— А почему мне ужинать не несут? — возмутилась Люси.
На серебряных листьях ожерелья холодно мерцали отсветы. В очаге пылало теплое желтое пламя, а вот синеватый блеск украшения наводил на мысль о ледниках и замерзших озерах.
— Мы поедим попозже, — отозвалась мать.
— А я хочу сейчас! — завопила Люси. — Я — принцесса, мне не пристало ждать! Пусть эта лягушка-рабыня пошевеливается!
Пега вскочила с места, сжав кулачки.
— А ну, возьми назад свои слова! Я не рабыня!
— Лягушка, лягушка, лягушка! — дразнилась Люси.
Пега кинулась было на нее, но Бард преградил ей путь.
— Вот так оно и начинается! — воскликнул старик, воздевая посох.
Горячая волна обдала Джеку лицо, Пега рухнула на пол. В воздухе зашумело, как будто что-то пролетело над домом на гигантских крыльях. Бард опустил посох — и ощущение развеялось.
— Вот так зараза и распространяется, — объяснил старик. — Сперва бросает в жар, затем накатывает ярость. Необходимо изгнать ее, прежде чем недуг сожрет нас всех. И первым делом следует избавиться от этого ожерелья.
— Нет! — завизжала Люси. — Оно мое! Мое! Мне его подарила моя настоящая мать! Никто из вас его и пальцем не тронет, понятно?
Тут с девочкой приключилась самая настоящая истерика, и отец поспешно встал между нею и остальными.
— Я не позволю ее обижать, — заявил он.
— Джайлз, дурень ты непроходимый, мы же ей помочь пытаемся! — возразил Бард. — В ходе обряда «огня бедствия» Люси оказалась уязвима именно из-за ожерелья. Его необходимо снять.
Мать, Джек и Пега встали рядом со стариком. Джек чувствовал, что и сам вот-вот впадет в истерику. Чего доброго, им придется силой обуздывать отца, а исход такой борьбы отнюдь не предрешен. Джайлз, конечно, хром, но долгие годы тяжкой работы на ферме закалили и укрепили его мускулы. Он же несгибаем и крепок, как старый дуб, и притом упрямее черномордого барана.
— Это не Люси, это я во всем виноват, — промолвил Джайлз Хромоног. — Все потому, что много лет назад я солгал — да, я знал, что поступаю дурно, но меня одолел грех гордыни. Я поддался искушению, я не выдержал испытания. А теперь пришла пора расплачиваться за грехи.
Бард опустился на скамью и протер глаза.
— Какую-то бессмыслицу ты несешь — прямо даже хуже, чем обычно. Держу пари, у половины деревни головы болят именно из-за тебя.
Пугающее напряжение постепенно развеивалось. Джек с Пегой устроились у ног Барда, и Джек мысленно возблагодарил судьбу, что до драки дела не дошло.
— Ну давай, Джайлз, выкладывай, что там была за ложь, — велел старик, потирая лоб. — Учитывая, что о своих грехах ты нам все уши прожужжал, этот должен быть просто-таки из ряда вон.
Глава 8
Потерянное дитя
— Люси было только два дня от роду, — начал отец, — и Алдита слегла с молочной лихорадкой. И малютку кормить не могла. По счастью, жена кожевника только что разрешилась от бремени. Я уложил Люси в корзинку и понес ее на сыромятню, что за ореховой рощицей.
Джек знал, где это, — а кто не знал? Кожевник умер два года назад, а до того вонь с его двора можно было учуять, сыромятни еще не видя. Люди приносили ему шкуры; мастер вымачивал их в огромном зольном чане. Когда же вся шерсть выпадала, он выскребал кожи, погружал их в отвар из коры, чтобы они побурели, втирал в них кашицу из гнилых плодов, любых, какие только удавалось выпросить у фермеров, и, наконец, обмазывал свиным и куриным пометом. Сказать, что во дворе разило как на задворках ада, — значит не сказать ничего.
