— Ты, Наташа, тоже курок взвела? — с невинным видом спросил Паша.
— Взвела…
— А зачем?
— Ни за чем. Какое твое дело?
— У тебя, наверное, опять начинает голова болеть? Ну и чудная ты, — сказал Паша. — Раз жалеешь зверей, так и сидела бы на таборе. А еще лучше, если бы дома сказала, что охотиться не будешь… Ружье бы на тебя не взяли. Таскаешь зря.
— Не ты таскаешь, и ладно.
— А вместо ружья взять бы куклу…
— Хватит! — вспыхнула Наташа. — Еще одно слово скажешь — и полетишь с дерева. Понял?
Паша взглянул вниз и многозначительно присвистнул. А Наташа посмотрела на него и незаметно вздохнула: неужели в самом деле из-за этой охоты в ее дружбе с мальчиками появилась трещина?
— Тихо!
Вдалеке раздался едва слышный крик. Дедушка начал гон. Нацелив ружья, юные охотники замерли.
Если бы ребята сравнили, что они чувствуют сейчас, ожидая самого свирепого зверя, и что они чувствовали неделю назад при встрече с медведем, то, несомненно, не узнали бы себя. Ни у кого сейчас не было страха. Но ребятам некогда было думать об этом: охотничий азарт и нетерпение целиком охватили их.
Дедушкин крик послышался ближе.
Животные появились неожиданно быстро. Сначала ребята услышали звук, похожий на хрюканье. Затем треснул сучок, сильно заколебались вершины тонких березок, мелькнуло что-то темное. И вслед за этим ребята увидели свиней. Охотников от них отделяло не менее ста метров. Впереди трусила большая свинья. За нею, подпрыгивая, как резвящиеся домашние поросята, бежали подсвинки. На таком расстоянии ребята не могли их хорошо рассмотреть. Только заметили, что поросята полосатые, как зебры на картинке. Но полосы были чуть видны, не бросались так резко в глаза.
Несколько мгновений — и все стадо исчезло.
— Вот тебе и на!..
Однако готовые было сорваться слова замерли у ребят на губах.
На той самой тропе, на которую указывал дедушка, показался зверь. Он шел один. К дереву с помостом приближался сам вепрь. В этом можно было убедиться сразу, с одного взгляда. Хотя ребята знали, что кабан ничего не сможет им сделать — не достанет, но мурашки пробежали по спине.
Да, этот зверь невольно вызывал страх.
Ростом он был с барана. Грубая щетина темно-бурого цвета топорщилась на загривке. По величине он не мог и сравниться с медведем. Но в длинной голове, высокой и широкой передней части туловища, твердой и уверенной поступи, в маленьких злобных глазах, в больших острых клыках, кривых, как турецкие кинжалы, и торчащих из пасти прямо вверх, — во всем чувствовалась необычайная мощь и готовая ежеминутно взорваться постоянно клокочущая в нем свирепость. Зверь и уходил-то от пугающих его криков дедушки так, точно колебался: продолжать уходить или немедленно броситься им навстречу.
В довершение надо сказать, что баран такой величины весит самое большое три пуда. А секач, как выяснилось потом, потянул не менее десяти пудов, то есть столько, сколько весит средняя корова.
Секач остановился. Ребята сразу направили на него ружья. Он был недалеко. Ребята хорошо видели, как у зверя раздуваются ноздри: он, должно быть, почувствовал запах людей.
Прогремел залп.
Раздался такой грозный рык, что ребята содрогнулись. Секач стоял там, где его захватили выстрелы. На голове и на боках выступили красные пятна крови. Кровь закапала на землю.
Вид зверя был ужасен. Маленькие свирепые глазки его, казалось, метали молнии. Щетина на могучем загривке встала дыбом. Из полуоткрытой пасти бежала пена. Загнутые клыки угрожающе шевелились. Зубы скрежетали; раздался такой звук, будто точили ножи. Все говорило, что зверь готов к нападению, перед которым не устоит ничто.
