Много встречал я ребят на своем пути. И на охоте, и в научной командировке обязательно столкнешься с незнакомым парнишкой и заведешь с ним знакомство.
— Тебе что? — спрашиваю я мальчугана, заглянувшего в мою комнату.
— Ничего, — с ноги на ногу переминается он у двери.
— Ты к кому пришел, тебе что-нибудь нужно?
— Нет, просто так, — отвечает он, а сам глазами так и пожирает стол, где обычно я пишу дневник, набиваю патроны или снимаю шкурки с добытых животных. Ведь здесь так все необычно и интересно!
— Живешь на станции?
— Ага.
— А зовут как? — продолжая заниматься своим делом, после долгой паузы вновь задаю я вопрос.
— Меня?
— Да нет, не тебя — его! — кивком головы указываю я в угол комнаты. Парнишка растерянно осматривает пустое место, потом переводит взгляд на меня. Но вот его физиономия расплывается в широкой улыбке. Ведь не сразу поймешь шутки незнакомого приезжего дядьки.
— Петькой зовут, — уже другим тоном, задорно, продолжая улыбаться, отвечает он.
— Ну что же, значит, Петька, — между делом продолжаю я. — Ты не охотник?
— Может и охотник, да ружья нет.
Вот так и состоится знакомство. Ну, а потом? А потом в первое воскресенье он пойдет со мной на охоту. Неделю спустя будет опять воскресенье, а там незаметно подойдут каникулы. Привыкну к мальчугану, он тоже привыкнет ко мне, и на всю жизнь мы станем друзьями.
Велика наша страна, бесконечны ее просторы, но куда ни загляну я во время своих обычных поездок, всюду найду близкого человека. И эти люди — или выросшие ребята, встреченные когда-то мной во время охоты или научной командировки, или молодежь, прочитавшая мою книжку о беспокойной, но полной происшествий жизни.
|
|
Привет вам, молодые друзья — охотники и натуралисты!
ВАСЯ
В летние месяцы 1947 года я проводил исследовательскую работу на Рыбинском водохранилище в Дарвинском государственном заповеднике. Уехал туда в конце мая и, поселившись со всей семьей в отдельном деревенском домике, прожил, кажется, до конца августа. В этом заповеднике я и познакомился с подростком Васей.
Чудный был мальчишка! Сколько ему было лет, я точно не знаю. В то время числился он подсобным рабочим заповедника и выполнял самые разнообразные поручения.
Быть может, кто-либо из вас уже читал в этой книге рассказ «Средства защиты». В нем я описываю смешной случай, когда во время кольцевания птенцов моего спутника Васю отделали речные крачки. Увидев, что Вася поймал одного из плывущих пуховых птенчиков, речные крачки тесной группой спикировали с большой высоты почти до самой воды и облили всего мальчишку бел-м пометом. Пострадавший и есть мой герой Вася.
В июне кто-то из сотрудников поймал маленького лосенка. Перепуганного зверя со связанными ногами и широко раскрытыми дикими глазами привезли на лодке к нашему дому и поместили в овине. Уход за пойманным лосенком и кормление его поручили Васе. Вот мальчик и бегал к нам раза три, а то и четыре в течение дня. Прибежит, бывало, чуть свет, схватит весла и, усевшись в лодчонку, уплывет на соседние острова. Не пройдет и получаса, глядь, вернется он с целой охапкой молодых веток краснотала, накормит своего питомца и побежит в деревню по другим поручениям.
— Вася, подожди! — иной раз окликал я убегающего мальчугана. — Я на острова еду, поедешь со мной?
|
|
— Поеду, поеду, — отвечал мальчик. — Я только мигом в контору сбегаю.
И верно, минут через десять босоногий Вася появится на нашем крыльце, готовый ехать куда угодно, хоть на край света, хоть на неделю, в любое время дня и ночи. «Замечательный мальчишка! Удивительные способности выполнять любые поручения с неподдельным удовольствием и весельем», — не раз думал я, присматриваясь к жизнерадостному и энергичному мальчугану. Особенно любил он ездить со мной, потому что без охотничьего ружья я никогда не отправлялся на экскурсию: вдруг попадется что-нибудь интересное, а ружья нет. Поездив несколько раз с Васей, я, наконец, понял, что охота для этого мальчугана самое большое удовольствие, а охотничье ружье — заветная мечта.
— Елена Генриховна, Васе просто необходимо ружье купить, — обратился я к матери Васи, встретив ее как-то на улице. — Парень ведь мечтает стать настоящим охотником, а ружья нет.
— По-вашему, значит, нужно купить? Признаться, я об этом сама думала. Купить, что ли? Пускай охотится. И в то же время страшно как-то ружье в руки давать — мальчишка ведь, в голове ветер.
— Вот поэтому и нужно именно сейчас купить. Пусть смолоду научится с ружьем обращаться и не смотреть на него как на игрушку. Тогда ружье совсем не страшной вещью будет. Только перед тем как его подарить, самые суровые условия поставить необходимо.
— Что же, Евгений Павлович, давайте купим. Вы уж помогите мне в этом деле, а то я в ружьях ничего не понимаю, да и Васе, пожалуйста, внушите, что с ружьем надо быть осторожным.
|
|
Одним словом, мой совет купить мальчугану ружье был принят. Через несколько дней я собирался съездить в Москву и обещал Елене Генриховне выбрать и привезти для Васи ружье.
— Ну, гражданин охотник, — обратился я к нему на одном из привалов. Мы загнали лодку в чащу затопленного мелколесья и решили здесь позавтракать. — Так, вот, гражданин охотник, у тебя скоро собственное охотничье ружье будет. Твоя мать деньги на ружье дала, я его в Москве покупать буду.
В тот же миг Вася кинулся мне на шею с такой силой, что я едва удержался в легкой лодчонке.
— Смотри только, если ружье хоть один раз у тебя случайно выстрелит или я увижу, что ты в кого-нибудь целишься, хотя бы в курицу или собаку, не увидишь больше своего ружья никогда. Сам возьму и заброшу его в воду. Запомни это…
С этого дня Вася бродил, как в тумане. Деликатный мальчишка не решался спросить меня о дне выезда, но, видимо, ждал этого момента, как небесной манны. И когда, наконец, я уехал, он часто бегал на пристань и встречал все пароходы, привозившие людей из Рыбинска и Весьегонска.
А я тем временем закончил дела в Москве и, выбрав для Васи дешевенькую, но добротную одностволочку, выехал в заповедник не совсем обычным путем, то есть не поездом и затем пароходом, а на попутной машине. Она довезла меня до деревеньки Противье, расположенной на берегу залива, как раз против пристани заповедника.
Издали я видел, как пришел сначала один пароход с юга, потом подошел и отчалил другой из Весьегонска, а я сидел на вещах в Противье и ждал попутной лодки. Потом минут сорок езды по беспокойной свинцовой воде, и я почти дома, в своем заливчике.
— Ружья тебе не привез, не нашел подходящего, — с напускным равнодушием говорю я Васе, пока он вытаскивает на берег мои веши.
— Ну ничего, в другой раз, — без всякой тени досады, весело отвечает Вася.
Хороший мальчишка!
— На, держи свою драгоценность! — протягиваю я ему купленную одностволку. — За патронами потом придешь, когда распакую вещи.
Одно мгновение растерянный Вася стоит на месте, потом вырывает у меня ружье и сломя голову несется к своему дому.
— Одурел парнишка от радости, — говорит хозяин лодки. Действительно, совсем одурел! Со смехом слежу я, как мелькают по улице босые Васины ноги.
А потом целый месяц беспрерывной муштровки.
— Вася, куда это у тебя опять ствол смотрит? Сто раз тебе говорил: когда заряжаешь ружье, держи его в сторону!
— И бестолковый же ты мальчуган! Разве со взведенным курком через канаву прыгают? Мало ли что может случиться… Споткнешься, нажмешь гашетку, а потом ружье виновато, само, мол, стреляет. Сначала курок спусти, а потом прыгай.
— Да ты совсем очумел, что ли? Как опять ружье держишь? Поверни ствол в сторону, а потом уж курок спускай.
В общем извел, совсем замучил меня Васька. Но прошло около двух недель, и все наладилось. Вася, наконец, научился обращаться с одностволкой.
Прошло несколько лет, много воды утекло с того времени, как мы охотились с Васей под Весьегонском. Парнишка вырос. Слышал я от кого-то, что он работает механиком под Архангельском, работает хорошо, с увлечением, но охоту также не забывает. И вот однажды, два года назад, приехал Вася в Москву и неожиданно заявился прямо ко мне. Здоровенный, симпатичный, кудрявый парень — смотреть любо!
— Чего же молчал столько лет, строчки не написал ни одной? — упрекнул я его.
— Честное слово, Евгений Павлович, много раз собирался писать вам о том, как живу, как охочусь, но так и не смог собраться.
— Ну, хоть собирался и то хорошо! — смеюсь я. Просидели мы с ним целый вечер, вспомнили заповедник, затопленные леса, островки, населенные крачками.
— А ты помнишь, как первую утку убил? — спрашиваю я Васю.
— Как не помнить, конечно, помню, — отвечает парень, а сам смеется.
И мне живо представилась эта охота.
Вот прямо на Васю летит большая кряковая утка. Вместо того чтобы дождаться, когда она подлетит ближе, он ложится на землю и быстро ползет ей навстречу. Да и где ползет — прямо по неглубокой воде, среди кочек болота. Потом гремит выстрел, и убитая утка падает на открытый плёс торфяного карьера. В то же мгновение мальчуган осторожно кладет свою новую одностволку на сухую кочку и в одежде бросается в воду. Проваливаясь до плеч и по шею в полужидкую торфяную грязь, он неудержимо стремится вперед и, наконец, хватает за шею убитую птицу.
