Первый вопрос:
Ошо, пожалуйста, объясни отличие между санньясином и тем, кто, не будучи им, все же живет в глубоком подчинении истине.
ЛИНН СТИВЕНС, ты знаешь, что такое истина? Иначе какое здесь может быть подчинение? Подчинение возможно, только если вы знаете. Саньясин — это тот, кто знает, что он не знает, саньясин — это тот, кто подчинен не истине, но исследованию истины. А исследование возможно только с тем, кто знает, кто достиг. Саньясин — это тот, кто вверился человеку, или не-человеку, вокруг которого он чувствует вибрацию истины, вибрацию подлинности.
Линн Стивенс, твое подчинение истине — просто идея. Твоя истина — просто слово, умственный трюк. Если ты хочешь сделать это настоящим странствием, ты должен будешь стать учеником — а быть учеником и есть быть саньясином.
Быть учеником — значит быть готовым учиться, готовым идти в неизвестное с кем-то, кто побывал в нем. Одинокий очень редко достигает истины. Не то, что этого не происходит — с одиноким это тоже происходит, но очень редко; это может быть почти исключением. Иначе необходимо учиться в тесном глубоком общении с Мастером.
Тогда это тоже случается нелегко. Это трудное путешествие. Отбрасывание привязанности к известному нелегко. Это - все ваше вложение, это вся ваша личность. Отбрасывание привязанности к известному есть отбрасывание эго, совершение разновидности духовного самоубийства. В одиночестве ты не сможешь.
Пока вы не видите того, кто совершил это самоубийство и все еще существует — несомненно, впервые существует... Вы должны будете посмотреть в те глаза, которые видели истину, и через эти глаза вы получите проблеск истины. Вы должны будете взяться за руки с тем, кто узнал, и тепло, и любовь... и неизвестное начнет струиться в вас.
|
|
Вот что это значит — быть с Мастером, быть учеником. Если ты действительно предан истине, ты обречен стать саньясином. Если твоя преданность истине в исследовании, тогда ты должен будешь научиться способам обучения. А первая вещь, которой надо научиться — это сдача, доверие, любовь.
Саньясин — это тот, кто влюбился в человека или нечеловека, когда он остро чувствует: «Да, это случилось здесь». Быть с кем-то, кто узнал, заразительно — а истине не учат, ей заражаются.
Твоя истина есть ни что иное, как идея в твоем уме, может быть, философское исследование, но философское исследование не поможет. Она должна стать существующей; ваша жизнь должна подтвердить, что вы живете в соответствии с истиной. Иначе вы можете продолжать играть в игру со словами, прекрасные игры с теориями, системами мысли — а их тысячи. Вы может также создать частную систему мысли, свою собственную, и вы будете думать, что это истина.
Истина — не ваше создание, истина не имеет ничего общего с вашим умом. Истина случается, а она случается только когда вы стали не-умом. Но как вы собираетесь стать неумом? В своем существе вы останетесь умом. Вы можете думать о не-уме, вы можете философствовать о не-уме, вы можете читать писания о не-уме, но вы останетесь умом. В вашем существе, ищущем и исследующем, ваше эго будет чувствовать себя очень хорошо. Но это — препятствие. Это подобно попытке поднять себя за волосы.
Если где-нибудь вы найдете помощь, не упускайте ее — потому что удобный случай редок, поле Будды редко. Только иногда где-то возникает Будда, случается бодхичитта. Тогда не упускайте удобный случай. Если ты подчинен действительно истине, ты не можешь не стать саньясином. Это неизбежно, потому что не-ум узнается только сидя рядом с не-умом. Если вы сядете рядом со мной, мало-помалу ваш ум начнет рассеиваться, как утренний туман. Постепенно молчание начнет проникать в вас — не из-за вашего действия, а приходя само по себе. Тишина наполнит вас.
|
|
А мгновение, когда вы предельно молчаливы, когда нет даже мысли, движущейся в вас — это мгновение просветления. Впервые у вас есть проблеск истины не идеи истины, но истины самой по себе.
Второй вопрос:
Ошо, мои ощущения говорят мне, что пока я неузнал вас, я не могу вам доверять. И все же вы говорите, что пока я не доверяю вам, я не могу узнать вас. Что делать?
УИЛЬЯМ, есть два вида знания. Одно - издалека: ты остаешься отстраненным, ты остаешься наблюдателем, зрителем. Вот что такое научное знание. Тебе не нужно вовлекаться в это, фактически, ты не должен вовлекаться в это. Ты должен быть очень объективным; ты не должен позволять своей субъективности вмешиваться в наблюдение. Ты просто находись здесь, как механический наблюдатель. Ты не должен быть человеческим существом, ты должен быть просто компьютером.