Но Джек понимал: отнести туда Люси было вопросом жизни и смерти. Он смутно припоминал, что малышка и впрямь на время куда-то делась. В ту пору он гораздо больше волновался из-за болезни матери.
— Жена кожевника, благослови ее Господь, кормила Люси до тех пор, пока Алдита не поправилась, — продолжал между тем Джайлз. — И вот я пошел забрать дитя домой, а по пути назад вижу, что вся земля в рощице усыпана спелыми орехами. Такую удачу грех упустить. В это время года дикие свиньи обычно подъедают их все подчистую. Так вот, укрепил я корзинку с Люси в ветвях бузины на опушке леса. Надежно спрятал, стало быть. А она и спит себе, как ангелочек. Помню, я еще подумал, дочурка-то вся в меня удалась — ну прямо как две капли воды.
Джек, Бард и мать разом выпрямились. Пега, незнакомая с семьей настолько близко, завороженно слушала отца. Остальные-то хорошо знали, что Люси на Джайлза Хромонога нисколечки не похожа. Чудо, да и только! Девочка уродилась золотокудрой и синеглазой — хорошенькая, точно солнечный лучик в темной чаще.
— Я думал, ей ничего не угрожает, — простонал отец. — Думал, никто до нее не доберется. Набрал мешок орехов, возвращаюсь — а в бузине что-то как зашуршит. Я мешок бросил и бегом к корзинке. Тут раздался пронзительный вопль, аж уши заложило — хуже волчьего воя. И из бузины отовсюду повыпрыгивали… не знаю, как и назвать — твари какие-то.
С виду — люди не люди, этакие малорослые уродцы, все пятнистые да крапчатые, точно травяной ковер в лесу. Шныряют вокруг, в глазах так и зарябило: то покажутся, то сольются с листьями, то снова появятся. Разбегаются во все стороны, как пауки, и друг другу из рук в руки передают какой-то сверток… смотрю — а это Люси!
Отец сложился вдвое, едва не уткнувшись лицом в колени.
«Тошнит его, что ли?» — подумал Джек.
Мальчугана и самого едва не замутило при мысли о том, как крохотного младенца швыряют вверх-вниз. Мать побелела как полотно.
— И что же было дальше? — осведомился Бард.
Джайлз Хромоног выпрямился, лицо его исказилось от боли.
— Я кинулся вдогонку за этими тварями, а они петляют туда-сюда, перебрасывая малютку друг другу. Улепетывают во всю прыть между деревьев к холмам, прочь от деревни. Ныряют под ветви настолько низкие, что мне и не продраться, протискиваются сквозь щели настолько узкие, что мне оставалось только идти в обход. Я проклинал свою хромоту. Куда мне, с моей ногой, за ними угнаться-то! Очень скоро я безнадежно отстал, а твари убегали все дальше и дальше, вот уже только смутным пятнышком вдали маячат, а вот и совсем исчезли. А я все гнался за ними да гнался, обещал им что угодно, лишь бы они вернули мне мое дитя. Но ответа мне не было. А в лесу следов — без счету, и не счесть ручейков и долин. Я обшаривал их одну за другой, пока не сгустились сумерки. И наконец вернулся к бузине. Рухнул на колени и принялся молить Господа о милости если не ко мне, то хотя бы к Алдите. И вот молюсь я и слышу чудесный, заливистый звук — будто счастливое дитя воркует. Залез я на дерево, к корзинке, и что же? — лежит там, завернутая в одеяльце, девочка, краше которой я в жизни не видывал. Я сразу понял: мне ее сам Господь послал, — закончил Джайлз Хромоног.
Глаза его сияли от счастья. Но по мере того как шли мгновения, а тишины никто не нарушил, упоение схлынуло, и лицо его вытянулось.
— Ну, то есть я надеюсь, что Господь, — неуверенно пробормотал Джайлз.
Чары разом развеялись.
— Ты хочешь сказать, что Люси — не моя дочь? — охнула мать.
— А я тебе что говорила! — довольно подтвердила Люси. Из всех присутствующих она одна нимало не ужаснулась. Девочка по-кошачьи потянулась и изящно зевнула. — Папа всегда уверял, что я принцесса.