— Во-о!.. — кричит он, поднимая над водой первую добычу. Поза мальчишки, его дикий вопль напоминают торжествующий крик краснокожего воина, снявшего скальп со своего противника. За вечерним чаем рассказал мне Вася, что накопил изрядную сумму денег и мечтает купить новое охотничье ружье.
— А где то, которое я тебе в Борок привез? — спрашиваю я парня.
— Цело и бьет по-прежнему хорошо. Но ведь одностволка, Евгений Павлович! Хорошую двустволку купить хочется.
— Что же, найдем и двустволку. Только знаешь, Вася, первое не продавай, на память его сохрани. А лучше братишке отдай — пусть охотится.
Порешили мы с Васей посмотреть, какие есть ружья.
Поздно мы легли в этот вечер. Вася быстро заснул, а я еще долго ворочался в постели, вспоминая беспокойную свинцовую воду, затопленные леса, песчаные островки и косы. Кажется, и во сне мне снилось, что, не ощущая трудностей, я скольжу на лодчонке по Широким разливам Мологи и снимаю свою двустволку, когда из затопленного леса взлетают утки.
— Послушай, Вася, что это ты в такую жару плащ на себя напялил? — спрашиваю я утром своего гостя.
— Нельзя никак, неудобно, Евгений Павлович: костюм у меня такой, что по Москве ходить стыдно.
— Вот уж неверно! Откуда ты взял это? В Москве так много народу, что ни меня, ни тебя никто не заметит и на наши костюмы не обратит внимания. Снимай-ка плащ, собирайся скорей, времени у меня не так много.
— Евгений Павлович, да ведь штаны у меня такие, что на улицу выйти нельзя.
Глянул я на штаны Васи и — что вы думаете? — не стал настаивать. Все штаны в заплатах, по швам разлезаются.
— Что же это, ты Вася, в таких штанах ходишь? Сам же говоришь, что зарабатываешь хорошо, а штаны драные.
— Вот так получилось! — смеется Вася. — Деньги есть, а купить нельзя. Как стал я на ружье откладывать, решил ни на что не тратить, пока ружья не куплю. Вот за это время мои штаны и разлезлись.
— Вот что я тебе предлагаю: сейчас штаны купим, — это рядом, напротив, — а потом по магазинам за ружьем пойдем.
— Нет, Евгений Павлович, сначала ружье. Вдруг дорого стоит, денег не хватит.
— Да я тебе дам денег, а ты потом вышлешь, — пытался убедить я своего гостя.
— Нет уж, давайте сначала ружье, а потом другое, — уперся парень.
— Эх ты, жених, а штаны драные! — махнул я на него рукой.
— Какой я жених! Я охотник, — отшучивался Вася. Нашли, выбрали мы с ним хорошее двуствольное ружьишко, попробовал его бой Вася за городом и, убедившись, что ружье бьет превосходно, счастливый укатил на Север — в Архангельск. Денег хватило и на ружье, и на брюки, и на другие покупки.
А впрочем, нет в этом рассказе ничего особенного. Ведь и я не смог бы поступить иначе, если бы у меня не было охотничьего ружья.
Да, укатил Вася на Север, в Архангельск, и давно уж молчит, не шлет весточки. Что тут поделаешь! Видно, опять частенько написать собирается, но — вот несчастье! — не дается ему эта премудрость.
НЕ ВСЕМ БЫТЬ ОХОТНИКОМ
В предыдущих очерках я рассказывал о ребятах-охотниках, бывших спутниках моих охотничьих выездов и экспедиционной работы. Интересный это и своеобразный народец. А сколько таких незаурядных ребят в нашей стране? Так много, что представить трудно. Откуда появилась и как развилась у них страсть к охоте, к натурализму, не вполне ясно. Впрочем, это и не имеет большого значения. Важнее другое. Большинство из них настоящие, прирожденные охотники. Их хлебом не корми, лиши всяких благ в жизни, только дай им ружье и возможность хоть не часто вырваться в лес и развлечься любимым делом — охотой.
Однако далеко не всем молодым людям прививается любовь к этому виду спорта. И хотя сплошь и рядом в семьях отцы и дядьки используют каждую свободную минуту, чтобы выбраться с ружьем за город, охота юношам все же не особенно нравится. За свою жизнь я не один раз сталкивался с подобными случаями и считаю их нормальным явлением. С не меньшим удовольствием иногда наблюдаю я, как у ребят проявляются другие полезные склонности. Одни интересуются устройством автомашины или трактора, другие — самолетом или электроприборами. Все это одинаково хорошо. Бояться надо другого. Страшно в детях отсутствие интереса ко всякому полезному делу.
