точнее было бы ска­зать, что категории установлены Аристотелем через изучение грамматических отношений, а не выведены из последних. И хотя сам Аристотель ничего не говорит о происхождении своего уче-



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-07-22 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: