Базовые психические процессы 3 глава

На волне успеха стал выходить «Коммерсанть-DAILY». Ха­рактерно программное заявление редакции: «Модель "Коммер­санть-DAILY", пилотный номер которого Вы держите в руках, была сознательно разработана и стопроцентно ориентирована под интересы и информационные потребности "new russians" — "опе­режающей группы" российского общества». Далее газета уточня­ет: это те, что «живут в России примерно на уровне европейского middle class»²⁸. Характерны также параметры, по которым распре­делялись данные социологического обследования целевой аудито­рии: «Социальный состав»; «Личный доход»; «Образование»; «Происхождение»; «Распорядок дня»; «Путь в бизнес»; «Само­оценка»; «Отношение к возможности эмигрировать»; «Шкала жизненных ценностей»; «Духовные связи с прошлым»; «Оценка перспектив развития страны»; «Сколько их?»; «Сколько они тра­тят?»; «На что они тратят?». В сущности, это была продуманная попытка консолидировать нарождающееся «третье сословие» (как

" Коммерсантъ. Ms 0. 1990. 12 авг.

г» Коммерсанть-DAILY. № 0. 1992. 7 сент.

его понимали в редакции) вокруг своей газеты, овладеть «com­mon sense», формируя тем самым активное и влиятельное нацио­нальное «public opinion». Были учтены новейшие рекомендации социологии пропаганды и практика моделирования качественных mass-media в США²⁹. Но не удалось сохранить классическую структуру прагматического текста. Молодые по большей части журналисты, соединившие в «Коммерсанте» свои таланты и перья, не заботясь о профессиональной репутации, находили способ любую информацию подать ангажированно. Это был ком­ментарий не лобовой — тонкий, остроумный, подчас очаровате­льный, — но комментарий агитационный со всеми вытекающими из этого манипулятивными особенностями публикаций. Делалось так по расчету или из искренней увлеченности — не существен­но. Информационная картина мира оказывалась иллюзорной.

Характерно, что и в пилотном выпуске «Коммерсанть-DAILY» собирательный портрет «новых русских» уже идеализирован. Вы­ходило, что это люди, которые хотят возродить сословные тради­ции купечества и дворянства и у которых на шкале жизненных ценностей первое место занимает «благополучие детей», второе — «счастливый брак», только на предпоследнем месте стоит «лич­ный достаток», а «умение подчинить себе окружающих» — вооб­ще на последней позиции (!). Как тут не вспомнить едкое замеча­ние Карла Маркса и Фридриха Энгельса: «Так что внутри этого класса одна часть выступает в качестве мыслителей этого класса (Это его активные, способные к обобщениям идеологи, которые делают главным источником своего пропитания разработку ил­люзий этого класса о самом себе)»³⁰. Иллюзии тоже могут быть практически полезны и, следовательно, в прагматическом смысле истинны. Но для кого и в каком контексте? Во время тест-анке­тирования директор АО «Евразия-металл» Н.С. Куклинов сказал не без иронии: «Я был бы очень плохим коммерсантом, если бы полагался на информацию газеты "Коммерсантъ". Но именно эту газету я выписываю для своих служащих, чтобы они с почтением относились к своему боссу»³¹. Выступая на научно-практической конференции «Журналистика—1994» (МГУ, 1995), редактор газе­ты «Финансовые известия» Д. Мурзин заявил, что «деловой прес­сы в России как не было, так и нет», а «бизнес-издания: "Ком­мерсанть-DAILY", "Деловой мир", да и сами "Финансовые изве-

²⁹ Ср., в части.: Волос В.Н. Социологические исследования аудитории прессы в США // Пресса, журналист, аудитория. Л., 1990.

³⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е над, М., 1955. Т. 3. С. 46.

³¹ Цит. по: Отчет о выполнении технического задания НИР по теме: «Разра­ботка типологической модели газеты Магнитогорского металлургического комби­ната». Магнитогорск, 1992.

