Ветер дул на северо‑восток сквозь скрипевший и трещавший под его порывами подлесок. Стояла ночь, и в чахнущей земле рылись тощие лисы в тщетных поисках живой добычи или какой‑нибудь падали. Не раздавались трели перелётных птиц, и – что поразительнее всего – по всей земле смолк даже волчий вой.
Ветер вылетел из леса и понёсся через Таренский Перевоз, вернее, через то, что от него осталось. Когда‑то это был неплохой, по местным меркам, городок. Мощёные булыжником улицы, возвышающиеся над фундаментами из краснокамня потемневшие теперь дома, возведённые на пороге земель, известных как Двуречье.
Дым уже давно перестал куриться над пепелищем, но восстанавливать было нечего – от городка мало что осталось. Среди руин рыскали в поисках добычи одичавшие собаки. Они голодным взглядом провожали пролетавший ветер.
Ветер устремился на восток и пересёк реку рядом с кучками беженцев, бредущих, несмотря на поздний час, по дороге от Байрлона к Беломостью с факелами в руках. На людей с опущенными головами и поникшими плечами было жалко смотреть. Среди них были меднокожие доманийцы, которые, судя по одежде, с весьма скудными припасами преодолели трудный переход через горы. А некоторые пришли совсем издалека. Испуганные тарабонцы в грязных вуалях. Фермеры из Северного Гэалдана с жёнами. Все были наслышаны о том, что в Андоре есть еда, что в Андоре жива надежда, но пока они не нашли ни того, ни другого.
Ветер дул на восток, вдоль реки, которая извивалась вдоль ферм без урожая. Лугов без травы. Садов без фруктов
Деревни стояли заброшенные. Деревья больше напоминали обглоданные кости, с кусками недоеденного мяса. На их ветвях часто теснились вороны, высматривая сквозь мертвую траву ослабевших от голода кроликов, а иногда и более крупную дичь. Над этим всем нависли вездесущие облака, давя на землю тяжелой массой. Столь густой облачный покров временами не позволял определять разницу между днем от ночью.
Ветер достиг величественного Кэймлина и свернул на север, прочь от города, горящего оранжево‑алым пламенем и неистово извергающего чёрный дым навстречу голодным тучам. Война подкралась к Андору в ночной тиши. Беженцы, стремящиеся сюда, скоро обнаружат, что шли навстречу опасности. И неудивительно – опасность теперь была повсюду. Единственным способом не идти ей навстречу было оставаться на месте.
По пути на север ветер пролетел мимо отчаявшихся людей, сидящих на обочинах дорог поодиночке или небольшими группами. Одни лежали, ослабев от голода, глядя на рокочущие, бурлящие тучи. Другие шли вперёд, навстречу неизвестности. На север – на Последнюю Битву, что бы это ни значило. В Последней Битве не было надежды. Последняя Битва означала смерть. Но там следовало быть, туда нужно было идти.
В вечерней дымке далеко к северу от Кэймлина ветер достиг большого скопления людей. Широкое поле раскинулось среди лесов, и на нём, словно опята на гниющем бревне, теснились палатки и шатры. У лагерных костров ожидали своего часа десятки тысяч солдат, и не без их помощи лес вокруг лагеря быстро редел.
Ветер пронёсся меж солдат, бросая дым от костров им в лица. В отличие от беженцев, они не выглядели отчаявшимися, но всё же нечто внушало им ужас. Они видели исстрадавшуюся землю, гнетущие тучи над головой. Они знали.
Мир умирал. Солдаты сидели, уставившись на пламя, наблюдая, как огонь пожирает дерево. То, что некогда было живым, уголёк за угольком превращалось в пепел.
Несколько человек осматривали доспехи, которые начали ржаветь несмотря на то, что были хорошо смазаны. Группа Айил в белых одеждах носила воду – бывшие воины отказались вновь взять в руки оружие, хотя они уже исполнили свой тох. Кучка испуганных слуг, уверенных, что завтра разразится война между Белой Башней и Драконом Возрождённым, обустраивала хранилища внутри терзаемых ветром шатров.
