— Как самочувствие? — поинтересовался подошедший Дышинский у Канаева.
— В норме, товарищ лейтенант! Вот только Пчелинцев попал впросак. Отвечает невпопад, думать не хочет, утверждает, что это загадка. Уверяю, не загадка. Просто голова у него забита другим — о хозяйской дочке думает. Тогда я вам коротенький анекдот расскажу. Идет? Сидят по весне на завалинке, солнышку радуются два старых-старых деда и вспоминают. И вот один из них обращается к другому:
— Кум! Русско-японскую кампанию небось не забыл?
— Помню, помню. Разве такое забывается?
— А помнишь, как нам в Порт-Артуре порошки какие-то давали, чтоб мы до баб не были охочи?
— Ну и что? Ведь это когда было-то?
— Как что? — оживился дед. — На меня вроде начинает действовать.
— Это тебе показалось!
— Какое там, кум, показалось? Как на духу перед тобой, чистая правда! И это в каких-то семьдесят лет, а что будет дальше?
— Канаев, откуда ты все это берешь?
— Товарищ лейтенант! У меня голова не только для фуражки, а еще и извилины имеет.
— И язык брезентовый, — съязвил Пчелинцев.
— Нет, не брезентовый! Брезентовый давно бы истрепался.
Последние слова Канаева потонули во взрыве хохота. Такие разведчики, как Юра Канаев и другие, незаметно, но повседневно поддерживали боевой настрой роты, заставляя забывать о трудностях, о невзгодах нашей нелегкой службы.
На коротких привалах бойцы, едва сойдя с дороги, валились на снег, подняв ноги вверх, отдыхали, дымя самокрутками.
По пути следования не встретилось ни одного населенного пункта. Тишина. Хоть и недалеко был передний край, но до нас не долетали ни звуки стрельбы, ни разрывы снарядов. И только во второй половине дня, когда метель ненадолго стихла и лишь медленно, словно из бездны, продолжали падать крупные снежинки, мы обратили внимание на два докатившихся до нас глухих раската взрывов.
|
|
Под вечер, едва стемнело, отряд подошел к Ново-Покровскому. В нем размещался штаб 19-го гвардейского воздушно-десантного полка подполковника С. И. Кравченко 10-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, в оперативное подчинение которой мы поступили. Командование отряда направилось в штаб, а мы отдыхали. Отдыхали около часа. А тем временем в штабе еще раз уточнялось взаимодействие, согласовывались сигналы, кодировалась карта и решался ряд других вопросов, не терпящих отлагательства.
Ребята, хоть и виду не подавали, а все же волновались, и чаще обычного нервно вспыхивали в сумерках огоньки папиросок. Но время бежит, его не остановишь. Невольно в голову лезет всякое. Думаешь о скоротечности жизни, а она мелькает перед глазами, как пассажирский поезд на перегоне — не успеешь прочитать его названия, а уже мимо прогромыхал последний вагон.
Вскоре Шурупов уже собирал командиров подразделений, которым заявил:
— Скоро будем переходить передний край обороны противника. Доведите до каждого — при переходе строго соблюдать дисциплину и порядок движения. На огонь противника не отвечать. Кто будет ранен — залечь, затаиться, кто сможет двигаться — выходить самостоятельно, тяжелораненых подберут санитары. Договоренность об этом имеется. Порядок движения…
Вскоре нас инструктировал Дышинский.
— А это наше пополнение, — закончил лейтенант. — Группа инженерной разведки, командир — старшина Веревкин. С ним пришли Левкович, Островский и другие. И наш взвод с учетом автоматчиков Зайцева, Зиневича, Алиева увеличился на двенадцать человек.
|
|
Снова в путь. Теперь представители полка ведут нас, разведчиков, к переднему краю. Остальные подразделения отряда следуют за нами. Взгляды всех устремлены на запад, где желтыми пятнами сквозь белую кипень и посвист метели маячат ракеты, обозначая ломаную линию переднего края.
