Приближался вечер. Косые лучи солнца золотили местами побагровевшую от ночных морозов листву деревьев и кустарников, в прозрачном воздухе летала паутина, глубоко внизу шумел поток. Хороша в горах осень, но срок истек, пора на север, домой. На другой день я упаковал в ящик собранные коллекции, сложил в чемодан и рюкзак экспедиционные вещи и, ожидая удобного случая для выезда, вблизи от дома охотился за каменными куропатками. Удобный случай вскоре представился.
Пасечник, у которого я прожил больше месяца, вдруг надумал съездить в совхоз Афлатунь, расположенный от нас в 15 километрах. Ему нужно было привезти с лесопилки доски для изготовления ульев, и поэтому он запряг в большую арбу пару волов и, придерживаясь единственной торной дороги, тронулся в путь. Эта дорога шла ущельем вдоль каменистой речки, делала большой полукруг и выходила, наконец, к совхозу. Афлатунь лежал как раз на моем пути, и, само собой разумеется, я воспользовался попутным транспортом. Удобно разместив свои вещи и переложив их сеном, я и сам было взобрался в телегу.
— Стоит ли вам трястись по такой скверной дороге? — обратился ко мне в последний момент пасечник. — Оседлайте Серого и поезжайте прямым путем — через перевал, в Афлатуне встретимся.
Конечно, я с большим удовольствием воспользовался этим предложением, захватил ружье и сумку и, когда арба, скрипя и прыгая по каменистой дороге, скрылась за первым поворотом, зашагал к конюшне.
Около часа, придерживаясь лесной дороги, поднимался я в гору. Дорога, или, вернее, тропинка, шла то в одном, то в другом направлении, постепенно и почти незаметно взбегая все выше и выше. Несмотря на раннее утро, среди старого орехового леса мне не было холодно. Казалось, лес хранил в себе тепло предыдущего дня. Здесь было сыро, пахло увядающей листвой и гниющим деревом. Но кончился лес. Ниже остались кустарники барбариса и шиповника. Вот и последние корявые деревца арчи поднимаются поодаль одно от другого. А выше, до самого перевала, широко раскинулись луга и горные степи. Когда я проник сюда, с соседних снеговых вершин на меня пахнуло таким «туденым дыханием, что я весь съежился и невольно стал понукать свою лошадку. Мне захотелось как можно скорее выбраться из ущелья на вершину холма, где уже светило хотя и утреннее и осеннее, но яркое и веселое солнце.
|
|
Вот я и на перевале. В первый момент солнце ослепило меня, но я повернул к северу и, всем своим существом ощущая живительные лучи, медленно стал спускаться вниз. Впереди лежала горная степь. Пологими увалами она спускалась к подножию, где в дымке тонули пирамидальные тополя и фруктовые сады Афла-туня. Еще ниже, до самого горизонта, уходила едва покатая однообразная равнина, залитая золотыми лучами солнца. Чудное осеннее утро, незабываемая картина беспредельного простора! Где-то в стороне громко перекликались красноносые горные галки-клущицы, мимо пролетали небольшие стайки полевых жаворонков, па высоко в прозрачном осеннем небе парила крупная хищная птица — бородатый ягнятник.
Я решил сделать остановку. Пустив лошадку пастись, я только расстелил на траве телогрейку и хотел позавтракать, как над самой моей головой с большой быстротой пронеслась серая птица. Это был сокол-дёрбник. В следующее мгновение он нагнал, и чуть было не схватил летящего жаворонка. Испуганная птичка успела как-то вильнуть в сторону, и дёрбник промахнулся. Тогда он взмыл высоко в воздух и, развивая страшную скорость, вновь понесся по косой линии за улетающей птичкой. Он сразу нагнал ее и… Я с облегчением вздохнул. К моей большой радости, сокол опять промахнулся.
|
|
Обычно после одной, реже двух неудачных попыток поймать намеченную жертву дёрбник прекращает преследование. Как будто стыдясь своей неудачи, он, не сокращая скорости, летит дальше, нападая, однако, по пути на всякую другую птичку, застигнутую им в воздухе. На этот раз дёрбник вел себя иначе. Вероятно, он неудачно охотился вчера вечером и был голоден. Это заставило его много раз подряд повторить нападение.