С уст мужчин и женщин в темноте то и дело срывались горькие слова правды: «Это конец. Всё кончено. Всё сгинет. Конец».
Громкий смех разорвал тишину.
Из большого шатра в центре лагеря струился теплый свет, ярко разливаясь вокруг откидного полога и выплескиваясь из‑под его бортов.
Внутри палатки Ранд ал’Тор – Дракон Возрождённый, – смеялся, запрокинув голову.
– Так что же она сделала? – поинтересовался Ранд, когда смех его стих. Он налил себе кубок красного вина, затем еще один для Перрина, которого такой вопрос вогнал в краску.
"А он стал жестче," подумал Ранд, – "но так или иначе не растерял свое прежнее простодушие. По крайней мере, не полностью." Ранду это казалось невероятным. Подобное чудо можно было сравнить с форелью, у которой вдруг обнаружился жемчуг. Перрин обладал большой физической силой, но сила не развратила его.
– Да ты и сам знаешь, на что способна Марин. – Говорил Перрин. – Она ухитряется даже как‑то на Кенна Буйе поглядывать так, будто ему, как ребенку, требуется материнская забота. Наткнувшись на меня и Фэйли, лежащих на полу там, словно парочка глуповатых молодых людей… Ну, думаю, она оказалась перед выбором: то ли ей от души посмеяться над нами, то ли отправить нас на кухню мыть посуду… По отдельности, чтобы держать нас подальше от неприятностей.
Ранд улыбнулся, пытаясь представить себе картину, где Перрин, дородный, крепко сбитый Перрин, ослаб настолько, что едва был способен ходить. Подобное казалось абсурдным. Ранд мог углядеть в рассказе своего друга некое преувеличение, но на честной шевелюре Перрина никогда не замечалось ни единого лживого волоска. Странно было видеть, насколько сильно мог измениться человек, и оставить сущность свою при этом неизменной.
– Как бы то ни было, – произнес Перрин, сделав вначале глоток вина, – Фэйли подняла меня с пола и усадила на мою лошадь, и мы вдвоем гарцевали с важным видом. Я мало что сделал. Битву завершили без меня. А я даже чашку к губам не мог поднести, чтобы не испытать серьезные затруднения. – Он сделал паузу, и взгляд его золотистых глаз устремился вдаль. – Ты должен гордиться ими, Ранд. Без Даниила, твоего отца и отца Мэта, без них всех, я бы не управился и с половиной того, что мне удалось совершить. Да что уж говорить, и с одной десятой тоже.
– Я не сомневаюсь в этом. – Ранд разглядывал свое вино. Льюс Тэрин в вине находил удовольствие. Часть же Ранда, стародавняя его часть или воспоминания человека, кем он когда‑то был, выражала неудовлетворение относительно качества этого вина. Мало какие вина в современном мире могли состязаться по качеству с лучшими сортами выдержанных виноградных вин, производимых в Эпоху легенд. По крайней мере, ничего из того, что он пробовал.
Он сделал небольшой глоток, а затем отставил бокал в сторону. За занавеской, отгораживающей другую часть шатра, по‑прежнему спала Мин. Ранд проснулся от собственных сновидений и был рад, что Перрин своим приходом отвлек его от воспоминаний о них.
Майрин Эронайл… Нет. Он не позволил бы той женщине отвлечь себя. Возможно, именно такую цель и преследовал сон, который он только что видел.
– Прогуляйся со мной, – попросил Ранд. – К завтрашнему дню мне надо кое‑что проверить.
Вдвоем они вышли в ночную тьму. Несколько дев тут же устремились следом за ними, когда Ранд направился к Себбану Балверу, чьими услугами он с разрешения Перрина временно пользовался. Такое положение вещей вполне устраивало Балвера, так как его, в свою очередь, словно магнит тянуло к тем, кто удерживал самую большую власть.
