И третье сатори — когда вы абсолютно отсечены, тогда, даже если вы хотите соединиться с умом, вы не можете. Вы можете использовать его как машину, отличную от вас, но даже в вашем глубоком сне вы не отождествлены с ним.
Это три сатори, три самадхи. Первое, внезапное столкновение; второе, приход большей освобожденности, сознания того, что дверь достигнута; и третье, приход созвучности с ней столь глубокой, что вы никогда не теряете проход к двери, она всегда здесь, всегда открыта. Это — состояние, называемое в Японии сатори, в Индии — самадхи. В английском это переводится как «экстаз». Это слово прекрасно, буквально оно означает «становление вне». Экстаз означает становление вне, становление вне ума.
Последняя сутра Атишы: Учись, как будто отсекаешь — есть точное значение слова «экстаз» — ум так отсекается, что вы становитесь вне ума, что ум здесь, но вы не он.
Некоторые стали переводить самадхи не как «экстаз» а как «инстаз». Это также прекрасно, ибо это не есть «становление вне»; это «становление вне» ума, если вы думаете об уме, но если вы думаете об осознанности, тогда это «становление». По отношению к уму «экстаз» правильное слово, но по отношению к осознанности «инстаз» намного лучше. Но оба они — стороны одного и того же: становление вне ума есть становление в осознанности, знание: «Я не есть ум» — это знание: «Я есть осознанность, ахам брахмасми». Вот значение изречения Упанишад — я есть Бог, я есть осознанность.
ГЛАВА 6
ВЕЛИЧАЙШАЯ ШУТКА
Первый вопрос:
Ошо, что такое невинность, что такое красота?
РАМ ФАКИР, жить в мгновении это невинность, жить без прошлого это невинность, жить без умозаключений это невинность, действовать из состояния незнания это невинность. И в тот момент, когда вы действуете из такого безмерного молчания, необремененного никаким прошлым; из такого безмерного спокойствия, ничего не знающего, происходит переживание красоты.
|
|
Когда бы вы ни чувствовали красоту — в восходящем солнце, в звездах, в цветах, или в лице женщины или мужчины — где бы и когда бы вы ни чувствовали красоту, наблюдайте. И одно всегда будет найдено: вы действовали без ума, вы действовали без всяких умозаключений, вы просто спонтанно действовали. Мгновение захватило вас, и мгновение захватило вас так глубоко, что вы были отсечены от прошлого.
А когда вы отсечены от прошлого, вы автоматически отсечены от будущего, потому что прошлое и будущее — две стороны одной и той же монеты; они не отличаются, и они не отличны от другого. Вы можете бросать монету: иногда это орел, иногда это решка, но другая часть всегда остается, скрытая позади.
Прошлое и будущее — две стороны одной и той же монеты. Имя монете — ум. Когда вся монета отбрасывается, это отбрасывание есть невинность. Тогда вы не знаете, кто вы, тогда вы не знаете, что есть; это — не-знание. Но вы есть, существование есть. А встреча этих двух «есть» — малого вашего «есть» и большого «есть» существования — эта встреча, это слияние и есть переживание красоты. Невинность есть дверь; через невинность вы входите в красоту. Чем невиннее вы становитесь, тем более действительной становится красота. Чем более вы знающий, тем безобразнее существование, потому
что вы начинаете действовать из умозаключении, вы начинаете действовать из знания.
|
|
В момент, когда вы знаете, вы разрушаете всю поэзию. В момент, когда вы знаете и думаете, что знаете, вы создаете барьер между вами и тем, что есть. Тогда все искажается. Тогда вы не слышите своими ушами, вы переводите. Тогда вы не видите своими глазами, вы интерпретируете. Тогда вы не переживаете вашим сердцем, вы думаете, что вы переживете. Тогда всякая возможность встречи с существованием в непосредственности, в интимности утрачена. Вы распадаетесь на части.
В этом первородный грех. И это целая история, библейская история о том, как Адам и Ева съели плод от древа познания. Когда они съели плод познания, они покинули рай. Не то, чтобы кто-нибудь выгнал их, не то, чтобы Бог повелел им убираться вон из рая, они ушли сами, узнав, они потеряли невинность, узнав, они стали отличными от существования, узнав, они стали эго. Знание создает этот барьер, железный занавес.
Ты спрашиваешь меня, Рам Факир: Что есть невинность?
