В указанных двух вещах и заключается та свобода разума, которая необходима разумному созданию и без которой разум перестает быть подлинным разумом, а именно: 1) в беспристрастном отношении ко всякой истине, под чем я понимаю приятие истины и любовь к ней как к истине, а не любовь, подсказываемую какими-либо другими соображениями и проявляемую раньше, чем мы узнали, что это истина; 2) в проверке наших принципов и в отказе принимать в качестве таковых какие-либо положения и строить что-либо на них раньше, чем мы полностью не убедились, как разумные создания, в их основательности, правильности и достоверности. Мы имеем перед собой самомнение, фантазию, сумасбродство, что угодно, только не разум, если последний принуждается принимать и разделять такие мнения, авторитетность которых определяется не их собственной убедительностью, причем воспринятой, а не воображаемой, а чем-то другим. Это справедливо называется обманом, и из всех обманов это худший и опаснейший, ибо здесь мы обманываем самих себя, что является более сильным обманом, чем любой иной; притом мы обманываем себя в той области, из которой следует с величайшей тщательностью устранить всякий обман. Люди склонны сильно осуждать того, кто беспристрастен в своих мнениях, особенно в области религии. Я боюсь, что в этом корень большого заблуждения и еще худших последствий. Быть беспристрастным в вопросе о том, какое из двух мнений правильно,- это значит обладать правильным складом ума, предохраняющим последний от самообмана и располагающим его к беспристрастному исследованию в указанном смысле, пока он не сделает все, что в его силах, для нахождения истины; а это - единственно прямой и надежный путь к ней. Но безразличное отношение к тому,усваиваем ли мы истину или ложь, открывает широкую дорогу к заблуждению. В этом повинны именно те, кто не подходит беспристрастно к вопросу о том, какое мнение истинно; они без всякой проверки полагают, что мнение, которого они держатся, есть истина, и ввиду этого считают, что должны ревностно стоять за него. Эти люди, как это ясно выражается в их горячности и страстности, неравнодушны к собственным мнениям, но они, мне думается, очень равнодушны к тому, правильны ли их мнения или ложны, так как они не в состоянии перенести какие бы то ни было сомнения или возражения, сделанные против их мнения. У них самих, очевидно, такие сомнения или возражения никогда не возникали, и, ни разу не проверив своих мнений, они не знают и не заинтересованы (хотя должны быть) знать, истинны они или ложны.
|
|
Таковы обычные и наиболее распространенные ошибки, которых люди при правильном управлении своим разумом должны, по моему мнению, избегать или исправлять и которые особенно должны учитываться при обучении. Поскольку дело касается знания, задача обучения заключается, по моему мнению, не в том, чтобы довести учащегося до полного усвоения всех наук или даже одной из них, а в том, чтобы сообщить уму ту свободу, то предрасположение и те привычки, которые бы сделали его способным в ходе дальнейшей жизни овладеть любой областью знания, которой он займется или которая ему понадобится.
В этом, и только в этом, состоит сообщение правильных принципов, а не в том, чтобы внушать почтение и благоговение к определенным догмам, которые носят благозвучное название принципов, но часто так далеки от истинности и очевидности, присущих принципам, что должны быть отброшены как ложные и ошибочные. А нередко бывает так, что люди, получившие подобное образование, вступив в свет и убедившись, что они не могут придерживаться принципов, принятых и усвоенных таким образом, отказываются от всяких принципов и становятся полными скептиками, равнодушными к знанию и добродетели.
|
|
Бывают разные изъяны и слабости разума, проистекающие либо от природного склада души, либо от усвоенных дурных привычек и препятствующие его успехам в познании. При обстоятельном изучении души их нашлось бы, пожалуй, столько же, сколько телесных болезней; каждая из [слабостей] в известной степени парализует и ослабляет разум и поэтому требует внимания и лечения. На некоторых из них я здесь остановлюсь, чтобы побудить людей,особенно тех, которые додают знание своим главным занятием, заглянуть в самих себя и проверить, не относятся ли они терпимо к некоторым своим недостаткам и не допускают ли они некоторых неправильностей при пользовании своей интеллектуальной способностью, что вредит им в поисках истины.