– Ранд? – спросил Перрин, шествуя возле него и придерживая одной рукой Мах'аллейнир. – Я ведь тебе раньше рассказал обо всем этом: об осаде Двуречья, о той битве… Почему ты расспрашиваешь меня об этом снова?
– Меня волновали произошедшие события, Перрин. Меня интересовало, что тогда произошло, но не сами люди, попавшие в водоворот тех событий. – Он смотрел на Перрина, одновременно создавая шар света, с помощью которого он собирался разгонять мрак во время их ночной прогулки. – Я должен помнить о тех людях. Забывая о них, я слишком часто повторял одну и ту же ошибку.
Неугомонный ветер принес запах походных костров со стороны лагеря, разбитого по соседству Перрином. Оттуда также доносились отзвуки работы его кузнецов, занятых изготовлением оружия. Ранд слышал истории о вновь обретенном умении ковать оружие при помощи Единой Силы. Посвятив работе все свое время, люди Перрина призывали двух его оборванных аша’манов так же не щадить себя и производить его как можно больше.
Ранд выделил ему столько аша’манов, сколько он мог себе позволить только потому, что едва узнав о такой возможности, на него стали во множестве напирать Девы, называющие себя и требующие вооружить их наконечниками копий, созданными при помощи Единой Силы. Нужны только они, Ранд ал’Тор, объяснила Берална. На всякий меч приходится четыре наконечника копья, которые могут изготовить его кузнецы. При слове «меч» на ее лице появилась гримаса отвращения, как будто на вкус он был чем‑то вроде морской воды.
Ранд никогда не пробовал морскую воду. Это Льюс Тэрин знал ее вкус. Когда‑то подобные знания вызывали у него серьезный дискомфорт. Но теперь он научился воспринимать их, как неотъемлемую часть себя.
– Веришь ли ты, что все произошедшее с нами было реально? – полюбопытствовал Перрин. – О, Свет! Иногда я сам себе задаю вопрос, когда же, наконец, меня огорошит своим присутствием пронзительно кричащий хозяин всей этой изысканной одежды с намерением отправить меня очищать конюшни от навоза, дабы я из грязи больше никогда не вылезал в князи.
– Колесо плетёт так, как желает Колесо, Перрин. Мы стали теми, кем должны были стать.
По мере того, как они продвигались вперед по тропинке между палаток, Перрин согласно кивал головой, а их путь освещал светящийся шар, парящий в воздухе над рукой Ранда.
– Как они…ощущаются? – спросил Перрин. – Воспоминания, которые ты приобрёл?
– У тебя когда‑нибудь бывал сон, который ты совершенно отчётливо помнил после пробуждения? Не такой, что тут же исчез, а тот, который бы оставался с тобой весь день?
– Да, – ответил Перрин со странной сдержанной интонацией. – Да, можно сказать, что у меня был такой сон.
– Тут нечто подобное, – сказал Ранд. – Я могу хранить в памяти всю прожитую жизнь Льюса Тэрина, могу вспоминать его деяния, точно так же, как любой человек иногда не может забыть свои поступки, совершенные им во сне. Мною они были исполнены, но нельзя безоговорочно сказать, что они мне нравятся. И нет никаких оснований считать, будто я обязательно стал бы совершать подобные действия, находясь в трезвом уме и твердой памяти. Тем не менее, все это никак не отменяет то обстоятельство, что во сне они казались правильными.
Перрин кивнул.
– Он это я, – произнёс Ранд. – И я это он. Но в то же время – нет.
– Ну, ты всё ещё выглядишь похожим на себя, – сказал Перрин, хотя Ранд уловил небольшое колебание на слове «выглядишь». Перрин вместо него собирался сказать «пахнешь»? – Ты не настолько сильно изменился.
Ранд сомневался, что сможет объяснить всё Перину так, чтобы это не прозвучало безумием. Человек, которым он стал, когда принял мантию Дракона Возрождённого…это не было просто игрой или просто маской.
Он был тем, кем являлся. Он не изменился, не преобразился. Он просто это принял.