Когда мой сын был еще маленький, я купил для него необычное ружье. Оно и сейчас сохранилось в нашей семье и висит над моей кроватью. Чудное, замечательное ружьецо фирмы «Фран-кот», бельгийской работы. Оно весит так мало, что с ним может охотиться пятилетний ребенок. Несмотря на крайнюю легкость и предельно мелкий калибр, ружье обладает превосходным боем. В прошлом я с ним нередко выезжал на охоту и вполне убедился в его боевых качествах.
Как-то осенью несколько дней я провел в городе Черный Яр на берегу Волги и, урвав время, выбрался в окрестные луга за утками. Меня сопровождал один из местных охотников.
— Ну разве это ружье? Разве на уток с такими ружьями ходят? — с презрением качал он головой, вертя в руках «фран-котку». — Возьмите мое, у меня два, а это дома оставьте. Из своего все равно ничего не убьете — ведь это не ружье! Это… это спринцовка!
Уязвленный словами постороннего для меня человека, я наотрез отказался. Я знаю и люблю свои ружья.
Несколько разойдясь в стороны, мы шли камышами степного лимана; вода достигала пояса. Время от времени из густых зарослей тростника поднимались утки. Они с кряканьем взмывали вверх и спешили улететь прочь от охотников. Гремели выстрелы. Мой сосед был «не в ударе» и делал частые промахи. После каждого неудачного выстрела он ругался. Ругал ружье, ругал уток. А мне, напротив, везло. Я стрелял более удачно и за короткое время взял несколько кряковых уток. Как тряпка, они валились после моих выстрелов из «франкотки».
— Москвич, а москвич! — вдруг, остановившись среди открытого плёса, закричал мой спутник. Несколько крупных крякашей, потревоженные криком, вырвались из травы и, свистя крыльями, понеслись в сторону. — Слышишь, москвич!.. Я за твою спринцовку две свои двустволки даю!.. — кричал мой новый знакомый.
Как уже знает читатель, эту маленькую двустволку я предназначал сыну. Но он был еще слишком мал. «Нос еще не дорос», — говорил я ему, когда он тянулся к ружью и просил взять его на охоту.
Прошло два года. Однажды я взял сына на вальдшнепиную тягу. Но, к сожалению, охота не удалась. В этот вечер неуютно было в лесу. Потемнел багровый закат, на прогалине стало как-то особенно сыро и холодно.
— Рано, нет еще тяги, — сказал я, вынимая из ружья патроны и вешая на плечо двустволку.
— Да. Тяга домой, — ответил мой юный охотник, ежась от холода.
«И верно, дома уютно, тепло», — думал я, шагая по темному лесу, ломая тонкий ледок на замерзших лужах. Только настоящий охотник может мириться с такими невзгодами.
Да, первая охота, к сожалению, была неудачна. Но позднее не один раз нам удавалось возвращаться домой с добычей. Однажды на Рыбинском водохранилище мы плыли на лодке по затопленной местности. Наступал тихий вечер. Косые лучи заходящего солнца блестели в неподвижной поверхности плёсов, здесь и там из воды безжизненно поднимались погибшие сосны и ели.
— Смотри, впереди утки, — предупредил я.
Около десятка уток-шилохвостней, вытянувшись в косую цепочку, летели прямо на лодку. Отложив весла, мы взялись за ружья. Когда птицы поравнялись с нами, я выстрелил, но неудачно. На одно мгновение утки собрались в воздухе в тесную кучку, а затем, звеня крыльями, стремительно поднялись выше. Мне казалось, что вторично стрелять не было никакого смысла — птицы успели подняться слишком высоко. Но именно в этот момент прозвучал выстрел, и один шилохвостень, описав дугу в воздухе, свалился в воду.
— Здорово, высоко взял! — невольно похвалил я.
Но и после удачных охотничьих выездов сын не пристрастился к охоте. Он любил природу, любил побродить по лесу, но не пытался добыть дичь.
Ну что тут поделаешь! Если нет страсти к охоте, привить ее почти невозможно.
«Ну, а дочка?» — часто в письмах задают мне вопросы читатели. Дочка? О дочке я сейчас расскажу.
Когда ей было лет пять, я впервые взял ее на охоту. В том году после долгой и холодной зимы дружно наступила весна. Освободилась от снега земля, голубовато-зеленая дымка окутала еще не успевшие покрыться листвой деревья. Теплые, почти жаркие дни сменяли тихие и ясные вечера.
— Поедем на тягу, — предложил я как-то жене, возвратившись с работы. — И Машку с собой возьмем.
Мы наскоро собрались и сели в дачный поезд. Вот и Голи-цыно, вот и знакомая лесная полянка, где ни один раз за последние годы я стоял на тяге. Выбрав сухой участок на опушке леса, мы стали ждать вечера.