стия", — используют экономическую информацию для пропаган­ды политических идей и партий». Но все это за пределами праг­матики собственно middle class. И в социальном плане информа­ционное благодушие обернулось духовным коллапсом, затянув­шимся на месяцы после дефолта 18 августа 1998 г. Похоже, и сам В. Яковлев оказался в глубоком кризисе. Во всяком случае, он не сумел преодолеть финансовые затруднения, начавшиеся после де­фолта и через подставных лиц продал свой издательский дом са­мому одиозному в России media-магнату. Во время выборов в Го­сударственную Думу (1999) «Коммерсантъ-DAILY» уже отрабаты­вал свою новую линию в стиле «яростной бульварной прессы», если применить известное английское определение. Что же каса­ется формирования или выражения общенационального обще­ственного мнения, то к издательскому дому «Коммерсантъ» в полной мере относится оценка, вынесенная в бюллетене Фонда защиты гласности (Москва) и Юридической школы Кардозо (Нью-Йорк) «Законодательство и практика средств массовой ин­формации»: «Отметим беспочвенность утверждений СМИ о вы­ражении ими воли народа или его большинства. Во-первых, за­частую мнение большинства людей не соответствует позициям СМИ. Во-вторых, у СМИ отсутствует механизм обратной связи с аудиторией»³².

Получается, что частнокапиталистическое издание В. Яковле­ва оказалось чем-то вроде анахронизма из мира партийно-совет­ской печати. Но речь не о том, что следовало перейти на стиль раннего «Плейбоя», хотя это было бы более адекватно реальному облику «новых русских». Суть в другом. Прагматический текст предполагает точную технологию журнализма, которая не допус­кает самоуправных отклонений от «know how», жестко реагирует на самоуверенный дилетантизм. Ей либо строго следуют, и тогда она дает результат, либо она не дает результата, потому что ей не следовали достаточно строго.

Чистота отработки текстов прагматического типа — необхо­димый и достаточный показатель профессионализма в журнали­стике. Не нужно возлагать на них слишком большие надежды. Есть проблемы, которых они не решают. Есть жанры, которые не терпят прагматики. Но это самое доступное, очень надежное и вполне достойное средство, если речь идет о консолидации само­сознания социальной группы, об активизации общественного мнения и, главное, о повседневной ориентации людей в коловра­щении событий и решении ими житейских проблем. Нужно учи­тывать, конечно, что «конструкты» прагматических текстов спо-

» Винокуров Г. Российская журналистика и чеченский конфликт // Законода­тельство и практика средств массовой информации. 1995. Вып. 3(7). С. 6.

собны вызвать в аудитории самые неожиданные, в том числе не­адекватные эффекты. Но когда анализируешь значимые преце­денты использования прагматического текста в манипулятивных целях политического или коммерческого плана, убеждаешься, что это всегда извращение сути «конструкта» по чистосердечной увлеченности или аморальному расчету. И лучшим приемом кон­трпропаганды в таком случае становится трансляция технологи­чески чистых прагматических текстов на ту же тему. Это нагляд­но видно по реестровой таблице, которая показывает, что праг­матический текст регулирует прежде всего адаптивное поведение.

ПРАГМАТИЧЕСКИЙ ТЕКСТ
Сощгальио-коммушшятив-ные функции	Базовые психические процессы	Выразительные средства
• Информационное обес­печение личной иници­ативы, когда основные события недоступны для индивидуального наблюдения ■Развитие самосознания и самокоррекции пове­дения срединных слоев общества • Активизация, оформле-' нис и формулирование . общественного мнения • ■ Продвижение или разо­блачение общественно-1 политических программ - * Организация кампаний поддержки или протеста • Распространение полез­ных сведений, навыков, ' умений ! * Участие в программиро­ванном обучении . ■ Оформление и продви­жение конструктов и т.п.	■ Ориентировочный реф­лекс • Спонтанное сопряжение сознательного и бессоз­нательного в поведенче­ской реакции • Деятельностная реакция на символический раз­дражитель • Накопление опыта дей­ствий по типу St-»R • Метод проб и ошибок как сознательно/бессоз­нательный паттерн по­ведения ■ Вероятностное прогнози­рование и моделирова­ние будущего • Рационализация стрем­лений к обладанию, преодолению и т.п.	• Презентация событий как практически значи­мых лично для реципи­ента • Алгоритмизированное предметное предъявле­ние ' Индуктивное умозаклю­чение • Деритуализация • Композиция пошагово­го «ответа на вопросы» по типу программиро­ванного обучения ■ Апелляция к данным статистики, прецеден­там, мнениям специа­листов и очевидцев ■ Расположение деталей «по степени убывания важности» • Беэоценочность, как бы «отстраненность» и да­же обезличенность сти­ля авторской речи ■ Перебои (замедления/ ускорения) темпоритма изложения и т.п.

