«Если бы я только мог разбудить ее, — думал Джек. — Тогда руна придала бы ей новых сил».
Мальчуган погладил ее лоб, позвал по имени, но Торгиль спала.
— Я могу тебе чем-то помочь? — спросила Пега от каменного отрога.
— Ты же магией не владеешь, — нетерпеливо оборвал ее Джек. Как тут прикажете сосредоточиться, когда тебя отвлекают?
— Я спеть могу.
Джек резко поднял голову. Спеть! Ну конечно же! Что скорее всего приведет Торгиль в чувство? Не вдаваясь в объяснения, мальчуган затянул:
Гибнут стада, родня умирает,[3]
Дворы сгорают дотла,
Но знаю одно, что вечно бессмертно:
Храброго воина слава.
— Как можно петь такое человеку на пороге смерти? — промолвила Пега.
— Заткнись! — цыкнул на нее Джек. И продолжил:
Гибнет корабль в пучине морской,
В прах обращаются царства,
Но знаю одно, что вечно бессмертно:
Храброго воина слава.
Слава бессмертна!
Слава бессмертна!
Слава бессмертна!
Джек пел, и в душе его оживали воспоминания о викингах. Вот — корабль Олава Однобрового; полосатый ало-кремовый парус полощется по ветру. Морские разбойники жили бурной, полной приключений жизнью, эти головорезы худшего толка — грязные, полусумасшедшие, тупые, и все же… им было присуще своеобразное благородство.
Мальчуган снова затянул ту же песню, и на сей раз Пега принялась подпевать — она быстро уловила мелодию, с ее-то музыкальным слухом! «Слава бессмертна! Слава бессмертна! Слава бессмертна!» Лицо Торгиль утратило смертельную бледность, губы дрогнули — словно и она пыталась подхватить напев. Глаза распахнулись.
— Джек? — прошептала она.
— Ты непременно выживешь!
Джек с трудом сдерживал переполняющую его радость. А глаза Торгиль вновь помутнели и сами собою начали закрываться.
|
|
— Да что ты за малодушная клятвопреступница! — заорал мальчуган. — Разве это достойная смерть? Уснуть на мягкой постельке, под стать последней рабыне! Пфа! Ты заслуживаешь того, чтобы попасть в Хель!
— Джек! — возмущенно вскрикнула Пега.
— Молчи. Я знаю, что делаю. Торгиль Мокрая Курица — вот как тебя станут звать! — объявил он воительнице. — Торгиль Brjуstabarn! Сосунок, вот ты кто!
— Я не Brjуstabarn! — прорычала Торгиль.
Щеки ее ярко заалели, по телу прошла крупная дрожь.
— Тогда живи, жалкая ты падаль!
Губы воительницы задергались, как если бы на ум ей пришло столько гнусных ругательств сразу, что одновременно и не выговоришь. Мох на ее груди побурел и стал отслаиваться. Вдоль ее рук и ног во мху зазмеились трещины. Девочка рывком поднялась на ноги и пошарила вокруг в поисках ножа. Но тут вновь накатила слабость, и она рухнула на колени, дрожа всем телом.
— Так-то лучше, — похвалил Джек.
— Дай я помогу тебе, — воскликнула Пега, кидаясь к Торгиль.
— Никакая… — Измученная воительница хватала ртом воздух. — Никакая… помощь… мне… не нужна.
— Да ты посмотри на себя. Ты даже говоришь с трудом. Конечно, ты нуждаешься в помощи.
Пега попыталась приподнять ее; Торгиль слабо ударила девочку по руке.
— Оставь ее, — посоветовал Джек. — Торгиль Brjуstabarn может ползти на четвереньках, раз ходить разучилась.
— Ненавижу… тебя, — тяжело дыша, проговорила Торгиль.
Джек отошел к скале и присел на камень. На душе сделалось легко-легко: так невесомый солнечный луч дрожит в воздухе.
— На твоем месте я бы убрался с этого мха. Выбор за тобой, конечно.
|
|
Пега в ужасе глядела на него.