Где-то поблизости «тенькали» зяблики да время от времени звенела короткая несложная трель овсянки.
Но вот в стороне за зубчатой хвойной стеной скрылось солнце, сумраком подернулся неподвижный лес. И с вершин потемневших елей полились долгие звуки — это пели дрозды. Потом они смолкли. Только песня зорянки порой доносилась из хвойного леса. Но умолкла и эта неугомонная птица. Минут пять, как будто напряженно ожидая чего-то нового, длилось молчание. И не напрасно.
«Ци-вить… ци-вить», — вдруг ворвались в тишину долгожданные весенние звуки. «Ци-вить-хорк-хорк…хорк-хорк…», — понеслись они над дремлющим лесом. Это поднялся в воздух и потянул вальдшнеп.
Я осмотрелся кругом, стараясь глазами отыскать летящую птицу. Что делать, если я слышу только на левое ухо и плохо разбираюсь в на. давлении, откуда доносится звук.
— Вот он, — услышал я голос рядом.
Грянул выстрел, и птица комочком упала в поросль.
Я поднял вальдшнепа и осмотрел добычу. Потом перевел взгляд на своих спутниц. Отвернувшись в разные стороны, они упорно и долго молчали.
Жалко, значит!.. Мне стало как-то не по себе. «Только бы не налетел второй», — думал я, хорошо зная, как бывает трудно в такие моменты сдержаться охотнику. К счастью, еще один появившийся вальдшнеп протянул слишком далеко.
Потухла заря, в лесу стало темно. Мы зашагали вдоль вырубки к железной дороге. Идти было трудно. Размокшая почва, кочки и темнота заставляли двигаться особенно медленно. Вдруг над самой головой громко циркнул и захоркал вальдшнеп. Не помню, как и случилось, но я быстро вскинул ружье и выстрелил по неясной тени. Много потом мы потратили времени, пока среди потемневшего мелколесья ощупью отыскали и вторую птицу.
После этого вечера время от времени я один выезжал за город. Мне хотелось еще и еще раз отстоять вечернюю зорю на лесной опушке. Но, представьте себе, сожаление о застреленной птице не пропало даром. «Все проходит, но ничто не проходит бесследно», — часто думаю я.
Однажды слишком рано я попал на место обычной охоты. До тяги осталось много времени. «Не попытаться ли подманить рябчика?» — подумал я, доставая из кармана коробочку с пищиком. Надо сказать, что самец рябчика в весеннем наряде был мне просто необходим. Я давно решил добыть птицу, но все откладывал это: не поднималась рука на обитателя леса в весеннее время.
Я просвистел, подражая самцу, и стал слушать. Слушал долго, потом просвистел опять и опять слушал.
Вскоре из хвойного участка леса донесся ответный свист рябчика — это свистел самец.
«Ага, решил откликнуться», — повеселел я и, стараясь подражать голосу птицы, просвистел вновь.
Рябчик долго не отвечал. Потом просвистел еще раз и опять замолчал.
Минут десять неподвижно стоял я, прижавшись к стволу дерева, вслушиваясь в голоса леса, но безуспешно. Рябчик замолчал окончательно.
«Опять, вероятно, сфальшивил», — с досадой подумал я. Дело в том, что и до настоящего времени мне не удалось научиться хорошо свистеть рябчиком: слух, видно, плохой, а старый и опытный рябчик быстро распознает фальшивые нотки и обычно перестает откликаться.
И когда в этот раз я почти потерял терпение и готов был оставить свою затею, рябчик вдруг стремительно пролетел над полянкой и уселся шагах в сорока от меня на одиноко стоящую молодую елку. Но представьте себе мою досаду: как только птица уселась на дерево, она тут же исчезла среди темной хвои. Подняв ружье и держа его наготове, я внимательно осматривал ветви. Птицы нигде не было видно. Тогда я взял пищик в рот, закрыл лицо шляпой и вновь просвистел, стараясь свистеть именно так, как свистела эта самая птица. Вышло неплохо, но откуда исходит свист, определить было трудно. Результат получился блестящий.
Глупый рябчик уже открыто прошелся по ветке елки, затем, пролетев небольшое расстояние, сел на молодую осинку. Теперь мне была видна не только сама птица, но ее глаза, клюв, даже каждое перышко. Весь распушившись, несколько подняв хохолок и опустив крылья, он принял боевую позу и ждал появления противника.
Мне оставалось только вскинуть ружье и нажать гашетку. Но безмятежный покой, царивший на лесной поляне, тяжелые сережки, висевшие на осинке, и воздух, напоенный весенним запахом, — все это изменило ход моих мыслей.
— Ты долго будешь испытывать терпение охотника?! — стараясь придать грубость голосу, обратился я к рябчику.
На одно мгновение изумленная птица оставалась почти неподвижной. Только беспечный пушистый комочек из перьев на моих глазах принял строгие очертания. Потом рябчик сорвался с ветки и стремительно полетел в темный ельник. «Пррррр…» — услышал я шум полета, «пррррр», — видимо, уселся он в густую елку.
