Сегодня у меня отличное настроение, потому что учительница ведёт всех нас в музей смотреть картины. Это всегда весело, когда мы вот так идём куда‑нибудь все вместе. Жаль, что учительница не хочет этого делать почаще, хотя она очень хорошая.
От школы до музея нас должен был довезти автобус. Из‑за того что автобус не мог остановиться прямо перед школой, пришлось переходить улицу. Тогда учительница нам сказала:
– Постройтесь парами и возьмитесь за руки. И, пожалуйста, будьте осторожны!
Это мне понравилось уже меньше, потому что я стоял в паре с Альцестом. Хоть он и мой друг, но давать ему руку не слишком приятно. Я очень люблю Альцеста, но руки у него всегда или жирные, или липкие, это зависит от того, что он сейчас ест. Но сегодня мне повезло: у него были сухие руки.
– Что ты ешь, Альцест? – спросил я у него.
– Печенье, – ответил он, и в лицо мне полетело полно крошек.
Впереди, рядом с учительницей, стоял Аньян.
– Марш! – крикнул Аньян, и мы пошли через улицу, а полицейский, чтобы пропустить нас, остановил все машины.
Вдруг Альцест выпустил мою руку и сказал, что он сейчас вернётся, только сбегает за карамельками, которые забыл в классе. Альцест пошёл обратно, прямо между рядами, и от этого возник небольшой беспорядок.
– Куда ты, Альцест? – закричала учительница. – Немедленно вернись!
– Действительно, Альцест, куда это ты? – повторил Аньян. – Немедленно вернись!
Эду не понравилось, что сказал Аньян.
– Что ты лезешь не в своё дело, ты, любимчик? Сейчас как дам кулаком в нос! – пригрозил Эд и пошёл прямо на Аньяна.
Аньян спрятался за учительницу и заорал, что его нельзя бить, что у него очки. Тогда Эд, который стоял в последнем ряду, потому что он очень большой, всех растолкал, он хотел обязательно добраться до Аньяна, снять с него очки и дать ему в нос.
– Эд, вернись на своё место! – закричала учительница.
– Вот именно, Эд, – снова повторил Аньян, – вернись на своё место!
– Я не хотел бы вам мешать, – сказал полицейский, – но я уже довольно давно перекрыл движение, и, если вы хотите проводить урок посреди улицы, вам следует меня предупредить, тогда машины я буду пропускать через вашу школу!
Мы бы с удовольствием посмотрели, как бы это у него вышло, но учительница сделалась вся красная, и, по тому, каким тоном она велела нам садиться в автобус, мы поняли, что сейчас с ней шутки плохи, и быстро послушались.
Автобус тронулся, полицейский сделал знак машинам, что они могут проезжать, но тут заскрежетали тормоза и раздались крики. Это всё из‑за Альцеста, который перебегал улицу, держа в руках пакет со своей карамелью.
Наконец Альцест влез в автобус, и мы поехали. Прежде чем автобус завернул за угол, я успел увидеть, как полицейский, стоя посреди остановленных автомобилей, зачем‑то бросил на землю свою белую палку.
Построившись парами, мы послушно зашли в музей, потому что очень любим нашу учительницу и потому что заметили, что она немножко нервничает, совсем как моя мама, когда папа роняет пепел от сигареты прямо на ковёр. Мы прошли в большой зал, и там по стенам было развешено ужасно много картин.
– Вы увидите здесь картины, созданные великими мастерами фламандской школы, – объяснила учительница.
Но скоро ей пришлось прерваться, потому что прибежал охранник и раскричался из‑за того, что Альцест трогал пальцем картину, чтобы проверить, свежая ли на ней краска. Охранник сказал, что ничего трогать нельзя, и они с Альцестом заспорили, потому что Альцест говорил, что трогать можно, потому что краска сухая и никто не испачкается. Учительница велела Альцесту вести себя поспокойнее и обещала охраннику, что будет следить за нами как следует. И охранник ушёл, качая головой.
Пока учительница объясняла дальше, мы немножко покатались по полу. Это было здорово, потому что весь пол был из плитки, а она отлично скользит. Мы все играли, кроме учительницы, которая стояла к нам спиной и рассказывала про картину, и Аньяна, который стоял рядом с ней и записывал. Альцест тоже не играл. Он остановился перед небольшой картиной, на которой были нарисованы бифштексы, рыба и фрукты. Альцест стоял перед картиной и облизывался.
Нам всем было очень весело. Классно катался Эд, он мог проехать почти через весь зал. Накатавшись, мы решили сыграть в чехарду, но тут нам пришлось прерваться, потому что Аньян обернулся и сказал:
– Посмотрите, мадемуазель, они играют!
