ПРОЛОГ
Коротко о главном:
Эта работа является экспериментальной. Мне впервой придумывать целый мир с его лором и правилами. Буду благодарен каждому за развернутую и обоснованную критику - оцените работу по достоинству, насколько бы плохой или хорошей она не оказалась.
Оценить работу и оставить своё мнение можно здесь: The Day Before We Die: 2084
Обложка для книги – авторская. Все права соблюдены.
Приятного чтения!
ГЛАВА 1: КОНЕЦ ПУТИ
— Значит, на этом для меня всё? Конец? — глухо прозвучал мужской голос.
— Да, — твёрдо ответил второй.
Двое мужчин медленно передвигались по поросшей травой дороге. Мягкая слуху музыка сверчков развеивала ночную тишину. Впрочем, как и хриплые стоны дремлющей неподалёку стаи. Путники держали приличное расстояние друг от друга, увеличиваться которому не давала лишь верёвка, завязанная петлей и накинутая на шею позади идущему.
— Может… ты хоть мешок с головы снимешь?
— Нет, — молниеносно ответил впереди идущий. — Не сниму. Не хочу портить интригу.
Свет луны блекло отражался в свежих лужицах и волнами разлетался по округе, когда на него ступала тяжелая нога человека. Близился рассвет. Ещё пара часов, и спутник Земли окончательно скроется за горизонтом, освободив небесный простор яркому солнцу.
— Слушай… Ну, должен признать, что… Выхватить меня из моего же дома, в моём же городе и не попасться… Выйти не… Кто ты вообще такой? — задыхаясь говорил пленный.
— Ты меня знаешь. Через пару часов уже не будет нужны прояснять тебе то, кто я, как и зачем похитил тебя и, что ты, несомненно, находишь важнейшим, что я сделаю с тобой.
Несмотря на новую «Ночную угрозу», слухи о которой так стремительно заполонили уши всех людей, ночи всё еще казались проводнику более безопасными, чем дни. «Под лунным светом не встретишь сотни наполовину разложившихся людей, которые всеми силами стремятся убить тебя, — думал он сам себе. — Не встретишь бандитов, отбившихся от не менее опасной стаи, военных или наёмников. Без людей этот мир становится даже чуточку лучше. По крайней мере, спокойнее».
|
— А может, договоримся? — сказал пленный, вдруг остановившись. — Ты же наёмник, верно я думаю? Небось, похитил меня, бывшего главу Единства и ведёшь к своему «невероятно богатому» заказчику на расправу, да? Я прав? Так вот, слушай, сколько бы он тебе не предложил, я заплачу в два… в три раза больше! Я богат, ты ведь это знаешь — ты же был в моём доме, не так ли?
В ответ веревка лишь сильнее потянула человека вперед, а петля, сдерживающая его усталое дыхание, стянулась еще больше. Путь продолжился. Спустя десятки минут автострада, по которой прежде шли путники, превратилась в сплошную грязь. И если идущий впереди человек ловко обходил ямы, то тот, чьё лицо было закрыто мешком, беспощадно для себя падал в непроглядно грязную смесь земли и воды.
Его когда-то белый костюм покрылся тёмно-коричневыми пятнами и был более похож на старый и изношенный наряд, который в былое время носили либо нищие, либо покойники; красная рубашка лишилась последних кроваво-винных пуговиц, а чёрные туфли, всё время спадающие с вялых ног, порвались в нескольких местах.
Они шли уже несколько дней. Бесконечная дорога истощала и без того слабый организм обоих путников. Но у одного из них была цель, а у другого — отсутствие выбора. Грязь постепенно превратилась в смесь камней и песка — что-то вроде самодельной дороги — единственной, которую могли себе позволить люди того времени.
|
— Мы что… Мы — в городе? — спросил пленный, почувствовав знакомую почву под ногами. — Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Ты что… Ты продать меня решил?! Серьёзно?! Да ты хоть знаешь, кто я?! Меня найдут и освободят быстрее, чем ты награду в кабаке пропьешь!
Но ответа не последовало. Лишь скрипучие ворота приветствовали пленника своим привычным звуком. Покачиваясь от слабого ветра, они выдавали неприятную мелодию металла. В минорных тонах, она повествовала о печальной истории города, забытого и заброшенного людьми.
Шаг идущего впереди становился всё твёрже, всё быстрее. Его спутник едва ли поспевал за ним. Задыхаясь, падая от усталости и откашливаясь, казалось, самим потом, он не раз проклинал своего похитителя не только за сам акт, но и за такую изнурительную дорогу. Ведь несмотря на то, что с выпуска последнего автомобиля прошла не одна декада лет, элитные наёмники, коим он считал своего похитителя, как-то умудрялись добыть их и использовали при каждом возможном случае.