И, несомненно, рано и поздно наука будет возложена на компьютеры, роботов, потому что они будут более научны. В них не будет никакой субъективности, они будут просто видеть факт. Факт не будет искажаться никоим образом, он останется предельно объективным.
Это подход науки — знание издалека, сохраняя сдержанность, отделенность. Вот как ученый узнает цветок розы, вот как ученый узнает закат, вот как ученый узнает красоту женщины или мужчины.
|
|
Но есть проблема, что-то необходимое обязательно упускается, что-то очень фундаментальное, что-то, что является сердцевиной всего явления. Ученый может узнать цветок, розу — он может узнать его строение, он может узнать все вещества и так далее, но он никогда не узнает его красоту. Он останется слеп к красоте; весь его подход, его методология не позволяют ему проникнуть в это.
Если вы отдельны, вы не можете узнать красоту. Красота узнается, только когда вы становитесь более гармоничным, когда наблюдатель становится наблюдаемым, когда между вами нет стены, когда стена преобразуется в мост. Когда происходит растворение, когда вы становитесь цветком, а цветок становится вами, тогда это совершенно другой вид знания — способ познания поэта. Он познает красоту, он не познает химию, он не узнает объективного цветка, он узнает нечто гораздо более глубокое. Он узнает духовность цветка, он узнает дух цветка.
А мистик, его знание — высшая форма поэтического знания, окончательная форма поэтического знания. Поэт здесь только на мгновения. Иногда он поэт, встречается, смешивается, сливается с цветком; иногда он становится отделенным наблюдателем. Поэтому поэзия — это смесь этих двух подходов.
Научное знание чисто объективно, мистическое знание чисто субъективно, поэтическое знание между ними, смесь обоих — немного науки, немного религии. Но основное знание может быть разделено на два, научное и мистическое.
Это зависит от тебя, каким способом ты хочешь узнать меня.
Ты говоришь: Мои ощущение говорят мне, что, пока я знаю тебя, я не могу доверять тебе.
Это не ощущения — здесь ты не понимаешь себя. Это мысли, они не могут быть ощущениями, это явное непонимание. Это язык мысли. Мысли всегда говорят: «Будь осторожен, осторожнее, двигайся логично» — и, конечно, это очень логично: как можешь ты доверять мне, если ты не знаешь меня? Это логичное утверждение. Это не утверждение не идет из вашего существа; этого не может быть, потому что внутренние ощущения всегда нелогичны. Внутренние ощущения скажут то же, что говорю я: доверяй и ты узнаешь.
Итак, первое, что сказано: это не твои ощущения, это твои мысли. Понаблюдай снова, войди в эти так называемые ощущения снова, и ты найдешь, что они не приходят из сердца, они приходят из головы. Голова говорит: «Сначала узнай, потом доверяй».
А это великая стратегия — если вы доверяете голове и ее указанию — «Сначала узнай, потом доверяй» — тогда вы никогда не доверитесь, потому что познание не может произойти без доверия. Мистическое познание не может произойти без доверия. Научное познание — возможно, но оно неприменимо здесь.
Ты можешь узнать меня научно. Мой врач приходит осматривать мое тело; он знает меня с этой стороны. Вы не знаете меня с этой стороны, вы знаете меня совершенно с другой стороны. Мой врач боится приходить слушать меня, потому что он не хочет терять пациента. Если он слушает меня, тогда я буду врачом, а он пациентом! Он приходит и в спешке уходит.
Однажды случилось так, что он держал мою руку (меня беспокоил палец) и что-то произошло с ним, что не было научным. Выходя из комнаты, он сказал Вивек: «Он Бог, он есть Бог!» — но с тех пор я не видел его; он просто исчез. Что-то ненаучное, что-то, что было не от головы... Он ощутил меня на мгновение, но испугался.
Наблюдайте: если ваша голова говорит эти вещи, это не ощущения. Ощущения не могут говорить такое, потому что это не язык ощущений. Ощущения говорят: «Влюбляйся, и тогда ты узнаешь». Мысли говорят: «Сомневайся, исследуй, сделай определенным. Когда что-то абсолютно доказано, и вы убеждены, рассудочно убеждены, тогда вы можете доверять». Илогика выглядит очень-очень ясной, так что, кажется, в ней нет трюка. Есть! Трюк в том, что через научное знание вы не можете узнать тайну, которая перед вами, вы не можете узнать поэзию, которая изливается на вас, вы не можете видеть красоту и благодать, доступную вам.