Эд очень рассердился и направился к Аньяну, который как раз снял очки, чтобы их протереть, и не заметил, как Эд к нему подошёл. Аньяну просто не повезло: если бы он не снял очки, то и по носу бы не получил.
Опять пришёл охранник и спросил у учительницы, не находит ли она, что нам пора домой. И учительница сказала, что да, что с неё тоже хватит.
Мы уже выходили из музея, когда Альцест подошёл к охраннику. Под мышкой у него была та картина, которая ему так понравилась, с рыбой, бифштексами и фруктами, и он сказал, что хотел бы её купить. Альцеста интересовало, сколько охранник хочет за эту картину.
Когда мы вышли из музея, Жоффруа сказал учительнице, что если она любит живопись, то может зайти к нему домой, потому что у его папы с мамой отличная коллекция, о которой все говорят. Но учительница провела рукой по лицу и сказала, что больше никогда в жизни не захочет смотреть ни на одну картину и даже слышать о них больше не желает.
И тогда я понял, почему учительница выглядела такой недовольной весь этот день, когда мы с классом ходили в музей. Просто она совсем не любит живопись.
Торжественное шествие
В квартале, где находится наша школа, собираются открыть новый памятник, и мы будем участвовать в торжественном шествии.
Нам сказал об этом директор, когда утром пришёл к нам в класс; мы все встали, кроме Клотера, который в это время спал, и его за это наказали. Клотер ужасно удивился, когда его разбудили, чтобы сказать, что в четверг он должен будет прийти в школу. Он начал плакать, поднялся шум, и лично я считаю, что было бы гораздо лучше, если бы его оставили спать дальше.
– Дети, – сказал директор, – на эту церемонию придут представители правительства, рота пехоты будет нести почётный караул, а ученикам нашей школы выпала честь участвовать в торжественном шествии у памятника и возложить венок. Я на вас полагаюсь и надеюсь, что вы будете вести себя как настоящие маленькие мужчины.
Потом директор объяснил нам, что у старших будет репетиция шествия прямо сейчас, а у нас – сразу за ними, ближе к обеду. У нас ближе к обеду урок грамматики, поэтому мы подумали, что участвовать в шествии – это отличная мысль, и были ужасно довольны. Все сразу заговорили, как только директор ушёл, но учительница постучала линейкой по столу, и потом у нас была арифметика.
Когда наступило время урока грамматики, учительница велела нам спуститься во двор, где нас ждали директор и Бульон. Бульон – это наш воспитатель, мы его так называем, потому что он всё время повторяет: «Посмотрите мне в глаза» – а в бульоне есть глазки, но мне кажется, я вам это уже однажды объяснял.
– А! – сказал директор. – Вот и ваши подопечные, мсье Дюбон. Я надеюсь, что с ними вы добьётесь таких же успехов, как только что со старшими.
Мсье Дюбон – наш директор так зовёт Бульона – засмеялся и сказал, что служил унтер‑офицером и что он научит нас соблюдать дисциплину и маршировать в ногу.
– Когда я с ними закончу, вы их не узнаете, господин директор, – пообещал Бульон.
– Хотелось бы, чтобы так оно и было, – ответил директор, тяжело вздохнул и ушёл.
– Хорошо, – сказал Бульон. – Итак, чтобы построиться для парада, требуется направляющий. Направляющий стоит по стойке «смирно», а все остальные на него равняются. Обычно для этого выбирают самого высокого. Ясно?
Потом он посмотрел на нас и указал пальцем на Мексана:
– Вот вы и будете направляющим.
Но тут вмешался Эд:
– Да нет, он вовсе не самый большой. Это только кажется, потому что у него такие обалденные ноги, но на самом деле я больше.
– Ты что, смеёшься?! – воскликнул Мексан. – Мало того, что я тебя больше, но к тому же моя тётя Альберта, которая вчера приходила к нам в гости, сказала, что я ещё вырос. Я всё время расту.
– Спорим? – спросил Эд.
Мексан был согласен. Они встали спиной друг к другу, но мы так и не узнали, кто победил, потому что Бульон раскричался и велел всем построиться по трое, всё равно как, и на это ушло довольно много времени. После того как мы построились, Бульон встал перед нами, прищурил один глаз, а потом сказал, показывая рукой:
– Вот ты! Чуть левее! Николя, правее, ты тоже выступаешь за левый край. А вот ты выступаешь за правый!