Но нет. Он и его проводник шли пешком. Долго и нудно, днями и ночами, через дорогу и грязь его гнали, словно скот, без остановки. «Тот, кто меня похитил, должно быть, очень силён и вынослив, — думал человек в петле, очередной раз падая от усталости. — Хотя, в его-то годы и я был выносливее многих».
У него был не один шанс скинуть мешок со своей головы. Руки были связаны на поясе, но нагнуться и схватить тонкий лоскут ткани не было бы проблемой. И всё же он этого не делал. Он ждал. Надеялся. Всё его влияние в этом прогнившем мире теперь было обесценено. И кто знает, возможно, лишь благодаря своей покорности, он ещё не бродит среди зараженных, скармливая своё тело вирусу и низвергая в мир сотни миллионов бактерий.
|
В конце концов, они начали подниматься вверх. Железные ступени приятно постукивали при каждом шаге, хоть и были, казалось, слишком мелкими для взрослой ноги. Шаг за шагом, они поднимались всё выше и выше. На очередной ступеньке, человек в костюме споткнулся и, сгребая собою толстый слой пыли и ржавчины, съехал вниз ровно настолько, насколько позволяла ему петля.
Дыхание перехватило. Сердце жадно жаждало вдоха, но его не последовало. Забившиеся уши еле-еле слышали ускоренный шаг, направленный в свою сторону. Столь банальная жажда кислорода в эти секунды становилась смертельной. Шагов больше не было слышно. «Где же он?!» — задыхаясь, думал мужчина.
И в какой-то момент, когда время уже не играло столь важную роль, к нему пришло осознание, что он, его потенциальный спаситель и убийца, здесь — стоит прямо над ним и ждёт. «Нет, он не мог завести меня так далеко, что бы я умер так глупо… Не мог… Не мог… Не…»
— Ладно, хватит, — раздался голос сверху.
Сильная рука подняла умирающего с пола, ослабляя при этом петлю, и уже через секунды он с громким хрипом поглощал столь желанный ему кислород. На проклятия даже не хватало сил. Лёгкие жадно поглощали воздух, не давая сказать ни единого слова.
— Знаешь, — заговорил вдруг «спаситель», — это стоит повторить. Нет, мне определенно понравилось. Ведь сейчас, опираясь на грязные перила, сметая своей рукой голубиный помёт и пыль, ты вовсе не тянешь на какую-то важную персону. Ты равен всем и все равны тебе. Одинаково жалок, как бы ни старался доказать обратное. Но ты не умрешь. Не сейчас — мы близко.
Петля вновь стала затягиваться. Волей-не-волей, но только что спасённому пришлось продолжить путь. Каждый шаг отдавался болью и в ногах, и в лёгких, но жизнь ведь заставляет идти дальше, верно? Шаг за шагом преодолевать невыносимую боль. Шаг за шагом двигаться дальше, даже тогда, когда смерть перестаёт быть таким большим безумием…
Внезапно яркий свет ослепил пленного, принося его глазам невыносимую боль. Он сморщился, закрыв лицо связанными руками, и стонал от боли. Лишь через минуту, когда его взор привык к свету, а ум обрел ясность, он осознал, что мешок, который был на его голове, уносит ветром, а сам он, как было видно, стоит перед огромной дырой на крыше не менее огромного склада, посреди ещё более большого, но забытого города.
Он оглянулся: обветшалые дома-избушки из обломков былого мира и глины пришли в ещё большую негодность, чем в тот момент, когда были построены. Краска облезла с дверей и стен, а сами стены подкосились и стояли под довольно странным углом, едва придерживая крыши. Деревянные дома и торговые прилавки давно прогнили, обвалив на себя крыши и полки с когда-то ценным товаром. Грядки, за которыми следили гораздо лучше, чем за золотым запасом страны, исчезли в бесконечном море кустарника и гнили. И лишь огромный саркофаг — склад из пластин железа и стали, стоящий в центре города, остался цел. Тот, на котором они стояли прямо сейчас.
— Узнаешь это место? — раздался вдруг голос позади пленника.
— Нет… Нет, не узнаю, — неуверенно ответил он.
— Жаль… А стоило бы.