— Понимаю, Пега, в твоих глазах я выгляжу сущим чудовищем. Но манеру эту я перенял у самих викингов. У них без десятка оскорблений да хотя бы одной смертельной угрозы день, считай, даром прожит.
Получив еще несколько ударов — совсем, впрочем, слабеньких, — Пега наконец-то отошла к скале и уселась рядом с Джеком.
Вместе они смотрели, как воительница с трудом отползает от мха на четвереньках. Несмотря на все резкие слова, сердце Джека ныло при виде того, как мучается Торгиль; но мальчуган хорошо знал: вмешиваться бесполезно. Торгиль должна спасти себя сама. Иначе она станет считать себя униженной — и сделается совершенно невыносимой. Но вот наконец воительница вскарабкалась на нижний скальный уровень, за пределы досягаемости алчных древесных корней.
— Я… выбралась, — прохрипела она. — Сама, без вас.
Джек тут же подсел к ней поближе.
— Тебе нужно попить, — заметил он. — Подожди здесь.
Он сбегал к ручейку, что стекал с горы неподалеку, и набрал в горсть воды. Часть ее просочилась сквозь пальцы по пути, но Джеку удалось-таки влить немного в рот Торгиль. Они с Пегой сходили туда-сюда не один раз, но вот наконец воительница вздохнула и покачала головой.
— Довольно, — проговорила она.
Джек достал из кармана ломтик сыра, и изголодавшаяся Торгиль от нетерпения едва не укусила протянутую руку.
— Откусывай понемножку, — посоветовал Джек. — После долгого истощения есть надо с осторожностью.
Торгиль пропустила его слова мимо ушей. Доев сыр, она откинулась к скале и закрыла глаза.
|
|
— Она опять сознание теряет? — прошептала Пега.
— Думаю, ей нужно время, чтобы прийти в себя, — отозвался Джек. — Не знаю, сколько она тут пролежала.
Мальчуган отметил про себя, что одежда Торгиль была вся в темно-зеленых пятнах, а башмаки приобрели оттенок древесной коры. Казалось, воительница постепенно становилась частью леса. Возможно, так оно и было.
— Один из моих хозяев три недели не кормил меня за то, что я испортила ему рубаху, — заметила Пега. Девочка съежилась в углублении между камнями, обхватив колени руками, чтобы согреться. Солнце уже село за горы, и в воздухе резко похолодало. — Я ела то, что находила в мусорной куче. Ты просто не поверишь, как вкусны рыбьи головы после того, как три недели поголодаешь.
Торгиль открыла глаза и уставилась на девочку.
— Ты — трэль,[4]
— проговорила она.
— Что такое «трэль»? — не поняла Пега.
Джек выругался сквозь зубы.
— Не обращай внимания. Скандинавы обожают задираться — больше, чем медведи любят мед. Даже их боги оскорбляют друг друга.
— «Трэль» означает «раб», — произнесла Торгиль на чистом саксонском языке.
— Я не рабыня! Джек освободил меня!
— Я тоже когда-то был рабом, — проговорил Джек. — И не стыжусь этого.
— А зря, — по-волчьи ухмыльнулась Торгиль.
«Ты тоже была рабыней», — подумал Джек, но вслух этого не сказал.
Дразнить Торгиль следовало с большой осторожностью.
— Не поискать ли нам места для ночлега? — предложил мальчуган. — Кто-нибудь не прочь устроиться на мягком мху?
— Нет! — воскликнула Торгиль.
И Джек осознал, насколько та напугана. Воительница не привыкла сознаваться, что ей страшно.
— Ничего не понимаю. Мы провели в лесу целых две ночи, и ровным счетом ничего с нами не происходило вплоть до сегодняшнего утра, — проговорила Пега. — Как будто деревья взяли и разом проснулись.
— Или мы повстречали неправильные деревья, — предположил Джек. — Наверное, среди деревьев тоже есть добрые и злые, точно так же, как у людей. Как бы то ни было, надо бы нам найти укрытие, пока окончательно не стемнело. Я тут заметил в скалах подходящую расселину.
