Глава двадцать первая
О РАЗДЕЛЕНИИ НАУК
1. Три разряда. Все, что может находиться в пределах человеческого разумения, есть либо, во-первых, природа вещей, как они существуют сами по себе, их отношения и способ их действия, либо, во-вторых, то, что человек в качестве разумного и свободного деятеля должен делать для достижения какой-нибудь цели, в особенности счастья, либо, в-третьих, пути и способы, которыми достигается и сообщается знание того и другого. Согласно с этим, я думаю, науки можно собственно разделить на три следующих разряда.
2. Во-первых, Physica. Во-первых, познание вещей, как они сами существуют, их строения, свойств и действий, причем я имею в виду не только материю и тело, но также и духов, у которых точно так же, как у тел, есть своя природа, свое строение и деятельность. Это я называю в несколько более широком смысле слова цхуфкЮ, или «натурфилософия». Цель ее - чисто умозрительная истина. Все, что может доставить человеческому уму такую истину, принадлежит к этому разделу, будет ли то сам бог, ангелы, духи, тела или какие-то их свойства, как число, форма и т. д.
3. Во-вторых, Practica, умение правильно прилагать наши силы и действия для достижения благих и полезных вещей. Наибольшее значение в этой области имеет этика, представляющая собой попытку найти такие правила и мерила человеческих действий, которые ведут к счастью, а также [найти] способы их применения. Цель здесь не чистое умозрение и не познание истины, но справедливость и соответствующее ей поведение.
4. В-третьих, узмйщфйкЮ. В-третьих, следующий раздел можно назвать узмйщфйкЮ, или «учение о знаках». И так как наиболее обычные знаки - это слова, то семиотику довольно удачно называют также лпгйкЮ - «логика». Задача логики - рассмотреть природу знаков, которыми ум пользуется для уразумения вещей или для передачи своего знания другим. Так как рассматриваемые умом вещи, за исключением его самого, не присутствуют в разуме, то ему непременно должно быть представлено что-нибудь другое в качестве знака или в качестве того, что служит представителем рассматриваемой вещи,- это и есть идеи. А так как совокупность идей, составляющих мысли какого-то человека, не может быть открыта непосредственному взорудругого человека и так как копить их нельзя нигде, кроме памяти, хранилища не очень надежного, то поэтому, чтобы сообщать наши мысли друг другу, а также запоминать их для собственного употребления, необходимы также знаки для наших идей. В качестве таковых всего удобнее оказались и потому всего употребительнее членораздельные звуки. Вот почему рассмотрение идей и слов как великих орудий познания составляет не подлежащую пренебрежению часть в рассуждениях того, кто обозревает человеческое познание во всем его объеме. И если бы они были взвешены отдельно и рассмотрены как следует, они, быть может, дали бы нам логику и критику, отличную от той, с которой мы были знакомы до сих пор.
5. Это есть первичное разделение предметов познания 93. Это есть, на мой взгляд, первичное и наиболее общее, а также естественное деление предметов нашего знания. Ибо человек может направлять свои мысли только либо на рассмотрение самих вещей - для открытия истины; либо на вещи, которые находятся в его собственной власти, т. е. на свои собственные действия,- для достижения собственных целей; либо на знаки, которыми ум пользуется в том и другом случае, и на упорядоченное их расположение - для более ясного познавания (informatin). Так как все эти три области, а именно вещи, поскольку познаваемы сами по себе, действия, поскольку они зависят от нас, способствуя достижению счастья, и правильное употребление знаков в интересах познания, различны tot coelo M, то я и счел их тремя великими областями интеллектуального мира, совершенно раздельными и отличными друг от друга.