Однако это не означало, что у него имелись ответы на все вопросы. Хотя его мозг и разместил у себя четыреста лет чужих воспоминай, ему по‑прежнему приходилось беспокоиться о своих предстоящих планах. К сожалению, Льюс Тэрин не знал, как можно надежно запечатать Скважину в Узилище Темного. Его собственная попытка привела к катастрофе. Пятно Порчи и Разлом мира явились следствием заключения Темного в несовершенную тюрьму с помощью печатей, на данный момент уже ставших хрупкими.
Один ответ продолжал приходить Ранду на ум. Опасный ответ. Тот, который Льюс Тэрин не рассматривал.
Что, если ответом было не запечатывание Тёмного снова? Что, если ответом, окончательным ответом, было нечто другое? Нечто более постоянное.
«Да, – думал Ранд в сотый раз. – Но возможно ли это?»
К этому моменту они достигли шатра, где трудились клерки Ранда. Девы Копья расположившись веером позади них, когда Перрин и Ранд входили внутрь. Явно припозднившись на своих рабочих местах, клерки, при появлении Ранда, не выглядели удивленными.
– Милорд Дракон, – произнес Балвер, деревянно кланяясь с того места, где он стоял: возле стола, заваленного картами и стопками документов. Этот весьма сухощавый невысокий человек нервно перебирал свои бумаги и из прорехи его необъятного кителя торчал шишковатый локоть.
– Докладывай, – сказал Ранд.
– Роэдран прибудет на встречу, – ответил Балвер тонким четким голосом. – Королева Андора уже послала за ним, обещая ему создать переходные врата с помощью своей Родни. Наши соглядатаи при его дворе сообщают, что он в ярости о того, что для своего перемещения ему требуется ее помощь, и все же он настаивает на своем непременном присутствии на этой встрече… хотя бы для того, чтобы не сложилось впечатления, будто бы его оставили не у дел.
– Замечательно, – произнёс Ранд. – Илэйн ничего не знает о твоих шпионах?
– Милорд! – с возмущением сказал Балвер.
– А ты установил, кто среди наших клерков занимается шпионажем в ее пользу? – поинтересовался Ранд.
Балвер фыркнул.
– Никто…
– Это лишь вопрос времени, когда кто‑нибудь перейдет на ее сторону, – с улыбкой поведал ему Ранд. – В конце концов, именно она почти что научила меня, как сделать нечто подобное. Впрочем, это уже не важно. После завтрашнего дня все мои намерения станут очевидными для всех. И в тайнах отпадет надобность.
«Ни в одном, кроме тех, что я держу у самого сердца.»
– Значит, ради встречи здесь соберутся все, так? – спросил Перрин. – Все крупные правители? Тир и Иллиан?
– Амерлин уговорила их уделить нам внимание, – ответил Балвер. – У меня тут имеются копии их писем друг к другу, если вы, милорды, вдруг пожелаете с ними ознакомиться.
– Я хотел бы, – сказал Ранд. – Пришли их в мою палатку. Просмотрю их сегодня ночью.
Внезапно под ногами затряслась земля. Клерки подхватили стопки бумаг и попытались удержать их на своих местах, вскрикивая всякий раз, когда мебель с грохотом падала на земляной пол шатра. Снаружи раздавались крики людей, едва различимые среди звона металла и треска ломающихся деревьев. Удаленным гулом земля выражала свое недовольство.
По ощущениям, Ранду все это напоминало болезненные судороги, которые обычно бывают при сведении мышц.
Небеса потряс удар далекого грома, словно предвестник надвигающихся событий. Затем подрагивание земли пошло на убыль. Тем не менее клерки по‑прежнему держались за стопки своих бумаг и не отпускали их. По‑видимому, тем самым они предохраняли их от возможного обрушения.
«Она действительно уже здесь, – думал Ранд. – Я не готов – мы не готовы, – но в любом случае она уже здесь».