Глава 22
Сага Торгиль
Расселина, как оказалось, выходила в крохотную лощинку, спрятанную в склоне горы. По одну сторону ручейка поднимался каменный уступ, достаточно широкий, чтобы там можно было расположиться на ночь. В верхнем его конце росла старая яблоня, так плотно затянутая лишайником, что казалась почти серебряной. Белые цветы, густо усыпавшие ветки, еще больше усиливали призрачное ощущение. И, о чудо, на тех же ветвях в изобилии покачивались бледно-желтые плоды. По крайней мере, Джеку показалось, что яблоки — желтые. Темнело быстро, а во мраке поди разбери.
— Думаешь, их можно есть? — прошептала Пега.
Джек вскарабкался к подножию дерева. В воздухе вокруг разливалась будоражащая сладость, ничуть не похожая на аромат липового цвета накануне ночью. Липовый цвет убаюкивал, а от этого благоухания перехватывало дух, словно вот-вот случится что-то увлекательное.
— Думаю, это дерево — доброе, — предположил Джек.
Пега подобрала с земли несколько упавших яблок.
— Покорно благодарю, — произнесла она, кланяясь дереву.
Торгиль фыркнула. Небось считает, что сказать «спасибо» дереву — это ниже ее достоинства, догадался Джек. Развести костер, как и прежде, было не из чего, но ветра в крохотной лощинке не было, и никто особенно не мерз. На ужин пошли яблоки и оставшийся ломтик сыра; вода из ручья утолила жажду. Пега спела песенку про лисицу и курицу, которая ловко одурачила хищника и не позволила себя съесть. Куплетов было много; а Джек с Торгиль дружно подхватывали припев.
— Мне ее мама пела, когда я была совсем маленькой, — объяснила Торгиль.
— И мне тоже, — отозвался Джек, до глубины души растроганный. Торгиль почитай что никогда не упоминала о матери, которую принесли в жертву в земле скандинавов.
— Наверное, и моя тоже — только я ее не помню, — отозвалась Пега.
Дети устроились поудобнее, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть, и уснули как убитые, несмотря на жесткое ложе. В ночи Джек пробудился: полная луна заливала сиянием узкую лощинку. Яблоня сияла по-нездешнему ярко и казалась в самом деле серебряной.
«Вот странно, — подумал Джек, снова укладываясь рядом с Пегой и Торгиль. — Я мог бы поклясться, что полнолуние было две ночи назад».
Джек с Пегой проснулись от крика Торгиль. Они вскочили на ноги: воительница, обнажив нож, не сводила глаз с яблони.
— Здесь кто-то был, — сообщила она. — Существо какое-то. Я его увидела, чуть открыла глаза, а в следующее мгновение оно исчезло.
Вдвоем с Джеком они осмотрели окрестности.
— А как оно выглядело?
— Сложно сказать. Уж больно шустрое. В зелено-бурую крапинку, пониже человека, но с человеческим лицом.
— С человеческим лицом?
Торгиль улыбнулась, как всегда, когда собиралась сказать какую-нибудь гадость.
— С виду — вроде жабы или тритона: широкая физиономия, плоские ноздри, безгубый рот. И я забыла уточнить, что это существо склонялось над Пегой.
— Клопы клятые! — взвизгнула девочка.
— А еще оно гладило тебя по волосам.
— Перестань ее пугать, — оборвал рассказчицу Джек.
Он вскарабкался по скале к яблоне и осмотрел все вокруг. Никаких следов. Спуститься по камню труда не составляло: позади дерева взгляд различал тут и там удобные точки опоры. Загадочный гость, кем бы он ни был, наверняка давным-давно сбежал.
— Я клянусь Одином, что видела это существо своими глазами, — настаивала Торгиль.
Джек ни на минуту не усомнился в ее правоте. Воительница находила злобное удовольствие в том, чтобы испугать кого-нибудь до полусмерти, что правда, то правда, но лгать она не лгала. На самом деле мальчуган даже порадовался, что Торгиль кого-то увидела. Даже гигантская жаба лучше, чем то, что Джек себе навоображал.