Обе птицы — жаворонок, пытаясь уйти от преследования, и соколок, стараясь овладеть добычей, — поднимались все выше и выше в воздух. Вот они становятся все меньше и меньше и, наконец, кажутся в голубом небе неясными точками. Большая и маленькая точки как будто соединены между собой невидимой пружиной. Они то быстро устремляются друг к другу, то разлетаются в противоположные стороны. Меня поражало упорство дёрбника. «Ведь замучит и непременно поймает утомленную добычу, — думал я. — Разве может слабенькая птичка так долго соревноваться с прекрасным летуном, сильным широкогрудым хищником?» К сожалению, я ничем не мог помочь жаворонку и все это время оставался только зрителем. «Жаль, погибнет наш полевой певец».
И вот именно в этот момент жаворонок, развивая большую скорость, полетел вниз, к земле. Дёрбник кинулся за ним. Этот Прием был особенно опасен для птички и удобен для нападающего Хищника. Он быстро нагнал свою добычу, но, видимо, не рассчитал и промахнулся. Тогда он вторично понесся за падающим Жаворонком. С напряжением следил я за птицами. Что сейчас случится? Неужели поймает? — Нет… сокол промахнулся опять. Секунду спустя обе птицы уже с большой быстротой летели вниз, Приближаясь ко мне. Я же, сняв с плеча ружье и напряженно следя за ними, выжидал удобного момента. Вот они спускаются все ниже и ниже. Впившись глазами в сокола, я уже не замечаю Жаворонка. Над самой моей головой дёрбник взмывает вверх и на одно мгновение останавливается в воздухе. Раздается Раздается выстрел, и сокол падает под ноги моей пасущейся лошади, пугая ее своим внезапным падением.
|
|
Где же жаворонок? Я замечаю его в двух шагах от себя. Использовав меня как своего защитника, он неподвижно сидит в ямке среди полыни и дышит с таким напряжением, что его перышки то поднимаются, то опускаются в такт дыханию. Замученная птичка долго, быть может, минуты три или даже пять остается на одном месте. Когда же я приближаюсь к ней и протягиваю руку, она выбегает из ямки и, издав знакомый мне крик, опасливо летит над самой землей и вновь исчезает в траве.
ПЕРЕПЕЛА
Вспомните, приходилось ли вам когда-нибудь слышать крик перепела? Наверное, приходилось. Ведь перепел ужасно криклив. Он начинает кричать, как только весной подрастут хлеба и травы, и с этого времени кричит до конца июля. Ну как можно не знать или не слышать голоса такой крикливой птицы, если вы хотя бы некоторое время летом побывали среди нашей природы. А главное, громкий и звучный голос птицы, называемый боем, удается слышать в любое время дня и ночи.
Представьте себе раннее летнее утро — тишина царит над полями. До рассвета еще далеко, но уже борется свет с темнотой. Из сумрака едва выступают шалаш на баштане, куст боярышника на краю оврага. В стороне протянулась полоска хлеба, и в ней в эту раннюю пору звучно отбивает свою короткую четкую песню перепел.
Но вот на смену ночи пробуждается яркое утро, блестит солнце, перекликаются, поют птицы, а среди разнообразных их голосов почти беспрерывно кричит перепел. Выше и выше поднимается солнце — свежее утро сменяется знойным полднем — ни освежающего ветерка, ни тучки на небе. Постепенно умолкают птицы, все дремлет, утихает — ни звука.
В стороне от пыльной дороги, на целинном участке степи, опустившись на выжженную солнцем почву, дремлют серые волы с большими рогами, поодаль стоит арба, а под ней, растянувшись на животе и выставив из тени загорелые ноги, крепко спит мальчугашка-подросток. Все отдыхают. Только в пожелтевших высоких хлебах, не боясь зноя, неугомонно и бодро кричит перепел.
