— По меньшей мере на год. А что?
— Если позволите, я хотел бы дать вам добрый совет, — сказал старший клерк. — Я посоветовал бы вам вступить в Королевскую заморскую лигу...
Я никогда в жизни не слыхал об этой лиге. Правда, приехав в Канаду, я быстро заметил, что слово «королевский» там весьма популярно: «королевская почта», «королевская конная полиция» (в других странах такая организация обычно именуется жандармерия), «королевские канадские военно-воздушные силы» и так далее. Даже банк, в котором я находился, именовался «королевским» Однако что-то нужно было отвечать.
— А что мне это даст? — такой подход в условиях Запада совершенно естествен и подкупает своей искренностью.
— Вы приедете в незнакомый для вас Лондон, где скорее всего не знаете ни души. В Англии заводить знакомства с полезными вам людьми значительно труднее, чем в Канаде. А в Королевской заморской лиге вас примут как родного, помогут найти квартиру, познакомят с нужными людьми, организуют недорогие путешествия по стране. Короче, вы сможете обратиться туда по любому поводу.
— Собственно, почему вы все это мне говорите? — все еще недоумевая, спросил я, уже догадываясь о том, как мне необыкновенно повезло.
— Дело в том, что я секретарь местного отделения лиги, — приветливо улыбнувшись, ответил клерк. — Хотел бы обратить ваше внимание и на то, что вступительный взнос здесь — всего пять долларов. А в Англии это будет стоить более 20 долларов.
И заметив, что клиент колеблется (на самом деле я ничем не рисковал, не считая пяти долларов, а знакомых у меня в Лондоне действительно не было), клерк тут же высыпал целую груду аргументов в пользу лиги, в том числе и тот, что я смогу получать на ее адрес почту. Такой оказией я пренебречь не мог — иметь надежный почтовый ящик за пять долларов в год разведчику удается весьма редко.
|
|
Теперь можно было погасить «колебания».
— Я согласен. Где можно оформить мое вступление?
— Сегодня среда. Члены лиги встречаются по пятницам сразу после работы. В эту пятницу у нас выступит один англичанин и покажет цветные диапозитивы с видами живописных уголков Англии. Потом будут кофе и танцы...
И он тут же протянул визитную карточку с адресом местного отделения лиги. И только потом выдал мне бланки, необходимые для оформления перевода денег в Лондон.
В пятницу я, одетый в строгий темный костюм, появился в помещении лиги. Оказалось, что зал принадлежит какой-то другой организации. Лига снимает его за небольшую плату на три часа в неделю. Седой джентльмен с приятными манерами радостно приветствовал меня и представил всем присутствующим. Я тут же заполнил небольшую анкету и получил членский билет и различные брошюры о деятельности лиги. При этом я был приятно удивлен, когда увидел имя патронессы лиги — королева Елизавета II (сомнений быть не могло: благодаря удачному стечению обстоятельств я стал членом весьма солидной организации).
Мой первый вечер с членами лиги прошел удачно. Лекция была достаточно интересной. Во всяком случае, для меня, ведь я стремился как можно больше узнать о стране, где предстояло работать. Перед окончанием собрания я получил (разумеется, за дополнительную плату) значок и галстук лиги.
Закончив все приготовления для переезда в Англию, я купил билет на пароход и выехал в Нью-Йорк. В день отъезда я отправил А. почтовую открытку с видом канадского парламента. Это означало, что мы должны встретиться в условном месте через четыре дня после даты на открытке.
|
|
В первых числах марта 1956 года я снова увиделся со своим старым другом. Нью-Йорк уже встречал весну. Улицы казались светлее обычного, воздух чище, полицейские не такими угрюмыми. У входа в Центральный парк продавали фиалки.
А. появился минута в минуту и, раскланявшись со мной, как с добрым знакомым, которого неожиданно встретил, тут же перешел к делу:
— Когда собираешься в Лондон?
— Хоть завтра...
— Ну, зачем же так скоро?
Я давно привык к поразительному хладнокровию своего руководителя и не удивился, что тот ничем не выказал удовлетворения тем, что я сумел так быстро получить «добро» на выезд в Англию. Тем не менее я чувствовал: А. мною доволен.
Я рассказал А., что вступил в члены Королевской заморской лиги. Он одобрительно кивнул.