Как жалко, что на этот раз со мной не было никого!.. Подождав минут десять-пятнадцать, я начал свистеть опять. Рябчик долго не откликался. Потом раз просвистел свою песню и опять замолчал. Вероятно, ему очень хотелось подраться и выгнать самца-соседа, но он так и не решился выйти на лесную полянку, где торчало двуногое чучело. Невнятный шелест подсыхающей прошлогодней листвы убедил меня, что встревоженный рябчик не находил себе места. Долго бегал он туда и сюда по краю елового леса, не решаясь выйти на чистое место. Наконец все стихло.
За горизонтом потонуло солнце. Умолкли дрозды. Еще раз проскрипела и смолкла зорянка. Тихо стало в лесу. Стороной протянул вальдшнеп, минут пять спустя, хоркая, другой налетел на меня. Я как будто неплохо прицелился, но вспомнил о смешном рябчике и промахнулся. И не беда. Домой я вернусь поздно. В городе мои грязные сапоги, телогрейку и отсутствие дичи не заметят по-весеннему одетые люди.
Хороша весенняя охота на нашем Севере, хороша она и в других местах; только жаль стрелять птицу в чудную весеннюю пору.
Быстро пролетела весна. Не успел я вволю постоять на тяге, надышаться пряным весенним воздухом, как закрылась охота. Незаметно прошло и лето. Наступила осень. Всей семьей мы поехали в Крым, в Алушту. Хорошо в это время на юге. Синее небо, спокойное море. Только одна беда для охотника — скучно, почти нет охоты. Пролетные перепелки на Южном берегу Крыма в большом числе появятся в самых последних числах августа, иногда в сентябре, но в то время мне нужно возвращаться в Москву — с сентября начнется учеба в вузах. Да, за последние годы каждый раз я уезжаю из Крыма перед самой перепелиной охотой.
В те сроки, когда я бываю на Южном берегу Крыма, мало надежды встретить пролетных перепелов. В редких случаях запоздавших птиц застанет рассвет, и они не решатся при дневном свете лететь через море. Трудно бывает найти такую опоздавшую перепелку. Но долго сидеть без охоты скучно. И время от времени я поднимаюсь с постели до восхода солнца и с ружьем в руках обхожу холмы близ Алушты.
Однажды я захватил с собой дочку. Мы поднялись на холмы и, усевшись на склоне, решили ожидать рассвета. Прошло с полчаса. Взошло солнце и косыми лучами осветило покрытые пожелтевшей травой полянки, низкорослые кустики дубняка. Пора было начинать охоту. Но мы не спешили…
Надо сказать, что охота за перепелами в Крыму при массовых высыпках бывает чрезвычайно добычлива. За час-полтора без особенных трудностей добудет охотник штук сорок, а иногда и больше этой мелкой, но ценной дичи. Выпустит он все патроны, настреляется вволю и, обвешанный дичью, как триумфатор, идет через город.
— Ну что ж, попытаем счастья, — без всякой веры в удачу поднялся я с места.
Мы не спеша стали обходить поляны, лощинки с низкорослым кустарником. И так около часа то поднимались на вершины, то опускалась по их склонам. Становилось скучно — дичи и в помине не было.
— Пойдем-ка к морю, все равно здесь до сентября ничего не будет, — обратился я к Маше.
Но именно в этот момент — я даже глазам своим не поверил — из-под самых ног у меня вырвались две перепелки. Я не был готов, но все же успел вскинуть ружье и выстрелить. Одна птица упала, другая пролетела около сотни метров и уселась в кустарник. Подняв перепелку и на ходу заряжая ружье, я поспешил к месту, где села вторая. Мне было хорошо известно, что птица прекрасно бегает и может убежать далеко от места, куда она опустилась. Нельзя было терять драгоценного времени.
— Папка! — услышал я сзади. Не оборачиваясь, я отмахнулся рукой. — Папка! — кричала дочка.
В этот момент она мне страшно мешала. Ведь, оглянувшись, я мог потерять место, куда села птица. Но дочка не унималась:
— Слышишь, папка!!
— Ну что ты кричишь, что тебе нужно? — обернулся я к ней, потеряв терпение.
— Не стреляй больше. Настрелял — и хватит! — сопровождая каждое слово жестами, решительно протестовала она издали.
«Как это настрелял?» — не сразу дошло у меня до сознания. Ведь я уже говорил, что, по крымским понятиям, настрелять — это значит обвешаться дичью. А тут что? Что, собственно, настрелял? Одну перепелку? Невольно я вынул из сумки и осмотрел добычу.
— Настрелял — и хватит! — боясь, видимо, что я опять пойду отыскивать отлетевшую птицу, продолжала дочка.