Смешнее всего было с Альцестом, потому что он очень толстый и выступал сразу с обеих сторон. Когда Бульон закончил, вид у него был довольный, он потёр руки и, повернувшись к нам спиной, крикнул:
– Взвод! По моей команде…
– Мсье, а что такое венок? – вдруг спросил Руфюс. – Директор сказал, что мы будем его возлагать к памятнику.
– Это такой букет, – сказал Аньян.
Он просто ненормальный, этот Аньян, ему кажется, что раз он первый ученик в классе и любимчик учительницы, то может болтать всё что попало.
– Разговорчики в строю! – крикнул Бульон. – Взвод, по моей команде, вперёд…
– Мсье! – закричал Мексан. – Эд встаёт на цыпочки, чтобы казаться выше меня! Он жульничает!
– Подлый стукач, – сказал Эд и стукнул Мексана по носу, а Мексан двинул ему ногой, и мы все их окружили, чтобы посмотреть, потому что, когда Эд с Мексаном дерутся на перемене, это здорово, они у нас в классе самые сильные.
Но тут с криком прибежал Бульон, разнял Эда и Мексана и велел обоим прийти в школу в четверг.
– Ну вот вам и букет! – проворчал Мексан.
– Настоящий венок, как сказал бы Аньян, – захохотал Клотер, и Бульон ему тоже велел прийти в школу в четверг. Конечно, Бульон же не знал, что в этот четверг Клотер уже занят.
Бульон провёл рукой по лицу, потом снова нас построил, но надо сказать, что это было нелегко, потому что мы всё время двигаемся. Потом Бульон бросил на нас долгий‑долгий взгляд, и мы сразу поняли, что сейчас не подходящий момент, чтобы валять дурака. После этого он сделал шаг назад и наступил на Жоакима, который подошёл к нему сзади.
– Осторожнее! – сказал ему Жоаким.
Бульон весь покраснел и закричал:
– Откуда ты здесь взялся?!
– Ходил выпить стакан воды, пока Мексан с Эдом дрались. Я думал, что это продлится подольше, – объяснил Жоаким, и Бульон ему тоже велел прийти в школу в четверг, а потом приказал встать в строй.
– Посмотрите‑ка мне в глаза! – строго сказал Бульон. – Первый, кто шевельнётся или скажет хоть слово, будет исключён из школы! Ясно? – Потом Бульон обернулся, поднял руку и крикнул: – Взвод, по моей команде! Вперёд… Марш!
И Бульон сделал несколько шагов, очень твёрдых, а потом посмотрел назад, и, когда он увидел, что мы все стоим на месте, я подумал, что он совершенно сошёл с ума, как наш сосед мсье Бледур, когда в прошлое воскресенье папа полил его через забор из шланга.
– Почему вы не послушались? – спросил Бульон.
– Ну как же, – сказал Жоффруа, – вы же сказали, чтобы мы не шевелились.
Тут с Бульоном началось что‑то ужасное.
– Вы у меня узнаете, почём фунт лиха! Я вас посажу под арест на неделю! И на четыре дня в карцер! Будущие каторжники! Головорезы! – кричал он, и многие из нас заплакали, но тут прибежал директор.
– Мсье Дюбон, – сказал директор, – вас слышно даже из моего кабинета. Вы полагаете, что именно так следует разговаривать с маленькими детьми? Здесь ведь не армия.
– Армия? – закричал Бульон. – Я был старшим сержантом в пехоте, так вот, ангелами, просто ангелами были мои солдаты по сравнению с этой бандой!
И Бульон ушёл, размахивая руками, а за ним шёл директор и повторял:
– Ну же, Дюбон, дружище, ну же, успокойтесь!
Открытие памятника прошло замечательно, но директор передумал, и мы не принимали участия в шествии, а только сидели на скамейках позади солдат.
Жаль, что там не было Бульона. Кажется, он поехал отдохнуть недели на две к родственникам в Ардеш.
Бойскауты
Мы с друзьями собрали деньги, чтобы купить подарок учительнице, потому что завтра у неё именины. Сначала мы подсчитали, сколько у нас денег. Считал Аньян, который у нас первый по арифметике. Мы были довольны, потому что Жоффруа принёс большую бумажку в 5000 старых франков, ему её дал его папа; его папа очень богатый и даёт Жоффруа всё, что тому хочется.
– У нас всего пять тысяч двести семь франков, – сказал нам Аньян. – На такую сумму мы сможем купить хороший подарок.
Проблема была в том, что мы не знали, что именно купить.
– Хорошо бы подарить ей коробку конфет или целую кучу булочек с шоколадом, – сказал мой толстый друг Альцест.
Но мы с ним были не согласны, потому что если купить что‑то вкусное, то нам всем захочется попробовать и учительнице просто ничего не достанется.