В течении многих месяцев он ждал пришествия этого дня. С той самой поры, когда ночью явились троллоки, с той самой поры, когда Морейн и Лан вытянули его из Двуречья, он боялся того, что должно прийти.
Последняя битва. И конец. Встречая их, он обнаружил, что в нем нет ни капли страха. Он волновался, но не был напуган.
"Я иду за тобой", подумал Ранд.
– Расскажите людям, – попросил Ранд клерков. – Развесьте предупреждения. Землетрясения будут повторяться. И бури. Настоящие землетрясения и ужасные бури. Произойдет Разлом, и мы не сможем избежать его. Темный попытается растереть этот мир в порошок.
Клерки закивали головами, при свете ламп обменявшись между собой быстрыми обеспокоенными взглядами. Перрин выглядел задумчивым, но и он слабо кивнул, как будто самому себе.
– Еще какие‑нибудь новости есть? – осведомился Ранд.
– Королева Андора возможно сегодня ночью что‑то затевает, милорд, – откликнулся Балвер.
– Слово «что‑то» не очень хорошо живописует детали, – заметил Ранд.
Балвер поморщился.
– Прошу прощения, милорд, но у меня пока больше нет ничего, заслуживающего вашего внимания. Хотя есть вот эта записка, только что полученная мною. Королеву Илэйн недавно разбудили некоторые ее советники. К сожалению, у меня нет никого достаточно близкого к ней из ее окружения, чтобы разузнать причину.
Ранд начал хмуриться, возложив руку на меч Ламана, висевший у него на поясе.
– Сие может означать всего лишь подготовку к завтрашнему дню, – промолвил Перрин.
– И то правда, – произнес Ранд. – Балвер, оповести меня, если вдруг обнаружишь что‑нибудь стоящее. И спасибо тебе. Ты прекрасно тут со всем справляешься.
Услышав похвалу в свой адрес, этот человек стал казаться выше. В последние дни, столь темные дни, все люди подыскивали себе занятие, на поприще которого они могли бы принести пользу. Балвер был лучшим в своем деле, также как и уверенным в своих собственных способностях. Однако напоминания о заслугах Балвера со стороны нанимателя отнюдь не вредили ему. В особенности, если нанимателем его был не кто иной, как Возрожденный Дракон.
Когда Ранд покинул шатер, Перрин последовал за ним.
– А ты ведь все‑таки переживаешь, – сказал Перрин. – Что бы там мы не говорили, было нечто такое, из‑за чего пришлось разбудить Илэйн.
– Они бы не подняли её без уважительной причины, – тихо ответил Ранд. – Учитывая её положение.
Она – беременна. И беременная его детьми. О, Свет! А он только узнал об этом. Почему она сама не рассказала ему обо всем?
Ответ был прост. Илэйн могла ощущать эмоции Ранда так же, как и он ее. Она была бы в состоянии почувствовать, каким он был, например, недавно. В период, предшествующий Драконовой горе. И времена еще более отдаленные, когда…
Выходит, она решила не сталкивать его лицом к лицу с беременностью, когда он пребывал в таком состоянии. Кроме того, он не особо то облегчил поиски своей персоны.
И всё же это было потрясением.
Я собираюсь стать отцом, подумал он. И это будет не в первый раз. Да, у Льюса Тэрина были дети. Ранд мог вспомнить их, и любовь того к ним. Но сейчас речь шла о чем‑то совсем другом.
Это он, Ранд Ал'Тор, станет отцом. Если, конечно, победит в Последней битве.
– Они не подняли бы Илэйн без серьезного на то основания, – возобновил он прерванный разговор. – Я беспокоюсь не из‑за того, что там произошло, а из‑за вероятности потенциальной распри. Завтра будет важный день. Если у Тени появится хотя бы слабое подозрение относительно важности завтрашнего дня, она попытается использовать любую возможность, дабы помешать нашей встречи, и нашему дальнейшему объединению.
Перрин почесал свою бороду.
– Есть у меня люди из ближайшего окружения Илэйн. Люди, которые по моему приказу следят за наиболее важными событиями.