Наконец, приближаемся к кромке высокого обрыва, дно которого рассмотреть не удается — там, внизу, беснуется, подвывая, поземка. Ветер обильно стегает нас мелким снегом, рвет маскхалаты, свистит в ушах.
— Делай, как я! — предлагает наш сопровождающий, и наш взвод, повторяя его действия, дружно съезжает вниз практически на пятой точке. И так подразделение за подразделением. Отряд не мешкая, приняв боевой порядок на время перехода, решительно пошел на сближение с противником.
— За мной! Не отставать! — снова команда, и мы, взяв на изготовку автоматы, теперь бежим за Дышинским. Бежим по твердому, довольно ровному насту, по-видимому дну озера или старицы.
Впереди попеременно то справа, то слева взлетают ракеты. Теперь до них недалеко, и с каждой минутой они становятся все ближе. Изредка снежную пелену прожигают трассы пулеметных очередей. Они красноватыми светлячками проносятся где-то около.
— Не отставать! Не растягиваться! — подбадривает Дышинский.
А как тут не растянуться, когда в трех — пяти метрах трудно что-либо различить. Метель нещадно бьет в глаза, дышать трудно, а идти надо. Вьюга играючи, словно белым пологом, укрывает, надежно маскирует наши следы. С нами идут и два проводника.
|
|
Оборона немцев в этом районе была не сплошной. Она представляла собой систему опорных пунктов, между которыми была огневая связь, а в ночное время осуществлялось патрулирование. Выбранный маршрут перехода переднего края на этом участке был не случайным. Он обеспечивал отряду внезапный выход в тыл противника, и, что немаловажно, кратчайшим путем. Поэтому проводники поведут нас в обход, вне дорог и населенных пунктов. Несмотря на плохую видимость, направляющие уверенно бегут впереди, мы — за ними. Пока все относительно тихо. Наконец, попадаем в устье оврага. Здесь тише, но снега под ногами больше. Темп движения замедляется. Овраг довольно глубокий. Его верхняя кромка почти сливается, теряется в мельтешащей перед глазами снежной пелене.
Идем, соблюдая предусмотренный планом порядок. Но каждый метр пути достается с трудом. Хотя стараемся выдержать ускоренный темп движения, но кажется, мы не идем, а плывем в снегу, пропахивая в нем глубокие борозды.
Признаться, я неуютно чувствую себя в этом снежном лабиринте, стиснутом с обеих сторон крутостенными громадами оврага, края которого на фоне неба почти не просматривались, только временами ориентировочно угадывалась кромка. Да и та виделась лишь при подсвете ракетами с переднего края. Видимость ограниченная. В сознание закрадывается тревога — не дай бог, о нашем продвижении узнают или на нас случайно натолкнутся немцы: тридцати — сорока автоматчиков было бы достаточно, чтобы сверху забросать нас гранатами, а оставшихся добить автоматным огнем. По сути дела, мы не сможем даже развернуться, принять боевой порядок. Кроме того, достаточно нескольких удачных бросков гранат, и мы сами бы подорвались, так как представляли собой живые, начиненные толом торпеды.
Но пока все идет благополучно. Между селениями Божедаровка и Ново-Покровское нам удается осуществить переход переднего края обороны противника. Во многом этому способствовала как по заказу разбушевавшаяся метель. А отряд шаг за шагом, соблюдая меры боевого обеспечения, все дальше и дальше вползает во вражеский тыл. Идти очень и очень тяжело. Становится жарко. Даже очень жарко. А мы все идем. Пробовали быстрее, но безуспешно. Несмотря на трудности пути, все-таки упорно, шаг за шагом продвигаемся вперед. Чувствую, как по спине текут уже не капли, а потоки пота. Приблизительно через час овраг начал расширяться, и мы вскоре выбрались и из него. Я невольно вспоминаю, как же сейчас тяжело саперам, которые попарно несут противотанковые мины — «сковородки». И самому становится стыдно за свою слабость. Забыл даже думать о том, что ждет нас впереди.