– Мой папа купил моей маме шубу, и мама была ужасно довольна, – сказал Жоффруа.
Это была неплохая идея, но Жоффруа сказал, что шуба, наверное, стоила больше чем 5207 франков, потому что его мама была действительно очень‑очень довольна.
– А не купить ли ей книгу? – спросил Аньян.
Тут мы все просто расхохотались; он ненормальный, этот Аньян!
– А может, ручку? – предложил Эд, но на этот раз рассердился Клотер.
Клотер у нас в классе самый отстающий, и он сказал, что ему будет неприятно, если учительница начнёт ставить ему плохие отметки ручкой, за которую он сам же и заплатил.
– Рядом с моим домом, – сказал Руфюс, – есть магазин, в котором продают разные подарки. У них есть классные вещи, и там‑то уж мы точно найдём что‑нибудь подходящее.
Это была действительно отличная идея, и мы решили, что пойдём в магазин все вместе после уроков.
Когда мы подошли к магазину, то сначала стали рассматривать витрину, и это было здорово. В ней стояло полно потрясающих подарков: маленькие статуэтки, стеклянные изогнутые салатницы, графины, как тот, что есть у нас дома и которым никогда не пользуются, и ещё куча вилок и ножей и даже настенные часы.
Самыми красивыми были статуэтки. Там был один дяденька в трусах, который пытался остановить сердитых лошадей; ещё один был с какой‑то тётей и стрелял из лука, но у лука не было тетивы, но всё было так здорово сделано, что можно было подумать, что она там была. Эта статуэтка отлично подходила к другой – льву со стрелой в спине, и этот лев волочил заднюю лапу. Ещё было два чёрных тигра, которые шли огромными шагами, и бойскауты, и маленькие собачки, и слоны. А ещё в магазине был мсье, который смотрел на нас немножко насторожённо.
Когда мы вошли в магазин, этот мсье подошёл к нам и замахал руками:
– Ну‑ка, ну‑ка ступайте на улицу. Здесь не место для игр.
– Мы не играть сюда пришли, – сказал Альцест, – а за подарком.
– За подарком для нашей учительницы, – добавил я.
– У нас есть деньги, – сказал Клотер.
И Аньян достал из кармана наши 5207 франков и выложил их перед носом у этого мсье, который сказал:
– Хорошо, ладно, но чтоб ничего не трогали!
– Это сколько стоит? – спросил Клотер, взяв в руки двух лошадей, стоявших на прилавке.
– Осторожно! Оставь, это очень хрупкая вещь! – закричал мсье, который не зря беспокоился, потому что Клотер ужасно неловкий и всё ломает.
Клотер обиделся и поставил статуэтку на место, а у мсье как раз хватило времени подхватить слона, которого Клотер задел локтем.
Мы рассматривали всё вокруг, а мсье бегал по магазину и кричал:
– Нет, нет, не трогайте! Это хрупкая вещь!
Лично мне было жаль мсье. Наверное, это очень вредно для нервов – работать в магазине, в котором абсолютно все вещи такие хрупкие. Потом он попросил нас всех встать посреди магазина, держа руки за спиной, и сказать ему, что мы хотели бы купить.
– Какую классную вещь мы можем купить за 5207 франков? – спросил Жоаким.
Мсье огляделся, а потом достал из витрины двух раскрашенных бойскаутов, которые были совсем как настоящие. Я никогда не видел такой красоты, даже в тире на ярмарке.
– Вот это вы можете получить за 5000 франков, – сказал мсье.
– Это меньше той суммы, которую мы собирались потратить, – заметил Аньян.
– А мне, – заявил Клотер, – больше нравятся лошади.
И Клотер собрался опять взять с прилавка лошадей, но мсье успел схватить их первым и держал в руках.
– Ладно, – сказал мсье. – Берёте бойскаутов или нет?
Похоже, он не шутил, и мы ответили, что ладно, мы согласны. Аньян отдал ему 5000 франков, и мы вышли с бойскаутами на улицу.
На улице мы поспорили, у кого подарок останется до завтрашнего дня, когда мы отдадим его учительнице.
– У меня, – сказал Жоффруа, – это я дал больше всех денег.
– А я первый ученик в классе, – возразил Аньян. – Я сам буду вручать учительнице подарок.
– Ты всего‑навсего любимчик, – хмыкнул Руфюс.
Аньян заплакал и сказал, что он очень несчастный, но не стал кататься по земле, как он обычно это делает, потому что в руках у него были бойскауты и он не хотел их разбить.