— Почему ты не сказал мне правды? — пронзительно закричала мать. — Я бы растила эту твою Люси как родную дочь, но я обыскала бы лес и нашла свою детку. Вся деревня мне бы помогла.
— Ну, ох, тебе ж нездоровилось… Ты много дней вообще не в себе была.
— К тому времени я уже пришла в себя! Мне уже тогда померещилось, что дитя выглядит совсем иначе, да только я ж малютку видела совсем недолго. Ох, Джайлз, как ты мог?
— Я поддался искушению, я не выдержал испытания, — глухо проговорил отец. — Я впал в грех. Думаешь, я не бичевал себя за эту слабость?
— Будь так добр, перестань уже приносить свою боль Господу, сколько можно-то! — устало промолвил Бард. — У нас тут серьезная беда, и твой обман усугубил ее еще более.
Бард подошел к Люси и заглянул девочке в глаза. Мать, не дыша, опустилась на скамью. Джеку казалось, будто он в страшном сне. То есть Люси теперь ему не сестра? Как так может быть? Но приходилось признать, что она порою и впрямь ведет себя странно.
— Кто же она такая, господин? — спросил мальчик Барда.
— В высшей степени интересный вопрос, — отозвался старик. — Мне доводилось видеть подменышей, — (Отец застонал; мать затаила дыхание.) — Но таких — никогда. Подменыши, бедняжки, в нашем мире чувствуют себя неуютно.
— А вдруг подменыш — это я? — внезапно спросила Пега. Джек вскинул глаза: лицо девочки исказилось от муки. Половину этого лица затемняло родимое пятно, а вторая половина побледнела от страха. — Мне порою кажется, что так и есть. У жены вождя хранится зеркало из полированной бронзы, и я в него однажды заглянула.
— Нет, милая, — мягко отвечал Бард. — Подменышам до смерти страшно, потому что их силой выдернули из их родного мира. Они впадают в слепую ярость и пронзительно визжат, сводя с ума тех, кто рядом. Однако ж подменыши сами не знают, что делают, потому что чужих переживаний им не понять. Ты, дитя мое, не такова.
Пега выдохнула с таким явным облегчением, что у Джека даже сердце защемило.
— А вот Люси вроде бы способна любить, — неуверенно предположил Бард, — и однако ж ее чувства непостоянны, как солнечный блик на поверхности ручья.
— Она любит меня, — решительно объявил Джайлз.
— Когда ей это удобно.
— Ну, словом, Люси — не подменыш, и дело с концом. Ее все просто обожают, — подвел итог отец.
— А это потому, что я принцесса, — подтвердила Люси, играя со своими прелестными золотыми локонами.
— Мне нужно хорошенько все обдумать, — промолвил Бард, не обращая внимания на очаровательную улыбку Люси. — Жалко портить такой чудесный весенний вечер напрасными тревогами.
И старик извлек из котомки промасленный сверток, внутри которого обнаружились четыре превосходные копченые форели, некогда пойманные Пегой. Мать загодя испекла ячменные лепешки и сготовила целый горшок пюре из пастернака с маслом.
Пега помогла накрыть на стол. Она взялась за работу так же непринужденно и весело, как и в доме Барда. Мать тепло поблагодарила гостью.
«Я ж тоже помогал, — подумал Джек. — Я весь день чинил ограды и гонялся за черномордыми овцами. Но до меня никому дела нет и не было. Господи милосердный, да я разнылся точно плаксивый трехлетка. Небось это все та самая зараза, о которой говорил Бард, дает о себе знать».
И мальчуган заставил себя глядеть на мир приветливее.
Бард поразвлек слушателей историей про ледяной остров, на котором он некогда прожил целую неделю. Он выдержал настоящую битву с тролльим медведем — хищник обосновался на том же плавучем острове — и сбросил зверюгу в море.