13. Обобщения. Частные факты, несомненно, служат теми основаниями, на которых строятся наши гуманитарные и естественные науки (our civil and natural knowledge). Польза, которую разум получает от них, заключается в том, чтобы извлекать из них выводы, которые могли бы служить постоянными правилами познания, а следовательно, и практики. Ум часто не извлекает той пользы, которую он должен был бы извлекать из сведений, содержащихся в трудах авторов по гражданской или естественной истории, вследствие того, что он слишком поспешно или слишком медлительно формулирует свои выводы из тех частных фактов, которые содержатся в указанных сообщениях.
|
|
Есть люди, которые очень усердно занимаются чтением, но это мало способствует их успехам в знании. Они находят удовольствие в читаемых рассказах и, возможно, способны их пересказывать, но во всем, что читают, они не видят ничего, кроме занятных рассказов; не размышляя над тем, что они читают, не делая для себя выводов из того, они очень мало обогащаются всей этой массой частных фактов, которые или проходят через их разум, или накапливаются в нем. При этом процессе постоянного чтения и набивания головы фактами мысль их дремлет; так как они ничего не переваривают, это ничего в результате не дает им, кроме груды сырых материалов.
Если их память хорошо удерживает воспринятое, можно сказать, что они обладают материалом для знания; но последний, подобно строительному материалу, не приносит никакой пользы, если ему не находят применения, а оставляют лежать в виде беспорядочной груды.
Противоположность им представляет другая категория людей, которые не получают пользы от фактического материала вследствие совершенно противоложного способа обращения с ним. Они склонны делать общие выводы и строить аксиомы на основании каждого частного факта, с которым сталкиваются. Они извлекают так же мало истинной пользы из истории, как и первые. Мало того, отличаясь торопливым и деятельным духом, они получают от нее больше вреда, [чем первое], ибо, когда мышлениечеловека управляется неверным правилом, это хуже, чем если оно обходится без всяких правил; заблуждение приносит деятельному человеку гораздо больше вреда, чем невежество - медлительному и вялому. Лучше, кажется, поступают те, кто, не примыкая к этим двум крайностям и иногда воспринимая материал и полезные указания из единичных фактов, удерживают их в своем уме, чтобы судить о них на основании того, что они найдут в истории в подтверждение или опровержение своих несовершенных выводов. Будучи же оправданы достаточной и осторожной индукцией от частных фактов, эти выводы могут быть установлены в качестве правил, пригодных для того, чтобы на них опереться. Тот, кто не продумывает таким образом прочитанного, только загружает свой ум сумбурными рассказами, пригодными для того, чтобы развлекать ими других в зимние вечера; тот же, кто возводит каждый факт в принцип, будет страдать от обилия противоречивых выводов, способных лишь смутить и сбить его с толку, когда он станет их сопоставлять между собой, или ввести его в заблуждение, если он поддастся влиянию того из них, который ему больше нравится, в силу новизны или какого-нибудь другого каприза.
14. Пристрастие. Рядом с ними можно поставить тех людей, которые позволяют своим природным темпераментам и одолевающим их страстям влиять на их суждения, в особенности на суждения о людях и вещах, которые могут каким-либо образом затрагивать условия их жизни и интересы. Истина насквозь проста, насквозь чиста и не выносит примеси чего бы то ни было постороннего. Она сурова и непреклонна по отношению к любому побочному интересу; и таким должен быть также разум, значение и превосходство которого состоит в том, что он сообразуется с истиной. Думать о каждой вещи именно так, как она есть сама по себе,- в этом настоящее назначение разума, хотя люди не всегда Пользуются им для этого. Все немедленно соглашаются с тем, что именно таков правильный способ использования разума, к которому должен прибегать каждый. Никто не будет бросать прямой вызов здравому смыслу, заявляя, что мы не должны стараться познать вещи и судить о них, как они суть сами по себе (as they are in themselves) · Однако чаще всего делается именно обратное, и люди склонны оправдывать себя в этом, думая, что они имеют основание так поступать, даже если они не находят другого предлога, кроме того, что они будто бы делают это ради бога или правого дела. На деле же они этоделают ради самих себя, своего убеждения или своей партии; именно это разные секты людей, особенно в делах религиозных, разумеют под именем бога и правого дела. Но бог не требует от людей неправильно или во зло пользоваться своими способностями ради него и лгать другим и себе ради него. Это делают умышленно те люди, которые но позволяют своему разуму создавать правильные представления о вещах, предлагаемых их вниманию, и намеренно отказываются иметь верные мысли о всех вещах, исследование которых зависит от них самих. Что же касается правого дела, то оно не нуждается в применении подобных дурных средств; если оно правое, то истина явится для него поддержкой, и оно не нуждается ни во лжи, ни в обмане.