Технология подготовки публикаций прагматического типа лучше, чем что бы то ни было другое, разработана в теории жур­налистики. Во всех пособиях для начинающих работа над замет­кой, репортажем, интервью, комментарием, выбор заголовков, составление вводок и «lead», отделка «информативно-делового стиля» поданы так детально и практично, что не поймет только

ленивый. Но классными журналистами-прагматиками становятся очень немногие, потому что эта технология требует не просто на­выка, но ума и чести.

Прежде всего прагматический текст несет в себе практически приложимую информацию. Для дельного и думающего человека практического склада, для которого успех или провал это, собст­венно, и есть «стиль и качество жизни», она может стать знаком угрозы или ключом к удаче. Эмоции, которые при этом возника­ют, потрясают до глубины души. Психология переживания праг­матического текста весьма ярко описана в одной из песен вели­кого Высоцкого:

...Открою «Кодекс» на любой странице... И, не могу, читаю до конца... Сто лет бы мне не видеть этих строчек! За каждой вижу чью-нибудь судьбу. И радуюсь, когда «статья» не очень, Ведь все же повезет кому-нибудь... И сердце бьется раненою птицей, Когда начнешь свою «статью» читать... И кровь в висках так ломится, стучится, Как «мусора», когда приходят брать...

Это нужно соотнести с тем, что прагматический текст ис­торически сложился вместе с подъемом третьего сословия и по законам товарного производства, ибо, как сказал Герцен, «про­паганда, которая не окупает себя, не стоит бумаги, на которой она напечатана». Прагматический текст может вызвать широкий спрос у активных, предприимчивых и конкурентоспособных лю­дей срединных слоев общества прежде всего как полезный инст­румент ориентации практического поведения. Отсюда «делови­тые» установки журналистского производства: «Чтобы новость стала прибыльной, она должна быть достоверной», или: «Когда комментарий аполитичен, его может купить любая партия» и т.п. Разумеется, афоризмы не исключают фарисейства, тем более что иллюзии тоже очень прибыльны. Но для прагматического текста существует и внешний контроль — здравый смысл людей средне­го класса. Они далеко не безупречны. Своекорыстны, ограничен­ны, полны предрассудков. Но при всем при том в массе своей они — главная производительная сила общества и последняя опора демократии. А вкупе даже ярые индивидуалисты подвер­жены высоким порывам. Любопытно, что великий психиатр В.М. Бехтерев (1857—1927) для определения того, что он называл «реальным, хотя и физически неуловимым», «не организованным внутри себя скоплением лиц», имеющих «лишь свои более или

менее общие воззрения и обычаи, но создающих так называемое общественное мнение», предложил многозначительное для рус­ского ученого понятие: «Мир»³³. Мирское поведение, конечно, в огромной степени зависит от традиций, привычек и вообще реф­лекторных процессов коллективного бессознательного. И этого нельзя сбрасывать со счетов, иначе события общественной жизни представляются в превратном свете.

В публицистической брошюре «Великий почин» (1919) В.И. Ленин оценивает первые коммунистические субботники как «сознательный и добровольный почин рабочих в развитии произ­водительности труда», «фактическое начало коммунизма», доказа­тельство истинности марксизма, средство преодоления разрухи и голода и даже путь освобождения женщины от домашнего рабст­ва³⁴. А в монографии «Коллективная рефлексология» (1921) В.М. Бехтерев тоже анализирует первые коммунистические суб­ботники, как говорится, по живым следам, но приходит к выво­ду, что невероятные (в десятки раз!) скачки производительности физического труда и сопутствующая им поголовная эйфория не были обусловлены одними сознательными убеждениями, что эк­статическая напряженность сил полуголодных людей могла под­держиваться только психической энергией бессознательных про­цессов и что, в сущности, это всего лишь практическое проявле­ние неким «миром» коллективного рефлекса самосохранения. Кто и в какой степени был прав, теперь уже не существенно. На­учная концепция осталась втуне. А пропагандистский подход из­жил сам себя. Но исторический прецедент важен тем, что делает более понятной специфику собирательного адресата, которому предназначается прагматический текст. Это особый коммуника­тивно-психологический феномен. Не толпа. Не община. И не «союз единомышленников». Это — аудитория самодостаточных людей, следующих общественному мнению, но с поправкой на собственное здравомыслие. Для оперативной социальной ориен­тации им нужен прагматический текст, что называется, в чистоте типа. И потому для репортера собственный здравый смысл стано­вится критерием профессионального мастерства. Так же как и мораль простого человека.