Солнце спускается к горизонту, наступает теплый летний вечер, сгущаются сумерки, бледнеет, потом совсем погасает заря. День закончен, смолкли дневные обитатели полей и леса, в небе одна за другой загораются звезды. После знойного дня в такой теплый вечер дышится как-то особенно легко и свободно. Не спеша шагаешь межой среди высокого пожелтевшего хлеба, с наслаждением вдыхаешь теплый ароматный воздух. Хорошо, привольно кругом! Трещат насекомые, бесчисленные перепела отбивают повсюду свои песни в хлебах.
Не умолкает перепел и в ночное время. Как-то я проснулся глубокой ночью. Я лежал на душистом сене в телеге, рядом со мной стояла привязанная лошадь и жевала сноп клевера. Я открыл глаза и глянул в небо: оно было усыпано яркими звездами. Кто же меня разбудил среди ночи?
«Ва-ва, ва-ва», — вдруг услышал я как бы в ответ на свое недоумение громкий знакомый голос перепела у самой телеги. Но, видимо, заметив движение лошади, птица прервала начатую песню и вновь закричала спустя минуту. «Ва-ва, ва-ва, спать-пора, спать-пора, спать-пора…» — громко отбивал перепел.
— Да когда сам-то ты спишь? — невольно проворчал я, поворачиваясь на бок.
А неугомонная птица, отбежав в сторону от телеги, продолжала настойчиво выкрикивать звонкую песенку.
Несложная, но в то же время красивая песня, вернее крик перепела. Ведь не случайно этих птиц, ради их звучного боя, держат в неволе многие наши народности. Вы можете услышать голос перепела и в среднерусской деревне, и на Украине, и в ауле, и в шумном городе Средней Азии. Всюду перепел — любимая птица. Нравится и мне крик перепела, и когда я заслышу его, вспоминается многое, в том числе и далекое детство.
Вот просторные комнаты нашей квартиры, в открытые окна, шевеля занавесками, врывается душистый ветер — он приносит запах цветущей сирени. И вдруг замечательно звонкий и сильный перепелиный бой наполняет всю квартиру. Это кричит однокрылый перепел. Без всякой клетки он живет у нас в одной из комнат. Пол ее уставлен цветами и выстлан недавно скошенной травой, издающей запах увядающей зелени. Порой через открытые двери птица проникает и в смежные комнаты, и тогда ее звучный голос слышится то в столовой, то в детской.
Как же попал к нам перепел и почему он был однокрылый?
Это случилось много лет назад, когда я был мальчуганом. Однажды в жаркий весенний день мы с братом решили соорудить примитивный садок для рыбы. «Выкопаем глубокую яму, зальем ее до краев водой и напустим в нее сазанчиков», — обсудили мы свой замысел и тотчас приступили к его выполнению. Расчистив в саду против балкона небольшой участок, мы обвели его чертой и взялись за работу. Старым штыком я разрыхлял твердую почву, брат лопатой отбрасывал комья земли в сторону. Но тяжела земляная работа. К обеду мы изрядно наломали руки и, откровенно говоря, уже без особого энтузиазма думали о продолжении нашей затеи.
— Хорошая идея, — подбодрил нас за обедом отец. — Только знаете, ребята, не грязную яму надо устраивать у балкона, где вода, конечно, сразу испортится, а соорудить цементированный бассейн по всем правилам: с фонтаном и спуском воды. Тогда в нем действительно можно держать рыбу и бассейн украсит, а не испортит, как ваша яма, сад у балкона.
Воодушевленные словами отца, мы вновь после обеда взялись за рытье ямы и проработали до позднего вечера. К сожалению, работа шла медленно, силенок у нас было не так уж много, и, видя это, отец решил нам помочь.