Мысли Джека то и дело возвращались к Люси. Она всегда была непохожа на них всех, эта златокудрая красавица. И дело не только во внешности. Она двигалась так, что поневоле залюбуешься. Улыбнется — и тотчас забываешь, как эта негодница себя вела за минуту до того. Даже Джек, отнюдь не разделяющий слепое обожание отца, обнаруживал, что смеется без всякого повода, глядя на Люси в те моменты, когда та мила и ласкова.
Бард с Пегой остались на ночь, за что Джек был им бесконечно признателен. Под одной крышей с отцом мальчуган чувствовал себя до крайности неуютно. Постелей на всех не хватило, так что Барду, разумеется, досталось самое лучшее. А Джеку с Пегой пришлось довольствоваться тощей охапкой соломы. Люси, как то и подобает потерявшейся принцессе, изволила почивать на ворохе мягких овчин.
Джек проснулся еще до рассвета, замерзший и злой. Бард уже сидел у огня. Он поманил ученика к себе, как если бы накануне ровным счетом ничего не произошло.
— Я вот все размышляю о твоей сестре, — проговорил старик, вороша угли посохом.
— Выходит, она мне и не сестра вовсе, — вздохнул Джек.
В каком-то смысле Люси для него умерла, хотя на самом-то деле девочка мирно спала себе на чердаке.
— Кровные узы тут ни при чем, парень. Всю свою жизнь ты о ней заботился и ее любил, так что в твоем сердце она все равно остается тебе сестрой. Но меня занимает другое: что она сама чувствует.
Утренний хор птиц набирал силу — посвист зарянок, воркотня вьюрков, заливистые трели дроздов. А громче всего в садах и лесах перекликались вороны, словно убеждаясь, что товарки благополучно пережили ночь. Вот Торгиль поняла бы, о чем они толкуют. Впрочем, их пустопорожняя болтовня девочку только раздражала.
— Я видел Торгиль, господин, — выпалил Джек. — Когда упражнялся в прозрении.
— У тебя получилось? Молодчина!
На душе у Джека потеплело от похвалы. Он рассказал, как разглядывал пташку на камышинке и как внезапно оказалось, что в клюве у нее кузнечик.
— Так бывает, когда видение оживает, — объяснил Бард. — Ты увидел птицу такой, какой ее когда-то нарисовал художник-римлянин.
— А еще на камышинке блик играл, я обернулся посмотреть, откуда это свет падает, и увидел костер на взморье. Торгиль дралась с каким-то незнакомым мальчишкой.
— Знакомая картина, — кивнул Бард. — А скажи мне, море лежало от них к востоку или к западу?
Джека внезапно захлестнула тоска, видение обрело четкость. Он снова смотрел на серо-зеленое море, раскинувшееся позади костра. Над водой до самого горизонта клубилась пелена тумана, и над ней вставало солнце. А значит… значит…
— Море лежит к востоку!
Бард кивнул. И Джек сразу все понял. Викинги снова переплыли море. Что они затевают? Неужели в эту самую минуту Торгиль плывет вдоль берега с отрядом берсерков?
— Мы поговорим об этом позже. — Бард предостерегающе поднес палец к губам.
С чердака послышался капризный голос Люси; отец смиренно оправдывался. Пега резко села; из ее клочковатых волос во все стороны полетела солома. Девочка тут же принялась за дело: собрала постели, расставила чашки, положила кочергу в огонь — согреть сидр. Джек ценил ее трудолюбие, но порою неиссякаемая энергия Пеги начинала его утомлять. Перед самым приходом матери Пега поставила на огонь железный котелок, купленный на серебро Джека, и уже кипятила воду для овсянки. Отец с Люси на руках неуклюже спустился по приставной лестнице.
— Где мой сидр? — потребовала девочка. — Умираю, пить хочу. И чтоб в овсянку побольше меда добавили!
— Я тебе помогу, — поспешно предложил Джек, прежде чем Пега стукнет Люси кочергой по лбу.
Мальчуган достал кожаный мех и наполнил чашки. А мать принялась за стряпню.
— Мне нужно повидать брата Айдена, — объявила она, не поднимая глаз от работы.