— Существо принесло нам еще горшочков, — сообщил мальчик, опускаясь на колени рядом с гигантскими грибами, что словно бы выросли за ночь у подножия дерева.
Пега и Торгиль поспешили к нему. Как и прежде, в горшочках обнаружился теплый хлеб, масло, мед и сыр.
— Это чудо, — промолвила Торгиль, жадно вдыхая аппетитный аромат хлеба, от которого просто-таки слюнки текли. — Что за магия доставила все это сюда?
— Наверное, это наш гость оставил, — предположила Пега.
— Я слышала, что есть на свете существа, которые наводят такие особые чары, чтобы грязь выглядела точно еда, — небрежно заметила воительница. — Вот только в желудке снедь снова превращается в грязь.
— А ты только гадости говорить и умеешь! — рявкнул Джек.
Торгиль усмехнулась в ответ.
Дети забрали еду, спустились на каменный уступ у ручья и с удовольствием позавтракали. Яблоки послужили отличным десертом.
— А теперь расскажи, как ты здесь оказалась и как застряла во мху, точно в ловушке, — обратился Джек к Торгиль. — Вчера я не стал тебя расспрашивать — ты выглядела такой… усталой.
Вообще-то он собирался сказать «напуганной», но вовремя удержался: ему совсем не хотелось злить воительницу!
— Мы отправились в поход, — начала Торгиль.
— Мы — это кто? — уточнил Джек.
— Ну, Скакки, Свен Мстительный, Эрик Безрассудный — словом, все наши.
— И еще какой-то незнакомый мне мальчишка.
Потрясенная Торгиль резко выпрямилась.
— А ты откуда знаешь?
— Ну так я же скальд, — небрежно обронил Джек. — Мне полагается знать такие вещи.
— Тогда ты и все остальное без труда вычислишь, — не осталась в долгу Торгиль.
— А я как же? Я-то ничего не смыслю, — вмешалась Пега. — А мне бы так хотелось узнать, что привело прославленную воительницу на наше побережье.
Джек мысленно поздравил Пегу: девочка совершенно случайно нашла ту единственную похвалу, от которой Торгиль сразу сделалась сговорчивее.
— Мы, как водится, собирали урожай с трусливых саксонских деревень, — продолжила воительница. И помолчала, давая собеседникам возможность осмыслить оскорбление. Джек героически молчал. — Однако ж нам случилось прознать про тайный путь в Эльфландию. Руна случайно услышал про него на невольничьем рынке — тебе, Джек, это место должно быть памятно.
— Продолжай, — стиснув зубы, велел Джек.
— Скакки торговался с пиктами, а у тех не хватило оружия, чтобы обменять его на наш товар. Так что они предложили принести недостающее на пустынный берег. Само собою, такие обещания стоят не больше, чем горсть грязи. Но не успел Скакки сказать «нет», как Руна отвел его в сторонку. Сам-то он помалкивал да слушал, как пикты спорят промеж себя. Они очень не хотели показывать нужное место на берегу, потому что там якобы находится пещера, через которую можно попасть в Эльфландию. Услышав про такое, Скакки решил попытать счастья.
— А зачем вам в Эльфландию? — спросила Пега.
— Как это зачем? Пограбить, конечно! У эльфов полным-полно серебра и драгоценностей, и кони у них отличные. Словом, высадились мы на берег в нужном месте, и, хочешь — верь, хочешь — нет, оружие лежало там, поджидая нас. Мы обыскали окрестности, и Эрик Красавчик нашел-таки пещеру…
— Эрик Красавчик? — переспросила Пега.
— Это викингская шутка такая, — объяснил Джек. — Лицо его обезображено ужасными боевыми шрамами. А ногу чуть тролль не оттяпал.
Глаза Пеги изумленно расширились.
— Но Руна кое-что знал про Эльфландию. По всей видимости, для взрослых забрести туда небезопасно, а вот дети могут свободно ходить туда-сюда, — продолжала между тем воительница.