Ранд поднял руку.
– Так пойдем же и поговорим с ними. Мне сегодня ночью нужно переделать массу дел, а тут… Да! Я не могу позволить этому делу выскользнуть у меня из‑под носа.
И все быстрее ускоряя шаги, двое друзей поспешили к лагерю Перрина, расположенному неподалеку. Телохранители Ранда последовали за ними подобно теням с вуалями и копьями.
Ночь была чересчур тихой. Сидя в своей в палатке, Эгвейн писала письмо Ранду. Она пока не была уверенна, следует ли его доставлять адресату, так как дело не выглядело настолько важным. Однако такая работа приводила в порядок ее мысли, помогая подобрать те слова, которые она хотела ему сказать.
Шелестя плащом стража, в палатку опять протиснулся Гавин. Его меч явно мешал ему свободно проникать внутрь.
– На этот раз ты намерен остаться? – поинтересовалась у него Эгвейн, макая перо в чернильницу. – Или собираешься вернуться туда, откуда пришел?
– Мне не нравится эта ночь, Эгвейн. – Он оглянулся через плечо. – Такое ощущение, что с ней что‑то не так.
– Готовясь к тому, что сулит день завтрашний, мир затаил дыхание, Гавин. – Ты послал за Илэйн, как я просила?
– Да. Но только вряд ли она проснется. Время уж больно позднее для нее.
– Мы это увидим.
Как раз перед самым его приходом посыльный доставил небольшое свернутое письмо из лагеря Илэйн. Эгвейн его прочитала, а затем улыбнулась.
– Пошли, – бросила она Гавину, поднимаясь на ноги. Прихватив с собой всего несколько вещей, она произвела взмахи рукой, и, рассекая воздух, перед ними открылись переходные врата.
– Так мы собираемся туда перемещаться? – спросил Гавин. – Тут и пешком идти не далеко.
– Даже короткая прогулка предписала бы Амерлин призвать Королеву Андора к себе. Иногда мне не хочется предпринимать действия, которые вынудили бы людей задавать вопросы. – Пока Эгвейн произносила эти слова, Гавин первым шагнул через врата и обследовал другую сторону.
Суан убила бы за такую способность, подумала Эгвейн, пройдя через врата. Насколько больше интриг могла бы сплести эта женщина, если бы умела посещать других так же быстро, тихо и просто?
На другой стороне врат у теплой жаровни находилась Илэйн. На королеве было надето платье светло‑зеленого цвета, сквозь который еще сильнее проступал живот, выпуклый из‑за растущих внутри него малышей. Она поспешила к Эгвейн и поцеловала ее кольцо. У одного из откидных пологов палатки, скрестив руки перед собой, стояла Бергитте, облаченная в широкие шаровары, небесно‑голубого цвета и короткую красную куртку, через плечо которой она перекинула свою золотистую косу.
Бровь при виде своей сестры У Гавина поползла вверх.
– Признаться, удивлен, что ты не спишь.
– Я жду донесение, – ответила ему Илэйн, жестом предлагая Эгвейн составить ей компанию на паре стульев с мягкой обивкой, размещенных рядом с жаровней.
– Что‑нибудь серьезное? – спросила у нее Эгвейн.
Илэйн нахмурилась.
– Джесамин забыла выйти со мной на связь из Кэймлина. Я оставила этой женщине "четкие" инструкции, чтобы она давала о себе знать через каждые два часа, а она по‑прежнему где‑то развлекается. О, Свет! Возможно, беспокоиться тут, собственно, и не о чем. Тем не менее, я попросила Серинию побывать в тех районах Перемещений и разведать там для меня обстановку. Надеюсь, ты не против.
– Тебе сейчас нужен отдых, – сложив руки на груди, промолвил Гавин.
– Спасибо большое за совет, – отозвалась Илэйн, – которым я пренебрегу. Как до этого я проигнорировала Бергитте, рекомендовавшей мне то же самое. Мать, о чем ты хотела со мной поговорить?