На следующий день, когда мы с братом, вспотевшие и вымазанные глиной, продолжали расширять и углублять яму, на балконе появился отец, а рядом с ним знакомый нам казах Утугун. Утугун жил в кибитке, разбитой в степи близ речки Ахтубы, и славился как отличный землекоп. Конечно, его появление было связано с рытьем бассейна. И пока отец объяснял, зачем и какую нужно выкопать яму, мы с братом, предвидя облегчение, стояли рядом. Вдруг Утугун прервал разговор, запустил руку в карман своего грубого пестрого халата, извлек оттуда и передал мне живую перепелку. «Джаксы будене (хорошая перепелка) — тебе дарим», — показывая свои белые зубы, улыбнулся Утугун. По моей расплывшейся физиономии он видел, какое громадное удовольствие доставил своим подарком.
Как оказалось, две недели назад, во время ночного перелета, перепелка, ударившись о телеграфную проволоку, отбила правое крыло и была подобрана казахом в степи. Так попал ко мне однокрылый перепел. Он прожил в нашей квартире более десяти лет. Но о его жизни я расскажу позднее.
Перепелка — самый маленький представитель наших куриных птиц: она немногим крупнее скворца. В средней и южной полосе Европы и в Западной Азии перепелка густо заселяет поля и травянистые степи, не избегает редких кустарников и опушек леса. В Восточной Сибири и в Уссурийском крае перепелки часто поселяются на заболоченных участках, если они покрыты высокой травой. Правда, в этих частях обитает так называемая немая, или японская, перепелка. Она имеет почти такую же окраску и размеры, как и наша перепелка, но зато заметно отличается странным криком. Голоса самцов европейской и японской перепелок совершенно различны.
Однажды под вечер, возвращаясь от степных прудов — ставков, где я, охотясь за утками, отстоял две зори, я случайно встретился и познакомился с путевым обходчиком. Этот старичок жил в железнодорожном домике, одиноко стоящем у путей» среди степи в пяти километрах от города. Часто посещая ставки, в прежнее время я всегда пользовался другой, более прямой и короткой дорогой. Однако в этом году, после обильного снега и бурного таяния, распаханная степная почва сильно размокла. Непролазная грязь на этот раз заставила меня отказаться от прямого пути и выбраться на железнодорожную линию. «Ну и мучение!» — думал я, добравшись наконец до твердой почвы, вытирая платком вспотевшее лицо и с раздражением осматривая свои сапоги. К их подош-0ам прилип толстый слой вязкой глины, от которой я никак не мог освободиться в пути. И теперь я удобно уселся на подсохшую железнодорожную насыпь, вытащил перочинный ножик и стал им очищать обувь.
— Что, грязь одолела? — услышал я за спиной голос.
— Чуть было не одолела, еле ноги вытащил, — обернулся я и увидел на путях маленького старичка.
В руках он держал свернутые флажки, какими пользуются железнодорожнику для сигнализации.
— Ну как, на Левшинских ставках утка есть?
— Есть, да мало, — ответил я, — две зори выстоял.
— Шесть селезеньков взяли, не совсем мало; куда больше: не торговать, небось, — усмехнулся старичок.
Разговаривая, мы не спеша пошли по путям к городу.
— Ну, вот я и дома, — остановился мой спутник у железнодорожной будки, — может, зайдете, молочка выпьете?
Я последовал за обходчиком и, войдя в единственную просторную комнату, сразу понял, что попал к большому любителю-птичнику. Около печи на полу помещался широкий, совсем низкий ящик; до половины в нем были насыпаны, вероятно, песок и зола. В ящике копались три перепелки. При нашем приближении они нехотя соскочили на пол и стали отряхивать свое оперение. Облачко пыли поднялось от них и повисло в воздухе. Одно из окон, обращенное к югу, было заставлено сухими ветками, на подоконнике стояла деревянная кормушка и маленький сосуд с водой; здесь без клетки обитал соловей.