Из-за спины испуганного и недоумевающего старика медленно вышел мужчина. Поправив воротник своего кожаного плаща, цвет которого был точно таким же, как и у серых туч, он многозначительно посмотрел на своего собеседника. Через несколько секунд молчания он понял — похищенный им мужчина не отдаёт себе отчета в том, кто стоит перед ним. «Логично, — подумал он. — Столько времени прошло… Возможно, у него и есть здравые предположения, но это явно не то, что мне нужно».
Шли секунды. Проводник неподвижно стоял перед ямой, давая своей жертве рассмотреть себя получше: под старым плащом, внутренних карманов в котором было больше, чем в любой сумке, виднелся лёгкий бронежилет чёрного цвета — такой носили в Старом мире правозащитники. В бронежилете были прорези для магазинов, заполненные боеприпасами разного калибра и маркировки, а за этим обмундированием виднелась светло-серая расправленная рубашка, покрытая то ли непонятным мужчине узором, то ли пятнами. Чуть ниже был пояс, удерживающий одновременно и плащ, и чёрные поношенные джинсы. На правом бедре красовалась пара кожаных ремней, столь удобно удерживающих пистолет и нож, а на икре левой ноги — тесак. Довершали образ снизу тяжелые ботинки, защищающие от воды и прочих жидкостей, а сверху — маска-бандана в тон бронежилету и того же цвета кепка, что служила защитой глазу от навязчивых солнечных лучей.
Через минуту похититель снял кепку и опустил бандану. Из-за маски сурового наёмника показалось уставшее мужское лицо. Слегка худощавое, оно обладало правильными пропорциями, широкими скулами и тонкими губами. Из-под чёрных бровей на пленника с давно угасшей ненавистью косились карие глаза, а чёрные волосы выше плеч, через которые уже пробивалась первая седина, спустились на лоб и закрывали обзор. Кое-где покрытые морщинами щеки закрывала короткая чёрная борода, которую, в свою очередь, рассекала пара параллельно идущих по диагонали шрамов.
— Всё еще не узнаешь? — монотонно спросил он. — Неудивительно. Полагаю, ты даже не представляешь кто я. Не имеешь ни малейшего понятия, ибо таких как я ты видел сотни. Ты создавал нас сотнями и смотрел, как мы гибнем. Скажи… — проводник выхватил тесак из ножен и медленно поволок пленника к яме.
Темнокожий старик стал сопротивляться изо всех сил, но седина на его висках была куда белее, чем у наёмника, а сил было куда меньше. Его костюм рвался об арматуры, торчащие из пола, листовой металл, выпирающий из-за коллизии, резал ему кожу, а шансов ухватится за что-либо было столь мало, что даже попытка казалась глупостью.
Проводник схватил пленника за воротник пиджака и поднял над тёмной пропастью. Там, снизу, казалось, абсолютная пустота, которая лишь изредка прерывалась нечеловеческими стонами и криками, издаваемыми невесть кем.
— Скажи, — продолжил он, — чего стоит жизнь мальчишки, выброшенного в этот мир? Мальчишки, лишившегося отца, дома и припасов? Проданного в рабство и оставленного умирать в этих грёбаных пастбищах лишь потому, что тебе стало скучно?! Ну?
В этот миг рассвет обрушился на глаза обоим путникам и похититель, ослепленный солнцем, откинул своего соперника прочь, оставшись у края пропасти. И пускай он сейчас стоял позади огромной ямы, и пускай лишь шаг отделял его от верной смерти — его противником был семидесятилетний старик, который, не смотря на всё своё желание жить, уже не мог сопротивляться и просто переводил дыхание, а его потенциальный убийца, тем временем, сел на краю пропасти.
— Ты же просто чертова сволочь, — сказал проводник. — Стоит мне забыть о твоём существовании, как ты тут же сжигаешь какой-нибудь город, похищаешь путников или натравливаешь на мирных людей своих Перебежчиков. Весь, мать его, континент шепчется о тебе. И поверь мне… поверь, убив тебя, я окажу услугу этому обществу.
— Да? — хриплым голосом спросил его старик. — Чего тогда медлишь?
— Потому что плевать я хотел на это общество. Мне нужно от тебя только одно: что бы ты вспомнил меня. Но даже после того, как я описал тебе, то, что ты сделал со мной — ты сидишь и рыбьим взглядом поглощаешь мои слова. Хочу, чтобы ты вспомнил, как тридцать с чем-то лет назад, ты ворвался в старый бункер, находящийся неподалеку отсюда, убил мужчину, который просто защищался, на глазах у ребёнка, а самого его хотел скормить этим тварям, — сказал мужчина старику, кивнув вниз. — Но что-то в тебе сыграло, и ты решил пощадить пацана. Избавить его от мгновенной смерти и подарить другую — более мучительную. Ты морил его голодом месяцами, избивал плетью на глазах у своей секты, а потом выкинул посреди рынка рабов, как надоевшую игрушку. Выкинул и исчез, в надежде на то, что его затопчет толпа. Ну… Вот он я, — договорил наёмник и взглянул на старика с вновь зажжённой ненавистью в глазах.