Зверь не понимал, где его враги. С минуту он стоял так, наводя своим видом ужас на ребят. Потом грозно рыкнул и, словно подброшенный взрывом, не побежал, нет, понесся, как живой таран, сметая на своем пути березки и осинки, будто они были соломенные. Горе тому, кто окажется сейчас на его дороге! Вдруг совсем недалеко раздалась песня. Зверь остановился как вкопанный, поводя ушами. Дедушка продолжал петь. Секач резко обернулся и, весь подобравшись, приготовился ринуться туда.
«Дедушка!» — мелькнула страшная мысль у ребят.
— Дедушка! — прошептала Наташа, не сводя расширенных глаз с разъяренного зверя. Жуткое видение мелькнуло перед глазами: дедушка, уверенный, что все кончено и зверь убит, спокойно едет, напевая и покачиваясь в седле; двустволка за спиной. Минута — и, как вихрь, налетает обезумевший от ярости зверь. И все мешается: дедушка, Савраска, крики, кровь, стоны…
Ребята ничего не могут сделать. Ружья у них уже разряжены. Лишь у нее остался последний патрон, последняя пуля. И Наташа подняла ружье. Но секач уже рванулся. Мысль у Наташи работала удивительно ясно. Она вспомнила, что в движущуюся цель стрелять лежа неудобно, и легко вскочила на колени.
Зверь с бешеной скоростью проносился мимо, прямо на дедушку.
— Не уйдешь!.. — крикнула Наташа.
Спокойно и быстро, как стреляла вчера по брошенной головешке, она вскинула ствол вперед вепря, видя перед собой только одну точку, в которую надо было попасть, — ухо зверя.
Выстрел! Секач, будто срезанный, упал и забился, разбрасывая землю, камни, сучки. Потом поднялся, пошатываясь, и, по-прежнему страшный и грозный, но уже обреченный, побежал еле-еле. Сейчас он бежал не к дедушке, а по направлению к табору, туда, куда направлялся вначале. Так уползает в камыши смертельно раненный враг…
Затаив дыхание ребята проводили его взглядом. Затем все как по команде обернулись к Наташе. Она дрожащими руками открыла ружье, вынула патрон и продула ствол. И только после этого посмотрела на ребят. Она была очень бледной.
— Я над тобой смеялся… — прошептал Паша. — Не сердись…
— Глупый ты, Пашка! — через силу улыбнулась Наташа.
Ребята не смели не только спуститься с дерева, но даже пошевелиться. Зверь не был еще убит и мог вернуться.
Да, ходить по тайге — одно, а охотиться — другое.
Ребята вздрогнули, когда услыхали треск и топот. Но тут же облегченно вздохнули. Подъезжал на Савраске дедушка.
— Живы? — весело крикнул он. — Отведали настоящей охоты? Каково же охотнику на земле один на один стоять, когда на него такой зверище помчится, а?.. Совсем, совсем хорошо! — продолжал дедушка, разглядывая следы. — Руки-то немного дрожали, но хорошо попали, хорошо. Выходит, учение наше не напрасно… А я, грешным делом, побаивался — вернемся из тайги домой, а охоту так и будем считать пустяком, вроде легкой забавы…
Дедушка вдруг умолк и, точно не веря, протер глаза. Своей скрадывающей походкой, на этот раз торопливо, прошел по следам до того места, где, сраженный Наташей, бился зверь. Недоуменно шевеля усами, посмотрел на ребят и опять прошел по следам до того же места, на этот раз медленно, задерживаясь на каждом шагу. Ребята поняли, что дедушка по следам увидел всю страшную картину, которая разыгралась здесь. Значит, с бешеной скоростью мчался в его сторону обезумевший зверь и вдруг упал, будто сраженный молнией…
— Наташа! — более утвердительно, чем вопросительно проговорил наконец дедушка.
— Наташа! — подтвердил Женя.
— Да-а, да-а! — приговаривал дедушка, не находя, должно быть, других слов, удивленно посматривая то на следы, то на девочку. — Это выстрел! Снайперский выстрел, Наташенька! Да под таким выстрелом настоящий снайпер подпишется… — разошелся дедушка. — Ну, слезайте, слезайте! Слезайте, герои мои! Обрадовали сегодня старика.