Джек тут же вспомнил, что нечто похожее слышал от Барда.
«Думается, вы достаточно юны, чтобы не поддаться очарованию эльфов, — говаривал старик. — Занятно, но в этой единственной области дети сильнее взрослых. Они не так легко подпадают под власть иллюзий, а эльфы, превыше всего прочего, мастера иллюзии».
— Так что в пещеру отправили нас с Хейнриком.
— Это и есть незнакомый мне мальчишка, — догадался Джек.
— Он приходился племянником Ивару Бескостному, — пояснила Торгиль. — Ему только-только исполнилось двенадцать, и Ивар настоял, чтобы мы взяли его с собой. Ну, знаешь, как один человек способен испортить другим развеселую прогулку? Мамочка избаловала Хейнрика так, что мало не покажется. Он все время ныл и капризничал. Стоило нам причалить к берегу в расчете пограбить, и он требовал, чтобы его пустили первым. Он набивал брюхо восковником и хватал себе лучшую добычу. А еще велел, чтобы мы называли его «Хейнрик Хищный». Причем такого прозвища ни разу не заслуживал. Чего в нем хищного-то? Не больше чем в любом другом двенадцатилетке, несмотря на то, что он своими руками пытал трэлей…
— Ну довольно, — оборвал ее Джек. Слушать, как пытают рабов, да тем более в присутствии Пеги, ему совсем не улыбалось. Девочка глядела на Торгиль с неприкрытым ужасом. — Ты лучше про поход рассказывай.
— Хейнрик, как всегда, настоял, чтобы идти первым — оружием похвастаться хотел. Представляете? Взял с собой меч, копье, щит, и в придачу еще запасной щит — собираясь, в сущности, лезть под землю! Вот дурак-то! Как бы то ни было, на второй день Хейнрику втемяшилось в голову осмотреть отходящий в сторону коридор. «Ты что, не помнишь, что сказал Руна? — возмутилась я. — Никаких ответвлений!» Хейнрик обозвал меня трусихой и свернул в сторону.
Торгиль сглотнула и перевела дух. Джек уже заподозрил страшную правду.
— Он… он крикнул мне, что застрял, — рассказывала воительница. — Я слегка отстала: я же тащила на себе все припасы. Слышу: Хейнрик вопит как резаный. Я подняла факел повыше, гляжу и вижу…
Голос Торгиль прервался.
Джек и Пега терпеливо ждали. Воительнице явно стоило немалого труда облечь в слова, что именно она видела. Солнце наконец-то проникло в тесную лощинку и разбудило семейство выдр. Звери проплыли вниз по ручью, как по команде нырнули — и вынырнули снова с серебристыми рыбешками в лапах. Люди на берегу не внушали им ни малейшего страха.
— Когда я была совсем маленькой, — давясь слезами, выговорила Торгиль, — я однажды выкапывала в лесу дикий чеснок и наткнулась на змеиное гнездо. Змеи там кишмя кишели: свивались в клубок, шипели, скалили клыки. Я побежала домой и получила хорошую взбучку за то, что не принесла чеснока. Вот что-то такое я в пещере и видела, только это гнездо было куда громаднее. Там извивались сотни и сотни змей, а в самой середине был Хейнрик. Змеи оплетали его руки и ноги, а одна прямо у меня на глазах обвилась вокруг шеи. Но не успела я ничего предпринять, как земля задрожала! Я в жизни ни с чем подобным не сталкивалась. Стены начали обваливаться, я не устояла на ногах. И тут что-то ударило меня сзади. Когда я пришла в себя, туннель, по которому мы пришли, обрушился, а в своде сверху зиял проем.
— А как же Хейнрик? — спросила Пега.
— Он погиб. Погребен под завалом камней. — Торгиль не поднимала головы.
— Он провалился в логово накера, — объяснил Джек. — Мы тоже чуть не угодили в ту же ловушку. Эта тварь похожа на гигантского клеща.
— Да нет же, на клопа! — настаивала Пега.
— Одином клянусь, это было змеиное гнездо, — уверяла Торгиль.