Пока Руфюс, Эд, Жоффруа и Жоаким дрались, я придумал, что мы могли бы сыграть в «орёл или решку», чтобы решить, кто будет дарить подарок. На это ушло немало времени, потому что сначала мы уронили две монетки в канализационную решётку, а потом выиграл Клотер. Мы очень огорчились, потому что боялись, что из‑за Клотера, который всё ломает, наша учительница так и не получит подарка. Но тем не менее обоих бойскаутов отдали Клотеру, и Эд ему сказал, что если он их всё‑таки сломает, то как следует получит от него по носу. Клотер обещал, что будет осторожен, и пошёл домой, унося наш подарок; он шёл совсем медленно, высунув язык. А мы на оставшиеся 205 франков накупили полно булочек с шоколадом, а вечером нам не хотелось ужинать, и наши папы и мамы решили, что мы все заболели.
На следующий день мы очень беспокоились, когда шли в школу, и обрадовались, увидев Клотера, который нёс в руках бойскаутов.
– Я всю ночь не спал, – сказал Клотер, – боялся, как бы статуэтка не упала с ночного столика.
В классе я всё время смотрел на Клотера, который следил за подарком, который поставил под парту. Я очень завидовал Клотеру, потому что, когда он подарит подарок учительнице, она будет рада и поцелует его, а Клотер станет весь красный, потому что наша учительница ужасно красивая, когда она радуется, почти такая же красивая, как моя мама.
– Что ты там прячешь под столом, Клотер? – спросила учительница. Она подошла к парте, за которой сидел Клотер, и, кажется, сильно рассердилась. – Ну‑ка давай это сюда!
Клотер отдал ей подарок, учительница посмотрела на него и сказала:
– Сколько раз нужно повторять, чтобы вы не приносили в школу всякое безобразие! Я конфискую это до конца урока, а ты будешь наказан!
А потом, когда мы решили получить обратно свои деньги, из этого ничего не вышло, потому что перед самым магазином Клотер уронил бойскаутов и они разбились.
Рука Клотера
Дома Клотер наступил на свой красный грузовик, упал и сломал руку. Мы очень огорчились, потому что Клотер – наш друг, а ещё потому, что я, например, отлично помню его грузовик: он был замечательный, с зажигающимися фарами, и я думаю, что, после того как Клотер на него наступил, его уже не починишь.
Мы решили пойти навестить Клотера, но его мама нас не впустила. Мы ей объяснили, что мы все друзья Клотера и хорошо его знаем, но его мама сказала, что ему нужен покой и что она нас тоже хорошо знает.
Поэтому мы были ужасно рады, когда сегодня Клотер пришёл в школу. Рука у него висела на чём‑то, похожем на полотенце, которое было закручено вокруг шеи, как в фильмах с раненым героем, потому что в фильмах герой всегда оказывается ранен в руку или в плечо, и актёры, которые играют героев в кино, уже должны были бы это заметить и вести себя осторожнее. Урок начался полчаса назад, поэтому Клотер извинился перед учительницей, но, вместо того чтобы его отругать, учительница ласково сказала:
– Я очень рада снова тебя видеть, Клотер. Ты поступил мужественно, придя в школу с рукой в гипсе. Я надеюсь, что тебе уже не больно.
У Клотера чуть глаза на лоб не полезли: он у нас в классе самый отстающий и не привык, чтобы учительница с ним так разговаривала, особенно когда он опаздывает. Клотер так и замер на месте, разинув рот, а учительница сказала:
– Садись на своё место, малыш.
Когда Клотер сел, мы стали задавать ему кучу вопросов: спросили, было ли ему больно, что это за твёрдая штуковина у него обмотана вокруг руки, а ещё сказали, что тоже ужасно рады снова его видеть. Но тут учительница закричала, что мы должны оставить своего товарища в покое и что она не хочет, чтобы под этим предлогом мы отвлекались от занятий.
– Ну конечно, – буркнул Жоффруа, – если теперь уж и с товарищами нельзя поговорить… – И учительница поставила его в угол, а Клотер засмеялся.
– Сейчас мы будем писать диктант, – объявила учительница.
Мы достали свои тетради, и Клотер тоже попытался одной рукой достать свою из ранца.
– Я тебе помогу, – сказал Жоаким, который сидел рядом с ним.
– Тебя никто не просит, – ответил Клотер.
Учительница посмотрела в его сторону и сказала:
– Нет‑нет, малыш, конечно, не надо, отдыхай.
Клотер перестал копаться в ранце и сделал грустное лицо, как будто очень страдал из‑за того, что не будет писать диктант.