Нам пришлось встретиться потом еще несколько раз, чтобы я мог четко запомнить условия связи с разными людьми в Европе. По обыкновению, А. помнил наизусть великое множество подробностей. Я, естественно, тоже ничего не записывал и лишь повторял про себя наиболее важные моменты, укладывая их в памяти с помощью различных приемов мнемоники. Думаю, они, эти приемы, нужны, полезны, более того, необходимы — выберите любое слово — не только для разведчиков. Я всегда удивляюсь, почему уже в начальной школе детей не обучают хотя бы самым элементарным правилам столь полезной науки. В особенности если учесть, что еще в древнем Риме мнемонические приемы были широко известны. Мнемоникой пользовался еще Цицерон — известно, он произносил свои знаменитые речи без бумажки — уменье, которое мы постепенно утрачиваем...
|
|
Интервью с героем книги
— Чуть-чуть опередим события: мы знаем, какую важную роль сыграла лига в вашей работе в Англии. Но ведь это был просто счастливый случай, просто редкостное везенье — так легко и просто войти в лигу? Вы согласны?
— Да, сама по себе встреча с клерком, запросто предложившим мне стать членом этого в общем-то весьма авторитетного клуба, была чистой случайностью, но надо было правильно оценить эту «редкую возможность» и превратить ее в столь же «счастливую реальность». А для этого нужны были совсем иные категории. Такие, как уменье, понимание, словом, качества чисто профессиональные. Помните Суворова: «везенье-везенье, а где же уменье...» Я не очень путанно выражаю свои мысли?
— Нет, все понятно.
— Вообще же между моими коллегами иногда возникают споры о подобных удачных обстоятельствах. Что это: только чистый случай, удача или закономерный результат хорошей работы? Некоторые товарищи выступают с прагматических позиций, другие целиком отвергают роль удачи или случая...
— А вы?
— На мой взгляд, это результат сочетания и того, и другого. При этом все решает высокое профессиональное мастерство разведчика и его упорство в достижении цели.
И все же мой опыт показывает — и представители опасных профессий, наверное, со мной согласятся, — что есть на свете люди удачливые, которым при прочих равных условиях «везет» чаще, чем другим. Есть и их антиподы — люди «невезучие». Конечно, я не могу дать строгого научного объяснения этому явлению, но от этого оно вовсе не уходит из жизни. Я лишь констатирую факт. Но здесь я должен обратить внимание на одну особенность «везения»: обычно оно приходит к людям, профессионально одаренным. Настойчивым. Человек, который упрямо или, вернее, упорно добивается поставленной задачи, рано или поздно находит пути к ее осуществлению.
— А себя вы к какой категории относите — «везучих» или «невезучих»?
— Отвечу на ваш вопрос так: во время войны в крытом кузове автомашины ехало одиннадцать человек. Вдруг появился самолет противника. Он летел на бреющем полете. Сброшенная им бомба разорвалась буквально в метре от машины, а пулеметная очередь изрешетила кузов. Шесть человек были убиты, двое тяжело ранены, трое, в том числе и я, остались целы и невредимы... Безусловно, это была чистая случайность и троим просто (и к тому же здорово!) повезло.
— Спасибо. Возвращаемся к рассказу о встречах с А.
— Прощаясь с ним, я повторил все, что должен был запомнить, передал сообщение в Центр и письма родным. Мы долго глядели в глаза друг другу и молчали. На ближайшие годы, как мы это отлично понимали, встреч у нас не намечалось.
Из Нью-Йорка я отплыл на океанском лайнере «Америка», который, как нетрудно догадаться по его названию, принадлежал американской пароходной линии в Атлантическом океане (кстати, единственной в то время). Я прекрасно знал, что американские пассажирские пароходы славятся посредственным питанием (входящим в стоимость билета) и отвратительным обслуживанием. Вне конкуренции в этой области — французские лайнеры. Однако, завершив подготовку к переезду в Англию, я не хотел терять ни одного дня и выехал первым же пароходом. Мне не повезло — «Америка» оказалась старой посудиной и к тому же плохо держала волну.
ГЛАВА IV
«Америка» оказалась старой посудиной с какими-то изъянами в конструкции, из-за чего судно испытывало сильную бортовую качку даже в тихую погоду. Многих пассажиров укачало уже через несколько часов после выхода в море, и они почти не вставали до конца путешествия.