Дополнение
ОБ УПРАВЛЕНИИ РАЗУМОМ
Quid tarn temerarium, tamque indignum sapientis gravitate atque constantia, quani aut falsum sentire, aut quod non satis explorate perceptum sit, et cognitum, sine ulla dubitatione defendere? Cicero. De Natura Deorum, lit). I 1
1. Введение. Последняя инстанция, к которой человек прибегает, определяя свое поведение, есть его разум, ибо хотя мы различаем способности души и признаем верховенство за волей как действующим началом, однако истина в том, что человек, как деятельное существо, решается на то или другое волевое действие, основываясь на каком-либо предварительном знании, имеющемся в разуме, или на его видимости. Ни один человек не принимается за что бы то ни было, не опираясь на то или иное мнение, которое служит для него мотивом действия; какими бы способностями он ни пользовался, им постоянно руководит разум, хорошо или плохо осведомленный, проливая свет, которым он обладает: этим светом, истинным или ложным, управляются все деятельные силы человека. Сама воля, какой бы абсолютной и бесконтрольной люди ее ни считали, никогда не выходит из повиновения велениям разума2. Храмы имеют свои священные изображения, и мы видим, какое влияние они всегда имели на значительную часть человечества. Но, поистине, идеи и образы в человеческих душах являются теми невидимыми силами, которые постоянно ими управляют и которым все души без исключения с готовностью подчиняются. Поэтому в высшей степени важно весьма тщательно заботиться о разуме, чтобы правильно вести его в поисках знания и в его актах суждения.
Логика, которой ныне пользуются, так долго господствовала в качестве единственной преподаваемой в университетах науки управления разумом при изучении искусств и наук, что если высказать предположение, что правила, которые служили ученому миру в течение последних двух или трех тысячелетий и на которые ученые уповают, нисколько не жалуясь на их дефекты, недостаточны, чтобы руководить разумом, то это, пожалуй, было бы принято как стремление к новизне. И я не сомневаюсь, что такая попытка была бы осуждена, как проявлениетщеславия и самонадеянности, если бы она не была оправдана авторитетом великого лорда Веруламского 3, который, не следуя рабски за мнением, будто наука не может быть подвинута дальше того, чем она была, потому лишь, что фактически она не двигалась в течение многих веков, не успокоился на ленивых похвалах и одобрениях того, что есть, лишь потому, что оно есть, но, расширив свой ум, устремил его на то, чем она может быть. В предисловии к своему «Новому Органону» он говорит о логике следующее: «Qui summas dialecticae partes tribuerunt, atque inde fidissima scientiis praesidia comparai·! putвrunt, verissimи et ptimи viderunt intellectum humanum, sibi permissum, merito suspectum esse debere. Verum infirmior omninф est inal medicina; нес ipsa mali expers. Siquidem dialectica, quae recepta est, licet ad civilia et artes, quae in sermone et opinione positae sunt, rectissime adhibeatur; naturae tarnen subtilitatein longo intervallo non attingit, et prensando quod non capit, ad errores potius stabiliendos, et quasi figendos, quam ad viani veritati aperiendam valuit» 4.
«Te,- говорит он,- кто приписывал столь большое значение логике, вполне справедливо и правильно понимали, что небезопасно предоставлять разум самому себе, не направляя его никакими правилами. Но средство не исправило вреда, а само стало его частью: ибо возникшей таким образом логике, вполне пригодной в гражданских делах и в тех искусствах, предметом которых являются речь и мнение, все же весьма недостает тонкости, свойственной действительным произведениям природы; и, пытаясь схватить то, чего она не может достичь, она служила скорее закреплению и утверждению ошибок, чем открытию пути к истине». И поэтому немного дальше он говорит: «Necessario requiritur ut melor et perfectior mentis et intellectыs humani usus et adoperatio introducatur» («Необходимо ввести лучшее и более совершенное применение и употребление души и разума»).
2. Способности (Parts). У людей существует, и это видно, большое разнообразие умов, и природные конституции людей создают в этом отношении такие различия между ними, что искусство и усердие никогда не бывают в состоянии эти различия преодолеть; по-видимому, в самой природе одних людей не хватает той основы, на которой они могли бы достичь того, чего легко достигают другие. Среди людей одинакового воспитания существует большое неравенство способностей. Американские леса,как и афинские школы, порождают в среде одного и того же племени (kind) людей с различными способностями. Хотя это так, я все-таки думаю, что большинство людей далеко не достигают того, чего они могли бы достигнуть в иной для них [возможной] мере, вследствие небрежного отношения к своему разуму. [Знание] нескольких правил логики считается в этом случае достаточным для тех, кто претендует на высшую степень совершенства; однако я думаю, что есть много природных дефектов разума, поддающихся исправлению, но они упускаются из виду и совершенно оставляются без внимания. Не трудно заметить, что люди допускают при упражнении и совершенствовании этой способности души очень много ошибок, которые препятствуют их успехам и оставляют их в невежестве и заблуждении на всю жизнь. На некоторых из этих ошибок я остановлюсь в своем дальнейшем изложении и постараюсь указать подходящие средства их исправления.