И вся ее маленькая, тоненькая фигурка выражала протест и безоговорочное требование прекратить охоту. Настрелял, мол, и хватит, хорошенького понемножку. И вместо того чтобы по-настоящему рассердиться за испорченную охоту, я вдруг усмехнулся. Видали вы подобного командира? Закинув ружье за плечи, я возвратился назад, и мы стали спускаться с холмов к Алуште.
«Настрелял и хватит», — все время вспоминал я фразу, выражение лица и мимику дочки.
ПОХОДНАЯ КУХНЯ
Трудно себе представить, как бывает дорого время в научных экспедициях. Хочется как можно шире охватить исследуемую территорию, стационарно поработать в наиболее интересных пунктах, заняться биологией отдельных видов животных. Одним словом, сделать как можно больше, а времени — такая досада! — оказывается совсем недостаточно. Вот и стараешься использовать для работы не только каждый час, но и каждую минуту. Для этого иной раз поздно ложишься, встаешь спозаранку. Жара несносная, или тучами обложило все небо до самого горизонта, или идет беспрерывный дождь — все равно экспедиционный день должен быть использован по возможности полностью. А самое главное, чтобы ваше время принадлежало только вам и не зависело от причуд и капризов людей, с которыми вам поневоле приходится сталкиваться. Это, так сказать, предпосылка, обеспечивающая успешный ход исследований. К сожалению, не всегда так бывает.
Вот, например, приезжаете вы в горы Киргизии, в Казахстан или на Северный Кавказ и предполагаете заняться напряженной полевой работой. Желания и энергии у вас больше чем достаточно, вы рветесь к делу. И вдруг — какое неудобство! — ваше время оказывается зависящим от хозяйки квартиры.
— Куда это вы без еды на охоту? Никуда не пойдете! — решительно заявляет хозяйка, столкнувшись со мной ранним утром у калитки своего домика. — Через полчаса завтрак будет готов, покушаете и тогда идите, куда вам нужно.
— Да я скоро вернусь, мне утром на пасеку попасть необходимо и оттуда я прямо к завтраку, — пытаюсь объяснить я свой ранний выход.
— Никуда! — протестует хозяйка, вталкивая меня обратно. — И разве можно: утром — и без еды? Да что после этого обо мне соседи скажут!
А вот другой памятный случай. Я и два моих университетских товарища весной 1927 года поселились на лето в гостеприимной семье местного лесничего. Он с женой и ребятами проживал на маленькой железнодорожной станции Байгакум.
— Уж как хотите, но к обеду чтобы никто не опаздывал! — поставила условия хозяйка. — Ведь вас трое, и если каждый будет являться, когда ему вздумается, я должна буду в такую жару целыми днями торчать у примуса.
Доводы были настолько убедительны, что мы хоть и скрепя сердце, но дали согласие, обещав приходить к обеду своевременно. Однако обещание оказалось выполнить не так просто, как казалось нашей хозяйке. Частенько то один, то другой из нас забирался слишком далеко от дома или просто, увлекшись охотой, опаздывал к обеду.
— Если еще хоть один раз кто-нибудь не явится вовремя, — сказала нам однажды она, — запру дом, уйду к знакомым и, как школьников, оставлю без обеда. Не верите? Так увидите! — вдруг решительно заявила она, заметив улыбки на наших лицах.
И действительно, свою угрозу жена лесничего вскоре осуществила. Как-то, промокший до нитки, усталый и голодный, я возвратился с Чиилийского водохранилища. С раннего утра я пытался добыть там неизвестную мне маленькую водяную курочку; ее не было в нашей коллекции. Но меня преследовала неудача. Потратив массу времени, я так и не взял ни одного экземпляра. Наконец я отказался от тщетных попыток убить курочку и направился к станции. «Все равно птица будет в моих руках, — старался я себя успокоить. — Пообедаю, отдохну немного и опять на Чиилин-ку». Но дверь дома лесничего оказалась запертой. В засове висел большой незнакомый замок. Вероятно, хозяйка специально достала его у соседей, чтобы исполнить свою угрозу.
Я присел на лавочку. Вот тебе и Чиилинка! Вместо отдыха и обеда изволь ждать у моря погоды. Нечего сказать, веселое занятие. Ну ладно, пусть ушла семья лесничего, но где же мои приятели, где Леонид, где Гришка? Неужели их тоже утащили к каким-то знакомым? Нашли время!
Но не только лишение обеда и отдыха раздражало меня: мне нужно было поделиться своими переживаниями. Хотелось рассказать, как по пояс в воде мне пришлось продираться сквозь тростниковые заросли и как несколько раз я на одно мгновение замечал впереди себя неизвестную водяную курочку. Конечно, я бы добыл ее, но сегодняшний день так и кончился для меня неудачно. Один раз я не успел выстрелить, потом мое испытанное и надежное ружье вдруг дало осечку. Всем этим мне необходимо было с кем-нибудь поделиться.