Сообразив после непродолжительного разговора, что я тоже интересуюсь всякой живностью, старик разговорился.
— Это у меня заводная самка, — объяснял он, указывая на одну из перепелок. — Я, знаете, не всегда манком пользуюсь. Ведь не каждый перепел на манок хорошо идет. Пока далеко — не разбирает и бежит, а как близко подойдет — застопорит. Вот тогда мне перепелка и помогает. Эти перепела, — продолжал старик, — замечательные, им цены нет. Как начнут дробь отбивать — мертвого разбудят, ведь я их из многих сотен выбрал. Иной раз недели полторы выслушиваешь, какая птица кричит лучше. Вечером в обход идешь — слушаешь, утром на заре пойдешь — опять слушаешь, а потом лучшую и поймаешь. Интересное это занятие. Вот вы, как немного озимые поднимутся, приходите ко мне с вечера, а на утренней заре пойдем перепелов ловить. Если вы заинтересованы — любого для вас перепела поймаю.
Прошло около месяца. Давно закончилась весенняя охота на селезней, и я, сидя в городе и соскучившись по природе, вспомнил приглашение путевого обходчика. «Обязательно надо познакомиться с перепелиным ловом», — решил я и, выбрав свободный день, под вечер сел на велосипед и направился к знакомому домику.
— Надумали-таки! — встретил меня дед. — Что же, время хорошее — бой в самом разгаре, завтра попытаем счастье.
Ранним утром, вернее глубокой ночью, мы ощупью спустились с крылечка и осторожно зашагали пыльной дорогой, идущей среди хлебов, по направлению к Левшинской балке. Заалел восток, и чуть посветлело, когда мы добрались до намеченного участка.
Хотя было очень темно, но и в предрассветных сумерках я кое-как разобрался в местности. Мы остановились на краю широкой полосы старой залежи, заросшей высоким и густым разнотравьем. Прямо на восток от нее тянулись озимые посевы, где густой хлеб уже успел подняться выше колена.
— Самое перепелиное место, — шепотом сообщил мне дед, не спеша приготавливаясь к лову.
Поверх поднявшегося хлеба мы аккуратно растянули тонкую зеленую сетку и, удобно усевшись среди бурьяна, приступили к делу.
«Тю-тю, тю-тю», — с помощью специальной перепелиной дудочки, почти одновременно ударяя по ее согнутому кожаному меху двумя пальцами, старик издал негромкий двусложный свист. «Тю-тю, тю-тю», — повторил он снова после короткого перерыва. Как ни слаб был этот звук, но в тишине раннего утра его тотчас услышал ближайший перепел и довольно далеко от нас в хлебах отбил ответную бойкую песенку. «Тю-тю, тю-тю», — вновь настойчиво засвистела дудочка в руках деда. На этот раз перепел ответил не сразу. Наверное, он пробежал некоторое расстояние по направлению голоса мнимой самки и вновь отбил песенку значительно ближе. Наступила пауза. Чутко вслушиваясь в тишину, молчал перепел, но упорно не подавал голос и манок в руках деда. «Ва-ва, ва-ва, спать-пора, спать-пора, спать-пора», — совсем недалеко от нас, не дождавшись ответа, закричал перепел и, наугад перебежав еще ближе, повторил песню.
Манок продолжал молчать, но ловец осторожно вытащил из-за пазухи маленькую клеточку с перепелкой-самкой и поставил ее среди травы. «Рю-рю, рю-рю», — услышал я совсем слабый крик самки и тотчас понял, почему мой знакомец так ценит свою манную перепелку и при приближении перепела не пользуется дудочкой. На близком расстоянии звуки манка и перепелки оказались не вполне сходны. Шорох бегущего перепела заставил нас прижаться к земле и застыть в неподвижности. Он был рядом с нами. «Ва-ва, ва-ва», — громко начал он, но в этот момент брошенный рукой старика неясный темный предмет подкатился к перепелу и заставил его взлететь в воздух. Секунду спустя птица трепыхалась в сети, а дед, забыв о своих годах, на четвереньках быстро заполз под сеть, чтобы вынуть попавшегося перепела.