3. Рассуждение. Помимо отсутствия определенных идей, а также проницательности и навыка в нахождении и приведении в порядок посредствующих идей5 люди допускают по отношению к своему разуму три ошибки, мешающие этой способности оказывать те услуги, которые она может оказывать и для которых она предназначена. И тот, кто размышляет над действиями и рассуждениями людей, обнаруживает, что эти недостатки весьма часты и заметны.
1. Первый недостаток присущ людям, которые вообще редко рассуждают, но поступают и думают так, как им указывает пример других - родителей, соседей, служителей церкви и прочих, кого им угодно избрать предметом своей слепой веры, избавив себя от труда и беспокойства самостоятельного мышления и исследования.
2. Второй недостаток свойствен людям, которые ставят на место разума чувство и, решив, что именно оно должно управлять их поступками и аргументами, пользуются собственным разумом и прислушиваются к разуму других людей лишь в той мере, в какой это соответствует их настроению, интересу или пристрастию. Эти люди, как всякий может заметить, обычно довольствуются словами, для которых нет соответствующих отчетливых идей, хотя в других случаях эти же люди, когда подходят к вопросу беспристрастно, оказываются не лишенными способности разумно рассуждать и слушаться голоса разума, поскольку тогда у них нет тайной наклонности, мешающей подчиняться ему.3. Третий сорт людей состоит из тех, которые охотно и искренне следуют разуму; но за недостатком того, что можно назвать широким, здоровым и разносторонним умом, они не охватывают всего, что относится к вопросу и что может иметь значение для его решения. Мы все близоруки и очень часто видим только одну сторону дела; паше поле зрения не охватывает всего, что имеет связь с целым. От этого недостатка, я думаю, никто не свободен. Мы видим только частично, и знание наше только частично; поэтому нет ничего удивительного в том, что мы делаем неправильные выводы из наших неполных посылок. Это могло бы научить самого чванливого почитателя собственных талантов, что [очень] полезно беседовать и советоваться с другими, даже с теми, которые уступают ему в способностях, сообразительности и проницательности: ведь поскольку нет человека, который бы видел все, и поскольку мы вообще смотрим на одну и ту же вещь различно - соответственно, если можно так выразиться, различными позициями по отношению к ней,- то нет ничего нелепого в мысли и ничего унизительного в попытке узнать, не обладает ли другой такими понятиями о вещах, которые от нас ускользнули и которые наш разум, познакомившись с ними, использовал бы. Способность рассуждать редко или никогда не обманывает тех, кто полагается на нее; ее выводы, на чем бы они ни строились, очевидны и определенны. Но нас чаще всего, если не исключительно, сбивает с верного пути то обстоятельство, что принципы, из которых мы выводим заключение, и основания, на которых мы строим наше рассуждение, неполны: упущено что-то такое, что следовало принять в расчет, чтобы сделать рассуждение правильным и точным. В связи с этим нетрудно себе представить, каким большим и почти бесконечным преимуществом пользуются перед нами ангелы и отдельные духи 6, которые, в различной степени возвышаясь над нами, могут обладать более обширными способностями. Может быть, некоторые из них, имея точное и совершенное представление о всех конечных вещах, попадающих в сферу их рассмотрения, способны во мгновение ока свести воедино все рассеянные и почти бесконечные отношения этих вещей. Душа, таким образом вооруженная, имеет основание быть спокойной за достоверность своих выводов!