— Стюарда! Будьте любезны, стюарда, — стонал, вцепившись в койку (я плыл туристским классом, в четырехместной каюте), один из моих соседей, молодой канадец по имени Билл.
Пришел стюард с блюдом апельсинов и лимонов (Билл так ни разу и не смог поесть в ресторане и был вынужден питаться пять с лишним суток лимонами и апельсинами).
Отлежавшись, канадец рассказал, что направляется в Англию сделать там какую-то сложную хирургическую операцию. Я удивился:
— Неужели эту операцию не умеют делать у нас в Канаде? Или в США.
— Конечно, умеют. Но где я возьму пять тысяч долларов?
— А кто же заплатит за вас в Англии?
— Да никто, — спокойно сказал Билл. — Но в Англии существует национальное медицинское обслуживание. Нужно только еженедельно делать взносы. Зато, если заболел, лечат бесплатно.
— Но ведь вы канадец. На вас это обслуживание не распространяется, не так ли?
— Сейчас, конечно, нет. Но я собираюсь устроиться там на работу. Начну делать взносы, а месяца через три-четыре лягу в больницу. Потом вернусь в Канаду. Так что операция обойдется примерно в триста долларов — стоимость проезда туда и обратно. — Парень явно был в восторге от своей предприимчивости. Я тоже был поражен его ловкостью.
Другим соседом оказался немец Ганс Кох. На него, так же как и на меня, качка не действовала, и большую часть времени мы проводили вместе. Посочувствовав своему позеленевшему от морской болезни соседу, мы пошли обедать в ресторан — огромный (конечно, по корабельным представлениям) зал, сиявший белизной жестко накрахмаленных скатертей, лаком мебели, серебром посуды и бронзой светильников.
— Чем занимаешься, Ганс? — поинтересовался я, когда, пожелав друг другу здоровья, мы выпили традиционную рюмку аперитива.
— Работаю в Нью-Йорке в туристском бюро. Мы продаем специализированные экскурсии по Европе. Обслуживаем школьных учителей и преподавателей вузов.
— А что, разве экскурсии учителей отличаются от экскурсий всех прочих смертных?
— Конечно, отличаются. Кроме обычного турне мы предлагаем клиентам еще и курс лекций в крупнейших университетах Европы. В конце турне им выдают отлично оформленные дипломы, подтверждающие, что их владелец прослушал лекции в нескольких европейских университетах.
— Но ведь такой «диплом» ничего не стоит!
— Так-то оно так, — ухмыльнулся Ганс, — но, на наше счастье, далеко не все это понимают. Больше того, документ о посещении лекций в Оксфорде или Сорбонне как-то выделяет преподавателя из общей массы и способствует его карьере. Учти к тому же: наши дипломы напечатаны на пергаменте и снабжены красивыми печатями с шелковой лентой и вполне прилично выглядят в рамке на стене...
— Ну, хорошо, — засмеялся я. — Согласен. Если не окончу Лондонского университета, покупаю вашу пергаментную «липу». Идет?
— Идет, — улыбнулся Ганс. — Но для этого тебе придется совершить небольшой круиз по Европе.
— Согласен и на это...
Ганс сообщил, что несколько раз в году посещает Европу и всегда заезжает в Англию, и я решил, что было бы весьма полезным поддерживать с ним связь.
— Когда соберешься в Европу — напиши мне на адрес Королевской заморской лиги. Я встречу тебя, — предложил я. Ганс охотно согласился и, в свою очередь, спросил:
— А ты не хотел бы познакомиться с одной моей приятельницей? Она живет недалеко от Лондона...
Конечно же, я хотел этого, и сосед тут же написал рекомендательное письмо.
Впоследствии Ганс не раз навещал меня, и мы регулярно переписывались. После того как немец стал постоянным представителем своей фирмы в Европе и поселился в Мюнхене, я даже побывал у него в гостях.
После утомительной гонки по Канаде морское путешествие, несмотря на непрекращавшуюся качку, было для меня отдыхом, неожиданным и, надеюсь, вполне заслуженным. С утра до вечера пассажиры были заняты всевозможными соревнованиями, играми, в том числе и азартными, прогулками, купанием в бассейне и тому подобными приятными делами. Каждый вечер нам показывали новый фильм. Все это было очень кстати, так как помогало быстро завязать нужные связи. Прежде всего меня, конечно, интересовали англичане. Но, к моему великому сожалению, в туристском классе было всего несколько англичан. Это удивило меня, и, познакомившись с одним из подданных Ее Величества, путешествовавшим так же, как и я, туристским классом, я напрямую спросил об этом.