— Уилльям? — тихо прошептал старик.
В этот миг прозвучал выстрел. Из-под рукава чернокожего мужчины хлынула алая кровь. Уилльям всё еще сидел у пропасти и лишь старый револьвер был направлен в сторону удивленного пленника.
Крика не последовало. Лишь странное выражение лица старика и перехватившее его лёгкие дыхание сопровождало весь этот процесс. Палач медленно подошел к жертве, схватил её за самую рану и повёл к обрыву.
Там, у самого края пропасти, вновь послышался выстрел и человек в костюме упал на колено, сжимая икру левой ноги. Тоже самое через секунду стало и с правой. В порыве ярости, он попытался выхватить пистолет у своего мучителя, но безрезультатно. Высвободившись из слабой хватки раненного, револьвер палача выстрелил вновь, рассекая плечо на единственной здоровой конечности.
Мученик стоял на коленях у самого края. Из его ног и рук сочилась кровь, но конечности больше не приносили боли своим существованием — лишь холод одолевал его вялое тело, а сон атаковал разум.
— Рад, что ты меня вспомнил, Смит Джефферсон, — прошептал ему на ухо палач. — Но, на всякий случай, я представлюсь тебе еще раз. Я — Уилльям из Джонсборо, более известный тебе как Уилл Хантер. И я предлагаю тебе сыграть в игру. Нет, вовсе не такую, какую вёл со мной ты — более честную. В этом револьвере, — сказал Уилл, указывая на пушку, — осталось всего две пули. Я раскручу барабан и нажму на курок ровно два раза. Шанс твоей смерти — один к трем. Но не в этом самое главное. Как ты уже наверняка вспомнил, мы с тобой находимся в Хоупе — в том, что от него осталось, а этот склад — ваша бывшая «резиденция» или как ты там её называл. И ты сам прекрасно знаешь, что или кто в нём хранился.
Хантер схватил голову Смита и направил вниз. Из тьмы, из самой непроглядной темноты и самых отдаленных углов, на него смотрели глаза. Десятки, сотни полуразложившихся глаз, шевелящихся в темноте, груды бесполезных конечностей, которые служили пропитанием, и облака смертельно опасного вируса, осевшего слоем пыли и грязи на стенах помещения. Мужчина пытался вырвать слабые молитвы из своего рта, но стиснутые напрочь от боли зубы не давали ему сделать даже этого.
— Матки… — прошептал Уилл. — Если ты умрешь, я просто скину твой тёплый труп им на пиршество. И если верить книгам, то мозг человека еще две минуты после смерти продолжает жить — ты успеешь пожалеть обо всём. Но если ты останешься жив… Я спущу тебя вниз, на этой же веревке, что сейчас держит твою шею, оставлю тебя там и буду… И буду смотреть, — он приблизился к лицу Смита настолько, насколько возможно. — Вглядываться всей своей душой в то, как ты корчишься в агонии, умоляя меня убить тебя. Как клетки вируса жадно проникают в твой организм, мутируя и принося тебе адскую боль. И, что хуже всего, ты выживешь. Станешь парализованным Перебежчиком или Ходячим и еще целый год будешь наблюдать то, как эти твари приходят сюда, подпитывают твою смерть и уходят, в то время как ты сам будешь гнить изнутри без возможности шевельнуть даже зрачком своего глаза… Ну что, Смит Джефферсон, сыграем?
— Слушай, — заговорил раненый в то время, как убийца вращал барабан, — я всё понял. Прошло тридцать лет, и я давно осознал свою ошибку, — барабан остановился и за спиной Смита не было слышно ни звука. — Клянусь! За последние десять лет я не убил ни одного ребёнка!
Сзади послышался щелчок. Джефферсон закричал и закрыл глаза, но ничего не произошло. Рассвет всё так же разукрашивал облака в огненные тона, а ветер всё так же развевал его кудрявую седину. Через несколько секунд, он вновь услышал знакомый треск — барабан был снова во вращении.