Вы увидите мое тело, вы услышите мои слова, вы упустите мое молчание. А оно — мое настоящее сообщение. Вы сможете увидеть меня, как я выгляжу на поверхности, вы не сможете проникнуть в меня такого, какой я существую в своем центре.
Возможно научное знание периферии, но любовь не появляется через знание периферии человека. А связь между учеником и Мастером — это крещендо любви, высший пик любви. Любовь не может идти выше этого; это высшее, что есть в любви.
Это ваши мысли, не ощущения. А если вы слушаете мысли, у вас не может быть никакого общения со мной. Вы услышите мои слова, вы услышите мои аргументы, вы станете более образованными, вы уйдете в совершенной уверенности, что у вас что-то было со мной. А все это вздор. Эти слова, которые вы собрали, знание, которое вы накопили, совершенно бесполезно.
Это не вопрос накопления информации, это вопрос поглощения духа. Единственный способ — доверять. Только через доверие происходит это знание.
Наука использует сомнение как свой метод, религия использует доверие как свой метод. Это их фундаментальное отличие. Сомнение неуместно в мире любви, так же как доверие неуместно в мире вещей. В мире «Я-Оно» значимо только сомнение: вы не можете довериться вещам, ученый не может просто сидеть здесь и в доверии ждать, пока что нибудь произойдет. Ничего не произойдет. Он должен сомневаться, исследовать, расследовать, препарировать. Он должен использовать свой ум, свою логику, тогда только появятся какие-то заключения.
И эти заключения всегда останутся приблизительными, они всегда останутся условными, потому что в будущем может быть узнано больше фактов, и все надо будет переделывать снова. Они не могут быть категоричными.
Итак, доверие бессмысленно, оно никогда не появляется в мире науки. Сомнение остается основой. А если иногда вы приходите к заключению, заключение не становится вашим доверием, не становится вашей верой. Оно остается гипотезой.
Гипотеза означает, что до настоящего времени узнано что-то, подтверждающее эту теорию. Это только до настоящего времени; мы не можем ничего сказать о завтра. Завтра могут появиться новые факты, и когда появятся новые факты, их придется упорядочить, а теория должна будет измениться.
Наука продолжает меняться каждый день; она временна, она живет в мире ума, потому что ум — это время, ум не может жить без времени; ум моментален, временен.
Мир религии действует в совершенно другом измерении, на другом уровне. Он начинает в доверии, в любви, тогда случается совершенно другой вид знания.
Когда вы любите женщину, вы знаете ее. Вы знаете ее не так, как ее знает гинеколог, вы знаете ее совершенно по-другому. Вы не знаете ее физиологию, вы не знаете ее материальное существование, но вы знаете ее духовное присутствие. Любовь, только любовь способна познать духовное присутствие. Вы влюбляетесь не в любовь не в физическое тело, вы влюбляетесь в духовное присутствие этого человека. Но это доступно только в доверии.
В науке доверие предельно бесполезно. В религии сомнение предельно бесполезно.
Итак, Уильям, это зависит от тебя. Если ты пришел сюда изучить то, что происходит здесь, с научной точки зрения, тогда добро пожаловать. Ты можешь поступать согласно своим собственным мыслям — не называй их, пожалуйста, чувствами. Ты можешь поступать согласно своей голове — не называй это сердцем, это не так. Приветствуем тебя: будь здесь, учись, наблюдай, приходи к определенным заключениям — но они останутся гипотезами.
Но если ты пришел сюда, чтобы быть трансформированным, не только информированным, тогда ты должен будешь понять, что есть другая дверь. И эта дверь — доверие. Доверие — это абсурдное явление, логически абсурдное. Вот почему логика всегда говорит, что любовь слепа, хотя у любви есть свои собственные глаза, видящие намного глубже... и все же для логики она слепа.
Логика высмеивает любовь, а любовь понимающе улыбается всей глупости логики.
Если вы пришли сюда с логическим отношением... учитесь, наблюдайте, приходите к каким-то заключениям, но они не преобразуют вас — это главное, что вы должны осознать. Если вы пришли, чтобы быть преобразованными, тогда влюбляйтесь. Тогда забудьте голову, тогда пусть произойдет контакт «сердце-сердце», «дух-дух», тогда нет необходимости так сильно беспокоиться о том, что вы видите, вся ваша забота должна быть о том, что вы чувствуете. Тогда вам не нужно так сильно беспокоиться о собирании информации, но будьте со мной в праздновании.
Тогда не обращайте внимания на то, что я говорю, смотрите на то, какой я есть. Слушайте мое молчание, паузы, промежутки, интервалы — здесь меня больше. Тогда вы стаете осознавать совершенно другой мир, существующий здесь, поле Будды. Это энергетическое поле. Вы должны быть открыты и уязвимы для него, только тогда оно может пропитать вас, проникнуть в вас, опрокинуть вас.