Ларчик открывался просто: Англия испытывала большие трудности с платежным балансом. Даже после войны продолжали существовать всевозможные ограничения на вывоз валюты частными лицами. Суммы, которую можно было обменять на иностранную валюту, было достаточно разве что для недельной поездки в соседние страны, и не дальше. Поэтому за океан могли отправиться только те англичане, у которых там были родственники, готовые их содержать.
Однако, по словам собеседника, если бы мистер Лонсдейл плыл первым классом, то встретил бы там множество англичан.
— Не понимаю, — искренне удивился я. — На какие средства в таком случае приобретают билет в первый класс, если их не хватает даже для туристского?
— Чувствуется сразу, молодой человек, что вы далеки от бизнеса, — мягко улыбнувшись, ответил англичанин. — Бизнесмен подобного вопроса не задал бы — известно, что люди бизнеса вправе обменять любое количество валюты для деловых поездок. Ну и, кроме того, состоятельные англичане держат крупные суммы в иностранных банках, хотя это и запрещено законом...
Пришлось сделать вид, что я страшно изумлен подобной несправедливостью:
— Как же так, разве закон в королевстве — не один для всех? Именно в этом его сила...
— Милый мой, — засмеялся англичанин, — вы наивны, как провинциальная девушка. Я уверен, что в Канаде, так же как и у нас в Англии, существуют разные законы для тех, у кого много денег, и для тех, у кого их мало...
Как и полагалось, Англия встретила нас туманом. Издавая протяжные гудки, «Америка» медленно вползла в порт Саутгемптона и, раздвигая грудью серые волны тумана, ткнулась боком о стенку. Пришвартовались. «Просим пассажиров явиться в гостиную для прохождения паспортного контроля», — тут же громогласно объявили динамики, установленные во всех помещениях лайнера.
Я зашел в каюту за Биллом, который едва стоял на ногах после сильной качки в Ла-Манше. Придерживая его под руку, я не торопясь двинулся в гостиную, где меня ждал приятный сюрприз — всех пассажиров разделили на две группы: британские подданные и иностранцы. Последние должны были заполнить какие-то анкеты, после чего иммиграционные чиновники тщательно проверяли их паспорта и визы. Британские подданные ничего не заполняли, их паспорта просматривали очень быстро, и через несколько минут мы с Биллом уже были в таможенном зале.
Чемоданы пассажиров были снабжены бирками с именами владельцев, и, когда мы перешли в таможенный зал, весь багаж был уже рассортирован по алфавиту. Я нашел два своих небольших «сака». Осмотр был быстрым, поверхностным, и чиновник, угрюмую физиономию которого украшали традиционные усы щеточкой, уже был готов пропустить их, когда обратил внимание на фотоаппарат, висевший у меня на груди.
— Как долго вы намерены пробыть в Англии? — неожиданно спросил он.
— Не меньше года. Я поступаю в Лондонский университет.
— В таком случае вы считаетесь не туристом, а постоянным жителем. Придется платить пошлину за фотоаппарат...
— Какова сумма пошлины?
— Сейчас отвечу...
Таможенник порылся в каком-то справочнике и предложил внести 84 фунта стерлингов. Конечно, я мог тут же уплатить эту сумму, но я не хотел пускать на ветер государственные деньги. Да и, по сути дела, это был чистейший грабеж среди белого дня. Нужно было что-то сообразить.
— В таком случае, — сказал я, — я не буду ввозить мой фотоаппарат. Оставлю его у вас.
Таможенник нехотя взял «экзакту». Придирчиво осмотрел ее, зачем-то пощелкал ногтем по хрустящему кожаному футляру и сказал:
— Если в течение трех месяцев вы покинете Англию через Саутгемптон, то сможете тут же получить аппарат обратно. Если вы задержитесь, ваша камера будет отправлена на центральный склад, и тогда вы должны за неделю до выезда уведомить центральную таможню о дате и месте выезда из страны...
— Каким образом я смогу получить камеру обратно?
— Я выпишу вам квитанцию.
Специальный поезд, который ожидал пассажиров «Америки» прямо в порту, доставил нас на лондонский вокзал Ватерлоо примерно к семи вечера. Стало уже темно, моросил мелкий дождь, и я решил остановиться на ночь в ближайшей гостинице.