— Хотя бы… убей меня. Клянусь честью, я заплачу сколько угодно лишь за то, чтобы не гнить среди них! — в ответ ему следовала лишь тишина. — Да послушай же меня, Уилльям! — вскричал старик. — Я ведь дал тебе шанс! Дал! Я не пристрелил тебя прямо там, рядом с твоим отцом! Я подарил тебе жизнь!
Щелчок… щелчок… щелчок… щелчок. Позади Смита раздался громкий смех, а ему под ноги упал пустой барабан из револьвера. Огромные капли покатились по щекам старого сектанта. В агонии, он попытался еще несколько раз попросить о пощаде, но лишь всхлипы и стоны выходили из его напряженного горла.
— Видишь, Смитти, мы с тобой очень похожи. В тот момент, когда ты пристрелил моего отца, единственное, чего я хотел — смерти. Твоей или моей — это уже не важно. Но ты не дал мне и этого. А знаешь, чем я отвечу тебе?
— Ч… Чем? — сквозь слёзы спросил старик.
Уилльям высунул горсть патронов из кармана, поднял с пола пустой барабан и начал его заполнять. Медленно, но уверено каждая пуля становилась на своё место. За эти секунды в голове раненного чернокожего пронеслась вся жизнь. О, сколько предположений он сделал о том, что же с ним будет. Но всё это развеялось ровно в тот миг, когда четыре выстрела прогремели в воздух, а пистолет с двумя пулями попал Смиту во внутренний карман у сердца.
— Ровно столько пуль ты подарил моему отцу. Приятного полёта!
В голове Джефферсона потускнело. Какой-то знакомый, но неприятный гул заполнил всё его сознание. Он даже не заметил, как его тело накренилось над пропастью и начало медленно падать вниз.
Верёвка всё ещё тянулась за ним. И стоило бы Уилльяму схватить её или привязать к арматуре, как шея старика непременно бы сломалась под грузом его же собственного тела. Но нет. Он всё летел. Падение казалось ему куда более долгим, чем весь этот путь, который он проделал к старому городу Хоуп.
Спина треснула при падении, принося и так раненному невыносимую боль. Хребет наверняка был сломан, ребра трещали, а таз был вывихнут. Адреналин пульсировал в венах и разгонял кровь по всему организму.
Облако вируса поднялось над тьмой и заполонило воздух. Смит буквально чувствовал, как он забивает лёгкие и разбредается по организму через кровь. Сквозь с болью открытые глаза старик увидел Уилльяма, который склонился над пропастью и улыбался в темноту. Руки болели. Болели при каждом изгибе пальца. Но он, раненый и переломанный, потянулся в карман своего пиджака и достал оттуда револьвер.
Ладони тряслись. Сильно тряслись. При малейшем колебании воздуха, прицел уводило то вправо, то влево, но он выжидал. Целился, даже не замечая, что кто-то медленно подползает к нему из темноты.
Прозвучал выстрел. А за ним еще один. Фигура Хантера неподвижно стояла над пропастью, а его улыбка стала еще шире, чем была. Смит со слезами взглянул на своего убийцу и через непонятные крики зараженных услышал лишь одно тихое слово:
— Промазал.
Чья-то рука коснулась раны пленника и когтями проникла в плечо. Раздирая плоть, она добиралась до самой кости и с нечеловеческим стремлением пыталась вырвать её из тела. Кости ног дробились частыми и порывистыми ударами, глухой стук от которых так эффектно вызывает мурашки по коже. Изо рта хлынула кровь, дыхания недоставало. Сквозь темноту он видел, как разлетаются по ангару куски красного мяса, когда-то бывшего его телом, он видел, как руку его унес один из Ходячих — прямо на пропитание своей драгоценной Матки, он видел, как его обглоданную и оборванную кость швырнули в непонятном направлении, он видел… но почему?
Почему, не имея больше трех четвертей своего тела, он оставался жив? Неужели, вирус в его теле прогрессировал так быстро? Хотя, он не отдавал себе отчета в том, за сколько времени его разодрали в клочья. Часы, минуты? Но это было неважно. Он хотел закрыть глаза, но не мог. Хотел перестать слышать, но всё же слышал. И где-то там, вверху, на него всё так же смотрел его убийца — один из тех, кого он оставил в живых.
С самого низа пропасти до Уилльяма доносился лишь ужасающий его сознание крик. Так не мог кричать человек, но всё же это был он. Крики агонии сливались с криками зараженных, десятки которых забредали в этот склад ради поживы.