Третий вопрос:
Ошо, ты недавно сказал, что никто не интересуется больше вопросами типа «Кто создал вселенную?» Но недавний номер журнала «Тайм» уделил большое место статье под названием «В начале: Бог и наука».
Основной темой статьи было то, что наука и религия близко сходятся в теории «Большого Взрыва" — создания вселенной, в которой допускается, что она возникла вследствие взрыва большого огненного шара пятнадцать или двадцать миллиардов лет назад.
«Тайм» говорит, что это звучит очень похоже на историю, которая содержится в Ветхом Завете, о том, что вселенная началась в единственной вспышке творения.
Что плохого в гипотезе, что вселенная была создана, что она имела начало? И почему вы утверждаете, что это не так? Не шаг ли это в правильном направлении, когда наука и религия соглашаются?
СУБХУТИ, запомни первое: в течение трехсот лет религия постоянно сдавала позиции. Сперва религия пытается уничтожить науку. Ей это не удалось — потому что вы не можете разрушить истину, а наука была вернее, чем религия, поскольку заботилась об объективном мире. Несомненно, у религии нет авторитета, чтобы говорить что-нибудь об объективном мире.
Когда вы больны, вы идете к врачу, вы не идете к поэту. У поэта нет авторитета; он может быть великим поэтом, но он неуместен, когда вы больны. Он может быть великим поэтом, но когда что-то ломается в вашей ванной, вы не вызываете его, вы вызываете водопроводчика. Водопроводчик, может быть, совсем не поэтичен, но водопроводчик здесь уместен. Вы не вызываете Альберта Эйнштейна — он может быть великим физиком, но что он знает о водопроводе?
Религия доказала свою несостоятельность. Она была неправа в отношении объективного мира. Однажды наука начала исследование объективного, и организованная религия очень сильно испугалась. Если бы тогда был Иисус, он бы не испугался, он бы просто сказал: «Об объективном слушайте науку». Если бы Будда был там, он бы сказал: «Слушайте науку».
Но не было Будды на Западе, где стала расти наука. А люди, подобные Галилею, Копернику и Кеплеру, истязались всеми возможными способами, потому что организованная религия, церковь, очень испугалась. То, что они говорили, шло против их писаний.
Ученые говорили, что солнце не вращается вокруг земли — а Библия говорит, что оно вращается. А ученые говорят, что земля вращается вокруг солнца. Если Библия может быть не права в одном, она может быть неправа во всем. Это была проблема, это был страх.
Человек, сказавший, что земля вращается вокруг солнца, был вызван на суд Ватикана. Галилей был стар. Ему было больше семидесяти, он был болен, почти при смерти, но его заставили прийти в суд, чтобы объявить, что все, что он сказал — неправда.
Он, наверное, был человеком с большим чувством юмора. Он сказал: «Да, если это оскорбляет вас, я объявляю, что все, что я сказал, неверно — что земля не вращается вокруг солнца, но солнце вращается вокруг земли».
Все обрадовались, и тогда Галилей сказал: «Но, сир, ничего не изменится от моего утверждения. Земля все же будет вращаться и вращаться вокруг Солнца — мое утверждение не внесло изменений! Если вы оскорблены моим утверждением, я могу взять его обратно, я могу опровергнуть. Если вы хотите, чтобы я написал другой трактат, я также могу его написать. Но ничего от этого не изменится. Кого беспокоит мое утверждение? Ни солнце, ни землю».
Организованная религия пыталась убить науку — она не смогла, потому что истина не может быть убита. Постепенно наука завладела всей территорией объективного мира. И наука впала в то же заблуждение: она стала претендовать на то, в чем была некомпетентна - такова естественная тенденция ума.
Точно так же организованная религия говорила: «Мы также правы в том, что касается объективного мира». Они не были правы. Они правы в том, что касается субъективного мира, внутреннего бытия существования. Но они не правы насчет периферии; это не их измерение. Но они притязали на то, что они правы в обоих случаях.
То же самое начинает происходить с физиками, химиками и другими учеными. В начале этого столетия наука стала очень высокомерной — тот же самый тип высокомерия, просто авторитет переместился от священников к ученым. И ученые начали говорить: «Нет Бога, нет души, нет сознания, и все это — мусор».