Федя заметил, что пошли они по следам секача, но дедушка совсем не оберегается: громко и весело разговаривает, ружье через плечо…
— Дедушка, — настороженно смотря вперед, беспокойно спросил его Федя, — а вдруг секач по следам вернется да на нас нападет. Звери часто по своему следу обратно проходят.
— Но Наташа его убила?
— Убила! А где он?
— На таборе, где ему быть? Вон, смотрите, лежит.
В самом деле, рядом с собранными для костра дровами лежал зверь. Ребята остановились в нерешительности: никому не хотелось еще раз увидеть секача живым. Только когда дедушка подошел к кабану и потрепал его по загривку, они смело окружили тушу и наперебой заговорили о пережитом.
Боря с Аликом заметили беспорядок на столе, где оставались продукты, и побежали туда.
— Мне непонятно, — сказал Федя, — почему он на табор прибежал?
— А причина тут простая, — ответил дедушка. — Конечно, он на вас хотел броситься. Вы его рассердили. А увидеть вас не мог. Несет откуда-то людьми, а откуда — не понимает. Разум-то у него помраченный был. Пять пуль, и все близко к убойному месту — не шутка. Ветерок принес ему запах от табора. Он почуял, повернул туда, да услышал, что я еду, и понесся на меня. Наташин выстрел его остановил. Разум у него совсем помутился. Забыл секач про меня да опять на табор бросился… Понятно… если бы вы его не ранили смертельно, он остался бы вас под деревом караулить.
— Хоть немного напугались, а хорошо, дедушка, получилось. Раз-раз — и столько мяса!
— Как сказать! — возразил дедушка. — За мясо-то, кажется, он цену взял немалую. Повара наши никак убытки подсчитать не могут.
Словно в подтверждение его слов прозвучал глуховатый от волнения голос Бори:
— Продуктов нет!..
— В падь Золотую идти не с чем! — одновременно крикнул Алик.
Все бросились к поварам.
Действительно, продуктов, приобретенных с таким трудом, не стало. Мешочки были разорваны в клочки. Крупа, компот, мука, горох, сухари, соль — все было перемешано с землей и хвоей и вдобавок залито кровью.
Зверь выместил свою злобу на запасах экспедиции.
Боря с убитым видом держал в руках маленький узелочек.
— Что осталось? — подскочил к нему Женя.
— Ничего…
— Совсем ничего? А в узелочке?
— Пять сухарей, три конфетки, два пряника, орехов немного… Неприкосновенный запас…
— Ну, проказник… ну, проказник!.. — усмехнулся дедушка.
— Проказник?! — вне себя от отчаяния, скребя затылок, вскричал Боря. — Чем вас кормить, будем?!
— Чем? Что ты, Борька, задумался? А мяса сколько! — урезонивал его Женя.
— Что ты понимаешь? Поешь его без соли! Чем вас кормить будем?.. — твердил свое Боря.
Глава IX
ВПЕРЕД
— «Кислого» нет… Продуктов нет… — тихо сказал Алик.
В самом деле, положение экспедиции казалось катастрофическим. Ребята поужинали одним мясом. Никогда они раньше не предполагали, как много значит соль. Мясо, сваренное без соли, оказалось удивительно безвкусным, даже противным. Ребята с трудом заставили себя проглотить по кусочку и только раздразнили аппетит.
Солнце закатывалось за тучу. Вечер стоял душный, тяжелый, предвещая грозу. Несмотря на дымокур, одолевали комары. Их противный писк будто чем-то тоненьким и острым сверлил мозг, вонзаясь все глубже. Казалось, что, если даже закрыться подушками, будет слышно нестерпимое нытье: «и-и-и… и-и-и…»
Впервые за весь поход еще не была натянута палатка, не постлана постель, не починена одежда, не запасены на ночь дрова.
Непривычное и тягостное чувство голода, отсутствие всякой надежды достать где-нибудь пищу — все это угнетающе действовало на ребят. Они безучастно смотрели на огонь, лениво отмахиваясь от комаров. Вновь вспыхнули заглушённые до этого сомнения. Ведь начиная от Озера Тысячи Ондатр почти неделю экспедиция шла, откровенно говоря, наугад.