С чемоданами в руках я пересек площадь, чувствуя, как за воротник ползут тяжелые холодные капли дождя, и, заметив светящийся неон вывески отеля, двинулся к нему.
Я уже привык к тому, что в Западной Европе около вокзалов всегда полным-полно отелей, и был удивлен, что возле вокзала Ватерлоо находится всего лишь одна гостиница, да и то старая, построенная лет сто, если не больше, тому назад.
Получив ключ от номера, я смог убедиться, что со дня открытия отеля в нем явно ничего не изменилось, если не считать того, что газовое освещение было заменено электричеством. Номер поразил меня страшным холодом и неуютностью. Стены, пол, окна, казалось, источали тяжелый запах сырости. А за окном — дождь, темнота, незнакомый город. Все это создавало ощущение одиночества и потерянности (дома сейчас уже стояли долгие весенние вечера с голубой звездой над горизонтом, стеклянным, хрустким ледком...).
Приглядевшись, я заметил в пустом, давно нетопленном камине газовую печку. Рядом находился счетчик, в который нужно было опустить шиллинг, тогда печь включалась на пару часов.
Я бросил монету и, присев к огню, положил перед собой карту Лондона, купленную на вокзале. Оказалось, что я остановился на самом берегу Темзы, и стоило перейти мост Ватерлоо — так знакомый по знаменитому фильму, — и я попадал в центр города. Я еще не знал, что, по странному совпадению, начал свою английскую карьеру в нескольких шагах от того места, где ей суждено было много лет спустя закончиться.
«Все идет нормально, — сказал я себе, складывая карту. — Доехал ты хорошо. Завтра мир посветлеет... А чтобы не терять времени, пойди-ка сейчас на улицу и поброди по городу».
Прогулка хорошо помогала в таких случаях. И, подняв воротник габардинового плаща, я вышел на улицу, сразу пожалев, что не догадался обзавестись в Канаде зонтом.
Вечерний дождливый Лондон впервые демонстрировал мне себя. Он был весьма недурен собой, этот Лондон. Нарядно освещенный. Может быть, чуточку самоуверенный. Украшенный яркой, но не крикливой рекламой — ее огни мягко стелились по мокрым мостовым. Выдержанный в строго деловом и торжественном стиле. Город, в богатстве которого никому не приходило в голову сомневаться.
Как со старым знакомым, встретился я с мостом Ватерлоо. Похлопал его по парапету, за которым мрачновато катила маслянистые воды Темза. Постоял, наблюдая, как внизу, под ногами пропыхтел буксир с двумя груженными песком баржами. Потом перешел на другую сторону речки и зашагал к Трафальгарской площади, чтобы поглядеть на колонну Нельсона, воздвигнутую в честь победы знаменитого адмирала над французским флотом у мыса Трафальгар.
Это была та часть Лондона, которую я довольно ясно представлял себе, загодя познакомившись с ней по карте. От Трафальгарской площади я мог теперь направиться по самой широкой улице английской столицы — Уайтхоллу в сторону парламента, но счел визит туда преждевременным. Прошел мимо украшенного колоннадой здания Национальной картинной галереи и повернул направо к Пиккадилли — фактическому центру Лондона, который часто называют туристской Меккой.
Официально же центром Лондона считается так называемая Мраморная арка, довольно претенциозное сооружение, установленное на углу Гайд-Парка. Именно от нее исчисляется расстояние по всем шоссейным дорогам из Лондона. Первоначально арку построили как парадный въезд в Букингемский дворец, но проектировщики ошиблись в расчете, оказалось, что королевский экипаж в нее не проходит. Пришлось арку разобрать. Рачительные отцы города не захотели списывать ее в убыток и водрузили на углу Гайд-Парка, где она лишь мешает движению. Со временем невезучей арке все же нашли применение: построили в ней камеры для особо буйных ораторов, выступающих в Гайд-Парке.
Тут я набрел на один из знаменитых лондонских «корнер-хаузов» («угловых домов») фирмы «Лайонз». По сути, это целые комбинаты общественного питания, этажи которых занимают самые разнообразные заведения — от прилавка, где можно выпить чашку кофе с булочкой, до ресторана. Я зашел туда поужинать, и знакомство с английской кухней сразу же заставило меня понять, что без квартиры с кухней, где бы я сам готовил себе хотя бы раз в день, тут не обойтись. Впрочем, потом я убедился, что можно недорого и вкусно столоваться в многочисленных кафе и небольших ресторанах «континентального типа» — итальянских, французских, испанских, греческих.