Если обозреватель балуется мифотворчеством, его в об­щем-то склонны прощать как безвредного идеалиста. Когда ком­ментатор логически обосновывает завиральную идею, он может сойти за «высоколобого интеллектуала». Но если в целях пропа­ганды извращаются факты, массовая коммуникация оборачивает­ся «бумеранг-эффектом», а журналист теряет лицо. «В Манчжур-

³³ Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология. Пг., 1921. * Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 39. С. 5—29.

ской армии, — пишет участник русско-японской войны (1904—1905) Г. Мартынов, — почему-то смотрели на обман как на одно из средств для подъема духа. Например, перед сражения­ми постоянно объявляли, что отхода не будет... сообщали об одержанных нами победах, которые потом оказывались пораже­ниями... Нечего говорить, что обман всегда обнаружится так или иначе и не может не привести к подрыву нравственного автори­тета командного состава и к разочарованию вообще, за которым следует упадок энергии»³⁵.

Однако есть в этом вопросе еще один важный в психологиче­ском отношении аспект. Классический прагматический текст требует от журналиста ума и чести, но можно сказать и так, что классический прагматический текст дает журналисту возмож­ность сохранить самоуважение и независимость. Самоуважение, потому что деритуализированное, безоценочное и конструктивное описание факта не оставляет места ни для заказных идей, ни для собственных предубеждений. Независимость, потому что факто­логический прогноз с пользой служит всем, кто самостоятельно принимает решения, но ни для кого не создает преимуществ.

Конечно, от журналиста могут потребовать, чтобы он ввел в репортаж заказную мифему или идеологему. Но это уже — нару­шение закона о свободе слова, то есть вопрос не творческий, а юридический.

Конечно, журналистом может овладеть жажда самовыраже­ния или он сам захочет стать «подручным партии». Но это вопрос не творчества, а личной брезгливости.

Конечно, прагматический текст не палочка-выручалочка и не панацея информационной безопасности творчества-в-процес-се-коммуницирования. Это даже не самый влиятельный, не са­мый престижный и не самый массовый тип журналистских пуб­ликаций. Просто его исторически сложившаяся структура на­столько прозрачна и технологична, что в полной мере раскрывает общую закономерность обратного воздействия конкретного типа текста на профессиональный тонус и психическое состояние журналиста. Таким образом, появляется возможность сформули­ровать пятое правило техники информационной безопасности, которое тоже берет начало и находит свое завершение в психоло­гии журналистского творчества:

Строгое соблюдение классических типов текста и фундамен­тальных технологий журнализма (своего рода «работа-по-прави-лам») — мера самообладания журналиста и его контроля за своим психическим состоянием и профессиональным статусом,

35 Цит. по: Бехтерев В.М. Указ. Соч. С. 77.

X)

7лл6а> сиссгнля

ДРАЙВ-МЫШЛЕНИЕ

И ГЕДОНИСТИЧЕСКИЙ ТЕКСТ

■ч'

ti. "

■■' У,-¹'¹"

,>».■

'!' «ПРЕДЛАГАЮ ВАМ

£; РУКУ И СЕРДЦЕ...

,:...А также глаза, почки и уши».

_г Это заголовок и подзаголовок газетной публикации о широ­ки!, ^по Утверждению автора, практике похищения в моргах раз-дачных человеческих органов, торговле ими и коммерческой трансплантации их в больницах Москвы. Далее в том же стиле: «И какому-то предприимчивому человеку пришла однажды в го­лову мысль: а чего, собственно, пропадать трупу-то»; «"живчи- к$", то есть глаза, почки, сердце и т.д., пользуются сейчас все большим спросом»; «среди клиентов — прежде всего пожилые бизнесмены и мафиози». Но все с позиций попранной морали: «А есть ли у нас еще хоть что-нибудь, что не продается и не по­купается?». И с намеком на коррупцию во властных структурах: «И вряд ли кто-нибудь когда-нибудь будет за это привлечен к от­ветственности»¹. Причем ни одного факта, ни одной фамилии, Щ одного адреса, никакой статистики или ссылок на анализ спе­циалистов, без каких-либо разумных доводов и реалистичных суждений. Ни для осмысления проблемы, ни для практической ориентации поведения это не годится. Неконтролируемое воз­буждение. Дезадаптирующее перенапряжение. По науке это надо бы диагностировать как параноидальный бред. Между тем публи­кация структурирована очень профессионально: заголовочный комплекс, «lead», опорная идея (попранная мораль), рабочая идея

¹ Идеальная пара. М., 1995. Me 3.