Диктант был ужасный, там было полно трудных слов, например «хризантема», где мы все сделали ошибки, и «двусемядольное», и единственный, кто всё правильно написал, был Аньян. Каждый раз, когда попадалось трудное слово, я смотрел на Клотера, который сидел и радовался.
Потом прозвенел звонок на перемену. Первым, кто вскочил, был Клотер.
– Может быть, тебе с твоей рукой было бы лучше не выходить во двор, – сказала учительница.
У Клотера сделалось такое же лицо, как тогда, с диктантом, только ещё более огорчённое.
– Доктор сказал, что я должен дышать свежим воздухом, – произнёс Клотер, – иначе могут быть ужасные осложнения.
Учительница сказала, что ладно, но надо быть очень осторожным. И потом она первым пропустила Клотера вперёд, чтобы мы не могли толкнуть его на лестнице. Прежде чем выпустить нас во двор, учительница дала нам полно всяких указаний: она сказала, что мы должны быть осторожны и не затевать грубых игр и что мы должны беречь Клотера, чтобы не сделать ему больно. Из‑за этого у нас пропала бо́льшая часть перемены.
Когда мы наконец вышли во двор, то пошли искать Клотера. Он играл в чехарду с учениками из другого класса, а они все дураки, и мы их не любим.
Мы окружили Клотера и стали его расспрашивать. Клотер был ужасно горд, что мы все так им интересуемся. Мы спросили, не сломался ли его красный грузовик. Он сказал, что да, сломался, но ему подарили полно всяких подарков, чтобы его утешить, когда он болел: парусный корабль, шашки, две машины, поезд и кучу книг, которые он собирается обменять на другие игрушки. И ещё сказал, что все с ним обращались очень ласково: доктор каждый раз приносил ему конфеты, а мама и папа перенесли телевизор к нему в комнату и готовили для него много разных вкусных вещей.
Когда начинают говорить о еде, у Альцеста разыгрывается аппетит. Он достал из кармана большой кусок шоколада и откусил.
– Дашь мне кусочек? – спросил Клотер.
– Нет, – ответил Альцест.
– А моя рука? – спросил Клотер.
– А плевать, – ответил Альцест.
Это Клотеру совершенно не понравилось, и он начал кричать, что тут пользуются тем, что у него сломана рука и он не может драться, как все. Клотер так раскричался, что прибежал воспитатель.
– Что здесь происходит? – спросил воспитатель.
– Он пользуется тем, что у меня сломана рука, – сказал Клотер, показывая пальцем на Альцеста.
Альцест ужасно рассердился и попытался что‑то объяснить, но рот у него был набит, шоколад полетел в разные стороны, и из его слов никто ничего не понял.
– Вам не стыдно? – спросил Альцеста воспитатель. – Вы обижаете раненого товарища. В угол!
– Вот так! – показал язык Клотер.
– Это что же, – возмутился Альцест, – он будет валять дурака и ломать себе при этом руки, а я его должен за это кормить?!
– Действительно, – сказал Жоффруа, – ему только слово скажешь – и тут же в угол. Он нам уже надоел со своей рукой!
Воспитатель грустно на нас посмотрел, а потом заговорил с нами нежно‑нежно, как папа, когда он объясняет маме, что собирается пойти на встречу со своими однополчанами.
– У вас нет сердца, – сказал нам воспитатель. – Я понимаю, что вы ещё очень юные, и всё же такое отношение меня ужасно огорчает. – Тут он замолчал, а потом как закричит: – В угол! Все!
И пришлось нам всем идти в угол, даже Аньяну. Он туда попал в первый раз и совершенно не знал, как это делается, но мы ему показали. Мы все стояли в углу, кроме Клотера, конечно. Воспитатель погладил его по голове и спросил, не болит ли у него рука, и Клотер сказал, что да, довольно сильно, а потом воспитатель пошёл заниматься одним из старших, который лупил другого старшего кем‑то из младших. Клотер одну минуту весело на нас смотрел, а потом опять пошёл играть в чехарду.
Когда я пришёл домой, настроение у меня было плохое. Папа уже вернулся и спросил, что со мной такое. И тогда я закричал:
– Это нечестно! Почему и я не могу хоть раз сломать руку?
Папа посмотрел на меня с удивлением, а я повернулся и, очень сердитый, пошёл в свою комнату.
Тестирование
Сегодня утром мы не идём в школу, но ничего хорошего в этом нет, потому что вместо школы надо идти на осмотр в диспансер, чтобы там проверили, нет ли среди нас больных или сумасшедших. В классе каждому из нас выдали бумагу, которую мы должны отнести нашим папам и мамам, и там объясняется, что нам надо прийти в диспансер со справкой о прививках, со своей мамой и школьным дневником. Учительница сказала, что там нас будут тестировать. Тест – это когда вас заставляют рисовать такие маленькие картинки, чтобы проверить, не сошли ли вы с ума.