В молчании он снял с плеча свою винтовку. Тяжёлое снайперское ружьё ловко скользило в кожаных перчатках, и уже через несколько секунд тепловизор был направлен прямо на сердце Смита. Настал момент истины, момент выбора. В эти секунды человек переосмысливает многое. Тайное его разуму становится прозрачным, как корка льда, а решения, которые так или иначе ему будет необходимо принять, всегда находят себе достойное объяснение. Странно, но именно в моменты тяжелых решений, меньшее, чего хотел Уилл — это думать. Хочется забыться в своём опиуме и отдать монетку первому встречному — плевать на то, что выпадет, даже если странный символ капитала страны зависнет в воздухе — это всё-равно будет выбор.
«Но избегает проблем только трус, — подумал наёмник. — А я стою здесь — я не трус. И я не боюсь этого решения... Не боюсь...»
Его разум вновь вернулся на это маленькое поле боя, а глаз вновь смотрел в прицел: по щекам бывшего убийцы текли слёзы. Лежа там, на полу, он в безмолвном обращении умолял закончить это. Умолял воздать ему по заслугам. Но он — убийца. Куда более страшный, чем все те, о которых писали в книгах ужасов. И Уилл это знал. Знал, что в тот момент, когда его отец с застывшим навечно выражением лица рухнул на пол, убийца лишь смеялся. Знал то, что все те люди, которые жили в этом городе, погибли по его вине. Мужчины и женщины, дети и старики, люди разной расы и религиозных убеждений — все. Но вот он. Корчится от боли и желает смерти самому себе, хотя выбирать было не ему — это будет поступком Хантера. И он, Хантер, знал, что уже давно осуществил свою месть — оставалось решить лишь один насущный вопрос.
Раздался оглушительный выстрел. Все звуки исчезли. Умолкли даже сверчки и ни одна капля росы не посмела бы упасть на землю, чтобы потревожить это тишину. Винтовка исчезла за плечом, а наёмник, наконец то, раскрыл глаза.
— Нет, — прошептал себе Уилл, — не сегодня... не настолько...
«Моя месть свершилась» — эта мысль никак не шла из головы мужчины, но он, парадоксально, и не хотел осознавать её. Словно в стазисе, она зависла где-то в его подкорке и медленно разъедала все существующие идеи. Там, стоя над пропастью, ему понадобился не один десяток минут, чтобы понять то, что эта месть, как и любая другая, в конце концов, не принесёт счастья. Покой — да, но не счастье. От смерти никогда не бывает легче. И потом, когда пройдет этот покой, останется лишь пустота. Казалось, он уже достаточно стар и умен, чтобы понимать это, но как горько, порою, ошибаются люди, когда их сердце занимает место головы. И всё же, он осознавал то, что это нужно было сделать. Что иначе, он продолжил бы убивать пока не умер от старости. Потому что иначе не смог бы.
Звуки вновь вернулись, а в сознание вновь поплыли мимолётные идеи. Сердце вновь билось ровно, а голова мыслила холодно, и это не могло не радовать. Словно ничего и не было, Уилльям из Джонсборо водрузил кепку себе на голову и накинул бандану. Настало утро. Стаи проснулись от своего мнимого сна и вновь начали рыскать в поисках не зараженных людей. Впереди его ждала очень долгая дорога. Дорога в Оклахому.
ГЛАВА 2: СУПЕРМАРКЕТ «ЛИНН»
Рассвет близился к концу. Еще пара минут и солнце взойдет на горизонт в свою полную силу. К несчастью, в Новом мире, как его называли поселенцы этого самого мира, рассвет никогда не приносил радости — в это время Стаи начинали просыпаться, оживать от своего полумертвого сна и продолжать движение в неведомом даже им самим направлении. И лишь немногие — те, кто встречал закат в мнимой безопасности и одиночестве, за обретение коих, порою, приходилось дорого платить, могли насладится его прохладным ветром и теплыми утренними лучами.
Уилльям всё еще находился на верхушке склада и, сидя на самом краю шаткой крыши, смотрел сквозь разрушенный город вдаль. Где-то там, на востоке от дороги Лоуренса, у которой пролегал этот самый город, находилось его родное Джонсборо.
Будучи абсолютным противником ностальгии, он, не по воле своей, довольно часто окунался в неё. Его разум всё еще помнил мир таким, каким он был до Эпидемии, до Чумы, до Жатвы. Разные названия, данные этому событию простым народом, скрывали один и тот же подтекст — смерть большинства. И где-то там, за всей этой эпидемий и линией горизонта, он надеялся увидеть верхушку Баптистской Мемориальной больницы — шедевра архитектуры этого маленького города, надеялся увидеть свою родную Кингсбери стрит, с её маленькими домиками и одинаковыми газонами, надеялся увидеть хоть один самолет, вылетающий из аэропорта и разносящий гул своих двигателей по всей округе… надеялся, но стоило ли?