15. Аргументы. Весьма сродни этому погоня за аргументами, говорящими в пользу одной стороны вопроса, и полное пренебрежение и отбрасывание тех аргументов, которые благоприятны для другой стороны. Но что это такое, как не добровольное введение разума в заблуждение? И разве принимать мнения, которые бы лучше всего способствовали нашей власти, выгоде или престижу, и затем искать аргументы в их пользу не значит быть не только далекими от должного уважения к истине, но u совершенно унижать ее? Истина, освещенная таким образом, не полезнее для нас, чем заблуждение, ибо то, что нами принято таким путем, может быть как ложным, так и истинным; и тот не исполнил своего долга, кто в своем стремлении к выгоде [только] случайно натолкнулся на истину.
Есть другой, но более невинный способ собирания аргументов, очень распространенный среди книжных людей и заключающийся в том, что последние накапливают у себя запас аргументов pro и con[tra], с которыми они встречаются при изучении тех или иных вопросов. Это не помогает им ни правильно рассуждать, ни выдвигать сильные аргументы, а дает лишь возможность многословно высказываться о любой стороне вопроса, в то время как собственного твердого и определенного мнения они не имеют; ибо подобные аргументы, собранные из мыслей других людей, плавая лишь в памяти, способны, конечно, придать многословному рассуждению некоторое подобие разумности, но далеко не помогают нам правильно судить. Такое разнообразие аргументов лишь сбивает с толку разум, который на них полагается, если он ограничивается таким поверхностным методом исследования; это значит отказываться от истины ради ее видимости и только для удовлетворения своего тщеславия. Надежный и единствен-ный способ приобрести истинное знание заключается в том, чтобы образовать в нашем уме ясные и определенные понятия о вещах, присоединяя к этим определенным идеям и их обозначения. Мы должны рассматривать эти идеи в их различных отношениях и обычных связях, а не забавляться расплывчатыми названиями и словами неопределенного значения, которые можно употреблять в различных смыслах в зависимости от надобности. Реальное знание заключается в восприятии обычных связей и взаимных отношений наших идей; и если человек однажды уясняет себе, а какой мере идеи согласуются или расходятся между собой, он становится способным судить о том, что говорят другие, и не будет нуждаться в том, чтобы руководствоваться чужими аргументами, которые в значительной части являются лишь правдоподобными софизмами. Это научит его правильно ставить вопрос, видеть стержень вопроса, и, таким образом, он будет стоять на собственных ногах и познавать своим собственным разумом. Между тем, собирая аргументы и заучивая их на память, он будет только пересказывать чужое, и, если кто-либо спросит его об основаниях, на которых построены эти аргументы, он будет поставлен в тупик и готов будет отказаться от своего слепого знания.