А ведь можно… Разве кто осудит их, если завтра, уже завтра, они пойдут обратно домой? «Кислого» нет. Где падь Золотая, никто не знает. Продуктов, кроме противного мяса, нет…
Три дня пути — и снова будут в леспромхозе. Ещё через два дня — гостеприимный домик Базыра и старого Цыдена. Дальше, на хребте, дедушка Михеич. И, наконец, Монгон!
Эх, как хорошо дома! Там — товарищи, веселые игры, ни комаров, ни жары, ни паутов. Там Тихая, в которой можно купаться хоть весь день. Искупался, повалялся на горячем песке — и опять в воду. Там голуби и собаки, прохладные комнатки, чистые постели. Там сестренки, хорошие сестренки. Там мамы…
Как они ждут и каких гостинцев только не приготовят! Там Володя… Нет, и он, наверное, не осудит. Ведь тяжело, по-настоящему тяжело.
— Ничего нет… — угрюмо сказал Алик.
— Да-а, прямо сказать, положение аховое, — промолвил дедушка. — Надо, пожалуй, решать, что делать…
Его слова напомнили Жене об обязанностях.
— Откроем совещание, — устало сказал он. — Что будем делать? Кто первый хочет сказать?
Никто не отозвался.
— Кто первый? — повторил Женя и безразличным взглядом обвел ребят.
Ему тоже хотелось сидеть молча, не шевелясь, и хотелось… домой.
— Давай, Женя, начинай, — проговорил Паша.
— Ты — начальник, и первое слово твое! — сказал Федя, сердито взглянув из-под картуза.
— Конечно, — согласился Паша. — Говори, Женька. Как ты, так и мы.
— Правильно… — поддержал Боря.
Женя поник головой. Трудно… Вот теперь ребята возлагают такую ответственность на него: принять решение — идти или не идти дальше. Насколько легче, когда решение примет за тебя кто-нибудь другой! Почему ребята с каждой заботой, даже с самой маленькой, обращаются к нему? Почему и в классе Мария Павловна, и в отряде Володя всегда с первого спрашивают с него? Шумят в классе — отвечает он. Плохо работал дежурный — опять он. И так везде… Почему? Ведь он не сильнее и не лучше других. Он не может развеселить так, как Паша. Не такой ловкий, как Федя.
А ведь раньше не было так. Женя вспомнил первый и второй классы. Он был непревзойденный драчун, и его «банда», как окрестили Жениных друзей недруги, наводила страх на всех непокорных. Уроки давались легко, но он со своими дружками и не думал сидеть за книгой и когда на улице светило солнце, и когда шел снег. Пошли двойки… Летом — хитрые набеги на чужие огороды, хозяева которых чем-либо не полюбились друзьям.
Его чуть было не исключили из школы, вызывали родителей. Сколько тогда плакала мама из-за него!..
Женя не знает точно, когда он стал другим. Или тогда, когда Володя сумел настоять, чтобы Женю приняли в пионеры, и сам надел на него пионерский галстук. Или когда почувствовал, что он не просто ученик, а староста класса, которому доверили так много: весь класс. А может, тогда, когда прочитал самую лучшую книгу — «Тимур и его команда»?
Он помнит, как нелегко было удержаться впервые от драки и, выйдя на призывный Федин свист, сигнал к очередному набегу на огород, сказать: «Я больше не пойду».
Так думал Женя, а мысли меж тем возвращались к пади Золотой.
«Вернуться домой? Не выполнить свое слово? Ведь так тяжело только один день — и сразу назад?»
Неожиданно заговорил Паша. Необычным для него неуверенным голосом, поминутно запинаясь, он сказал:
— Знаете, ребята, может… мы никогда Золотую падь не найдем? — И он растерянно посмотрел на ребят. — Может, надо отдать «Описание» взрослым? Я читал, что и настоящие путешественники не всегда с первого разу открытия делали. Домой, может, надо вернуться…
Паша осекся. Прямо перед ним стоял Женя и с тяжелым укором смотрел ему в глаза.