Часы на руке наёмника тихо завибрировали, оглашая этим дребезжащим звуком то, что достигнута точка невозврата — шесть часов утра. С этого момента не осталось ни одного шанса на то, что мутант, которого может встретить на своём пути человек, будет «спать». О нет. Этим существам не нужна надбавка за пунктуальность, чтобы приходить вовремя, они не требуют похвалы или премии за успешно выполненную работу, и вовсе не ждут того, что все пройдет легко — в отличии от людей, это куда более слаженный механизм.
Уилльям закинул свою винтовку на плечо и пошагал по железной лестнице вниз. Усталость давала о себе знать — ноги подкашивались, а что-то внутри тела болело от сбитого дыхания. Странно, как люди, вдохновленные целью, даже не замечают обстоятельств её достижения. Как стремительно они бегут, пересекая финишную черту, и как больно они падают, как только красная лента обвивает их уставшую талию.
До ближайшего населенного пункта было около одного часа ходьбы. Это была деревушка под названием Линн — очередной забытый посёлок в Соединенных Штатах Америки, названый в честь чёрт знает кого.
Осматривая завалы Хоупа в надежде найти припасы, Хантер не мог не признать то, как удачно или же умно поселенцы Нового мира основали первый город. Окруженный рекой Блэк с востока-юго-востока, а также кучей мелководных и безымянных с остальных сторон горизонта, этот заповедник представлял собою идеальное природное укрытие. В нём было достаточно животных, чтобы прокормить армию, достаточно растительности и плодородной почвы, чтобы содержать поселение на одних овощах, реки, столь удачно проходившие рядом, становились источником пищи и энергии, а раздвижные мосты, коими стали мосты Старого мира в ловких руках первопроходцев, удерживали Стаи безо всякого шанса на провал.
Жители этого места всегда особенно гордились тем, что они были первыми. Но на самом деле вопрос о первенстве открытия этого города — всего лишь предмет для споров каждому второму пьянице. Но стоит признать, что его считают таким не безосновательно: даже сам наёмник ещё в бытность своей молодости слышал истории от первопроходцев-основателей Хоупа, которые когда-то были ему земляками, и эти истории рассказывали о людях, строивших город кровью на своих же костях. Хотя, говорят, в самом начале бороться с вирусом было проще — Ходячие были тупее и медлительнее, а подвидов и вовсе не существовало. Но было ли легче? Кто знает. По крайней мере, когда стены были заложены, энергия воды превращена в электричество, а угроза не могла подойти внезапно даже с самых тёмных углов — жители тогда еще посёлка Хоуп решили выйти на связь с миром — открыть двери тем, кто нуждается. И вот, восемнадцатого апреля две тысячи сорок седьмого года по всем частотам в эфир было выпущено радиосообщение:
«Внимание! Внимание! Всем, кто слышит! Если вы Человек, если вы можете держать оружие перед вашими врагами и протягивать руку товарищу в беде — город Хоуп ждёт вас. Повторяю: всякий живой, кто это слышит — город Хоуп открыт для вас. Отзовитесь! Наши координаты… … …Если вы нас слышите, знайте: надежда еще есть!»
И, со слов свидетелей, каково же было удивление, когда там, в эфире, они услышали в ответ лишь тишину. Монотонную и смертельную. На всех волнах, частотах и языках мира она разрезала их надежды и рушила предположения — валила карточные домики умов всё еще живых и прибавляла уверенности уже мёртвым. Так продолжалось месяцами. Да, потом на их зов отзывались и отзывались часто, но выражение чистого страха, казалось, застывает на лицах тех, кто рассказывает эту историю.
За спиной у Уилльяма остался злополучный склад Единства. Осталась школа, больница, жилые дома и торговые лавки. Его взгляд остановился у огромного поваленного дома, крыша которого накренилась и упала на росшее рядом дерево. Он медленно вошел внутрь, поднимая слои пыли в воздух одним своим дыханием. Сквозь оконные решетки падал мягкий свет, освещая плохо сваренные клетки. Одна за одной, они, эти камеры, бесконечным рядом выстроились вдоль длинной комнаты.