Вытошни знание! Плод древа познания должен быть удален из организма. Вот что такое медитация. Выбросьте это из себя: это яд, чистый яд. Живите без знания, зная только: «Я не знаю». Действуйте из этого состояния незнания ивы узнаете, что такое красота.
Сократ знает, что такое красота, потому что он действует из этого состояния незнания. Существует знание, которое не знает, и невежество, которое знает. Станьте невежественны, подобно Сократу. И тогда полностью другое качество войдет в ваше бытие: вы станете снова детьми; это — второе рождение. Ваши глаза снова наполнятся удивлением, и все вокруг станет удивительным. Летит птица, и вы взволнованы! Чистая радость созерцания птицы в полете — как будто бы вы были в полете.
|
|
Капля росы скатывается по лепестку лотоса, утреннее солнце сверкает в ней и создает радугу вокруг нее... и мгновение так захватывающе, что капля росы, скатывающаяся по лепестку, на пороге встречи с бесконечным исчезает в озере, и вы как будто начинаете скатываться, ваша капля начинает скатываться в океан Бога.
В момент невинности, незнания различие между наблюдателем и наблюдаемым исчезает. Вы не отличны более от того, что вы видите, вы не отличны более от того, что вы слышите.
Слушая меня, прямо сейчас вы можете действовать двумя способами. Один способ знания: болтовня внутри самих себя, суждение, придавание значений, постоянное размышление, правильно ли то, что я говорю, или неправильно, подходит ли это к вашим теориям или нет, логично ли это или нелогично, научно или ненаучно, по-христиански или по-индуистски, можете ли вы согласиться с этим или нет, можете ли вы проглотить это или нет, тысяча и одна мысль шумит в вашем уме, внутренний разговор, внутреннее дорожное движение — это один способ слушания. Но тогда вы слушаете с такого расстояния, что я не смогу достичь вас.
Я постоянно пытаюсь, но я не смогу достичь вас. Вы в действительности совсем на другой планете: вы не здесь; вы не сейчас. Вы — индуист, вы — христианин, вы — мусульманин, вы — коммунист, но вы не здесь сейчас. Библия между мной и вами, или Коран, или Гита. Я нащупываю вас, но я натыкаюсь на барьер Корана, я нащупываю вас, но между мной и вами длинная череда священников. Это способ знания, это способ оставаться глухим, оставаться слепым, оставаться бессердечным. Есть также другой путь слушания: просто слушание, ничего нет между мной и вами. Тогда это непосредственность, контакт, встреча, общение. Тогда вы не интерпретируете, поскольку вы не беспокоитесь, правильно ли это или неправильно. Ничто не правильно, ничто не неправильно. В этом мгновении невинности все незначимо. Ничто не значимо, нет критерия, нет знания а priori, нет заданного умозаключения, не с чем сравнивать. Вы можете только слушать, просто как кто-то слушает звук бегущей воды в горах, или одинокая флейта играет в лесу, или кто-то играет на гитаре. Вы слушайте.
Но человек, который пришел слушать, как критик, не услышит. Человек пришедший просто послушать, не как критик, но порадоваться мгновению, будет способен услышать музыку.
Что понимать в музыке? Нечего понимать. Есть нечто, имеющее вкус, несомненно; есть нечто, чтобы выпить и быть выпитым, несомненно. Но что понимать?
Но критик — он здесь не для того, чтобы пробовать; он не для того, чтобы пить — он для того, чтобы понимать. Он не слушает музыку, ибо он так полон математики. Он постоянно критикует, думает. Он не невинен; он знает так много, следовательно, он упустит красоту этого. Он может достичь каких-то дурацких умозаключений, но он упустит все мгновение. А мгновение — мгновенно!
Если вы можете слушать, просто слушать, если вы можете видеть, просто видеть, тогда в это самое мгновение вы узнаете, что есть невинность.
А я здесь не только для того, чтобы объяснить вам, что такое невинность, я нахожусь здесь, чтобы дать вам ее вкус. Выпейте чашку чая! Я предлагаю это вам, предлагаю каждое мгновение. Глотните его — ощутите тепло мгновения, его музыку, и молчание, и любовь, переливающаяся через край. Будьте окружены ею. Исчезните на мгновение с вашим умом— наблюдением, суждением, критикой, верой, неверием, за, против. На мгновение будьте просто открытостью, и вы узнаете, что есть невинность. А в этом вы узнаете, что есть красота.