— Конечно, — кротко согласился отец.
— Отличная мысль! — поддержал Бард. — У меня к нему тоже вопрос-другой есть. Я почти уверен, что знаю, кто такие эти существа из ореховой рощицы, но хотелось бы услышать, что думает на этот счет брат Айден.
— Я хочу выяснить, где они живут. — Мать мешала овсянку, по-прежнему не поднимая глаз. — Я хочу, чтобы ты отыскал их, Джайлз, и вернул нашу дочь домой. Сейчас же, немедленно, — и даже не думай завернуть по пути выпить элю с кузнецом. Ты меня слышишь?
Все потрясенно уставились на мать: так нечасто случалось ей отдавать приказы. Люди даже и не вспоминали, что она — ведунья, владеет разной мелкой магией и способна управлять животными с помощью одного только голоса. А сейчас вот именно таким голосом мать и заговорила. Никто не дерзнул ей возразить, даже Бард словно язык прикусил. Джек чувствовал, как воздух неуловимо вибрирует.
— Джайлз, ты меня слышишь? — повторила мать.
— Да, родная, — отозвался отец.
Вибрация разом стихла. Все облегченно выдохнули и вновь взялись за дела.
Глава 9
Брат Айден
Над полями и лугами еще клубились струйки тумана, когда все наконец пустились в путь к хижине брата Айдена. Люси пожелала ехать на Ромашке, хотя Джеку казалось, пешая прогулка пошла бы ей больше на пользу.
Брат Айден сидел у порога, запрокинув голову, и глядел, как в небе кружит стайка ласточек. В лице его читалась такая радость, что Джек тоже посмотрел вверх: уж не пропустил ли он чего важного? Да нет, самые обычные птицы, носятся туда-сюда, щебечут… и от хижины далеко не улетают.
— Они славят Господа, — проговорил монашек, возвращаясь, так сказать, с небес на землю, и поприветствовал гостей. И как только брат Айден перестал смотреть вверх, ласточки упорхнули к ореховой рощице.
Внутри похожей на улей хижины было темно и тесно. Там стоял крохотный алтарь с небольшим оловянным крестом. Отец смастерил для брата Айдена табуретку и рабочий стол. Когда все это помещалось внутри, то для самого монаха места едва хватало. Потому Джайлз соорудил ему еще и отдельный сарайчик для стряпни. Рядом с этим аккуратно огороженным участочком раскинулся огородик, где росли лекарственные травы и овощи.
В хорошую погоду брат Айден вытаскивал стол наружу и работал, переписывая священную книгу. Именно этим он занимался и сейчас; бутылочки с чернилами выстроились рядом с гусиными перьями и кисточками из куньего меха. У монаха было всего-то-навсего три куска пергамента, но он работал так медленно, что количество значения не имело. Пергамент был покрыт прихотливыми завитушками и причудливыми рисунками вроде виноградных лоз, змей или глаз.
— Неужели птицы и вправду славят Творца? — благоговейно переспросил отец, проводив взглядом улетающих ласточек.
— Творца славит всякая тварь, — отвечал брат Айден. — Когда святой Кутберт предавался благочестивым размышлениям по шею в холодной морской воде, выдры резвились у его ног, обтирая их досуха, когда тот выходил на берег.
Джек уже собирался спросить, как это мокрая выдра способна что бы то ни было обтереть досуха, но суровый взгляд Барда заставил его прикусить язык.
— Мы пришли к тебе с вопросами, — промолвил старик.
— Помогу чем смогу, только вы ведь знаете, я человек неученый.
— Ты для нас в самый раз, — улыбнулся Бард. — Вот Джайлз только что признался, что Люси — не его дочка.
И старик пересказал историю про бузинное дерево и ораву маленьких человечков.
— Любопытно, — проговорил брат Айден. — Похоже, это пэки.
— Пэки? — переспросил Джек.
Это слово он слышал в первый раз.
— Они же хобгоблины, — кивнул Бард. — У них много имен. Я про них сразу подумал.