В полночь метель, намаявшись, стала постепенно стихать. Над головой в разрывах облаков начали перемигиваться звездочки. Начало резко подмораживать. Снова в голову колонны пробрался Дышинский. Остановив нас, он распорядился выдвинуть вперед усиленный головной дозор в составе шести-семи человек и два боковых — по четыре человека в каждом.
Лейтенант довел до нас приказ о том, что на взвод возлагается роль головной походной заставы.
— Двигаться, — инструктировал он, — на удалении зрительной связи. Сигнал руки в сторону — «вижу противника!». В случае его обнаружения одному из вас вернуться в ядро ко мне. Мое место будет здесь. Оставшиеся дозорные готовятся к бою. Мелкие группы противника, если не будет иного приказа, подпустить как можно ближе и принять меры к их уничтожению. В головном дозоре пойдут разведчики и саперы Веревкина. Мы разошлись. Я попал в правый боковой дозор. Итак, приняв все меры предосторожности, отряд снова пришел в движение. Идти стало легче. Хоть и свежий снег, но под ним ощущается наст. При ходьбе по нему проваливаемся, но не везде. Передний край противника теперь остался далеко позади, там, где по-прежнему изредка край небосвода подсвечивался частыми всполохами ракет.
Время шло. Не раз сменились дозоры. Облака расступились, и, наконец, вызвездило. Почти над самой головой ярко горели Стожары. Идем без привалов. Вошли в молодой фруктовый сад. Здесь идти еще лучше. Наст почти выдерживает наш вес. Идем осторожно, тяжело дыша. Время от времени останавливаемся и прислушиваемся: в ночной тишине настороженное ухо улавливает скрип сотен ног, отдаленно напоминающий скрип множества подвод на зимней дороге. Цельность снегового покрова от наших ног разрушалась, оставляя позади вздыбленную полосу. Звукам в морозном воздухе — раздолье.
Задержек по маршруту почти не было, не считая наших кратковременных остановок на изучение обстановки, просмотр или прослушивание. На марше по указанию Шурупова радисты несколько раз быстро развертывали станцию, и сержант А. З. Вдовин передавал информацию о продвижении отряда — и снова в путь.
Выходим на дорогу. Она накатана, но под снегом. Прислушиваемся. Тихо. Снова вперед. Хотя и медленно, но поднимаемся в гору. И так с каждым часом пути отряд все глубже и глубже втягивается во вражеский тыл. Хотя идем целиной, обходя населенные пункты — проводники свое дело знают. Где-то сбоку залаяли собаки. Остановились, послушали, и снова вперед. Змейкой движутся по нашему следу подразделения. Они уже идут по тропе, проторенной нами. Им намного легче. А нам тяжело. И ни одного привала. А Дышинский торопит. Постоим, отдышимся, вытрем пот со лба — и снова вперед.
Будучи в ядре взвода, мы услышали от проводников, что слева позади осталась Александровка, скоро подойдем к цели. Под утро выходим, по-видимому, на самое высокое место, так как отсюда начинается резкий спуск на северо-запад. Здесь проводник с Дышинским останавливаются, и мы подходим к ним. Не дожидаясь команды, опускаемся на снег. Медленно, с трудом дыша, с каким-то хрипом, исходящим из легких на морозном воздухе, подходят подразделения. Они уплотняются, даже сжимаются, становятся более компактными, готовыми, как натянутая до упора тетива, немедленно развернуться к бою. Скрип шагов замирает. Наступает звенящая, напряженная тишина.
Так 21 февраля в 3.00 отряд благополучно до брался до исходного рубежа по захвату гидротехнических сооружений на реке Саксагань.
Выждав, когда все подойдут, Шурупов вызывает к себе командиров подразделений. Пока все идет четко и размеренно. Без спешки и суеты отдаются приказы и напутствия.