Такое высокомерие всегда случается с человеком. Мы еще ничему не научились. Играется снова та же самая игра. А когда наука стала чересчур высокомерной, естественно, религия стала защищаться. Она стала сдавать позиции; она начала защищаться. Она пытается присвоить себе то, что было открыто наукой. Она пытается это как-то сделать полезным для себя, потому что для нее сейчас это единственный шанс — если она покажет себя научной.
Сначала она была просто против. Если ученому было необходимо выжить, единственный способ был — доказать, что все, что он нашел, согласуется с писаниями, не противоречит. Теперь все прямо наоборот. Теперь, если религия хочет существовать в мире, она должна постоянно оглядываться на науку. Что бы ни открыла наука, религия немедленно набрасывается на это и пытается доказать, что «Это то, что мы всегда говорили».
Эта теория «Большого Взрыва» не имеет ничего общего с религиозным отношением и религиозной теории творения. В этой теории Бога нет. Это случай; это не творение, помните, потому что в этом нет творца.
Но религия в порядке обороны постоянно ищет за что ухватиться. Теория большого взрыва говорит, что мир был создан во внезапном взрыве, в огромной вспышке света. Если вы в это вцепитесь, вы сможете найти какой-нибудь способ, какой-нибудь логический путь. Вы можете говорить: «Да, это правда. Это то, что мы всегда говорили. Бог в начале сказал: «Да будет свет» — а теперь теория говорит, что был великий взрыв, что мир был создан внезапно».
Но основное упускается — не обманывайтесь. Религия говорит, что Бог сказал: «Да будет свет». Основа — не свет, основа — Божье речение: «Да будет свет». Этот Бог пропущен в теории большого взрыва: там нет Бога; это была внезапная катастрофа, не творение.
И еще одно: эта теория большого взрыва еще не совсем научна. Имеются многие другие теории. Все они — догадки; они еще не доказаны, ничего не доказано. Я вообще не думаю, что это когда-либо можно будет обосновать, как стал существовать мир. Это невозможно, потому что никто не был свидетелем этого, вы не можете найти очевидца, так что все, что они могут делать, это только строить догадки.
И это случилось пятнадцать или двадцать миллиардов лет назад. Вы не можете даже быть уверены, существовал ли когда-либо Кришна — только пять тысяч лет назад. Вы не можете быть уверены даже насчет Иисуса, был ли он действительной исторической личностью, или просто мифом — а он жил всего-то две тысячи лет назад. Вы думаете, что вы можете быть уверены в чем-то, что произошло двадцать миллиардов лет назад? — вы можете только догадываться.
И все же я говорю, что мир никогда не был создан, начала не было.
Почему я говорю, что начала не было? Субхути, это так просто. Даже если ты веришь в теорию большого взрыва, наверняка было что-то, что взорвалось. Ты думаешь, взорвалось ничто? Если там было что-то, X, V, Z — любое название, я не очень интересуюсь такими вздорными вещами, X, V, Z, что бы это ни было, это взорвалось — если что-то было там до взрыва, тогда взрыв — не начало. Он может быть началом, но не изначальным началом.
А когда я говорю, что никогда не было никакого начала, я подразумеваю изначальное начало. Что-то всегда было здесь, взрывалось ли это или росло медленно, в один день, или в шесть дней, или в один момент — несущественно. Наверняка было что-то перед этим, потому что нечто может произойти только из чего-то. Даже если вы говорите, что было ничто и оно произошло из ничего, тогда ваше ничто полно чем-то. Это не настоящее ничто.
Поэтому я говорю, что никогда не было никакого начала и никогда не будет никакого конца. Может быть начало, может быть много начал и может быть много концов, но никогда не Первый и никогда не Последний. Мы всегда в середине. Существование — не творение, но творящееся. Нет того, что оно однажды начинается и однажды заканчивается. Оно продолжается и продолжается; это открытый процесс.
Вот почему, Субхути, я говорю, что все эти догадки бесполезны, они не нужны и они бесцельны. Таким был и подход Будды. Когда бы кто-нибудь ни задал вопрос, подобный этому:
«Кто создал мир? — был ли мир когда-либо создан или он несотворенный» — Будда на вопрос отвечал вопросом. Он говорил: «Если решить, кто создал мир, поможет ли это твоему просветлению? Поможет ли это тебе стать более молчаливым, более медитативным, более осознанным?»
Естественно, человек отвечал: «Это не поможет. Кто создал мир, несущественно: это не поможет моему просветлению и это не сделает меня более медитативным».
Тогда Будда говорил: «Тогда зачем беспокоиться обо всем этом? Думай о вещах, которые могут помочь тебе стать более медитативными, думай о вещах, которые могут помочь тебе стать свободным от всех привязанностей эго, думай о вещах, которые могут окончательно привести тебя в состояние самадхи».