— И эти… эти твари забрали мое дитя! — всхлипнула мать. — Жива ли она, моя девочка?
— Бедняжка Алдита! — Брат Айден завладел ее руками. — Мы — два непроходимых дурня, разговариваем о твоей дочери так, как будто речь идет всего-навсего о занятной задачке. Я думаю, дочь твоя, скорее всего, жива. Пэки не злы, просто поозорничать любят. Иногда они заставляют молоко скиснуть или пробивают дыры в ведрах. И ничего серьезнее.
— Но зачем им понадобилась моя малютка?
Брат Айден и Бард переглянулись.
— Это единственное слабое место в нашей теории, — признался Бард. — Мы в жизни не слыхивали, чтобы пэки похищали детей.
— А если и похитили, я уверен, пэки позаботились о ней как должно, — проговорил брат Айден.
Мать осела на пол, закрыв лицо руками, и отец нерешительно, словно ожидая отпора, опустился на колени рядом с ней.
— Я их найду. И предложу им выкуп, — пообещал он.
— Ты понятия не имеешь, где они живут, — глухо возразила мать.
— А вот здесь пригожусь я, — вмешался Бард. — В их страну есть пути — если знать, где искать. А уж я-то знаю. Пэки живут в пещерах под землей; в молодости я частенько к ним в гости захаживал. Они любят темные чащи и горы со стремительными ручьями. Ближайшее такое место — это Лорнский лес.
«Лорнский лес», — повторил про себя Джек.
Что за чудесное название! Даже звучит завораживающе. Мальчуган словно наяву видел скалистые ущелья, заросшие папоротниками.
— А где это, господин? — нетерпеливо спросил он.
— В нескольких днях пути от Беббанбурга.
— Если эти существа живут так далеко, тогда что они тут позабыли? — вмешался отец.
— Ты просто не знаешь пэков, — объяснил Бард. — Они тридцать миль пробегут без устали, чтобы набрать орехов и успеть домой к ужину. Они на орехах просто помешаны.
— Если бы я только не задержался в этой рощице, — простонал отец.
— Увы, ты задержался — и это подводит нас ко второму вопросу, — отозвался Бард. — Где они раздобыли Люси?
Все глаза обратились к девочке. А та собирала себе цветы в садике брата Айдена как самый обычный ребенок. Но вот она швырнула букет Пеге и злобно потребовала:
— А ну, сплети мне из них корону, ты, лягушка!
— Плети сама, клопиха, — парировала Пега.
«Клопиха» в устах Пеги было самым страшным оскорблением. Она до дрожи ненавидела кровососущих тварей: один из ее прежних владельцев как-то раз запер рабыню в хижине, что кишмя кишела клопами.
Бард рассказал, как изменилось поведение Люси после обряда «огня бедствия» и как ярость подчинила себе сперва Джайлза, а потом Алдиту с Джеком.
— Возможно, она одержима, — заметил брат Айден. — Общеизвестно, что демонов привлекают дети, которых разбаловали родители. Души детей, изведавших лишения и нужду, для демонических зубов — слишком крепкий орешек. Демоны охотятся за ягнятками понежнее.
— Не говори так! — взмолился отец.
— Мне очень жаль. Но так уж устроен свет, — развел руками монашек. — Экзорцизм может пойти Люси на пользу.
— Люси не одержима!
— Назови это безумием, или одержимостью, или чем угодно, но во время обряда что-то произошло, отрицать не приходится, — доказывал Бард.
— Ох, прекратите, пожалуйста, — вмешалась мать, и Джек вдруг осознал, насколько усталый у нее вид. Мальчуган впервые разглядел, что волосы ее посеребрила седина, а у губ пролегли морщины. Наверное, раньше он их просто не замечал. — С каждым днем Люси все больше от нас отдаляется. Поначалу она всего лишь утверждала, что не наша дочка — вот уж я не думала, не гадала, что она окажется права! — а теперь еще и беседует с кем-то, кого я не вижу, и повторяет разговоры, которых я не слышу.