Указанным выше дефектом мы можем объяснить и тот факт, что иные мыслящие и занимающиеся наукой люди, которые правильно рассуждают и любят истину, не имеютбольших достижений в своих изысканиях ее. Заблуждение и истина перемешаны в их умах; их заключения необоснованны и дефектны, и они весьма часто ошибаются в своих суждениях. Причина в том, что они общаются с людьми одного сорта, читают книги одного сорта и склонны выслушивать мнения только одного сорта: истина в том, что они отгораживают себе в интеллектуальном мире маленький Гесем 7, где, по их мнению, только и светит свет и день несет им свое благословение, в то время как остальная часть этого огромного пространства для них закрыта ночным мраком и они избегают близко подходить к ней. Они ведут в некоем маленьком заливчике оживленные сношения с знакомыми им корреспондентами; замыкаясь в эти границы, они с достаточной ловкостью оперируют товарами и продуктами того уголка, которым довольствуются, но не отваживаются пуститься в великий океан знания, чтобы ознакомиться с богатствами, накопленными природой в других местах, не менее подлинными, не менее солидными и не менее полезными, чем те, которые достались на их долю; они в полном восторге от изобилия и довольства своего маленького уголка, в котором для них сосредоточилось все, что есть хорошего в мире. Те, которые живут замкнувшись таким образом на своей тесной территории, не желая выглянуть за пределы, отведенные для их исследований случаем, самомнением или ленью, и отгораживаясь от понятий, рассуждений и достижений остального человечества, во многом похожи на обитателей Марианских островов, которые, будучи отрезаны обширным пространством моря от всякого общения с обитаемыми частями земного шара, считали себя единственным народом в мире. И хотя их скудные жизненные удобства не дошли до применения огня, с которым их не так давно познакомили испанцы при своих плаваниях из Акапулько в Манилу 8, они, несмотря на нужду и невежество почти во всем, считали себя счастливейшим и мудрейшим народом вселенной даже после того, как узнали от испанцев о существовании многих народов, богатых знаниями, искусствами и удобствами жизни, о которых они не имели никакого понятия. Тем не менее, я думаю, никто не станет считать их глубокими натуралистами или основательными метафизиками; никто не подумает, что даже самый сообразительный из них обладает широкими взглядами в этике или политике; и никто не предположит, что даже самый способный из них ушел в своем разумении дальше знания немногих предметов его острова и тех соседних островов, которые образуютрайон его сношений (commerce). Ведь отсюда еще достаточно далеко до той широты ума, которая украшает душу, отдающуюся исканию истины и пользующуюся для этого науками, и до свободного возникновения мнений и взглядов мыслящих людей всяких направлений. Пусть поэтому люди, действительно желающие постичь то, что каждый на словах желает постичь, а именно истину во всем ее объеме, не суживают своего поля зрения и не закрывают его мраком. Пусть люди не думают, что вся истина содержится только в тех науках, которые [именно] они изучают, и в тех книгах, которые [только] они читают. Отвергать заранее мнения других людей, не ознакомившись с ними,- это значит не доказывать темноту последних, а только самому впадать в слепоту.
«Все испытывайте, хорошего держитесь» 9 - таково божественное правило, указанное отцом света и истины, и трудно понять, каким иным путем можно прийти к истине и овладеть ею, если не копать и не разыскивать ее, как золото и скрытый клад. Но тот, кто делает это, должен выкопать много земли и мусора, прежде чем добудет чистый металл, который обычно бывает перемешан с песком, галькой и грязью; но золото тем не менее есть золото, и оно обогатит человека, который тратит усилия на то, чтобы найти и выделить его. Нет также никакой опасности, что он будет обманут этой смесью: у каждого человека есть пробный камень, если только он хочет пользоваться им, для отличения настоящего золота от того, что лишь блестит, истины - от ее видимости. И действительно, полезное применение этого пробного камня - нашего природного разума нарушается и вовсе оказывается бесплодным только из-за горделивой предвзятости, надменной самонадеянности и сужения умственного кругозора. Отсутствие упражнения, которое было бы обращено на весь объем постигаемых вещей, ослабляет и угашает в нас эту благородную способность. Проследите и посмотрите сами, не так ли обстоит дело. Деревенский поденщик обладает обыкновенно лишь незначительными крупицами знаний, потому что его идеи и понятия ограничены тесными рамками его убогого общения и труда; ремесленник провинциального городка стоит несколько выше его; носильщики и мастеровые больших городов превосходят обоих. Деревенский джентльмен, оставив латынь и ученость в университете, уезжает в свою родную усадьбу и приобщается к кругу своих соседей, людей одного с ним типа, которые находят удовольствие лишь в охоте и попойках; только в их кругу они вращается, только с ними он и ведет беседы, и он не выносит общества, в котором говорят о чем-либо другом, кроме того, что подскажут вино и разгул. Подобный патриот, сформировавшийся столь счастливым способом совершенствования, не преминет, как мы видим, проявить себя выдающимися решениями в качестве судьи квартальных "10 ^ сессии, а также даст блестящие доказательства своего политического искусства, если сила его кошелька и партии выдвинет его на более заметное место. Для такого джентльмена, конечно, ординарный завсегдатай столичной кофейной - настоящий государственный человек, настолько же превосходящий его, насколько человек, бывающий в Уайтхолле п и при дворе, стоит выше обыкновенного лавочника.