Мой подход в точности такой же. Это все неуместные вопросы. И из-за этих неуместных вопросов было так много полемики в течение веков, тысячи людей растратили свои жизни, споря, кто создал мир, когда точно, какая была дата, и так далее, и так далее.
Я думаю, эти люди были неврастениками. Я не считаю их нормальными, здоровыми, здравомыслящими людьми. Кто беспокоится? Зачем? Это вообще несущественно, это нематериально.
Четвертый вопрос:
Ошо, в чем тайна шутки?
ВНЕЗАПНЫЙ неожиданный поворот — вот тайна шутки — открытие. Вы ждете чего-то одного, а происходит другое, и это абсурдно, и все же имеет свою собственную логику. Это смехотворно и все же не лишено логики.
Вот что вдруг становится в вас смехом. Вы видите в этом смешное, и логику также. Это неожиданно. Если это ожидалось, тогда это не приносит в вас смеха. Если вы знаете шутку, тогда она не смешит вас, потому что теперь вы знаете, что-то ожидается.
На кладбище жили два насекомых. Одно сказало другому: «Хочешь позаниматься любовью в мертвом Эрнесте сегодня вечером?»
Ах, бедный мертвый Эрнест...
Англичанин в своем первом путешествии в Америку зашел в один из тамошних ночных. Свет погас и сцену вышел Хэнни Молодчик и приветствовал толпу своей знаменитой традиционной тирадой:
«Возьмите мою жену... пожалуйста».
В толпе раздался взрыв хохота. Англичанин был заинтригован. «Ну и шутка, — сказал он себе. — Я должен это запомнить и испробовать ее на ребятах по возвращении».
Просто когда кто-то говорит: «Возьмите мою жену», вы ждете, что он скажет: «например». «Возьмите мою жену, например». Но он говорит: «Возьмите мою жену» — и затем молчание, маленькая пауза... «пожалуйста». Это неожиданно.
Несколькими неделями позже, возвратившись в Лондон, он на собрании своего клуба подошел к микрофону и, торжественно сказал:
«Рассмотрите мою жену, пожалуйста».
Теперь все утеряно. Только одно слово делает это прекрасным.
Тайна шутки в том, что она приводит вас в точку, где вы ждете, ждете, ждете, что это случится, и этого никогда не случается. А то, что случается, так неожиданно: поскольку вы ждали, вы приходили в напряжение; и вдруг происходит что-то другое, а напряжение достигло такого накала, что оно взрывается. Вы все смеетесь. Это безмерное освобождение, это великая медитация.
Если вы можете смеяться тотально, это даст вам мгновение не-времени, не-ума. Ум живет логично, с ожиданиями, смех — нечто, приходящее запредельного. Ум всегда догадывается, что должно произойти, нащупывает. А происходит что-то, абсолютно противоположное его ожиданиям; он просто останавливается на мгновение.
И в это мгновение, когда ум останавливается, смех приходит из вашего живота, животный смех. Все ваше тело охватывает спазм, это оргазмично. Хороший смех невероятно медитативен.
Английский джентльмен зашел к своему хирургу и говорит: «Старик, у меня есть это проклятое желание стать ирландцем. Можешь ли ты сделать какую-нибудь операцию, чтобы сделать меня им?».
«Ну, — ответил хирург, — это чертовски рискованное дело, знаешь. Мы должны удалить девяносто процентов твоего мозга».
«Валяй» — ответил англичанин.
Когда он пришел в сознание после операции, то обнаружил свою постель окруженной докторами с вытянутыми лицами. Его хирург шагнул вперед, говоря: «Ужасно жаль, старик, но во время операции старый скальпель соскользнул и мы нечаянно удалили сто процентов твоего мозга».
Англичанин сказал: «Оце ж зовсим друга справа!»
Пятый вопрос:
Ошо, какое твое послание вкратце?
ПАРИНИРВАНА — более известная в коммуне как Парибанана. Послание Будды вкратце: Будьте светом в самих себе. А мое? - Будьте шуткой в самих себе!
Шестой вопрос:
Почему я всегда думаю о деньгах?
А О ЧЕМ еще думать? Деньги — сила. Все остальные думают о деньгах, не беспокойся. Даже те, кто думают о другом мире — у них другие монеты, но они тоже думают о деньгах. Деньги представляют силу; на деньги вы можете купить.
Ваши святые тоже думают о деньгах — они называют их добродетелью. На добродетель вы можете купить на небесах дом получше, машину получше, женщину получше.
Некоторые люди не так жадны, они думают только о деньгах, которые текут в этом мире. Некоторые люди более жадные, они думают о другом мире. А если вы думаете о добродетели, чтобы достичь рая, что это, как не деньги?