Красота — это переживание, случающееся в невинности, цветок, цветущий в невинности. Иисус сказал: «Пока вы не подобны малым детям, вы не войдете в мое царство Божие».
Второй вопрос:
Ошо, иногда я верю тебе, иногда я не верю тебе. Сколько мне жить в этой двойственности? Как мне
отбросить эту двойственность и соединиться? Пожалуйста, объясни.
МОХАН БХАРТИ, кто сказал тебе верить в меня? Если ты веришь, ты будешь также не верить. Никто не может верить без неверия. Пусть это будет усвоено раз и навсегда: никто не может верить без неверия. Всякая вера есть прикрытие для неверия.
Вера — это только периферия для центра, называемого сомнением. Поскольку имеется сомнение, вы создаете веру.
Сомнение причиняет боль, оно подобно ране, оно болезненно. Поскольку сомнение есть рана, оно причиняет боль; оно заставляет вас чувствовать вашу внутреннюю пустоту, ваше внутреннее невежество. Вы хотите прикрыть его. Но, скрывая вашу рану за цветком розы, — вы думаете, что это поможет? Вы думаете, что цветок розы будет способен помочь ране исчезнуть? В точности наоборот! Рано или поздно цветок розы начнет вонять раной. Рана не исчезнет из-за цветка розы, несомненно, цветок розы исчезнет из-за раны.
И вы, может быть способны обмануть кого-нибудь другого, кто смотрит со стороны — ваши соседи могут думать, что это не рана, а цветок розы — но как можете вы обмануть самих себя? Это невозможно. Никто не может обмануть самого себя. Где-то в самой глубине вы будете знать, вы обречены знать, что рана существует и вы скрываете ее за цветком розы. И вы знаете, что цветок розы — постороннее; он не вырос в вас, вы сорвали его снаружи, тогда как ваша рана выросла в вас; она не принесена вами снаружи.
Ребенок приносит в себе сомнение — это внутреннее, это естественное. Именно из-за сомнения он исследует, это из-за сомнения он спрашивает. Сходите с ребенком на утреннюю прогулку в лесу, и он задаст так много вопросов, что вы почувствуете усталость, что вам захочется, чтобы он замолчал. Но он продолжает спрашивать.
Откуда приходят эти вопросы? Они естественны в ребенке. Сомнение — это внутренний потенциал; только таким способом ребенок способен исследовать, изучать и искать. Ничего неправильного нет в этом. Ваши священники лгали и лгут вам, что в сомнении есть что-то неправильное. Ничего неправильного в этом нет. Это естественно, и это необходимо допускать и уважать. Когда вы уважаете ваше сомнение, оно больше не рана; когда вы отвергаете его, оно становится раной. Пусть это будет очень ясным: сомнение само по себе не рана. Это огромная помощь, ибо это сделает вас искателем приключений, исследователем. Это поведет вас к удаленнейшей звезде в поисках истины, это сделает вас пилигримом. Это не болезненно — сомневаться. Сомнение прекрасно, сомнение невинно, сомнение естественно. Но священники веками осуждают это. Из-за их осуждения сомнение, которое могло бы стать цветением доверия, стало просто зловонной раной. Осуждайте что-то, и это становится раной, отвергайте что-то, и это становится раной.
Мое учение: первое, что должно быть сделано, Мохан Бхарти — не стремиться верить. Зачем? Если есть сомнение, значит, сомнение есть! Нет необходимости скрывать его. Пустите его, помогите ему, пусть оно станет желанным гостем. Пусть оно станет тысячью и одним вопросом, и в конце концов вы увидите, что это не вопросы, относящиеся к чему-то, это вопросительный знак! Сомнение не есть поиск веры, сомнение — это просто нащупывание тайны, напряжение всех сил, чтобы познать непознаваемое, постичь непостижимое — нащупывающее усилие.
И если вы продолжаете искать, исследовать, не набивая себя привнесенными верами, произойдут две вещи. Первое вы никогда не будете скептиком. Помните: сомнение и неверие — не синонимы. Неверие случается, только если вы уже поверили, когда вы уже обманули себя и других. Неверие приходит, только когда вера вошла внутрь; оно тень веры.