Пойдем немного дальше. Вот человек, весь ушедший в скорлупу сектантского рвения и веры в непогрешимость своей секты и не желающий притронуться к книге или вступить в спор с кем-либо, склонным усомниться кое в чем из того, что для этого человека является священным. Другой смотрит на религиозные расхождения с беспристрастным и справедливым равнодушием и, вероятно, находит, что ни одна из [сект] не является во всем безупречной. Эти различные течения и системы созданы людьми и поэтому содержат в себе ошибки, так как людям свойственно ошибаться: и у тех людей, с которыми он расходится во взглядах и против которых он, пока у него не открылись глаза, питал общее предубеждение, он встречает теперь намного больше, чем он раньше знал или мог себе представить, такого, что говорит в их пользу. Кто же из этих двух будет с большей вероятностью судить правильно о наших религиозных разногласиях и окажется ближе к истине, к которой стремятся будто бы все? Все эти люди, которых я привел в виде примера и которые так неодинаково вооружены истиной и столь неодинаковы по уровню знания, обладают, как я думаю, одинаковыми природными способностями. Все различие между ними сводится к тому, что были различны по объему поля деятельности их разума, использовавшиеся для собирания сведений и насыщения мозга идеями, понятиями и наблюдениями, которыми занимался бы их ум и с помощью которых формировался бы их разум.
Мне могут возразить: «Кого же хватит на все это?» Я отвечу: таких людей больше, чем можно себе представить. Всякий знает, каково его настоящее дело и чего люди могут с основанием ожидать от него в связи с тем направлением, которое он дает своей личности. Он обнаружит, чтоу него будет достаточно времени и возможностей, чтобы запастись всем необходимым для соответствия этим ожиданиям, если только не захочет вследствие узости духа лишить себя тех вспомогательных средств, которые имеются под руками. Я не говорю, что, для того чтобы быть хорошим географом, нужно посетить каждую гору, каждую реку и каждый мыс и залив на всем пространстве земли, осмотреть здания и измерить земли, как будто собираясь сделать покупку. Однако всякий должен признать, что тот, кто часто путешествует по какой-либо стране и пересекает ее по всем направлениям, будет знать ее лучше, чем тот, кто, подобно лошади, вертящей жернова на мельнице, беспрестанно ходит по кругу или не покидает тесных пределов одного-двух полей, радующих его. Тот, кто запросит лучшие книги по каждой науке и познакомится с важнейшими авторами различных философских и религиозных направлений, убедится, что ознакомление с воззрениями человечества по самым важным и сложным вопросам вовсе не требует бесконечных трудов. Пусть он свободно упражняет свой разум и интеллект в таких широких границах, и его дух окрепнет, его восприимчивость расширится, способности усовершенствуются; и свет, который отдаленные и рассеянные части истины будут бросать одна на другую, настолько поможет его суждению, что он редко будет делать значительные ошибки и не упустит случая предъявить доказательство ясности мысли и обширности познаний. По крайней мере это единственный известный мне способ надлежащим образом усовершенствовать разум в полную меру его способностей и единственный способ отличить друг от друга две вещи (более разных вещей в мире я не знаю): логика крючкотвора и разумного человека. Необходимо лишь, чтобы тот, кто желает дать такой размах своему уму и направить свои поиски истины во все стороны, непременно установил в своем уме определенные идеи всего, что занимает его мысль, и обо всем, что он получает от других - будь то из сочинений или бесед, судил самостоятельно и непредубежденно: не следует допускать, чтобы о красоте или безобразии чужого мнения мы судили, исходя из нашего уважения или предубеждения в отношении данного человека.