Сверяется время.
Не теряя времени, командир направил в поселок Стахановский разведгруппу под командованием старшины A. C. Горбунова в составе автоматчиков, саперов и двух проводников.
Разведгруппа благополучно незамеченной добралась до Стахановского и, сделав проходы в проволочных заграждениях, заняла подготовленные немцами окопы в снегу.
Получив эти данные, командир решает, воспользовавшись внезапностью, с ходу захватить поселок и район плотины.
Для реализации этого решения заранее были сформированы три боевые группы.
В правую группу вошли разведчики под командованием Дышинского с отделением инженерной разведки с задачей захватить северную часть поселка и плотину — и взвод автоматчиков и отделение саперов под командованием гвардии лейтенанта Цимбала, имевшие задачу захватить деревню Соколовку и прикрыть правый фланг отряда.
В центральную, основную группу вошли два взвода автоматчиков под командованием старшего лейтенанта Боровских и взвод саперов лейтенанта Голубчика. Им предстояло осуществить захват Стахановского, перейти по льду Саксагань и атакой во фланг и тыл выбить противника из района, прилегающего к плотине с юга, то есть помочь группе Душинского, а затем, продвинувшись в глубь Рабочего поселка, захватить электростанцию, организовать их оборону и любой ценой удерживать эти объекты до подхода частей, штурмующих город.
Для прикрытия действий центральной группы от удара противника со стороны Божедаровки направлялась группа автоматчиков под командованием старшины Горбунова.
Резерв командира отряда состоял из взвода разведчиков гвардии старшины Н.С. Култаева, связных от подразделений, радистов и телефонистов.
Замысел командования, который был, возможно, и безупречным и выглядел солидным на листах крупномасштабной топографической карты, на которых четко и красиво была отражена мысль штабных командиров, теперь надо было претворить в жизнь на реальной местности и осуществить силами отряда, то есть всеми нами, имея перед собой реального противника.
Наша группа с проводником Сашей отделяется от отряда и устремляется вперед, забирая чуть вправо. Пройдя с полкилометра, мы тоже разделяемся — далее взвод автоматчиков Цимбала поведет свой проводник. Командиры жмут руки, желают удачи, а мы приветственно поднимаем над головой автоматы.
Минут через пять Дышинский останавливается и без предисловий отдает приказ:
— Наша задача — захватить северную часть поселка Стахановского. До него около километра, он внизу у реки. Не задерживаясь, движемся по балке, подходящей к плотине, шлюзы на которой мы должны захватить. Ясно?
— Ясно! — с хрипотцой, но бодро повторяем мы.
— Как только спустимся вниз — развертываемся в цепь и вперед! А ты, Саша, — наш ведущий, будешь указывать нам направление движения. Мы отставать не будем.
Скоро подходим к крутому спуску, и первое, что видим внизу, слева, — огонь, который жадно лизал бревна, словно боясь, что кто-то отнимет у него добычу. Горело несколько домов в южной части поселка Стахановского. Корчились в последних судорогах догорающие дома и подворья. Но вокруг тихо: ни крика, ни плача женщин и детей, что бывает в подобной ситуации. Как будто все вымерло. Жители в основном выселены, а те, кто остались, попрятались в подвалах, землянках. Дышинский с проводником быстро идут впереди, по ходу перебрасываясь отдельными фразами.
Начинается спуск. Склон крутой, снегу много, и мы сползаем вниз. Благополучно достигаем подошвы, от которой начинается балка, и, не останавливаясь, продолжаем движение. За нашей спиной, в южной части поселка, тишину ночи разорвали автоматные очереди, разрывы гранат. А мы пока белыми призраками бежим по лощине, постепенно все шире и шире развертываясь в цепь. Сверху мы, по-видимому, похожи на большую белую птицу, головой и туловищем которой были Дышинский со связным, а крыльями — развернутые в стрелковую цепь отделения. Бежим, жадно хватая разгоряченным ртом морозный воздух. Нас пока не замечают. Нас человек 25. На левом фланге — саперы Веревкина с проводником, а далее мы. Вот наш левый фланг цепи докатился до крайнего в северной части поселка домика, обтекает его, и через огород, не замедляя темпа, бежим дальше.