Все верующие являются неверующими — они могут быть индуистами, они могут быть христианами, они могут быть джайнами. Я знаю всех их: все верующие являются неверующими, ибо вера приносит неверие, оно тень веры. Можете ливы верить без неверия? Это невозможно; этого нельзя сделать по природе вещей. Если вы хотите не верить, первая потребность — верить. Можете ли вы верить без того, чтобы какое-нибудь неверие не прошмыгнуло с черного хода? Или можете ли вы не верить без того, чтобы на первом месте не было какой-нибудь веры?
Веруйте в Бога, и немедленно входит неверие. Веруйте в жизнь после смерти, и возникает неверие. Неверие вторично, вера — первична.
И, Мохан Бхарти, то, что ты хочешь сделать — это то, чего хотят миллионы людей в мире — они не хотят быть неверующими, они хотят быть только верующими.
Я не могу помочь; никто не может помочь. Если вы стремитесь только верить, вы должны будете также страдать и от неверия. Вы будете оставаться раздельными, вы будете оставаться расколотыми, вы будете оставаться шизофреничными. У вас не может быть ощущения органического единства; вы сами запретили ему случиться.
Что я предлагаю? Первое: отбросьте верование. Пусть верования будут отброшены, все они — мусор! Доверяйте сомнению — таково мое предложение — не стремитесь скрыть его. Доверяйте сомнению. Это первая вещь, что приносится в ваше существо: доверяйте вашему сомнению. И взгляните на его красоту — как прекрасно пришедшее доверие.
Я не говорю — верить, я говорю — доверять. Сомнение — это естественный дар; оно должно быть от Бога — откуда еще оно может быть? Вы приносите сомнение с собой; доверьтесь ему, доверьтесь любознательности. И не спешите втирать очки и скрываться под заимствованными у кого-то верами — от родителей, от священников, от политиков, от общества, церкви.
Ваше сомнение есть нечто прекрасное, потому что оно ваше; это нечто прекрасное, потому что оно подлинно. Из этого подлинного сомнения однажды вырастет цветок подлинной истины. Это будет внутренним ростом, это не будет навязано извне.
Вот разница между верой и доверием: доверие растет в вас, в вашем внутреннем мире, в вашей субъективности. Правильно и внутреннее сомнение, и доверие. А только внутреннее может изменить внутреннее. Вера — извне; она не может помочь, потому что она не может достичь самой внутренней сердцевины вашего существа, а это значит, что есть сомнение.
Откуда начать? Доверьтесь вашему сомнению. Вот мой способ принести доверие. Не верьте в Бога, не верьте в душу, не верьте в загробную жизнь. Доверьтесь вашему сомнению, и немедленно начнется преображение. Доверие — настолько мощное средство, что даже если вы доверяете вашему сомнению, вы привнесли в него свет. А сомнение подобно тьме. Это маленькое доверие сомнению начнет изменять ваш внутренний мир, вашу внутреннюю сцену.
И спрашивайте! Зачем бояться? Зачем быть таким трусом? Спрашивайте, спрашивайте всех Будд, спрашивайте меня, потому что если это истина, истина не боится ваших вопросов. Если Будды истинны, они истинны; вам не нужно верить в них. Продолжайте сомневаться в них. Все же однажды вы увидите, что доверие появится.
Когда вы сомневаетесь, продолжайте сомневаться до самого конца, до самого логического конца, и рано или поздно вы наткнетесь на истину. Сомнение есть дорога ощупью в темноте, но дверь существует. Если Будда смог найти дверь, если Иисус смог найти дверь, если я могу найти дверь, почему не можете вы? Каждый способен найти дверь — но вы боитесь брести ощупью, так что вы сидите в своей темной камере, веруя в кого-то, кто нашел дверь. Вы не видели этого кого-то, вы слышали от других, которые слышали от других, и так далее, и тому подобное.
Как вы верите в Иисуса? Почему? Вы не видели Иисуса! И даже если и видели, вы должны были его упустить. В день когда он был распят, тысячи собрались посмотреть на него. А знаете ли вы, что они делали? Они плевали ему в лицо! Вы могли быть в этой толпе, поскольку эта толпа совершенно не изменилась. Человек не изменился.
Дарвин говорит, что человек произошел от обезьяны Может быть — но с тех пор эволюция, кажется, остановилась. Это, наверное, был несчастный случай, некая обезьяна свалилась с дерева и не смогла вернуться обратно. Может быть, она была сломлена или стала так бояться снова упасть, что начала жить на земле. А когда вы живете на деревьях, вы живете всеми своими четырьмя руками или четырьмя ногами, но когда вы живете на земле, вы должны стоять на двух ногах.