Человек прекращает думать о деньгах, только когда он начинает жить в настоящем. Деньги — это будущее; деньги— это безопасность будущего, гарантия будущего. Если у вас хороший баланс в банке, ваше будущее защищено. Если у вас хорошая репутация, даже жизнь после смерти защищена.
Весь мир думает в терминах денег. Те, кто думают в терминах политики силы думают в терминах денег, ибо деньги — символ власти. Вот почему вы можете продолжать накопление все больших и больших денег, но вас никогда не покинет желание иметь еще больше, ибо жажда власти неограниченна, она не знает конца.
А люди жаждут власти, потому что глубоко внутри они пусты. Они хотят как-то забить эту пустоту чем-нибудь — это могут быть деньги, власть, престиж, уважение, репутация, добродетель. Что-то будет сделано; они хотят забить свою внутреннюю пустоту.
В мире есть только два типа людей: те, которые пытаются забить свою внутреннюю пустоту, и те, весьма редкие, драгоценные существа, которые пытаются увидеть внутреннюю пустоту. Те, кто пытается забить ее, остаются пустыми, разочарованными. Они продолжают коллекционировать мусор, вся их жизнь бесполезна и бесплодна. Только другой вид, очень драгоценные люди, пытающиеся взглянуть в свою внутреннюю пустоту без всякого желания наполнить ее, становятся медитирующими.
Медитация — это взгляд в вашу пустоту, приветствование ее, наслаждение ею, бытие единым с ней, без желания наполнить ее — нет необходимости, ибо она уже полна! Она выглядит пустой, потому что у вас нет правильного способа видеть ее. Вы видите ее через ум; это неверный способ. Если вы отложите ум в сторону и посмотрите в вашу пустоту, то она имеет безмерную красоту, она божественна, она с радостью переливается. Ничего больше не нужно.
Тогда только человек прекращает думать о деньгах, прекращает думать о власти, прекращает думать о рае — ибо он уже в раю, ибо он уже богат, ибо он уже сила.
Но обычно, Рамдас, это не имеет никакого отношения только к тебе; все тем или иным образом думают о деньгах.
Разговаривали две матери. Одна сказала другой: «Я давно тебя не видела. Как твой сын, что он делает?»
Она ответила: «Мой сын — знаменитый актер Голливуда, он баловень судьбы. Он сейчас строит новый дом, который стоит триста тысяч долларов. А что делает твой сын?»
Вторая мать сказала: «Мой сын живет еще лучше. Он гомосексуалист и живет в Голливуде, как раз сейчас переехал к актеру, у которого дом за триста тысяч долларов».
Молодая женщина решила отложить немного денег на черный день, и заявила своему мужу, что каждый раз, когда они занимаются любовью, он должен положить пять долларов в копилку.
Этой ночью, так как он начинает готовиться, она напоминает ему о своем требовании. У него только четыре доллара, и его жена соглашается только на восемдесят процентов акта. Но по мере того, как страсть нарастала, она решила одолжить ему доллар до завтра.
Рахиль беременна, и Сэмми, ее муж, очень темпераментный мужчина, страдает от мук безбрачия.
Рахиль, управляющая домашним хозяйствам, проникается к нему жалостью и дает ему сотню лир, чтобы посетить район красных фонарей.
Когда Сара, соседка, видит Сэмми выбегающим из дома, она окликает его: «Куда ты так бежишь? Ты выглядишь таким счастливым!»
Сэмми показывает ей деньги и рассказывает, что он собирается потратить их на прекрасную юную девочку.
«Дай мне деньги! — предлагает прелестная Сара. —Ты не раскаешься, вот увидишь!»
Рахиль вскоре узнает об этом. Очень возмущенная, она взрывается: «Зараза! Когда она была беременна в прошлом году, я делала то же самое для Исаака, ее мужа, бесплатно!»
Люди постоянно думают о деньгах, деньгах, деньгах. Поэтому с тобой не случилось ничего особенного, Рамдас. Ты — нормальный ненормальный человек, такой же неврастеник, как все другие.
Но, пожалуйста, выйди из этого невроза. Живи мгновением, отбрось будущее, и деньги потеряют свою привлекательность. Живи мгновением с такой полнотой и непринужденностью, как если бы не было следующего мгновения, как если бы это было последнее мгновение. Тогда всякое желание денег и власти просто покидает тебя.
Если внезапно ты узнаешь, что сегодня ты умрешь, что произойдет? Ты все еще будешь интересоваться деньгами? Внезапно всякое желание денег покинет тебя. Если это — последний день, ты не можешь разбазаривать его на размышление о будущем, обладание большими деньгами в мире; это придет не завтра.