Когда мы с мамой пришли в диспансер, Руфюс, Жоффруа, Эд и Альцест уже были там, и настроение у них было совсем не радостное. Надо сказать, что те места, где есть доктора, лично меня всегда пугают. Там все кругом белое и пахнет лекарствами. Мои друзья сидели со своими мамами – все, кроме Жоффруа, у которого очень богатый папа и который пришёл с Альбером, папиным шофёром. Потом подошли Клотер, Мексан, Жоаким и Аньян, тоже с мамами, и от Аньянова плача поднялся ужасный шум.
Тут пришла очень симпатичная тётя, вся в белом, подозвала наших мам и собрала у них справки о прививках, а потом сказала, что доктор скоро нас примет и нам не придётся долго ждать. Но мы вообще‑то совсем не торопились к доктору. Мамы начали разговаривать между собой, гладить нас по голове и говорить, что мы ужасно милые. А шофёр Жоффруа ушёл начищать свою большую чёрную машину.
– Что касается моего, – говорила мама Руфюса, – мне всякий раз страшных усилий стоит заставить его покушать; он очень нервный.
– Не то что мой, – сказала мама Альцеста, – мой нервничает, только если не покушает.
– А я, – сказала мама Клотера, – считаю, что их слишком перегружают в школе. Это просто безумие; мой совершенно не в состоянии это выдержать. В наше время…
– О! Ну не знаю, моя дорогая, – сказала мама Аньяна, – моему всё даётся очень легко, но это, конечно, зависит от ребёнка. Аньян, если ты не прекратишь плакать, я тебя отшлёпаю прямо при всех!
– Может быть, ему всё действительно легко даётся, моя дорогая, – ответила мама Клотера, – но, как мне кажется, у вашего бедного малыша не всё в порядке с нервами, а?
Маме Аньяна не понравилось то, что ей сказала мама Клотера, но, прежде чем она успела ответить, опять пришла та тётенька в белом и сказала, что сейчас мы начнём и чтобы нас раздели. Тут Аньяну стало совсем плохо. Мама Аньяна закричала, мама Клотера засмеялась, и пришёл доктор.
– Что тут происходит? – спросил доктор. – Каждый раз, когда у меня утром эти школьные осмотры, это что‑то ужасное! Спокойно, дети, а то я пожалуюсь вашим учителям и вас накажут. Раздевайтесь, и быстро!
Мы разделись, и это было чудно, что мы стояли тут голые у всех на виду. Каждая из мам разглядывала ребят, которые были с другими мамами, и у всех мам были такие лица, как у моей мамы, когда она покупает рыбу и говорит продавцу, что она у него несвежая.
– Хорошо, дети, – сказала тётенька в белом, – пойдёмте в соседнюю комнату, доктор сейчас вас осмотрит.
– Я не хочу без мамы! – закричал Аньян, на котором из одежды были только очки.
– Ладно, – кивнула тётенька в белом. – Мадам, вы можете зайти вместе с ним, но постарайтесь его успокоить.
– Ах! Извините, – сказала мама Клотера. – Если эта дама может зайти вместе со своим сыном, я не понимаю, почему бы и мне не зайти вместе с моим!
– А я хочу, чтобы Альбер тоже пришёл! – закричал Жоффруа.
– Да ты просто кретин! – сказал Эд.
– Ну‑ка повтори, – сказал Жоффруа, и тут Эд стукнул его по носу.
– Альбер! – закричал Жоффруа, и шофёр прибежал одновременно с доктором.
– Это невероятно! – воскликнул доктор. – Пять минут назад плохо было одному, теперь у другого кровь идёт из носа. Не диспансер, а поле битвы!
– Угу, – сказал Альбер, – я отвечаю за этого парня, так же как и за машину. Мне бы хотелось вернуть их обоих шефу без повреждений. Ясно?
Доктор посмотрел на Альбера, открыл рот, но тут же его закрыл и впустил нас в свой кабинет вместе с мамой Аньяна.
Доктор начал с того, что всех нас взвесил.
– Давайте, – сказал доктор. – Сначала ты. – И он показал на Альцеста, который попросил, чтобы ему дали доесть булочку с шоколадом, потому что у него больше не было карманов, куда можно было бы её положить.