Джек оглянулся: его сестренка и впрямь разговаривала с кем-то в эту самую минуту. Сидела себе на траве, рассыпав вокруг себя собранные цветы, и неотрывно смотрела в некую точку над грядкой с пряными травами в огороде брата Айдена. Лицо ее сияло радостью; девочка восторженно прижала руки к груди, точно залюбовавшись восхитительным представлением.
— Прежде ты об этом не упоминала, Алдита, — упрекнул отец.
— Как я могла — если ты денно и нощно твердил про демонов?
А на грядке между тем не было ровным счетом ничего, кроме розмарина, и мяты, и шалфея, да еще над цветами вились две-три пчелы.
— Люси, — мягко позвал Бард. — Что ты такое видишь?
Девочка резко развернулась, лицо ее исказилось от гнева.
— Оставь нас! — рявкнула она. — Дозволения заговорить тебе никто не давал.
— Тогда я прошу о таком дозволении, — отозвался старик, и Джек подивился его терпению.
На мгновение Люси смешалась. Девочка растерянно переводила взгляд с огорода на Барда и обратно.
— Можешь говорить, — наконец разрешила она.
— Боюсь, я не вижу твоих друзей.
— Это потому, что ты — простолюдин, — фыркнула девочка.
— Люси! — воскликнула мать.
— Ничего, все в порядке. Люси, я был бы весьма признателен, если бы ты передала от меня своим друзьям привет и поклон.
Девочка вновь обернулась к грядке и взволнованно заговорила. Ее губы двигались, но совершенно беззвучно. Бард подошел ближе и внимательно оглядел садик.
— Они сказали, ты старый дурак, и из ушей у тебя волосы растут, — наконец отозвалась Люси.
Мать запротестовала было, но Бард примирительно поднял руку.
— Все правда, кроме разве «дурака», — промолвил он. — А скажи-ка мне, имена у твоих друзей есть?
— Они не любят называть свои имена.
— А что они сейчас делают?
— Танцуют… ох!
Ибо Бард ловко набросил свой плащ поверх грядки с пряными травами и наступил на него ногой.
— Джек, быстро! Хватай за другой конец! — закричал он, но не успел Джек стронуться с места, как внезапно яростный порыв ветра отшвырнул плащ назад и набросил его старику на голову. Ткань плотно прилегла к лицу. — Сними его с меня! — сдавленно потребовал Бард.
Джеку стоило немалого труда справиться со злосчастным плащом — он вдруг словно зажил своей жизнью! — а в следующее мгновение вдруг обвис и соскользнул в траву.
— А ведь я их почти поймал! — пропыхтел Бард.
— Ты их спугнул! — завизжала Люси.
Девочка бросилась наземь и принялась кататься с боку на бок, скрежеща зубами. Отец попытался ее поднять; она замолотила по нему кулаками.
— Это и впрямь были демоны! — простонал Джайлз.
— Мы в этом отнюдь не уверены, — проговорил Бард, разглаживая встрепанную бороду. — Лично я считаю, что под словом «демон» подразумевается публика самая разношерстная. Тут тебе и духи, и боггарты, и блуждающие огни, и пикси, и спригганы, и брауни, не говоря уже о ярткинах — словом, существа на любой вкус. Называть их демонами всех без разбора — все равно что именовать всех крылатых созданий птицами.
Брат Айден опустился на колени рядом с Люси и положил руку ей на голову. Монах не произнес ни слова, но каким-то непостижимым образом его прикосновение успокоило девочку — так добрый пастырь одним касанием руки успокаивает перепуганного ягненка.
— Она одержима? — спросил отец.
— Я не уверен, — отозвался монашек. — В Беббанбурге есть один аббат, он в таких вещах сведущ.
— Если хотите услышать мое мнение — и только попробуйте не захотеть, — вмешался Бард, — в Люсиной беде аббат ровным счетом ничего не смыслит.
— Но что дурного в экзорцизме? — гнул свое брат Айден.