— Возможно, что все мы правы. Думается, накер принимает обличье наших худших кошмаров, — догадался Джек.
Глава 23
Бука
К тому времени солнце уже затопило лощинку. Рассказ Торгиль оставил по себе тягостное впечатление; Джек даже предложил дослушать окончание как-нибудь потом. Он загодя разложил по карманам недоеденный сыр и был прав: горшочки в форме грибов исчезли, словно их и не было.
— Как подумаю о том, что какое-то существо рыщет вокруг, а мы его и не видим, — так прямо мурашки по коже, — передернулась Пега.
— Но оно, похоже, вполне дружелюбно, — возразил Джек.
— Да, но на глаза-то оно не показывается! И как тут прикажете уснуть, если к тебе подкрадывается кто-то чужой? И с какой стати оно меня-то выбрало?
— Наверное, ты на вид самая вкусная, — предположила Торгиль.
— Перестань, — оборвал ее Джек.
Ему отчаянно не хотелось покидать уютную горную расселину. Она казалась такой безопасной — после шепчущихся деревьев и мха, едва не поглотившего Торгиль. Но выбора у детей не было.
Они двинулись дальше по длинной, узкой луговине между скалами и лесом. Никто не произнес ни слова. Никто, собственно, и не решал, идти ли дальше. Просто ничего другого в голову не приходило.
Позади остались тополевые, березовые, ольховые и ясеневые рощицы, где тут и там возвышались сучковатые, покрытые лишайником дубы да липы роняли жутковатую зеленую тень. Со временем Джек заметил, что солнце находится уже не позади, а с левой стороны. Они дошли до конца долины и теперь огибали горы с другой стороны. Никакого выхода по-прежнему не обнаружилось, а отвесные скалы казались непреодолимыми.
— Сдается мне, мы идем назад, — заметила Торгиль. — Я-то надеялась вернуться на корабль, вот только подземный коридор завалило.
Дети отдохнули немного у быстрого ручейка, и Джек поделил между всеми запасы сыра. С тех пор как он расстался с викингами, произошло немало всего интересного, так что он рассказал Торгиль и о своем возвращении в деревню, и о странствиях Барда в теле ворона по имени Отважное Сердце.
— Ах, Отважное Сердце? — воскликнула воительница. — Вздорная птица уверяла меня, что она на самом деле — Бард, но я подумала, она врет. Птицы вечно всякую чепуху болтают.
— А ты понимаешь птичью речь? — удивилась Пега.
Воительница коротко кивнула. Джек тут же вспомнил, что это умение Торгиль отнюдь не радует. Она, бывало, говорила, что птицы напоминают ей ораву пьяных викингов: ни на минуту не затыкаются.
— А вот он что говорит? — спросила Пега, указывая на зяблика, что пел-заливался в кустах бузины.
Торгиль прислушалась.
— «Все зудит. Все зудит. Все зудит». А вот тот отвечает: «И у меня, у меня, у меня». А тот, что на березе, высвистывает: «Птичьи вши, птичьи вши, у всех птичьи вши».
— И впрямь, если знать, о чем это они, так оно и не интересно ничуть, — фыркнула Пега.
Дети побрели дальше. Джек рассказал Торгиль о том, как Люси сошла с ума, о том, как был уничтожен монастырь Святого Филиана и как исчез Брут.
— Так это ты вызвал землетрясение? — потрясенно вскричала Торгиль.
— Я нечаянно. Я разозлился. А Бард учил меня: никогда не твори магию в гневе.
— Это же потрясающее умение! — восхитилась Торгиль. — Ты можешь обрушить на врагов лавину! Можешь играючи стереть с лица земли целую деревню!
— Да ну тебя! — буркнул Джек.
Он напрочь позабыл, как кровожадна юная воительница. Но в общем и целом день прошел вполне приятно: они с Торгиль по очереди рассказывали истории да вспоминали свои приключения в Ётунхейме. Лишь ближе к вечеру Джек заметил, что Пега давным-давно не участвует в разговоре.