Наше присутствие выдает пока только резкий скрип снега под ногами. Миновав домик, попадаем в фруктовый сад, от которого начинается пологий спуск к реке. И в этот момент вверх одновременно поползли несколько ракет, и по нас дробно застучали пулеметы. Воздух наполнился злым посвистом пуль. В отблесках огней была хорошо видна плотина и шлюз на ней. Хотя этого момента мы ждали и психологически были к нему готовы — не первый год в боях, но все же огонь немцев был для нас неожиданным. Бегущие с проводником наталкиваются на проволочные заграждения. Старшина Веревкин с двумя саперами быстрыми, отточенными движениями режут проволоку, и через проход левый фланг взвода устремляется вперед, к шлюзам. И вот тут-то эту группу встретил ураганным огнем противник. Ожила, как растревоженный осиный рой, вражеская оборона. Светящиеся трассы свинца, как щупальца, поползли к ним, шаря по снегу, стараясь найти и зло ужалить. За проволоку проскользнуло человек шесть. Немцам удалось прижать их к земле, хотя до шлюзов оставалась какая-то сотня метров. Попав под такой огонь, каждый суетливо ищет глазами бугорок или незначительное углубленьице и затаивается. Перед тем как отвечать огнем на огонь врага, надо осмотреться. И здесь застает рассвет. Казалось, осталось совсем немного, и они будут у цели, до которой — рукой подать.
Прицельным был огонь и по центру взвода, как будто враг поджидал, когда мы все окажемся на открытом месте. Сразу не сообразишь, откуда он ведется. Рой свинца прошивает все пространство, и кажется, бьют со всех сторон, словно попали в огненную ловушку. Поэтому, не успев пробежать тридцать метров от дома, были настигнуты пулеметными очередями, которые остановили нас. Бросаемся в снег, стараясь понять, что к чему. Первое, что удалось выявить, — это пулемет, который бил сверху, из окна кирпичного здания водонапорной башни. Два других — откуда-то слева, с правого берега реки, южнее плотины. Огонь их был косоприцельный, самый губительный.
— Вперед! — осипшим на морозе голосом кричит лейтенант.
После изнурительного более чем тридцатикилометрового марша мешок за спиной стал теперь во сто крат тяжелее. С усилием поднимаемся и устремляемся вперед.
Рой свистящего вокруг вражеского свинца прошивает все пространство, по которому мы перебегаем.
Когда делали короткие перебежки, я краем глаза видел, как справа от меня падали на снег раненые или убитые наши ребята-разведчики. Лейтенант Дышинский еще бежал, но потом и он залег. Различаю, что в пулеметную стрельбу вплетаются и автоматные очереди. Это немцы бьют из траншеи, что протянулась у подножия плотины, на нашей, восточной, стороне.
Горбатые фигуры разведчиков, с выпирающими вещмешками, перебегают и, упав в снег, быстро отползают в сторону и изготавливаются к стрельбе.
— Плотина рядом. Еще рывок — и мы будем на ней! — кричит Дышинский.
Одна за другой взлетают ракеты, струи свинца заставляют нас вжиматься в снег. Кажется, враг специально выжидал, чтобы в самый критический момент обрушить на нас шквал разящего огня.
Свинцовые стрелы буравят, прожигают предрассветные сумерки и устремляются к нам. В морозном воздухе резко стрекотали наши автоматы, деловито огрызаясь врагу короткими очередями. Если наш огонь был, по-видимому, малоэффективным, то пули врага, не щадя нас, творят свое черное дело. Они ищут нас в снегу, в который мы быстро зарываемся, но, к сожалению, находят и там. Зима — не лето. Малой саперной лопаткой удается только углубиться в снег и укрыться за ненадежным белым холмиком.