— Держи, — трясущимися руками передал он мне птицу. Что Произошло дальше, я и сейчас не могу себе ясно представить.
Был ли виноват в этом я или меня подвели трясущиеся руки деда, судить не берусь, но наши отношения после этого глупого случая были непоправимо испорчены. Взятый мной перепел, вероятно, найдя надежную точку опоры, подпрыгнул вверх, выскользнул из моих рук и спустя секунду исчез в темноте. «Крюю-чак-чак-цак», — все, что я услышал от улетающей птицы. Но то, что я услышал от своего спутника — век не забуду.
— Зачем пустил! — переходя сразу на ты, закричал дед. — Да ты мне место это испортил. Ведь я теперь здесь ни одного перепела не поймаю.
Сначала я пытался успокоить расходившегося старика и доказать, что не я один виноват в случившемся, но потом сам вспылил и, наговорив ему кучу дерзостей, отправился прямо к будке за оставленным велосипедом.
Откровенно говоря, было особенно досадно, что из-за нелепой ссоры я лишился очень интересной для меня птицы. Накануне вечером, прейдя к деду, я увидел у него в комнате черную водяную курочку. Медленно переступая на длинных зеленоватых ногах, она то и дело подергивала хвостиком и вела себя так, как будто весь век жила в этой комнате. Как мне она понравилась!
Берите ее себе, если нравится — мне она не нужна, — сказал дед.
Я был в восторге. Но птицу решил взять на обратном пути после перепелиного лова, и, как видит читатель, допустил большую ошибку. Водяной курочке не суждено было попасть в мои руки.
В отличие от других наших куриных представителей, например тетерева, глухаря, рябчика, перепела — настоящие перелетные птицы. Осенью, еще задолго до наступления холода, они покидают свою родину и, пересекая обширные пространства суши, моря и высокие горы, улетают далеко к югу.
Но почему улетают перепелки и остаются у нас зимовать глухари, рябчики?
Перелетные птицы, в том числе и перепелки, покидают свою родину не столько из-за наступающего осеннего ненастья и холода, сколько из отсутствия зимой корма. Большинство зимующих наших куриных с выпадением глубокого снега почти перестают поедать ягоды. Они взлетают на ветви деревьев и заглатывают молодые побеги, древесные семена и почки. В худших условиях оказываются серые куропатки. Они не умеют садиться на ветви деревьев и вынуждены добывать пищу с земли из-под снега. Но как же поступают серые куропатки, когда после зимних оттепелей, а затем резкого похолодания, снег вдруг покрывается твердой коркой — настом? В этих случаях оседло живущие куропатки, чтобы сохранить жизнь, вынуждены покидать родину и спешить к югу. Много куропаток гибнет в такие голодные годы.
Иначе ведут себя перепелки. Не умея взлетать на деревья и не будучи в состоянии достать пищу из-под мощного снегового покрова, они ежегодно улетают от нас и проводят холодное время года на далеком юге.
До холодов еще далеко, солнце продолжает светить и греть по-летнему, а выведшие птенцов перепелки уже исчезают из средней полосы нашей страны. Вначале они летят в одиночку, но чем дальше продвигаются к югу, тем чаще сталкиваются со своими собратьями. Близ Тянь-Шаньской цепи в Средней Азии, у гор Кавказа и Крыма, пролетные перепелки образуют большие скопления. Сколько их бывает там, даже представить трудно! Десятки тысяч птиц неожиданно появляются на холмистых участках в том или другом месте и, пробыв здесь только один день, с наступлением темноты вновь летят дальше. Там, где вчера перепелов совсем не было, сегодня вы можете встретить их в великом множестве. Но не рассчитывайте увидеть их здесь и завтра. За ночь они пролетят сотни километров и наводнят местность, где вчера их еще не было. Перелет перепела совершают только в ночное время. Днем вы не заставите лететь перепелку далеко и если спугнете ее — она пролетит самое большее метров двести и, панически боясь дневных хищников, поспешит укрыться в высокой траве.