Я же сидел на лавочке у запертой двери и ждал возвращения хозяев и товарищей. «Куда их занесла нелегкая, и когда они, наконец, вернутся?» — думал я, с тоской поглядывая на дорогу к поселку Джулек. Но дорога оставалась пустой: ни пешеходов, ни подводы не было видно.
Когда мое нетерпение достигло предела, я решил попытаться проникнуть в запертую квартиру не через дверь, а иным способом. Обойдя дом, я нашел небольшое окошко: оно вело в кладовую. Кладовая же сообщалась с кухней. Если дверь в кухню окажется незапертой, я сумею проникнуть в комнаты. Я осторожно вынул из окна стекло и хотя с большим трудом, но все же пролез в кладовку. К счастью, дверь оказалась незапертой, и я очутился в кухне. Какая благодать! Переодевшись, утолил голод тем, что нашел в кастрюлях, и до прихода хозяев решил выспаться. «Не закрыть ли на крючок дверь изнутри?» — мелькнула у меня веселая мысль. — «Око за око, зуб за зуб», — усмехнулся я, и входная дверь оказалась запертой не только для желающих выйти из дома, но и для желающих попасть в свою квартиру хозяев.
Проснулся я от какого-то шума и разговора. Это возвратилась домой вся компания. Лесничий, его жена и мои приятели, недоумевая, дергали закрытую дверь.
— Ну как ты ее заперла, что отпереть не можешь? — ворчал лесничий.
— Как я могла запереть — замком, конечно! — оправдывалась его жена.
— Однако замок снят, а дверь остается запертой. Ничего не понимаю! — возразил мужской голос.
Выждав минут пять, я решил сменить гнев на милость.
«Не рой другому яму, сам в нее попадешь», — ехидно улыбаясь, открыл я двери недоумевающей компании.
— Как вы попали домой? — донимал меня позднее лесничий. — Значит моя квартира и с замком на дверях оказывается для всех доступной!..
— Нет, не для всех, — ответил я. — Только для тех, кого ваша супруга Марина Алексеевна оставила без обеда!
Сейчас, плотно пообедав, я не смог бы вылезть через маленькое окошечко в кладовой даже в том случае, если бы в этом была необходимость.
Впрочем, такая зависимость от хозяев имеет и хорошую сторону. Приятно, что и далеко от дома, от семьи вы встречаете милых, симпатичных людей; они заботливо и внимательно относятся к вам. Случай с женой лесничего я и мои товарищи всегда вспоминаем с большим удовольствием. Уж очень хорошо жилось нам, студентам, под строгим надзором Марины Алексеевны. Но бывает и иначе.
Недавно, приехав для полевых исследований в Приморье, попал я к одним старикам. Деду было лет восемьдесят с лишним, бабке тоже около этого. У стариков снял я комнату и договорился с хозяйкой, чтобы она за хорошую плату взяла меня, так сказать, в свои нахлебники.
— Вы, бабушка, помните, что мне никакой роскоши не надо. — Если будет, например, простой картофельный суп или борщ, а вечером горячий чай — мне больше ничего не нужно. Люблю я также жареную картошку. Вот только, бабушка, молока мне не давайте.
Договорившись с хозяйкой, я с головой ушел в изучение животного мира этого замечательного уголка. Но не прошло и недели, как старуха, забыв о нашем договоре, стала все чаще поить меня молоком и кормить молочными блюдами. И вполне понятно — продать молоко в маленькой деревеньке было почти невозможно, и хозяйка, видимо, решила приучить меня к этому продукту. Поневоле иной раз напьешься с утра молока и отправишься в далекую экскурсию.
— Бабушка! — наконец не вытерпел я. — Верите ли вы, что мой желудок молоко совсем не варит,
— Эх, такое добро не пить! — вмешался дед. — Желудок не варит, так старая сварит его, и кушайте на здоровье!
— Не хотите молока пить, неволить не буду, — прибавила старуха.
И с этого дня хозяйка приготовляла мне к утру пару вареных яиц. Яйца я люблю, от них не отказывался, но все-таки, посудите сами, что значит пара вареных яиц на целый день для взрослого и здорового человека.
Не нравилось мне у стариков и по другой причине: они были мрачны и неразговорчивы. Довольный результатами дневной экскурсии, вернешься, бывало, вечером и сядешь к столу. За ужином хочется поделиться впечатлениями, услышать живой совет от местного, знающего свой край человека. Но за ужином, как и в другое время, царило молчание.
— Знаете, дедушка, сегодня я далеко забрался в тайгу и с высокой сопки увидел на юге реку, — это, наверное, какой-то приток Большой Уссурки?
Я долго, терпеливо ждал, но не получил ответа.
— Мне очень хочется попасть на эту реку. Пройти туда, мне кажется, легче всего и ближе через вашу заимку?