В злом посвисте пули продолжают по-прежнему выкашивать нашу залегшую цепь. Особенно велики потери в середине цепи. Вот и сейчас сбоку от меня вскрикнул еще один боевой товарищ. Он ранен в живот. Он то вытягивается дугой и сучит по снегу ногами от боли, то силится подняться, но это ему не удается, и он скрипит зубами и матерится. Спустя несколько минут он смолк…
— Ложись! — что есть мочи закричал Дышинский бесшабашному в своей удали Шапореву.
«Командир, — прикидывал я, — попытается найти какой-нибудь ключик к выходу из создавшегося положения, не впервой, найдет…» В критические моменты мы всякий раз полагались на его сообразительность, решительность, интуицию.
Немцы прижали нас к земле, практически не дают возможности поднять голову и хорошенько осмотреться. Тогда Дышинский решает перейти к детальному изучению переднего края. Почти каждому из нас, лежащему в снегу поблизости, выделяет участок для наблюдения и выявления огневых точек противника. Лежим. Лежим и наблюдаем, изредка докладываем.
— А ты чего бегаешь туда-обратно, — выговаривал взводный Сергею Усачеву, — тебе что? Жить надоело? Не мельтеши перед противником. А сейчас отползи назад, к домам, выбери себе удобную позицию и бей по пулеметам. Понял?
— Понял, товарищ лейтенант!
— Вперед! — снова командует Дышинский, и мы, поднявшись во весь рост, дружно устремляемся к вражеской траншее, которая тянется вдоль подошвы плотины, прикрывая подходы к ней с восточной стороны. Поднимаюсь и я, хотя тело с трудом, без желания отрывается от земли. И как прежде, с того берега по нас ударили тугие трассы свинца. Вскочив, как наэлектризованные, мы бежим к траншее, ощетинившейся огнем, поливая ее длинными очередями, стараясь прижать немцев, не дать им вести прицельный огонь. Но враги пристрелялись, вновь нащупали и начали прошивать нашу цепь с двух сторон. И на этот раз наша дерзкая попытка успеха не имела. Ведя бой с противником впереди, мы невольно прислушивались и к звукам боя, происходящего у нас за спиной.
А параллельно с этим штаб отряда ловил момент направить саперов на обезвреживание зарядов по разминированию шлюзов. Взвесив все, командир решил — пора.
Для проведения этой ответственной работы лейтенант И. К. Голубчик выделил двух наиболее подготовленных саперов — старшину Н. И. Лантуха и сержанта Белозерцева.
Вместе с ними должны идти и два проводника, хорошо знающие этот район.
Позже один из них нам рассказал: «Выбран был маршрут не только движения, но и возвращения, где их будет подстраховывать лейтенант Голубчик…Сначала шли между домами поселка и удачно подобрались довольно близко к шлюзам. Потом поползли. Мы впереди, саперы — за нами. Маршрут выбрали на значительном удалении от плотины. Так безопаснее и не особенно привлекали внимание противника. Здесь под прикрытием плотины, со стороны нижнего бьефа, было много снега. Ползли медленно, по ходу маскируя свой след, для чего последний тянул пучок срезанных веток.
На фоне неба были четко видны расхаживающие попарно и притоптывающие на морозе немецкие патрули. Они ходили в основном около шлюзов, по гребню плотины.
Переливаясь через металлические створки, вода попадала на сливную часть плотины и оттуда с шумом низвергалась вниз. От воды на морозе сильно парило.