Мальчуган огляделся в поисках подходящего для ночлега места, но на сей раз никакой уютной долинки поблизости не случилось. Значит, придется разбить лагерь прямо на скалах или укрыться под деревьями.
— Не пойду под деревья, — объявила Торгиль.
— Что, испугалась? — ядовито поддела ее Пега.
— Боятся только рабы, — прошипела воительница.
— Какая удача, что рабов здесь нет, — парировала Пега. — Я, например, пойду подыщу себе славную мягкую постельку среди мха. А тебе небось милее мерзнуть на камнях.
— Пега! — вскричал Джек, до глубины души пораженный.
Как это на нее непохоже: девочка никогда не задиралась первая!
Но Торгиль лишь фыркнула:
— Я сама выбираю себе битву. Не хочу проснуться и обнаружить, что надо мной склоняется невесть какое чудовище.
Пега демонстративно отошла к деревьям, хотя, как заметил Джек, расположилась не то чтобы у самых корней. Торгиль отыскала себе ровный каменный уступ.
— Слушай, ну это же просто глупо, — увещевал ее Джек. — Нам надо держаться вместе.
— Вот пусть она и идет сюда, — отрезала воительница.
— С места не сдвинусь, — тут же откликнулась Пега.
Джек переводил взгляд с одной на другую, отчаянно пытаясь придумать, как бы свести девчонок вместе. Он, хоть убей, не понимал, что послужило поводом к ссоре.
— Ну, по крайней мере, давайте истории рассказывать. У меня еще сна ни в одном глазу.
Девочки неохотно сошлись на полпути между выбранными стоянками. Место было не из лучших, сырое и топкое, ну да спасибо и на том. Да что за муха их обеих укусила? — недоумевал про себя Джек. Торгиль, конечно, язва та еще — вот когда она ни с того ни с сего мила и любезна, тогда и впрямь есть повод забеспокоиться, — но Пега-то, казалось бы, всегда кротка и услужлива!
— Я, например, вот о чем не прочь послушать, — объявила между тем Пега. — Мне бы очень хотелось узнать, как так вышло, что прославленная воительница едва не стала добычей мха.
— Хороший вопрос, — кивнула Торгиль. — И я, пожалуй, отвечу на него прежде, чем стемнеет.
Как выяснилось, после землетрясения воительница выбралась наружу сквозь пролом в своде пещеры. Оказавшись на вольном воздухе, она испытала такое облегчение, что решила сперва пойти поискать воды и только потом уже возвращаться. Торгиль нашла ручей — и задумалась о том, где бы раздобыть поесть.
— Все мои припасы, кроме одного только ножа, погибли при обвале. Я ждала, что охотиться будет непросто, но зверье оказалось на диво ручным. Прямо-таки бестолковым. Они едва ли не к руке подходили, упрашивая: ну убей меня!
— Ох, Торгиль, — вздохнул Джек. — Уже по одному этому признаку ты могла бы и понять, что оказалась в волшебном месте. Ты разве позабыла долину Иггдрасиля? Убивать этих животных не дозволено.
— Я была голодна, — не без раздражения возразила Торгиль. — По мне, так олененок, который садится рядом с изголодавшимся викингом, уже совершает самоубийство.
— Но ты ведь не… — ужаснулась Пега.
— Не нет, а да, — возразила воительница. — Но я не смогла найти дров для костра, чтобы зажарить тушу. Я попыталась отломить ветку-другую, но здешние деревья, они, должно быть, из железа сделаны. Все, что мне удалось, — это отсечь несколько жалких прутиков. Когда же я вернулась на прежнее место, олененок исчез. А мне померещилось, будто за мной наблюдают.
— Крошки-лепешки! — охнула Пега, обнимая колени.
— Не знаю, что это было: не человек, не животное, не тролль; ни с чем подобным я прежде не сталкивалась. Что-то холодное. Вроде дерева. Я ощущала его мысли. Оно не злилось. Оно просто хотело избавиться от меня: вот так же неспешно и терпеливо они каплют живицей на докучное насекомое.