(обличение беззакония), апелляция к архетипическому, доинтел-лектуальному (страх расчленения), подкрепляемая ультрасовре­менными жаргонизмами («живчики», «бычара»), — как в лучших издательских домах. И это не индивидуальный почерк, а стандарт презентации информации, свойственный не только данному из­данию.

Закономерно возникает три вопроса: «Что это такое?», «По­чему это возможно?» и «Зачем это делается?».

Уже достаточно давно было замечено, что стиль так называе­мой «черной хроники» стал быстро и широко распространяться в журналистике. Профессор Г. Манзини писал: «Сейчас все пре­вращается в "черную хронику": профсоюзный бой, так же как и студенческие волнения; договоры, так же как и путешествие папы в Сардинию; забастовки, так же как и уличные демонстра­ции. Все эти сообщения строятся по той же схеме, что и инфор­мация об убийстве: доброе начало, так сказать фон, а затем злые люди, вырвавшиеся на сцену и нарушившие порядок, и, наконец, в самый нужный момент — появление и вмешательство полиции, которая расставляет все по своим местам...»² Но это были еще цветочки. «Черная хроника» по крайней мере придерживалась канвы событий и оставляла надежду на восстановление порядка силою государства. Но то, что предлагается в соответствии с но­вым стандартом, это, если воспользоваться термином американ­ского социолога Д. Борстина, — «псевдособытия»: заказные по­ступки, договорные интервью, отрежиссированные демонстра­ции, спровоцированные высказывания и т.п., организуемые спе­циально для того, чтобы рассказать о них в средствах массовой информации, возбудить аудиторию, оказать влияние³. А вместо надежд на «добро», «порядок» и «силу государства» внушается вера в правомерность любых, даже явно нелепых, суждений жур­налистов и честность их личного поведения, даже самого непо­требного. При таком подходе пренебрежение приличиями и де­монстративное противодействие властям постепенно превращает­ся в профессиональные установки мышления и поведения. Это, конечно, противоречит традициям классической журналистики. Но соответствует практике и нравам шоу-бизнеса. Многие газеты и телепрограммы стали походить на эстрадные площадки извест­ного пошиба. И многие журналисты захотели «петь и жить», как поп-звезды скандального склада.

Массовая газета с комсомольским анамнезом командировала двух молодых журналисток инкогнито проникнуть в здание Госу-

² Цит. по: ИМ. Черная хроника // Демократический журналист. 1970. N° 10.

³ Boursting D. The image. NY., The Macmillan Company, 1963.

дарственной Думы и рассказать, что же там делается ночью. Ре­портаж с завлекательным заголовочным комплексом: «НОЧЬЮ В ДУМЕ корреспонденты "МК" выпили, полюбили и помылись», подзаголовками «Ключи разврата» и «Под душем у Жириновско­го» и фотографией вроде бы проституток на панели с подписью: «В полночь напротив Думы: выбирай любую! Но и в Думе в это время творятся не менее пикантные дела...» — разверстан на по­ловину газетной страницы формата А2. Содержание — специфи­ческое. Во-первых, сплетни: «Квасили до белой горячки и на ди­ваны девок водили с Тверской, как в кабак, — сообщила буфет­чица. — Подойти было страшно, тарелки убрать». Во-вторых, скабрезные диалоги: «Алик, сглотнув, поставил вопрос ребром: — Как насчет секса? — Нормально. — Ну-ка, поцелуй меня для на­чала, покажи, на что ты способна! — Все вам будет — в кабине­те». В-третьих, пикантные псевдособытия: журналистки прини­мают душ в апартаментах Жириновского... Ну и еще «тонкие» на­меки: «Цветовыми пятнами выделялись... пара засаленных дам­ских шлепанцев размера эдак тридцать седьмого. Догадки насчет их принадлежности терзают нас до сих пор», — да странный ап­ломб: «От игровой компьютерной моды думцы отстали лет на де­сять»; «Удобства у Владимира Вольфовича оказались хиленькие. На уровне турецкой трехзвездочной гостиницы. Унитаз безо вся­ких прибамбасов...»⁴