— Экзорцизм — это все равно что валуном комара пытаться прихлопнуть. — Бард в задумчивости прошелся туда-сюда по садику. — И чего доброго, он причинит Люси столько же вреда, сколько и комару.
— Но нельзя же ее так оставить.
Монашек погладил Люси по голове; она ответила растерянным, невидящим взглядом.
— Беббанбург стоит недалеко от Святого острова, — пробормотал отец.
В глазах его появилось отсутствующее, нездешнее выражение. Джек знал: отец вспоминает свою давнюю поездку на Святой остров, когда добрые монахи попытались вылечить ему ногу.
— На Святом острове никого не осталось, — напомнил ему брат Айден. — Аббат, отец Суэйн, живет в монастыре Святого Филиана. Источник Святого Филиана славится своими чудесными исцелениями.
— Может, я и ногу там вылечу? — предположил отец.
— Милостью Господа возможно все, но источник известен скорее исцелениями душевных недугов. Как раз то, что нужно для Люси.
— Это все равно как в паломничество отправиться, — промолвил отец все с тем же отсутствующим выражением в глазах.
— В паломничество? — переспросил брат Айден.
— Мы могли бы доехать до Лорнского леса, — подхватил Джек.
Все это время в душе его нарастало и разворачивалось странное чувство — так саженец тянется к солнцу. Мальчугану грезился корабль под холодным ветром в серо-зеленом море. По берегам темнела громада леса. Давно пора бы затвердить урок, думал он, но будоражащее предвкушение приключения все набирало силу. Когда так случилось в прошлый раз, я чуть не угодил дракону в брюхо! Однако с чувством этим поди справься…
Невзирая на всю свою радость от возвращения домой из Скандинавии, Джек находил, что жизнь в деревне скучновата. Не то чтобы ему понравилось иметь дело с троллями или попадать в плен к гигантским паукам, но задним числом его путешествие казалось куда отраднее, нежели на самом деле.
«Такова природа приключений, — мудро подумал Джек. — Они неприятны, когда сталкиваешься с ними лицом к лицу, а вот впоследствии вспоминать о них забавно и весело».
— Может, тебе удастся отыскать мою потерянную дочурку, — прошептала мать.
— Ну ладно, ладно, — согласился Бард. — Пожалуй, я даже согласен прогуляться в Лорнский лес. Много лет минуло с тех пор, как я в последний раз беседовал с пэками.
В глазах у него появилось мечтательное выражение.
Все в себя не могли прийти от изумления. Еще несколько часов назад их беды казались неодолимыми. А сейчас, в ярком солнечном свете, когда в небе снуют и щебечут ласточки, внезапно стало ясно, что делать. Джайлз был в восторге; и Джек вдруг осознал, что отец никогда и никуда не ездил, если не считать того единственного путешествия на Святой остров. Бард чему-то улыбался про себя — Джеку оставалось только гадать, о чем учитель думает; а сам Джек живо представлял себе, как идет через волшебный лес, а вокруг кишмя кишат маленькие человечки.
— Если мы все едем, надо бы вещи в дорогу собрать, — практично заметила Пега, развеяв грезу.
Джек вскинул глаза. А ее-то кто, спрашивается, звал?
— Мне придется остаться и приглядеть за фермой, — промолвила мать. — Я попрошу вдову кожевника и ее двух дочек помочь мне, пока вас нет. Они только порадуются возможности перебраться из своей жалкой хижины к нам.
— Лучше бы ты поехала с нами, — проговорил Джек.
Ему было жаль бросать мать на хозяйство.
— Я — ведунья, — напомнила мать. — Мое место — в поле, со скотиной, с пчелами, а не в монастыре. Кроме того, славно будет в кои-то веки потолковать всласть о своем, о женском. Вы только смотрите надолго не задерживайтесь!
— Значит, договорились, — подвел итог Бард. — Я прихвачу с собой запас травяных снадобий, чтобы расплачиваться за жилье. Джайлз может взять свечи, а вот Айден — свои драгоценные чернила. Айден, ты ведь поедешь с нами?