Джек поежился. Он отлично помнил, как небрежно, словно играючи, Изгородь вокруг Дин-Гуарди вытянула ветку — и оцарапала ему лицо.
— Мне вдруг неодолимо захотелось прилечь. Я знала, знала, что если останусь на месте, то не найду в себе сил сопротивляться, — рассказывала Торгиль внезапно охрипшим голосом. — И я побежала. Или, если совсем уж точно, я словно обезумела.
— Как берсерк? — отозвался Джек.
— Ох, если бы! Берсеркствовать так весело — резать, рубить, грабить, что может быть лучше?… Ах, да что уж там… — Торгиль вздохнула. — Мною владела паника, а не боевое безумие.
Джек кивнул. Он знал: Торгиль утратила способность становиться берсерком после того, как выпила воды из источника Мимира.
— Я бежала… и бежала… и бежала. А когда останавливалась перевести дух, деревья смыкались вокруг меня, и я мчалась дальше, пока у меня не подкосились ноги. Я полосовала мох ножом и кричала: прочь от меня, прочь! Но оно никуда не торопилось. Наконец я уже не могла больше сражаться и рухнула наземь. Я чувствовала, как меня оплетают корни, как мох наползает на мои руки и ноги. Я слышала его мысли — похожие на лиственный перегной. Брр!
Торгиль задрожала всем телом. Джек обнял ее за плечи, ожидая хорошей оплеухи: Торгиль терпеть не могла жалости. Но воительница не противилась: видно, ей было по-настоящему плохо. Спустя какое-то время она оттолкнула его руку — и губы воительницы изогнулись в подобии свирепой улыбки.
К тому времени над долиной сгустился мрак. В бездонном темно-синем небе проглянули первые звезды, от луга потянуло влажной прохладой.
— Ну, что выберем? — спросил Джек. — Деревья или камни?
Пега сидела сгорбившись: ни дать ни взять громадная лягушка в пруду.
— После этой истории я к деревьям близко не подойду, — проговорила она, — но я подыщу себе отдельный камень.
— В толк не могу взять, что за муха тебя укусила, — резко бросил Джек. Рассказ Торгиль расстроил его куда сильнее, нежели мальчик хотел показать. — Ты хочешь побыть одна? Отлично. Вот и ищи себе отдельный камень в собственную собственность. А мы остаемся тут.
Джека слегка мучила совесть — наверное, не стоило отпускать Пегу одну, — но мальчик изрядно устал и ему меньше всего хотелось провести полночи за препирательствами. Торгиль нашла защищенную от ветра впадинку между двух валунов. Там друзья и свернулись калачиком, поболтали еще немного о Ётунхейме, а потом воительница заснула, но Джек лежал, глядя на полоску неба между камнями и пытаясь измыслить хоть какой-нибудь план. Неподалеку тихо всхлипывала Пега.
«Ох, клопы клятые, — выругался про себя Джек любимым Пегиным проклятием. — Надо бы пойти утешить ее, что ли».
Но тут вдруг послышался новый звук. Поначалу это был глухой ропот, вроде как шум реки вдалеке, но постепенно он нарастал. Сердце у Джека замерло в груди. Ропот распался на голоса — почти, хотя и не вполне, отчетливые. Пега безмолвствовала: даже рыдания стихли.
Джек опасливо поднялся на ноги. Полная луна заливала нездешним светом склон холма. Неподалеку сидела Пега, а повсюду вокруг нее между камней мельтешили тени, как если бы какие-то существа бегали туда-сюда.
— Прекрасная госпожа, — пели голоса. — Красавица из красавиц! Не плачь более, ибо мы с тобою. Мы восхищаемся твоей прелестью. Мы любим тебя.
— Джек? — хрипло позвала Пега.
Девочка была так перепугана, что голос отказывал.
— Торгиль, — прошептал Джек.
Он знал: помощь воительницы лишней не будет. Та мгновенно вскочила и выхватила нож.
— Вот что-то такое я утром и видела, только сейчас их вон сколько.
— Пега, мы уже идем! — крикнул Джек, беря посох на изготовку.