Наконец добрались до берега реки и здесь, недалеко от воды, решили остановиться. Саперы уползают к шлюзам, а мы остаемся, ждем, рассредоточившись и замаскировавшись в снегу на удалении ста метров от плотины. Патрули изредка бросали ракеты. Пролетавшие над головой и рвавшиеся с грохотом снаряды, вырвав из темноты безжизненную и избитую осколками землю, на миг, как при вспышке молнии, высвечивали проволочные заграждения, сквозь которые мы недавно проползли. С тяжелым фырканьем над нашими головами пролетели осколки.
А с той стороны реки по-прежнему то взлетит ракета, то начинает плеваться злыми очередями пулемет, и пули, кажется, стонут и жалобно визжат в поиске своих жертв. Их яростные очереди ищут цели, куда бы вонзиться.
Врезать бы по паре очередей по этим фрицам, и дело с концом, но этого делать было нельзя, это не выход из создавшегося положения — немцы не должны нас обнаружить. Ветерок, тянущийся со стороны плотины, пробирает до костей. Саперы работают, а мы ждем, ждем. Ног я уже не чувствую и не имею возможности даже постучать ими одну о другую — немцы близко, услышат. Лежание на снегу было пыткой. Нас донимал мороз, а минутная стрелка, казалось, и не двигалась, как будто примерзла к циферблат у часов. Внутри, казалось, все промерзло. Вчера в это время еще змеилась поземка, злилась метель, а теперь вызвездило. Темное небо исколото яркими звездами, а над головой повисла луна. Руки сильно начало прихватывать. Сначала кончики пальцев кололо, словно иголками, а потом они потеряли чувствительность — ими шевелишь, а не чувствуешь, словно они уже не твои. Кажется, еще несколько минут — и мы тут замерзнем. Наконец, ухо улавливает легкий шорох. Ползут. Оба. Саперы подползают, а мы с сочувствием и состраданием смотрим на них. Если нам было холодно лежать в снегу, а каково им выполнять такую тонкую, деликатную работу по разминированию голыми руками в невыносимую стужу.
— Порядок! — следует ответ. — Полный порядок!
И мы, соблюдая осторожность, ползем обратно. Автомат уже в руках держать не могу — тащу за ремень. Ползу, а само го терзает мысль — не терпится узнать и подробности действий саперов.
Голубчик не выдержал долгого ожидания и полз нам навстречу. С ним мы и вернулись в дом, в котором чадил и трепетал небольшой костерок. Пока грелись, старшина Лантух детально рассказал о выполненной работе:
— Нам повезло. Я уже, когда ползли, думал, как придется выполнять задачу, как добраться до взрывчатки? А оказалось, все просто. Нам здорово повезло. Немцы после минирования не убрали настил между опорами. Это существенно облегчило нашу работу. Взрывчатка была в ящиках и подвешена к опорам шлюзов. Толовые шашки с электрическими взрывателями связаны друг с другом детонирующим шнуром и закольцованы. Мы обрезали провода, бикфордовы шнуры, извлеченные электровзрыватели побросали в воду. В теле плотины осталась взрывчатка. Если ее теперь нельзя подорвать электрическим способом, то можно огневым, наиболее элементарным. Для этого достаточно куска тола с вставленным взрывателем, чтобы поджечь кусок бикфордова шнура и подбросить и один из ящиков с начинкой.
Голубчик тяжело вздохнул и продолжал:
— И вся наша работа пойдет насмарку. Подрывная машинка, по-видимому, находится где-то около, возможно, в здании водокачки. Ничего не скажешь — удобная позиция». Вскоре Голубчик с саперами уходит в штаб к Шурупову.
Настороженное ухо улавливает и различает эти звуки. Вначале за спиной, в районе действия основной группы, в самом поселке Стахановском, разорвались первые мины, а потом очередь дошла и до нас. Грохот и одновременно какое-то кряхтенье разорвавшейся серии снарядов и мин поглотили на миг первую трель автоматной и пулеметной стрельбы.
Как будто в истерике, словно прося пощады, вздрагивала земля, а мы жались к ней всем телом, моля, чтоб она спасла нас и укрыла. А на той стороне хлестко и нервно вспыхивали и гасли ракеты, обозначая начертание переднего края противника по правому берегу реки Саксагань.