Эгвейн передала ей письмо, над которым работала.
– Так оно Ранду? – осведомилась Илэйн.
– Ты смотришь на него несколько под другим углом, нежели я. Расскажи мне, что ты думаешь об этом письме. Может быть, я ему не стану его отсылать. Я пока еще не решила.
– Тон…повелительный, – отметила Илэйн.
– Ни на какой другой он, кажется, не реагирует.
Потратив на чтение около минуты, Илэйн опустила письмо.
– Возможно, мы просто должны позволить ему поступать так, как он хочет.
– То есть, разбить печати? – опешила Эгвейн. – И выпустить Темного?
– Почему бы и нет?
– О, Свет! Илэйн!
– Так это ведь все равно произойдет, разве не так? – проронила Илэйн. – Темный попытается сбежать. Я это подразумеваю. Он и так уже практически свободен.
Эгвейн потерла свои виски.
– Прикоснуться к этому миру или быть свободным – это две большие разницы. Во времена Войны Силы Темный по‑настоящему так ни разу и не выпускался в этот мир. Касаться его он мог лишь через скважину в своем узилище, но ее повторно запечатали еще до того, как он мог сбежать. Если бы Темный проник в этот мир, то сломалось бы само Колесо Времени. Я принесла вот это, чтобы показать тебе.
Эгвейн вытащила из своей книжной сумки пачку исписанных бумаг. Эти листы были поспешно собраны библиотекарями Тринадцатого хранилища.
– Я не берусь утверждать, будто бы нам нельзя ломать печати, – продолжила Эгвейн. – Я просто высказываю мнение, что мы не имеем права рисковать, соглашаясь с этим еще одним необдуманным планом Ранда.
В ответ Илэйн лишь с нежностью улыбнулась. О, свет! Да она же влюблена. "Так могу ли я на нее положиться? Или нет?" Как же тяжело стало с Илэйн разговаривать в последнее время. И это ее увлечение Родней…
– Мы, к сожалению, не нашли ничего относящегося к данному вопросу в твоей библиотеке – "тер'ангриале". – Статуя улыбающегося бородатого мужчины едва не вызвала в Башне бунт, ибо каждой сестре захотелось прочитать те тысячи книг, которые в ней хранились. – Все эти книги, по‑видимому, были написаны еще до того, как Скважина была распечатана. Они, конечно же, продолжат свои поиски, но эти записи содержат все, что мы могли собрать о печатях, узилище и Темном. Если мы сломаем печати в неподходящее время, я боюсь, это будет означать конец всему. Вот, прочти. – И она протянула страницу Илэйн.
– Это "Кaриaтонский Цикл"? – полюбопытствовала Илэйн. – «И иссякнет свет, и не придет рассвет, и узник все плачет о доле своей». Узник – это Темный?
– Предполагаю, что да, – ответила Эгвейн. Пророчества никогда не бывают ясными. Ранд намерен вступить в Последнюю битву и тут же сломать печати, но эта идея никуда не годится. Мы стоим на пороге затяжной войны. Поэтому освобождение Темного в данный момент только усилит мощь Тени, а нас, наоборот, ослабит.
Если все же это надо будет сделать, а я ведь до сих пор не знаю, что так все и должно быть, то мы обязаны ждать до самого последнего момента. По крайней мере, мы просто обязаны вначале все обсудить. Ранд был прав во многом, но и неправ тоже. Нельзя ему позволять подобные решения принимать в одиночку.
Илэйн, перебирала листки бумаги, пока не остановилась на одном из них.
– «И кровь его дарует нам Свет»… – Она водила по странице большим пальцем, словно погрузившись в свои мысли. – «Служите Свету». Кто добавил эту запись?
– Это копия перевода Караэтонского цикла Термендэль, принадлежавшая Дониэлле Алайвин, – сказала Эгвейн. – Дониэлла делала свои собственные заметки, и они были предметом практически такого же числа дискуссий, сколько случалось вокруг самих Пророчеств. Ты знаешь, она была Сновидицей. Единственная Амерлин, о которой нам это известно. До меня, во всяком случае.