Тяжелое молчание длилось недолго. Паша опустил голову. Женя повернулся к ребятам. Одернул рубашку и поправил галстук. Потом он спокойно оглядел табор, выбрал место для постели и стал деловито ломать сухие ветки.
— Какой ты, Женя! — шепнула ему Наташа, радостно улыбаясь. — Я бы… Так мне домой захотелось!..
— Думаешь, Наташа, мне не захотелось? Но по-другому я не мог, никак не мог!
— Почему же ты сейчас такой скучный? — пытливо посмотрела на него девочка.
— Знаешь, Наташа, — Женя потупился, — только ребятам не говори. Я сам ничего: хоть голодом, хоть как. А вот ты… ребята…
— «Ты… ребята…»! — передразнила Наташа улыбаясь. — Какой ты, Женя! Правильно сделал, а так говоришь. Нельзя нам вернуться. Помнишь, с Володей прощались, он сказал: «Трудно вам будет. Но, думаю, что вы не отступите». И вдруг мы бы вернулись!.. Даже подумать страшно! — Наташа задумалась. — Знаешь, я не очень сержусь на Пашку — он сказал то, о чем мы все сегодня немножко думали.
Ребята меж тем оживленно и шумно занимались делами. Пашу будто подменили, будто смахнуло с него и усталость и растерянность. Он с усердием крутился около костра, подкладывал дрова.
Вдруг Наташа ойкнула:
— Смотри, смотри, Женя! Федька с Аликом говорит! Действительно, было чему удивляться.
Боря с Аликом нанизывали на вертелы большие куски мяса для копчения, а около стоял Федя, внимательно слушая Алика.
— Нам самое главное — достать соли, — говорил Алик, движением плеч отгоняя от лица комаров — руки его были заняты. — Достанем соль — и на мясе долго проживем. А знаешь, где соль? На солонцах… Боря умеет из солонцов соль добывать. Надо набрать соленой земли да в воду. Соль в воде растворится. Потом, когда земля осядет, воду слить, кипятить ее долго и получится соль.
— Правда?.. — Федя чуть не добавил «Алик», но смутился и обернулся к Боре.
— Правда, — подтвердил тот. — Ты, Федя, постарайся… разведай солонцы.
— И получится соль? — все еще сомневался Федя.
— Хоть у Жени спроси, — поддержал поваров Паша. — Мы с ним опыт делали. Вода выкипит, а соль останется.
— Побегу на разведку! — Федя поглубже натянул картуз на уши и шею — комары больше всего шею кусают. — Дай мне, Борька, мешочек, я с солонцов земли принесу. Они тут должны быть. Ночью изюбр и козел проходили, оба в одну сторону — наверное, к солонцам… Женя, я пошел.
— Подожди, Федя, я с тобой. Больше принесем…
— Постойте минутку! — остановил ребят дедушка. Все это время он молча наблюдал за ними, усердно покуривая трубку.
— Подождите, герои! — повторил он. — На солонцы вместе пойдем, а сначала напишем приказ. Бери, Паша, свою тетрадь.
— Что писать? — упавшим голосом спросил Паша.
— Заметил дедушка, что мы домой хотели… — потупившись, шепнула Наташа Жене.
— Пиши, как полагается, номер, число и всё. А сейчас так… Как коммунист, как старый солдат и партизан… Так… За мужество и твердость…
— За мужество и твердость? — удивился Паша.
— Да, да. За мужество и твердость выношу коммунистическую, солдатскую, стариковскую благодарность юным пионерам, участникам похода в падь Золотую: Жене, Наташе, Боре, Феде, Паше, Алику. Так. Всё. Дай я подпишусь.
— Рано еще… — тихо сказал Женя. — Мы…
— Видел, Женя, всё видел, — перебил дедушка. — Думаете, у нас не опускались руки? Ох, было, герои!.. Большую силу надо иметь, чтобы, когда вот так опустились руки, взять да подняться. За эту силу и благодарю вас. Молодцы!
— Тогда я еще допишу! — радостно воскликнул Паша. — Это от нас: «Все равно вперед! В падь Золотую!»
— Допиши… — Дедушка постоял, задумчиво наклонив голову, махнул рукой и, сгорбившись, своей походкой таежника пошел от табора.
Глава X