В конце лета и в самом начале осени в таких степных районах, где перепелов много, они не представляют для охотника ценной добычи. Молодые птицы в этот период еще не вполне доросли и не успели накопить запаса жира. Зачем вам тратить полный заряд на маленькую перепелку, когда вы вышли на степную охоту в надежде отыскать выводок куропаток, встретить на степных ставках уток или столкнуться с дрофами?
Ко времени перелета на обильных осенних кормах перепелки заплывут жиром, соберутся на юге в большом количестве и приобретут в глазах южан-охотников известную ценность. Мал золотник, да дорог. Невелика птица перепел, да зато ее осеннее мясо отличного качества, а охота как никогда добычлива и интересна. И если за другой дичью охотник, жаждущий пострелять, иной раз целый день проходит без выстрела, то на перепелиной охоте он уже «отведет душу» и выпалит все патроны, какие окажутся р патронташе и карманах.
Лет двадцать пять тому назад я впервые познакомился с перепелиной охотой в Крыму и оценил ее по достоинству, а позднее при всяком удобном случае готов был лететь на Южное побережье, чтобы, купаясь в море и охотясь за перепелками, не совсем обычно провести свой отпуск. Вот об этом, хотя бы совсем кратко, мне хочется рассказать читателям.
Не богата охота на Южном берегу Крыма. Зимой еще ничего — зайца, лисицы много, каменной куницы порядочно, вальдшнепы подлетят — есть за чем побродить. Много хуже в начале йсеннего сезона. В других местах охотники и их собаки ждут его, как великого праздника. Одни за утками, другие за тетеревиными выводками отправляются, третьи в болоте бекасов вытаптывают.
Ну, а крымскому охотнику первого августа и пострелять не в кого. Местных перепелов совсем мало, да и цена им грош в это время. Зайцы запрещены — еще сезон не подоспел, а другой дичи нет. Конечно, можно пострелять в голубей — горлинок — или в консервные банки, но, увы, не таков крымский охотник. Сколько я ни ездил, где ни побывал, а таких серьезных охотников, как на Южном побережье Крыма, не много видел. Стрельба отличная, с ружьями обращаться умеют, к своим собакам по-хозяйски относятся. Настанет трудное перепелиное время, встретишь охотника с собакой в окрестности, а у нее на ногах кожаные башмачки, чтобы ноги о щебень не била. Конечно, такой пес перепелиный сезон с честью выдержит и, видя к себе заботливое отношение, старается для хозяина без отказа работать.
А надо сказать, что в горных частях Крыма работа для собаки особенно трудная. Холмы, где скапливаются перепела, поросли редкими жесткими кустиками молодого граба. Иной раз зацепит собака ногой за упругую ветвь и до крови обдерет кожу. Еще опаснее для собаки щебнистая почва — шифер. Горячие собаки с первой же охоты в кровь разбивают ноги и выходят из строя. И тогда собака скулит на привязи дома, а охотник уныло бродит по холмам без четвероногого помощника — ведь без него перепелиная охота в значительной мере теряет свою привлекательность.
Медленно тянется август для охотников Алушты. Безоблачное, синее небо, нет ветра — безмятежно бирюзовое море. Наступит выходной день, но ни один из моих старых приятелей не выйдет с ружьем за город. Зайдите к ним домой, и вы застанете их за работой. Деловито гудит примус, часто стучит маленький молоток шипит и брызжет в кастрюле вода. Это спешно изготавливается мелкая перепелиная дробь — совсем скоро, с первым похолоданием на севере, перепела полетят на зимовки и наводнят Южное побережье Крыма.