4. О практике и привычках. Мы рождаемся на свет со способностями и силами, позволяющими делать почти все,- во всяком случае, [эти способности] таковы, что могут повести нас дальше, чем можно себе легко представить; но только упражнение этих сил может сообщить намумение и искусство в чем-либо и вести нас к совершенству. В хлебопашце средних лет едва ли возможно воспитать манеры и речь джентльмена, хотя его тело так же пропорционально сложено, его члены так же гибки и его природные способности нисколько не ниже. Ноги танцмейстера и пальцы музыканта производят правильные и восхищающие нас движения как бы естественно, без помощи мысли и без усилий. Предложите им поменяться ролями, и они тщетно будут стараться производить подобные же движения не приученными к ним членами, и потребуется продолжительное время и длительная практика, чтобы они смогли достигнуть хоть в некоторой степени должной ловкости. Какие невероятные, поразительные, на наш взгляд, телодвижения проделывают канатные плясуны и акробаты! Не только в этих, но почти во всех видах физического (manual) искусства разнообразные движения столь же удивительны: я называю здесь лишь такие случаи, которые люди отмечают как удивительные, ибо на этом основании они платят деньги за зрелище. Все эти движения, вызывающие удивление и недоступные, почти непостижимые для зрителей, в них не практиковавшихся, являются лишь простым результатом упражнения, усердия людей, чьи тела ничем особенным не отличаются от тел изумленных зрителей.
С душой (mind) дело обстоит так же, как с телом: практика делает ее тем, что она есть; и даже в отношении таких преимуществ, которые рассматриваются как природные дарования, мы при внимательном исследовании убедимся, что они в большой своей части являются продуктом упражнения и доведены до высокой степени развития только путем повторных действий. Одни люди отличаются способностью к веселой шутке, другие умением кстати рассказать анекдот или забавную историю. Люди склонны считать это чисто природным дарованием, тем более что это не приобретается посредством правил, и те, которые выделяются подобным даром, никогда не занимаются специальным изучением этого предмета как какого-то искусства, которому можно научиться. Но вместе с тем верно и то, что первая какая-нибудь удачная острота, кому-либо понравившаяся и доставившая ее автору похвалу, поощряет его к повторению, направляет его мысли и старания в эту сторону, так что в конце концов он незаметно приобретает в этом навык, сам не зная как; и то, что всецело приписывается природе, в гораздо большей мере оказывается результатом упражнения и практики. Я не отрицаю,что часто природные задатки дают первый толчок к этому, но без их применения и упражнения никогда далеко не уйдешь; только практика доводит духовные силы, как и физические, до совершенства. Немало подлинных поэтических дарований погребается под деловыми занятиями и никогда не приносит плодов, ибо не усовершенствуется. Мы видим, что манера разговаривать и рассуждать даже об одном и том же предмете неодинакова при дворе и в университете, и тот, кто пройдется только от Вестминстерхолла 12 до Биржи, найдет разницу в характере и манере разговора; между тем нельзя же думать, что все, кому выпала судьба работать в Сити, родились с одними способностями, а те, которые воспитывались в университете или юридических корпорациях, с другими.
Все это я говорю лишь с той целью, чтобы показать, что различия, которые можно наблюдать в разуме и способностях людей, обусловливаются не столько природными задатками, сколько приобретенными привычками. Смешон был бы тот человек, который задумал бы сделать хорошего танцора из деревенского работника, перевалившего за пятидесятилетний возраст; не больший успех будет иметь и тот, кто попытается заставить правильно рассуждать или красиво говорить человека того же возраста, никогда в этом не практиковавшегося, хотя бы перед ним выложили свод самых лучших правил логики и ораторского искусства. Никто еще ничему не научился, слушая или запоминая правила; практика должна укоренить привычку действовать, не думая о правилах; и вы так же мало можете надеяться с помощью лекции и инструкции по живописи и музыке экспромтом создать хорошего живописца и музыканта, как и создать последовательного мыслителя или строгого логика при помощи набора правил, показывающих ему, в чем заключается правильное рассуждение.