Доктор вздохнул, велел мне встать на весы и стал ругать Жоакима, который поставил туда ещё и свою ногу, чтобы я казался тяжелее. Аньян не хотел взвешиваться, но его мама пообещала ему полно всяких подарков, и тогда Аньян пошёл, но весь ужасно дрожал, а когда его взвесили, он, рыдая, бросился в объятия своей мамы. Руфюс и Клотер хотели взвеситься вместе, чтобы было посмешнее, и, пока доктор их ругал, Жоффруа двинул ногой Эду, чтобы отомстить за тот удар по носу.
Доктор рассердился и сказал, что ему это надоело, что если мы будем продолжать валять дурака, то он всем поставит клизму и что ему следовало стать адвокатом, как советовал его отец. Потом доктор заставил нас высунуть язык, послушал нам грудь своей трубкой, попросил покашлять и отругал Альцеста за крошки.
И после этого доктор усадил нас за стол, дал нам бумагу и карандаши и сказал:
– Дети, можете рисовать всё, что придёт вам в голову, но я вас предупреждаю: первому же, кто начнёт безобразничать, я всыплю так, что он этого долго не забудет!
– Только попробуйте, и я позову Альбера! – закричал Жоффруа.
– Рисуй! – закричал доктор.
Мы принялись за работу. Лично я нарисовал шоколадное пирожное, а Альцест – рагу по‑тулузски. Это он сам мне сказал, потому что с первого взгляда можно было и не догадаться. Аньян нарисовал карту Франции со всеми департаментами и их главными городами. Эд и Мексан нарисовали ковбоев на лошадях. Жоффруа нарисовал за́мок и кучу автомобилей вокруг него и написал: «Мой дом». Клотер ничего не нарисовал, потому что сказал, что его не предупредили и он не подготовился. Ну а Руфюс нарисовал совершенно голого Аньяна и написал: «Аньян – любимчик». Аньян это увидел и начал плакать, а Эд закричал:
– Мсье! Мексан списывает!
Это было здорово, мы все разговаривали и смеялись, Аньян плакал, Эд и Мексан дрались, а потом пришли мамы и Альбер.
Когда мы уходили, доктор молча сидел в самом конце стола и тяжело дышал. Тётенька в белом принесла ему стакан воды и какие‑то таблетки, а доктор всё рисовал револьверы.
Он просто сумасшедший, этот доктор!
Раздача призов
Директор сказал, что провожает нас с огромным волнением и уверен, что мы разделяем его волнение, и что он желает нам очень хорошо провести каникулы, потому что в начале нового учебного года будет не до шуток, надо будет приниматься за работу, и на этом раздача призов закончилась.
Это была потрясающая раздача призов. Мы все пришли утром в школу со своими папами и мамами, которые разодели нас, как клоунов. На нас были синие костюмы, белые рубашки из блестящей материи, такой же, как на папином красно‑зелёном галстуке, который мама купила папе и который папа никогда не надевает, чтобы не испачкать.
Аньян – он просто ненормальный. На нём были белые перчатки, и нас всех это ужасно развеселило, кроме Руфюса, который сказал, что его папа – он полицейский – тоже часто носит белые перчатки и в этом нет ничего смешного. Ещё у нас были склеенные волосы (у меня обычно торчат вихры), чистые уши и подстриженные ногти. Короче, все выглядели классно.
Этой раздачи призов мы ждали с нетерпением – все ребята, и я тоже. Не из‑за призов – на этот счёт у нас даже были кое‑какие опасения, – а в основном потому, что после раздачи призов не надо будет ходить в школу и начнутся каникулы. Вот уже много‑много дней я дома спрашиваю у папы, скоро ли будут каникулы и должен ли я до последнего дня ходить в школу, потому что кое‑кто из ребят уже уехал, и это несправедливо, и вообще, всё равно в школе уже никто ничего не делает, а я устал, и я плакал, а папа говорил, чтобы я замолчал и что я его сведу с ума.
Но призов хватило на всех. Аньян, первый ученик в классе, получил приз по арифметике, по истории, по географии, по грамматике, по орфографии, по природоведению и за поведение. Он ненормальный, этот Аньян. Эд, который очень сильный и любит бить всех ребят кулаком по носу, получил приз по физкультуре. Альцест получил приз за посещаемость. Это значит, что он никогда не пропускает школу, и он действительно честно заслужил этот приз, потому что его мама не хочет, чтобы он всё время торчал у неё на кухне, а если уж его не пускают на кухню, то Альцест предпочитает пойти в школу. Жоффруа получил приз за прекрасный внешний вид, потому что он всегда хорошо одет, потому что папа покупает ему всё, что ему захочется. Он много раз приходил в школу в костюмах ковбоя, марсианина или мушкетёра, и это было действительно здорово. Руфюс получил приз по рисованию, потому что у него есть большущая коробка цветных