– Да, это так, – согласилась Илэйн.
– Сестры, которые собрали для меня эти заметки, пришли к такому же выводу, что и я, – продолжила Эгвейн. – Может и придет еще время, чтобы сломать эти печати, но это произойдет не в самом начале Последней Битвы, чтобы там Ранд не замышлял. Мы должны дождаться подходящего момента, и так как я являюсь Блюстительницей Печатей, это – моя прямая обязанность выбрать подобный момент. Я не стану рисковать нашим миром из‑за какой‑то очередной чрезмерно драматичной военной хитрости Ранда.
– В нем немало что есть от менестреля, – в голосе Илэйн опять зазвучала любовь. – Твой аргумент – достаточно убедительный, Эгвейн. Предоставь его Ранду и он выслушает тебя. Он хочет, чтобы все было хорошо, поэтому его можно переубедить.
– Мы это увидим. А пока я…
Внезапно Эгвейн почувствовала укол тревоги, исходящий от Гавина. Быстро оглянувшись, она заметила, как он поворачивается в другую сторону. Снаружи раздавался цокот копыт. Слух у Эгвейн был не намного хуже, но слышать все, что твориться вокруг, вменялось в обязанность именно ему.
Эгвейн обняла Истинный Источник и призвала Илэйн сделать то же самое. Бергитте же успела откинуть пологи шатра и схватилась за меч.
Соскочившим с лошади гонцом оказалась измученная женщина с широко раскрытыми глазами. Она с ходу влетела в шатер, где ее тут же перехватили Бергитте и Гавин, не отступавшие от нее ни на шаг и следившие за тем, чтобы она соблюдала дистанцию.
Она и не пыталась ее нарушать.
– Кэймлин подвергся нападению, Ваше Величество, – проговорила эта женщина, пытаясь отдышаться.
– Что?! – Илэйн вскочила на ноги. – Как? Неужели Джарид Саранд все‑таки добился…
– Троллоки, – перебила ее посыльная. – Все началось с приходом сумерек.
– Такого не может быть! – воскликнула Илэйн, хватая женщину за руку и вытягивая ее из шатра. Эгвейн поспешила следом за ними. – Прошло уже более шести часов, как наступили сумерки, – заявила она посланнице. – Почему до сих пор нам ничего не сообщили? И что произошло с Родней?
– Меня не извещали, моя королева, – ответила та. – Капитан Гайбон поручил мне привести Вас к нему без промедления. Он только что прибыл через врата.
Площадка для перемещений находилась неподалёку от платки Илэйн. Собралась толпа, но мужчины и женщины расступались перед Амерлин и королевой. За несколько минут они вдвоем уже достигли её.
Группа мужчин в окровавленных одеждах с трудом шли через открытые врата, волоча за собой телеги, нагруженные новыми боевыми средствами Илэйн – драконами. Многие из этих людей, по‑видимому, едва держались на ногах. Они насквозь пропахли дымом, а их кожа почернела от сажи. Нередко кто‑нибудь из них внезапно падал, теряя сознание, когда солдаты Илэйн, пытаясь им помочь, отбирали у них телеги, которые, очевидно, все‑таки полагалось тянуть лошадям.
Сериния Седай и несколько сильнейших женщин из Родни – Эгвейн не хотела думать о них, как о Родне Илэйн, – открыли поблизости другие переходные врата. Беженцы хлынули через них как воды полноводной реки.
– Отправляйся, – обратилась Эгвейн к Гавину, сплетая свои собственные врата, ведущие в район перемещений неподалеку от лагеря Белой Башни. – Позови всех Айз Седай, кого мы сможем поднять среди ночи. Поговори с Брином, пусть подготовит своих солдат и разъяснит им, что они должны подчиняться приказам Илэйн. Направь их через врата в предместья Кэймлина. Мы намерены проявить единство с Андором.