Так как дефекты и слабость человеческого разума, как и других способностей, проистекают от недостатка правильного использования наших духовных сил, то я склонен думать, что обычно неправильно вину приписывают природе и что часто, когда люди жалуются на недостаток способностей, причина между тем состоит в недостаточном их совершенствовании. Мы очень часто видим людей достаточно умелых и сообразительных в торговых делах, а если вы начнете рассуждать с ними о религии, они оказываются полными тупицами.
5. Идеи. Я не буду здесь, в рассуждении, посвященном правильному руководству разумом и его у совершенство ва-нию, повторять о необходимости иметь ясные и определенные идеи и именно их делать объектом мышления, а не поставленные вместо них звуки, а также о необходимости точно фиксировать значение слов, которыми мы пользуемся или для себя самих при наших изысканиях истины, или в рассуждениях о ней с другими. Об этих помехах нашему разуму при поисках знания я уже достаточно распространялся в другом месте 13, так что здесь нет надобности что-либо еще говорить об этом предмете.
6. Принципы. Есть другая ошибка, которая останавливает или сбивает с пути людей при усвоении знаний. О ней я также говорил 14; однако здесь необходимо еще раз на ней остановиться, с тем чтобы исследовать эту ошибку до конца и обнаружить ее источник. Ошибка эта заключается в привычке удовлетворяться принципами, которые не являются самоочевидными, а очень часто даже и верными. Встречаются нередко люди, которые в своих мнениях опираются на основания не более достоверные и не более прочные, чем те выводы, которые на них построены и приняты ради [оправдания] самих посылок. Вот примеры подобных оснований: основатели и руководители моей партии - хорошие люди, следовательно, доктрина их правильна; это мнение секты, которая заблуждается, следовательно, оно ложно; это давно принято людьми, следовательно, это правильно; или - это ново и, следовательно, ложно.
Эти и многие другие подобные положения, которые ни в коей мере не являются мерилами истины и лжи, большинство людей делает своими образцами, приучая свой разум судить на их основании. Не удивительно поэтому, что, привыкши определять истину или ложь с помощью таких неправильных мерил, они принимают заблуждение за достоверность и весьма категоричны в вещах, для суждения о которых у них нет никакого основания.
Всякий, кто претендует на обладание хотя бы крупицей разума, должен будет при проверке любой из этих ложных максим признать их несостоятельность. Да он бы и не принял их, если бы они были высказаны людьми, с которыми он расходится в образе мыслей. И тем не менее вы можете увидеть, что, даже убедившись в их несостоятельности, ими продолжают пользоваться и при ближайшем же случае снова строят свои рассуждения на тех же основаниях. Разве не возникает при этом мысль, что люди, которые руководствуются такими неправильными мерилами даже после того, как они убедились, что на них нельзя положиться, добровольно обманывают самих себя и вводят в за-блуждение свой собственный разум? Однако эти люди не так уж заслуживают порицания, как можно подумать с первого взгляда, ибо я думаю, что весьма многие рассуждают подобным образом вполне искренне и вовсе не с целью обманывать себя и других. Они убеждены в том, что говорят; они думают, что их мнение содержит истину, хотя в другом подобном же случае они убедились в обратном. Но люди были бы сами себе противны и их презирали бы другие, если бы они принимали мнения без всякого основания и держались таких мнений, в пользу которых они не могли бы привести никаких доводов. Наш ум должен иметь какое-либо основание - правильное или ложное, твердое или зыбкое, чтобы на него опираться; и, как я уже заметил в другом месте 15, он принимает какое-либо положение только после того, как тут же как можно скорее подыщет гипотезу, на которой можно было бы его обосновать: до тех пор он остается беспокойным и неуверенным. Так наши свойства располагают нас к тому, чтобы правильно пользоваться нашим разумом, если бы мы только хотели следовать склонностям нашей природы должным образом.