16. Торопливость. Труд ради самого труда противен природе. Разум, как и все остальные способности человека, всегда выбирает кратчайший путь к цели, стремится сразу овладеть знанием, которым он в данный момент интересуется, чтобы вслед за тем приняться за какое-либо другое исследование. Но при этом леность или торопливость часто вводят его в заблуждение и заставляют удовлетворяться неподходящими методами исследования, которые не могут привести к цели. Иногда он опирается на свидетельство, когда оно по справедливости не имеет никакого отношения к делу: ведь легче поверить, чем прийти к этому через науку. Иногда разум удовлетворяется одним аргументом, рассматривая его как доказательство, в то время как исследуемая вещь не поддается доказыванию и поэтому должна быть подвергнута испытанию через вероятности, при котором исследуются и сопоставляются между собой все существенные аргументы pro и con [tra]. Иногда вывод делается по методу вероятности в таких исследованиях, в которых может быть применено доказательство. Все эти и разные другие приемы разума, которые [используются] при поисках истины и подсказываются ленью, нетерпением, обычаем и недостатком упражнения и внимания, являютснеправильным его применением. Следует рассмотреть, какой характер и способ доказательства подходит для каждого вопроса, с тем чтобы выполнить наше исследование так, как нужно. Это может сберечь нам значительное количество часто бесполезно затрачиваемого труда и скорее привести нас к носильному для нас раскрытию истины и овладению ею. Умножать разнообразие аргументов, особенно пустых, каковыми бывают все словесные аргументы,- значит не только трудиться попусту, но также бесцельно обременять память и только затруднять обнаружение и удержание ею истины во всех случаях, которые допускают доказательство. При доказательстве истина и достоверность усматриваются, и ум вполне овладевает ими, тогда как при другом методе, методе согласия, разум только блуждает около истины и довольствуется недостоверным. При пользовании этим поверхностным методом ум в действительности располагает разнообразным материалом скорее для правдоподобной болтовни, но не расширяет своих познаний, как следовало бы. Та же торопливость и нетерпение ума приводят к тому, что аргументы не прослеживаются надлежащим образом до их истинного основания; люди видят мало, предполагают много и таким образом делают поспешный вывод. Это краткий путь к выдумке и самомнению, а также, если твердо его держаться, к упрямству, но, без сомнения, самый далекий путь к знанию. Ибо тот, кто желает знать, должен обнаружить истину и основание, на котором она покоится, опираясь на связь доказательств; поэтому, если он из-за торопливости перескочил через то, что должен был исследовать, ему приходится возвращаться обратно к началу и пересматривать все заново, ибо иначе он никогда не придет к знанию.
17. Непостоянство. Другой недостаток, приводящий к таким же дурным последствиям и также проистекающий от лени, к которой присоединяется еще и тщеславие, заключается в перескакивании от одного рода знаний к другому. Есть темпераменты, которым быстро надоедает одно и то же. Постоянство и усидчивость - вещи непереносимые для них; долго заниматься одной наукой для них так же нестерпимо, как для придворной дамы всегда появляться в одном и том же платье или в платье одного покроя.
18. Поверхностность. Другие, чтобы производить впечатление людей с универсальными знаниями, приходят во всем лишь к верхоглядству. Те и другие могут наполнять свои головы поверхностными понятиями о вещах, но очень далеки от пути к истине и знанию.19. Универсальность. Я не высказываюсь здесь против краткого ознакомления со всеми областями знания; это, без сомнения, весьма полезно и необходимо для образования ума, но должно осуществляться другим путем и для другой цели: не ради разговора и тщеславного стремления наполнить голову всякого рода обрывками, с тем чтобы человек, начиненный таким хламом, был в состоянии состязаться в разговорах на равных со всеми, кто ему встретится, как будто ничто его не может затруднить и его голова представляет собой столь плотно набитый знаниями склад, что нет ничего такого, чем бы он не владел и что бы не позволило ему с легкостью поддержать беседу с любым человеком. Конечно, это преимущество, и большое,- обладать реальным и истинным знанием всех или большей части объектов мышления. Но вряд ли ум одного человека может этого достигнуть, и примеры людей, которые хоть в какой-либо степени приблизились к этому состоянию, настолько малочисленны, что я не знаю, можно ли предложить их в качестве образца людей, [которым свойственно] обычное управление разумом. Ибо на то, чтобы до конца понять то особое предназначение, которое