Окно, дверь, три решетки, хилая кровать и таз — все развлечения скромного товара на рынке рабов. Удивительно, но с падением цивилизаций, человек не вознесся ради спасения, но стал собой — падким до денег, крови и плотских утех. Даже рабами становились либо по своей воле, либо из-за отсутствия выбора. Побирушки, нищие и ленивые бездари делили свои койки с пленниками, бандитами, преступниками и убийцами — это было действительно то место, где жизнь имела строго определенную цену.
Пролет за пролетом, клетки сменяли друг друга. Обнаженная деревянная стена — единственная стена могла рассказать об этом месте лучше любого риелтора. Везде и всюду на ней виднелись кровавые и резные надписи — проклятия, мольбы, молитвы, просьбы, послания — каждый, кто хоть раз был в этой камере, оставлял после себя штрих.
Хантер остановился у одной из камер. Среди множества сотен слов, среди забытых фраз любви и жажды жизни, он видел свою — «Свобода» — гласила она. Наёмник вошёл в камеру, решётку, дверь которой была открыта, и присел на пол. Столь знакомый ему пейзаж вызывал резкое отвращение. Даже неделя в таком месте оставляет по себе след, а годы… годы могут оставить многое. Закрыв глаза, он попытался уснуть — крайний срок прибытия его в Стилуотер, Оклахома — две недели.
Но сон его прервал удар петли. Знакомый до боли, он рассекал воображение и старыми шрамами зудел на спине у наёмника.
— Не сегодня, — прошептал он сам себе и поспешил к выходу.
Через несколько минут он уже был за воротами — его взгляду открывались величественные леса, еще более поросшие деревьями без человека. Зеленые великаны выросли еще больше за время отсутствия жителей города, а трава и мох навсегда спрятали все тропинки.
И всё же такая дорога представляла минимум опасности. Особенно, когда в твоих руках компас. Уилльям посмотрел на часы, минутная стрелка которых указывала двадцать три минуты седьмого, и пошагал в северо-западном направлении.
Поля, когда-то засеянные человеком, поросли травой и кустарником. На некоторых даже были видны маленькие деревья. С каждым годом после Чумы человек уходил обратно в века. Старые дороги заросли, выбранные пути оказались неверными, а все те старания, что были приложены, теперь стерты на корню.
Через сорок минут Уилл уже встречал первые признаки старой цивилизации — оставшиеся фундаменты старых домов. Голые и пустые, они приветствовали путника и всем своим видом говорили о том, что труды Старого мира пошли на благо — дома разбирались и из них строились новые. Подумать только, но в Новом мире самым большим сокровищем стали две вещи: патроны и энергия. Кто обладал и тем, и другим — правил бал.
Целью Хантера был старый универмаг, названый в честь самого посёлка — он находился в самом центре, и там вполне вероятно остались какие-то припасы — жители Линн, а позже — Хоупа, не были расточительными с самого начала.
Еще через два десятка минут, наёмник зашёл в черту города. Вдыхая в себя запах гнилой плоти и пепла, он перекинул снайперскую винтовку через плечо и достал из кобуры мачете. Как профессионал, он предпочитал действовать тихо и экономно ровно до тех пор, пока была такая возможность.
Всюду красовались разрушенные дома: их обветшалые тонкие стены, если остались, не выдержали времени и рухнули, выставляя когда-то важную личную жизнь владельца на всеобщее обозрение. Выцветшие обои свисали и показывали голые стены, разобранные местами полы прогнивали и трескались из-за дуновения ветра, а почтовые ящики с идеальными газонами исчезали в высокой траве. Идя по широким и пустым улицам, он то и дело заглядывал в брошенные авто, надеясь найти что-то полезное. Провода, электрические детали, целые зеркала… черт, да даже кофе был большой редкостью, несмотря на попытки некоторых посёлков и городов выращивать его.
В посёлке, казалось, не было ни одной души. Ни живой, ни мертвый, ни зараженный — никто, судя по всему, не тревожил это место целыми годами. Даже птицы, замечая идущего на них человека, смотрели, скорее, с интересом, нежели со страхом.
Солнце уже поднялось достаточно высоко и ярко освещало нужную Уилльяму цель — «Супермаркет Линн» — гласила надпись над закрытой решетками дверью магазина. Защитные роллеты на окнах были опущены, двери заблокированы. Оставалось надеяться, что на крыше этого одноэтажного здания есть люк.
— Это здание закрыли явно не спроста, — обратился сам к себе Хантер. — Но лучше рискнуть, чем еще полтора часа, в худшем случае, идти до Строббери, где может быть такая же херня.