Ни фактов, ни фамилий, ни общей картины, ни вообще ре­портажа. Шоу. Но, с одной стороны, шоу это такого разряда, что не стали бы и смотреть, если бы не «про политику». А, с другой стороны, политика тут того разряда, что не стали бы читать, если бы шоу не было глумливым. Глум — вот убойная сила шоу-жур­нализма, которая делает этот стиль универсальным оружием ин­формационных войн с участием самых, казалось бы, респекта­бельных изданий.

Гибель атомной подводной лодки «Курск» (12 августа 2000 г.) переживалась в России как национальная трагедия. А параллель­но разворачивали безоглядную информационную атаку на Прези­дента и Верховное командование страны. Не считаясь ни с чем.

«Каждый утешает себя сам, — публикует газета "Коммер-санть-DAILY" слова жены оставшегося на затонувшей подлодке Виктора Белогруня. — Но когда включаешь телевизор, все начи­нается снова. Зачем все это показывают? Ведь дети тоже смотрят! Мы не можем больше смотреть новости, где слышим, как умира­ют наши мужья. Живем на одних лекарствах. Это невыносимо. Почему нас не щадят?! У меня двое детей, а я не могу даже рас-

⁴ Московский комсомолец. 1997. 29 апр.

слабиться и поплакать...» Но в газете этот крик души заверстан вместе со статьей «Спасайте, кто может», списком брошенных в море аварийных подлодок под рубрикой «Подъем подводного хо­зяйства» и заметкой «Всплытие по-американски», где в мажор­ном тоне повествуется о том, как еще в 1939 г. в США быстро и благополучно достали со дна субмарину, на которой тогда тоже произошел взрыв⁵.

Режиссерский замысел очевиден. Хотя намекам не хватает жесткости и однозначности, напряжение нарастает. Назревает момент последней беззастенчивости, как в стрип-шоу. И газета уже в следующем номере публикует шоковое псевдособытие. В статье «Чья честь тонет в Баренцевом море?» говорится: «Меж­ду тем, все происшедшее было запланировано заранее: еще в мае главный штаб ВМФ России решил провести учения по спасению экипажа "затонувшей" атомной подводной лодки. К учениям оказались не готовы ни моряки, ни высшее руководство страны. Вчера стало возможным подвести предварительные итоги "уче­ний"... экипаж перестал подавать признаки жизни... Все могло быть иначе, если бы спасательная операция началась не во втор­ник, а в субботу, когда затонул "Курск". Вполне вероятно, что этого не произошло, потому что на флоте знали о готовящихся учениях. Ведь сообщение АВН совпадает с тем, что произошло, до деталей: и время, и тип подлодки, и глубина затопления и на­звание спасательного судна»⁶.

И важно отметить как черту продвинутого шоу-журнализма последнюю, в полном смысле, беззастенчивость автора. Он ни-чтоже сумняшеся совершает профессиональный подлог, причем не только не скрывает, а демонстративно обнажает механизм фабрикации псевдособытия. Откровенно подтасовывает выводы. Нагромождает нелепости. Лишь бы, усугубив беду виной, полу­чить предлог для перехода к прямым оскорблениям и облыжным утверждениям типа: «Значит, эмбарго на реакцию Президента относительно "Курска" было установлено самим Путиным»; «Адмиралы будут биться за свои должности до последнего»; «Как правило, в подобных ситуациях виновными объявляются погиб­шие командиры» и т.п. А чтобы не оставалось сомнений в адре­сате, в текст прямо под заголовок «Чья честь тонет в Баренцевом море?» вверстан фотоснимок: Президент Путин в пилотке под­водника сбегает с трапа судна мимо застывшего по стойке «смир­но» матроса.

5 Коммерсанть-DAILY. 2000. 16 авг.

⁶ Коммерсанть-DAILY. 2000. 17 авг.