Поскольку обезьяна была способна с дерева смотреть во все четыре стороны... она всегда жила подобным образом, смотря во все стороны; это было не опасно, она могла видеть далеко. Раз она на земле, жить на четырех конечностях было опасно. Она не могла видеть все вокруг, она могла видеть только на два, три шага перед собой, и она испугалась — это не было ее образом жизни. Она жила всегда в безопасности на деревьях, видя все вокруг. Где бы ни был враг, она была настороже; она могла защитить себя. Она должна была встать на две ноги из чистого страха.
Просто представьте эту комичную ситуацию: обезьяна пытается встать на две ноги! Все обезьяны, должно быть, громко смеялись: «Посмотрите на этого дурака, что он пытается сделать!»
С тех пор эволюция, кажется, остановилась. Ничего не произошло с тех пор. Человек живет почти тем же самым образом; его ум не изменился. Да, вещи изменились — мы живем в лучших домах с улучшенным водопроводом... Я не говорю об Индии!
Недавно какой-то саньясин сказал мне: «Ошо, вы говорите, что жизнь прекрасна. Я мог бы поверить — но две вещи, женщины и индийский водопровод, не позволяют мне поверить в это».
Женщин можно изменить — но индийский водопровод? Нет!
Сейчас у нас улучшенные дороги и улучшенные транспортные средства, перемещающие нас из одного места в другое, великая технология — человек достиг Луны — но человек не изменился. Вот почему я говорю, что многие из вас, наверное, были в толпе тех людей, которые были свидетелями убийства Мансура. Они кидали камни в убитого мистика. Вы не изменились.
Как можете вы верить в Иисуса? — когда вы плевали ему в лицо, пока он был жив, а теперь вы верите в него, через две тысячи лет! Это просто отчаянное усилие скрыть вашу рану. Зачем вы верите в Иисуса?
Если одну вещь в истории Иисуса можно будет отбросить, все христианство исчезнет. Если одна вещь, только одна вещь, факт воскресения из мертвых, - когда через три дня после распятия Иисус снова вернулся - если эта часть быть отбросить, все христианство исчезнет. Вы веруете в Иисуса, потому что вы боитесь смерти, а он, кажется, единственный человек, который вернулся назад, победив смерть.
Христианство стало величайшей религией в мире. Буддизм не мог стать таким великим — по той простой причине, что страх смерти помогает людям верить в Христа больше, чем в Будду. Несомненно, верить в Будду нужно осмелиться, ибо Будда говорит: «Я учу вас тотальной смерти». Эта малая смерть — он не удовлетворен ею. Он говорит: «Это малая смерть ничего не изменит, вы должны будете вернуться назад».
Я учу вас тотальной смерти, окончательной смерти. Я учу исчезновению, так что вы никогда не вернетесь снова, так что вы исчезнете, вы растворитесь в существовании, вас не будет больше никогда; не останется даже следа.
Буддизм исчез в Индии, полностью исчез. Столь великая так называемая религиозная страна, а буддизм совершенно исчез. Почему? Люди верят в религии, которые учат, что вы будете жить после смерти, что душа бессмертна. Будда говорил, что единственная вещь, которую стоит осознать — это то, что вас нет. Буддизм не смог выжить в Индии, поскольку он не дал вам прикрытия для вашего страха.
Будда не говорил людям: «Верьте в меня». Поэтому его учение исчезло в этой стране - люди хотят верить. Люди не хотят истины, они хотят верить. Вера дешева. Истина опасна, обременительна, трудна. За нее надо платить. Надо искать и исследовать, и нет гарантии, что вы найдете ее, нет гарантии, что есть где-то какая-то истина. Ее может не быть вовсе; цель может, и не существует.
Люди хотят верить, а Будда сказал... его последнее послание миру было: «аппо дипа бхава; будьте светом в самих себе». Он сказал это, когда его ученики плакали. Десять тысяч саньясинов окружали его; конечно, они были печальны, они плакали: их Мастер уходил. И Будда сказал им: «Не плачьте. Почему вы плачете?»
И один из учеников, Ананда, сказал: «Потому что ты покидаешь нас, потому что ты был нашей единственной надеждой, потому что мы надеялись, и надеялись, и надеялись, что через тебя мы достигнем истины».