Поскольку мы живем в «завтра», деньги стали очень важны. И поскольку мы не живем, мы только имитируем других, деньги стали очень важны. Кто-то строит дом, и вы чувствуете сильное унижение. Вы не были недовольны вашим собственным домом всего несколько дней назад.
Но этот человек построил больший дом: теперь появляется сравнение, а оно причиняет боль, оно причиняет боль вашему эго. Вы хотели бы иметь больше денег. Кто-то сделал что-то еще, и ваше эго обеспокоено.
Отбросьте сравнение, и жизнь станет по-настоящему прекрасна. Отбросьте сравнение, и вы можете наслаждаться жизнью во всей ее полноте. А человек, наслаждающийся своей жизнью не имеет желания завладевать, потому что он знает, что настоящее в жизни, достойное наслаждения, не может быть куплено.
Любовь нельзя купить. Да, секс можно купить. Итак, тот, кто знает, что такое любовь, не будет заинтересован в деньгах. Но тот, кто не знает, что такое любовь, обречен быть заинтересованным в деньгах, потому что на деньги можно купить секс, а секс — это все, что он знает.
Вы не можете купить звездную ночь. Тот, кто знает, как наслаждаться небом, полным звезд, не будет сильно беспокоиться о деньгах. Вы не можете купить закат. Да, вы можете купить Пикассо — но тот, кто знает, как наслаждаться закатом, вообще не будет заинтересован в покупке картины. Жизнь такая картина, она так подвижна, это живая картина!
Но люди, не знающие, как видеть закат, готовы покупать Пикассо за миллионы долларов. Они даже не узнают, как повесить его, перевернутым или неперевернутым. Но они хотят показать другим, что у них есть картина Пикассо.
Я слышал, что однажды богач пришел к Пикассо. Он хотел две картины, и немедленно, и готов был заплатить столько, сколько потребуется. Пикассо потребовал умопомрачительную цену — думая, что он не сможет заплатить ее — потому что только одна картина была готова.
Но богач был готов платить.
Тогда Пикассо вышел, разрезал полотно надвое, и богач подумал, что это две картины.
Я услышал еще одну историю: на одной выставке Пикассо люди оценивали его картины. И все критики собрались вокруг определенной картины, которая выглядит самой абсурдной, и поэтому самой трогательной — потому что когда что-то — абсурд, это вызов вашему интеллекту, и каждый критик пытается доказать, что он понимает, что это такое.
А потом пришел Пикассо и сказал: «Подождите. Какой-то дурак повесил ее вверх тормашками. Дайте мне повесить ее правильно». И они выставили картине высшую оценку!
Если вы знаете, как наслаждаться цветком розы, зеленым деревом на вашем дворе, горами, рекой, звездами, луной, если вы знаете, как наслаждаться людьми, вы не будете так сильно одержимы деньгами. Привязанность возникает, потому что мы забыли язык празднования. Поэтому деньги стали единственной вещью, которой можно похвалиться — ваша жизнь так пуста.
Я не скажу вам: отвергните деньги. Это говорилось вам веками; это не изменило вас. Я собираюсь сказать вам нечто другое: празднуйте жизнь, и привязанность к деньгам исчезает автоматически. И когда это продолжается само по себе, это не оставляет ссадин, это не оставляет ран, это не оставляет следов.
Седьмой вопрос:
Что такое мудрость?
СТЕФЕН КРЭЙН пишет: я встретил видящего, он держал в своих руках книгу мудрости. «Сэр, — обратился я к нему, — дайте мне почитать».
«Дитя...» — начал он.
«Сэр, — сказал я. — Не думайте, что я дитя, я знаю уже многое из того, что в ней содержится».
«Ах, многое!» — он улыбнулся. Тогда он открыл книгу и подержал ее передо мной. Странно, что я так внезапно ослеп.
Мудрость — не есть знание. Образованный человек не может видеть ее, он слеп. Только невинный человек может видеть ее, только дитя, тот, кто ничего не знает, тот, кто действует из состояния не-знания — он может узнать, что такое мудрость. Мудрость не имеет ничего общего со знанием, вообще ничего; она имеет что-то общее с невинностью. Необходимо что-то от чистоты души, нужно что-то от пустоты бытия, чтобы мудрость росла.
«Только те, кто подобен маленьким детям, будут способны войти в мое царство Божие». Да, Иисус прав.
Знание приходит извне, мудрость поднимается изнутри. Знание заимствовано, мудрость оригинальна. Мудрость — это ваше озарение в существовании —