Когда на мгновение стихал грохот, тогда явственно слышались пулеметные очереди, и в предрассветных сумерках мы снова и снова видели ползущие над землей пульсирующие щупальца, которые настойчиво выискивали и жалили свои жертвы.
Ведь всего и пробежать-то осталось какие-то 100–150 метров. Много это или мало? Как считать? Спокойным шагом это расстояние по снегу можно пройти за две-три минуты. За это время пулемет успевает выпустить несколько сот патронов. И едва мы вставали, чтоб преодолеть, пробежать эти роковые метры — пристрелявшийся пулемет железной строчкой смерти прошивал нашу цепь, и падали, падали боевые друзья: одни — чтоб больше уже не подняться, другие — раненными. Танкист ведет бой, надежно укрытый броней, у артиллериста хоть и небольшое укрытие — щиток, у стрелка, автоматчика, разведчика ничего этого нет. Вся его защита — шинель или полушубок. А чаще всего — везение.
Снова команда — вперед! — и мы бросаемся к траншее. Мой автомат на какое-то мгновение замолкает, словно поперхнувшись от ярости, а потом, как будто осознав свою роль, он заговорил снова уже спокойно и уверенно. Его уверенность передалась мне, и отошло, растворилось чувство тоскливой безнадежности и опустошающего душу страха.
Несмотря на огонь по центру взвода, хоть и медленно, но продвижение к плотине продолжается. Еще рывок, резкие хлопки рвущихся среди врагов гранат, и, наконец, хоть и маленькая, но одержана первая победа — захвачена вражеская траншея.
Но дальше успех развить все-таки не удалось — атака снова захлебнулась. Дышинский стал заметно нервничать. Он понимал, что заминка на главном направлении может сорвать выполнение задачи всего отряда. И как ни велико было желание овладеть шлюзами плотины, он видел, что каждый метр продвижения вперед достается с большими потерями. До шлюзов взвод не дойдет, его не будет, а пулеметы останутся. Потери с каждым шагом вперед все возрастают. Надо искать выход. И нам пока ничего не оставалось, как на огонь врага отвечать самим. И мы били по водонапорной башне, огневым точкам противника на той стороне, били просто по траншеям, над которыми мелькали каски немецких солдат.
Ведя бой у плотины, разведчики прислушивались и к разгоревшейся стрельбе, что шла у них за спиной, в южной части поселка Стахановского. Всех интересовал вопрос — а как там у них, ведь дело-то общее?
А на южной окраине поселка бой разгорался. Дома поселка немцами были заранее подготовлены к обороне. Из дверей и окон по нашим воинам хлестал огонь. Схватки были короткими, но ожесточенными, нередко переходя в рукопашные. Но заранее созданные при формировании отряда штурмовые группы действовали решительно и умело.
Часам к пяти утра поселок был в наших руках.
Захватив поселок, подразделения, не мешкая, устремились к реке. Едва миновав строения, они были встречены ожесточенным огнем из траншей, расположенных вдоль правого берега Саксагани. Некоторым даже удалось ее достичь, но лед оказался покрытым слоем воды, и атакующие были вынуждены вернуться в поселок под прикрытие сельских построек.
А на правом фланге группа Цимбала, достигнув Соколовки, встретилась здесь с группой разведчиков Фурта из 24-го воздушно-десантного полка, которая еще накануне захватила несколько домов. Общими усилиями они захватили деревню, и немцам пришлось спешно отступать по льду водохранилища, что удалось осуществить далеко не всем.
Скоро от Канаева — нашего связного при Шурупове — узнали, что основные силы отряда ведут бой в поселке. Особенно упорное сопротивление противнику удалось оказать в районе размещения штаба роты. Теперь немцы, теснимые частью сил, отходили в нашу сторону, к плотине.