Дизайнерская находка (выбор снимка + инфографика) — на уровне символики. Режессура тоже на высоте. Беззастенчивое дсевдособытие увенчивает серию превентивных шоков в предше­ствующих номерах: «117 ПОДВОДНИКОВ УШЛИ ПОД ВОДУ И це вернулись»; «Где наша не тонула» (15 авг. 2000); «Спасайте, jcro может»; «Подъем подводного хозяйства» (16 авг. 2000). Обви­нительные оскорбления получают подкрепление в глумливых за­головках последующих номеров: «Подлодка уходит все глубже и глубже» (18 авг. 2000); «Деньги нужны мертвым или живым» <19 авг. 2000); «КРЕМЛЬ ВЫХОДИТ НА ПОВЕРХНОСТЬ. Пото­му что на "Курске" никого не осталось» (22 авг. 2000). Все про­фессионально грамотно, четко, целесообразно.

Это трудно объяснимо, если рассматривать прессу в плане ««высокого общественного предназначения», «служения истине» или «социальной ответственности». Но вполне понятно, если вспомнить, что media-магнат, владеющий издательским домом «Коммерсантъ», именно в этот период решил потягаться силами с «Кремлем». В журналистской среде к такому не привыкать. Еще в 1995 году, вскоре после заказного убийства популярного телеве-дущего Влада Листьева, газета «Российские вести» в статье под характерным названием «Четвертая власть или второй шоу-биз-йес?» предупреждала: «Некоторые формы сращения бизнеса и власти (независимо от их нумерации) подпадают под науч-цю-юридическое определение коррупции»⁷.

Но как бы жестки ни были юридические формулировки, Главное здесь — уяснить, что по структуре, выразительным сред­ствам и психологическим апелляциям нет разницы между «стра­шилкой» о расчленении трупов на запчасти и политическим об­зором ошибок Президента. Это единый тип текста. Совершенно особенный. И вполне универсальный. Нужно признать также, что в стиле шоу удается более впечатляюще подавать не только спор­тивные сенсации типа того, как Майк Тайсон откусил на ринге ухо спарринг-партнера, или обсуждение пикантных подробностей «Про это» (НТВ, 1999), но и террористические акты вроде взрыва на площади Пушкина, и вообще все-все-все, вплоть до разговора Щ гендерных проблемах в передаче «Я — сама» (TV-6, 1997—1998). Отсюда вытекает, что шоу-журнализм можно рассматривать как Проявление самодостаточной парадигмы мышления, выражающей определенный этап интеллектуальной эволюции человечества. ' Для многих этот вывод вряд ли приемлем. Мешает социаль­ный имидж журналиста как поборника разума и морали. Культи­вируется мнение, что подобные тексты пишутся в угоду «простым

Российские вести. 1995. 15 марта.

людям», которые иначе ни читать, ни слушать, ни смотреть — не станут ничего. И примитивное фарисейство не позволяет оценить проблему во всей прямоте. Но именно тот факт, что теперь са­мую многочисленную аудиторию собирают бульварные газеты, иллюстрированные журналы, интерактивные радиостанции и раз­влекательные телепрограммы, как раз и подтверждает глобальный характер данной парадигмы мышления и ее структурирующее значение для массовых жанров и общего стиля творчества-в-про-цессе-коммуницирования.

Это даже в чем-то удивительно. Читатели по большей части иронизируют насчет «чернухи» и «порнухи». Журналисты по большей части сетуют, что их высокое творчество остается нево­стребованным. А газеты становятся «желтыми», политики — скандальными, избирательные технологии — грязными... Откуда же «действительность и мощь» новой парадигмы мышления? По­чему она (парадигма) вообще могла возникнуть? И на чем дер­жится, такая интеллектуально невзыскательная и морально неоп­рятная?

Кризис рационализма вызвал к жизни не только деловые фи­лософские школы позитивизма. Артур Шопенгауэр (1788—1860) родился на 10 лет раньше О. Конта и его книга «Мир как воля и представление» (1819) на 11 лет опережала основополагающий «Курс позитивной философии». По Шопенгауэру, мир наделен природным влечением к жизни, слепой и неразумной волей. А беспредельный эгоизм самого человека как высшего воплощения «воли к жизни» сдерживается лишь социальной организацией, которая представляет собой систему сбалансированных частных воль. Отсутствие смысла в этом слепом борении воль, напомина­ющем традиционный образ «войны всех против всех», делает страдание неизбежным и неотвратимым. Заостряя мысль, А. Шо­пенгауэр называл мир «наихудшим из возможных», а свою пози­цию — пессимистической.