После ужина я еще немного побродил по городу и вернулся в гостиницу. Газ продолжал гореть, и в комнате стало теплее. Я сбросил промокший плащ, повесил его на дверцу шкафа, достал из чемодана пижаму, переоделся и, полистав не очень свежий номер «Лондон иллюстрейтед ньюс», забытый кем-то из моих предшественников на ночном столике, выключил свет.
Конон Молодый (примечание на полях рукописи):
Должен признаться, что я неожиданно остро ощущал одиночество. При мысли о своих родных и близких, живущих за тысячи миль отсюда, мне становилось очень грустно. Но я всегда находил утешение в мысли, что моя работа полезна, в сущности, всем людям, включая и моих близких. Конечно, моим прямым противникам и всем инакомыслящим она должна была казаться одиозной и преступной, но я знал, что делаю полезное дело.
Да, я скучал по дому, и мне страшно хотелось написать моим любимым жене и дочке. Однако я, естественно, не мог отправить им письмо обычной почтой...
ГЛАВА V
Миловидная, подчеркнуто строго одетая леди в приемной лиги весьма любезно попросила меня показать членский билет. И когда я извлек из кармана беленькую книжицу, полученную в Торонто, предложила зарегистрироваться в «Книге заморских посетителей» и пройти в секретариат. Там меня, поскольку я был представителем одного из доминионов, встретили с распростертыми объятиями, как если бы это был блудный сын, вернувшийся наконец в отчий дом.
— О мистер Лонсдейл! — почти простонала, протягивая мне руку и расплываясь в приветливейшей из улыбок, немолодая дама, скучавшая за одним из столиков. — Мы так рады, так рады вам. Как устроились? Чем можем быть полезными?
— Я только что приехал в Лондон, — ответил я, несколько ошеломленный таким необычным приемом.
— Прекрасно, мистер Лонсдейл, прекрасно. Пожалуйста, садитесь сюда, на диван. И рассказывайте. И учтите, что с вами беседует сотрудник лиги, отвечающий за встречу заморских посетителей, — Элизабет Пауэлл. Так что не стесняйтесь, если у вас есть какие-то просьбы...
— Рад, что в Лондоне у меня будет такой очаровательный «шеф», — как можно любезнее сказал я, получив в ответ улыбку. — Ну, а если говорить о помощи, так это — жилье. Я уже начал подыскивать себе квартиру, но не уверен, что смогу подобрать что-либо приличное.
— Да, в таком городе, как Лондон, найти квартиру по вкусу — весьма сложное дело, и займет оно несколько недель, — вздохнула мисс Пауэлл. — Я бы предложила вам на время остановиться в гостинице лиги — она расположена во флигеле этого здания.
— Не знал, что лига располагает такими удобствами. Спасибо. Я согласен...
Меня тут же провели в гостиницу и познакомили с управляющим. Тот предложил на выбор несколько номеров. Поскольку я был студентом, то предпочел дешевый номер на двоих и уплатил за две недели вперед. Моим соседом, как я предварительно установил, был австралиец (по вполне очевидным причинам мне не хотелось иметь рядом канадца).
Я съездил в отель и привез свои вещи. Но не успел открыть чемоданы, как зазвонил телефон. На всякий случай я поднял трубку и удивился, когда услышал, что спрашивают именно меня. Приятный женский голос любезно сообщил, что генеральный секретарь лиги приглашает мистера Лонсдейла к себе через полчаса.
Было около часа дня. «Зачем я понадобился ему? В каком виде явиться на прием?» Одет я был по-дорожному: твидовый пиджак, серые брюки, темная сорочка с галстуком. Не хотелось, чтобы меня приняли за серого «колониста», как часто называют приезжих из доминионов. К счастью, у меня в чемодане лежал темный немнущийся костюм, приобретенный в Нью-Йорке. Я не любил его, так как он совершенно не грел в холодную погоду и становился невыносимо жарким в теплую, однако вид у него был броский, и он действительно совершенно не мялся.