Вот и конец августа. Перепела, конечно, уже пошли к югу, но под Алуштой их нет ни единого. Долетят перепелиные стаи до безлесных вершин Крымских гор, отдохнут на Яйле и, пользуясь благоприятной погодой, без остановки в ту же ночь пересекут море, так что их никто не увидит. Лишь изредка налетят перепела в темноте ночи на телеграфную проволоку, и побившиеся о провода птицы свидетельствуют о ночном перелете.
В сентябре в Крыму еще настоящее лето, но погода уже не так устойчива. Частенько на морской горизонт наползут клубящиеся облака, в высоких кипарисах засвистит ветер. И тогда по потемневшему морю загуляют седые волны, с шумом и брызгами разбиваясь о прибрежные скалы. Но не думайте, что это осень, — до осени еще далеко. Это беспокойный сентябрь впервые после жаркого лета напоминает вам о грядущем ненастье и холоде. Однако как бывает рад такой погоде охотник Южного берега Крыма! Только бы не стих ветер. И если в течение всей ночи будут так же сердито реветь волны и на морском горизонте не разорвутся темные тучи, ни один перепел не решится лететь через море. Множество перепелов рассядется по безлесным холмам и виноградникам и останется здесь в течение всего дня до наступления ночи.
За свою жизнь я провел в Алуште по меньшей мере двенадцать перепелиных сезонов. Сколько же раз я спал там, как спят во время отпуска другие отдыхающие люди? Думаю, раз десять, во всяком случае, не больше. И если за это одни сочтут меня за ненормального человека, то другие, конечно, найдут оправдание. Какой охотник сможет спокойно спать в перепелиное время?
Ночь — ни зги не видно. До рассвета еще часа полтора, а я уже в полной готовности жду сигнала. Растущее под окном дерево абрикоса настойчиво царапает ветвью по железной крыше. Сегодня этот то сильный, но утихающий звук радует мое сердце — значит, не стих ветер, значит, шумит море — будут перепелиные высыпки. Но где?
Слабый стук в окно прерывает мои мысли. Тотчас осторожно скрипит дверь, я с собакой выхожу во двор и испытующе смотрю на морской горизонт. Размещение туч позволяет предполагать, где ночью опустились пролетные стаи. «Лучше под Корбик», решаем мы с приятелем и направляемся знакомой дорогой.
Чуть брезжит бледный рассвет — мы на месте. Перед утром стихает ветер, умолкает море, меркнут звезды, и только загроможденный тучами южный горизонт напоминает нам о беспокойной ночи.
Охоту на перепелов нельзя начинать рано. Взлетевшая «пестренькая птица положительно растворяется в сумерках; приходится ждать, когда совсем посветлеет. И мы, растянувшись на крупных камнях, еще теплых от вчерашнего солнца, вслушиваемся в монотонный треск насекомых и, болтая о разных вещах, ждем первых лучей солнца.
Но вот на соседних холмах ниже нас звучит один, другой выстрел — пора начинать. И если перепелов много, то отдельные выстрелы вскоре сливаются в нестройную канонаду. Но как бы ни были велики высыпки, стрельба резко прекращается около половины восьмого: ведь все это местные люди, и после перепелиной охоты они спешат своевременно попасть на работу. Только я не спешу домой и, сидя на невысоком холме и провожая глазами охотников, по масти собак издали узнаю их владельцев. Потом тихонько спускаюсь с холмов к морю и, перед тем как окунуться в прохладную воду, долго сижу вдали от обычно многолюдного пляжа. Опять безоблачно синее небо, безмятежно бирюзовое море, неподвижен еще прохладный утренний воздух.
В восточных частях Сибири и в Уссурийском крае, где обитает японский перепел, также существует массовый осенний пролет и перепелиный промысел. Птицы летят к югу, у южной границы нашей страны образуют большие скопления, и здесь высоко ценятся как превосходная дичь.
Но мне лично не пришлось ни наблюдать пролета японских перепелов, не участвовать в их осеннем промысле. Вообще японского перепела я знаю не так хорошо, как его европейского собрата. Только в 1938 году я впервые столкнулся и познакомился с этой птицей.