И Будда ответил Ананде: «Не беспокойтесь об этом. Я не могу дать вам истины, никто другой не может дать ее вам, она непередаваема. Но вы можете достичь ее в своем существе. Будьте светом в самих себе».
Мохан Бхарти, таков же и мой подход. Вам не нужно верить в меня. Я не хочу здесь верующих, я хочу ищущих. А ищущий — это совершенно другое явление. Верующий — это не ищущий. Верующий не хочет искать, именно поэтому он верует. Верующий хочет быть избавленным, спасенным, он нуждается в спасителе. Он всегда в поиске мессии — кого-то, кто может есть за него, жевать за него, глотать за него.
Но если я ем, ваш голод не будет удовлетворен. Никто не может спасти вас, коме вас самих.
Мне нужны здесь искатели, исследователи, не верующие.
Верующие — самые посредственные люди в мире, наименее разумные люди в мире. Так что забудьте о вере. Вы создаете неудобство для самих себя. Вы начинаете верить в меня, затем появляется неверие — оно неизбежно появляется, поскольку я здесь не для того, чтобы приспосабливаться к вашим ожиданиям.
Мохан Бхарти происходит из семьи джайнов. Ему потребовалась великая смелость для того, чтобы стать моим санньясином. Но традиционный ум сохранился; вы не можете так легко освободиться от него. Но в самой глубине несознательного таится ожидание того, каким я должен быть... Тогда неизбежно возникает неверие.
Я живу моим собственным способом. Я не могу считаться с вами, я вообще не могу считаться с кем-либо — потому что если вы начинаете считаться с другими, вы не можете прожить вашу жизнь подлинно. Считайтесь с другими, и вы станете фальшивыми. Я знаю, что если я могу жить в соломенной хижине, тысячи и тысячи индийцев придут поклониться мне. Если я могу жить нагим, миллионы будут думать обо мне как о святом, великом святом. Если я могу есть только раз в день, тем более жить только подаянием, вся страна будет довольна мной. Но я не могу этого делать, это неестественно для меня.
Для Махавиры могло быть естественным быть обнаженным, поэтому он был обнаженным. И помните, люди не были довольны, поскольку люди, окружавшие Махавиру, верили в Кришну и в Раму, а они не были обнаженными. Итак, они ждали, что Махавира будет вести себя подобно Кришне; они ожидали флейты, а он не играл. Должно быть, они искали — но было нечего искать, он оставался голым! Он не соответствовал их ожиданиям. Они знали Кришну; он был совершенно другой индивидуальностью, совершенно другим выражением существования. Он был наполнен красками, радугой, с короной из перьев павлина, с прекрасными цветами в гирляндах, платье, одеяниях, сделанных из наилучшего шелка. И он украшал свое тело, драгоценностями, золотом, украшал как женщина.
В те дни мужчины наряжались. Это, по-видимому, естественнее, ибо в природе самец животного нарядней, чем самка. Самец павлина с такими прекрасными перьями, самка павлина не имеет перьев вовсе. Для нее достаточно быть самкой; этого достаточно. Самцу нужен какой-то заменитель, потому что он не самка; он должен прекрасно выглядеть, он должен наряжаться. Танцует самец павлина, запомните, не самка. Этот танец и есть заменитель. Он хочет выглядеть как можно прекраснее — он боится, что его могут не выбрать.
Самец кукушки издает зов — этот прекрасный звук, эта песня исходит от самца кукушки. Самка просто сидит, ждет; просто быть самкой — достаточно.
Взгляните на природу и вы удивитесь: самки животных совсем не нарядны. В древности так же было и с мужчинами. Самка прекрасна как она есть; природа сделала ее прекрасной.
Итак, во времена Кришны, пять тысяч лет назад, самец имел прекрасные одеяния, цветы, украшения, и индусы привыкли к этой мысли. А затем пришел Махавира, стоит голым, ни украшений, ни одеяний, ничто не украшает его тело, просто предельно обнаженный. Не только это, он вырывал себе волосы. Он, должно быть, выглядел слегка помешанным; только помешанный человек вырывает себе волосы. Он вырвал их по совершенно другой причине, потому что волосы дают определенную красоту.