(Заметим, что одежда разведчика — не всегда он сам, не всегда его вкусы, привычки. Как ни странно, но эта профессия, как никакая иная, нивелирует, во всяком случае внешне, личность человека, подчиняет ее своим, порой даже необъяснимым и противоречивым требованиям. Я не любил яркой или броской одежды. Профессиональные навыки тоже заставляли одеваться так, чтобы не привлекать к себе внимания, но это вовсе не означало, что, когда это диктовали обстоятельства, я не следовал самой последней моде или не уделял одежде должного внимания).
Итак, я быстро привел себя в порядок, надел белую сорочку с «консервативным», то есть неярким, галстуком, заменил цветной платок в кармане пиджака белым и ровно через тридцать минут был в кабинете господина Филиппа Кроушоу, кавалера Ордена Британской Империи.
Любезно приняв гостя, Кроушоу сказал несколько избитых фраз о традиционной любви англичан к канадцам и пригласил в бар, где познакомил с руководящими деятелями лиги. Это были явно люди «общества» — кавалеры Ордена Британской Империи, отставные генералы, политики.
Там Кроушоу предложил выпить канадского виски и в знак уважения к «стране господина Лонсдейла», несколько морщась, пригубил рюмку.
Обменявшись любезностями и поблагодарив за виски, я собрался откланяться, но не тут-то было. Как только господин Кроушоу понял мое намерение, он взял меня под руку и подвел к огромному окну бара. За окном виднелся яркий зеленый газон Грин-Парка и раскинувшийся за ним Букингемский дворец.
— Посмотрите, какой вид, господин Лонсдейл! — проникновенно сказал Кроушоу.
— О да! — я глубокомысленно кивнул, еще не понимая, куда гнет мой собеседник.
— Обратите внимание — над дворцом развевается королевский штандарт, — продолжал Кроушоу. — Это означает, что Ее Величество пребывает там. Следует выпить за ее здоровье. — И кавалер многозначительно посмотрел на меня.
Наконец-то я понял, что требовалось от меня. Поспешно подойдя к бару, я заказал всем виски и воскликнул:
— Здоровье королевы!
Допивая рюмку, я решил, что впредь следует самому предлагать ответную стопку виски, не дожидаясь столь тонких и патриотических намеков.
ГЛАВА VI
Итак, я живу в гостинице лиги, питаюсь там же, посещаю фильмы и концерты, регулярно захожу в бар, похоже, уже примелькался обслуживающему персоналу. В вестибюле лиги у меня не спрашивают пропуска, а, наоборот, вежливо улыбаясь, приветствуют по имени. Я оставался членом лиги все годы жизни в Англии, часто посещал различные мероприятия, организованные лигой, получал на ее адрес корреспонденцию. Лига была «моим клубом», куда я мог приглашать знакомых днем, когда в Англии все пивные и бары закрыты. Именно в такой момент важно иметь возможность небрежно бросить знакомому бизнесмену: «Пойдемте, посидим в моем клубе», поскольку бары клубов в это время работают.
Лига часто оказывала мне всевозможные услуги. Когда я наконец нашел подходящую для себя квартиру, то у меня попросили пять рекомендаций: с предыдущего места жительства, от управляющего банком, с места работы и от двух домовладельцев. Я явился в секретариат лиги и показал эту анкету любезной мисс Пауэлл.
— Я укажу свой банк и предыдущий адрес в Канаде, — сказал я. — Но что делать с рекомендациями с места работы и от двух домовладельцев?
— Я попрошу господина Кроушоу, — подумав, сказала мисс Пауэлл. — Его подписи будет достаточно.
И действительно, подпись секретаря лиги с указанием его должности и букв О.Б.И. (сокращенно Орден Британской Империи) оказала чудодейственное влияние на управляющую «Белым домом», где я собирался поселиться. Мне тут же предоставили однокомнатную квартиру.
Конечно, я не забыл любезности мисс Пауэлл и часто, возвращаясь из поездок «на континент», привозил ей небольшие подарки: французские духи, блок американских сигарет, какую-нибудь модную безделушку и тому подобное. Мисс Пауэлл не оставалась в долгу и усердно одаривала меня контрамарками в театры, на студии телевидения и другие зрелища. Как-то, в годовщину коронации королевы, она предложила мне пропуск на торжественный парад лейб-гвардии, попасть на который рядовому англичанину практически невозможно. Как понимаете, я не отказался. Она регулярно снабжала меня пригласительными билетами в королевскую ложу Алберт-Холла — самого большого концертного зала Лондона.