А люди, у которых нет волос — лысые люди, лысые, как я — они должны создавать прекрасные теории! Говорят, что лысые люди самые сексуальные. Есть целая теория, что люди становятся лысыми тремя способами. Некоторые люди начинают лысеть спереди: они самые сексуальные. Некоторые начинают сзади: они не сексуальны, они только думают, что они сексуальны. А некоторые люди начинают с середины: лучше не говорить ничего относительно них! Волосы дают красоту. Лысые люди должны чувствовать необходимость чем-то их заменить, и они пустили слух по всему миру, что лысые люди самые сексуальные.
Кришна, Рама были очень эстетичными людьми. А Махавира был совершенно другим, очень строгим. Но это было естественно для него; он был прекрасен в своей наготе, так же прекрасен, как и Кришна со всеми его одеяниями и украшениями. В самом деле, старинные писания говорят, что Махавира, должно быть, был прекраснейшим человеком в мире. Это могло быть одной из причин, по которым он ходил обнаженным. Если у вас хорошо сложенное тело, если ваше тело действительно прекрасно, зачем заботится об одежде?
Безобразные люди очень беспокоятся об одежде, потому что они могут как-то управлять ей. Женщина, имеющая безобразное тело, не захочет идти голой на пляж. Она будет выступать против пляжей...ходить голой, нудисты, нудистские лагеря — она будет против. Единственная вещь, из-за которой она действительно против — она знает, что если она будет ходить голой, это будет ужасное зрелище!
Когда страна становится прекрасной, люди начинают обнажаться. Когда случается, что нация становится прекрасной, люди начинают ходить обнаженными. Нет нужды скрывать; мы скрываем только безобразное. Но одежды полезны людям, чьи тела некрасивы. Может быть, у вас не развита грудная клетка, вы не обладаете мощным торсом, но вы можете носить набивные пиджаки, и они могут вызвать симпатию — по крайней мере, внешне.
Человек искал на нудистском пляже...свою жену. Полисмен, наблюдавший за ним, заподозрил что-то и спросил его: «Что вы ищете? Вы здесь уже несколько часов — вы ищете какое-то сокровище?»
Он сказал: «Нет, только впалую грудь».
Вы можете носить набивную одежду, которая изменит форму вашего тела.
Махавира, наверное, был прекрасен — это также и мое ощущение — должен был быть редким, прекрасным человеком. Но люди ждали другого, поэтому они были против него. Ни одна деревня, ни один город не были гостеприимны к нему. Он изгонялся из деревень и городов, в него швыряли камнями, на него спускали собак, чтобы они преследовали и гнали его прочь из города — только потому, что он был наг! Он не делал никому никакого вреда; самый безвредный человек, какого вы можете представить, он не обидит даже муравья.
Ночью он спал только на одном боку. Он не переворачивался, потому что кто знает? Может быть, рядом ползет муравей, незаметный в темноте, и перевернувшись на другой бок, он убьет его! Он не гулял по ночам, потому что многие муравьи могут быть убиты. Он не ходил по траве, по газонам; он не ходил в дождливый сезон, потому что так много муравьев рождаются в дождливый сезон — такой безвредный человек. Но все же люди принимали его, а единственная причина — он не соответствовал их ожиданиям.
Ни один Будда не исполняет чьих-то ожиданий. Именно поэтому он становится Буддой: он никогда не идет на компромисс.
Мохан Бхарти, если у тебя есть какие-то ожидания относительно меня, ты снова и снова будешь в тревоге, потому что я не считаюсь с вашими ожиданиями.
Георгий Гурджиев говорил своим ученикам одну из самых фундаментальных вещей: «Не считайтесь с другими, иначе вы никогда не сможете расти». И вот что случается во всем мире, каждый считается с другими: «Что подумает моя мать? Что подумает мой отец? Что подумает общество? Что подумает муж, жена...?» Что говорить о родителях? Даже родители боятся детей! Они думаю: «Что подумают наши дети?»
Один человек пришел ко мне и сказал: «С тех пор, как я стал саньясином, мои дети думают, что я сошел с ума. Они смеются надо мной. Никто не причиняет мне больше боли, чем мои собственные дети... Они смотрят на меня в окно, они не входят в комнату! Они шепчут друг другу — я не знаю что, но они говорят обо мне. Они думают, что у меня не все дома».
Люди считаются с другими. Существуют миллионы людей, и с ними надо считаться. Если вы продолжаете считаться со всем и каждым, вы никогда не будете индивидуальностью, вы будете просто беспорядочным нагромождением — сделано так много компромиссов, вы должны бы совершить самоубийство задолго до этого.