человек призван выполнять в государстве, и религию, которая есть его призвание как члена общества, человек обычно тратит все свое время; и при этом лишь немногие знакомятся с данными предметами так основательно, как следовало бы, хотя это составляет подлинную и особую обязанность каждого человека. Но пусть это так, пусть лишь очень немногие люди направляют свои мысли на получение универсального знания, я все же не сомневаюсь, что если избрать правильный путь и установить надлежащие методы исследования, то люди, мало занятые делами и имеющие большой досуг, могли бы пойти в этом отношении значительно дальше, чем обычно. Возвращаясь к занимающему нас вопросу, я скажу следующее: цель и польза от некоторого знакомства с теми областями знания, которые не имеют отношения к нашему непосредственному занятию, заключаются в том, чтобы приучить наш ум к идеям всякого рода и к надлежащим методам исследования обычных связей и отношений между ними. Это сообщает уму свободу, а упражнение разума в различных методах исследования и рассуждения, применяющихся наиболее сведущими людьми, учит ум проницательности и осмотрительности и сообщает ему гибкость, необходимую для того, чтобы он мог во всех своих исследованиях более внимательно и искусно следовать за зигзагами и поворотами в изучаемом предмете. Кроме того, подобныйуниверсальный вкус ко всем наукам с тем беспристрастием, которое характеризует душу, пока она не увлечена какой-либо отдельной наукой, и которое превращается в любовь и восхищение по отношению к той, что становится ее любимицей, предупредит другое зло, очень часто наблюдаемое у тех, которых с самого начала привлекла одна только область знания. Стоит только человеку отдаться изучению одной отрасли знания, и она делается для него всем. Душа приобретает от тесного соприкосновения с этим предметом ту особенность, что все другое, хотя бы самое отдаленное, рассматривается ею под одним и тем же углом зрения. Метафизик сводит хлебопашество и садоводство непосредственно к абстрактным понятиям; естественная история ничего но значит в его глазах. Алхимик, наоборот, превращает божественное в правила своей лаборатории и объясняет мораль солью, серой и ртутью; даже Писание и его священные тайны он делает аллегорией философского камня. Я слышал однажды человека, превосходного музыканта, который серьезно приспосабливал Моисеевы семь дней первой недели к музыкальным нотам, как будто они определили меру и метод творения. Немаловажное дело - охранить ум от такого одностороннего увлечения, а это, я думаю, лучше всего сделать, давая ему правильное и одинаковое представление обо всем интеллектуальном мире, которое покажет ему порядок, строй и красоту целого и позволит справедливо оценить области различных наук соответственно порядку и полезности каждой из них.
Если старые люди не сочтут это для себя необходимым и легко осуществимым, то во всяком случае это следует проводить в воспитании молодежи. Задача образования, on
как я уже отмечал, заключается, по моему мнению, не в том, чтобы дать молодежи совершенное знание одной из наук, а в том, чтобы дать такое развитие и предрасположение их уму, которое в наибольшей мере сделало бы их способными к любой науке, когда они самостоятельно ею займутся. Если люди в течение долгого времени приучаются лишь к одному роду или методу мышления, их ум коснеет в нем и нелегко переходит к другому. Поэтому я думаю, что для того, чтобы сообщить им эту свободу, следует заставить их ознакомиться со всеми родами знания и упражнять их разум во всем разнообразии и обилии знания. Но я рекомендую здесь не разнообразие и обилие самого знания, а разнообразие и свободу мышления, усиление способностей и активности души, а не расширение ее владений.20. Чтение. Здесь, мне думается, большие любители чтения склонны делать ошибку. Предполагается, что те, которые обо всем читали, также и понимают все; но это не всегда так. Чтение доставляет уму лишь материал знания, а превращает прочитанное в наше достояние именно мышление. Мы принадлежим к породе жвачных, и нам недостаточно нагрузиться обильным материалом: пока мы не пережуем его снова, он не дает нам ни силы, ни питания. Некоторые авторы действительно дают нам очевидные примеры глубоких мыслей, точного и тонкого рассуждения и последовательности в идеях. Свет, который они дают нам, может принести большую пользу, если читающий их будет следовать и подражать им. Все остальное в лучшем случае только частности, которые годятся лишь для превращения их в знание. Но это может быть сделано только путем нашего собственного размышления и исследования смысла, силы и связи того, что нам сказали авторы. И тогда в той мере, в какой мы постигаем и видим связь идей, знание становится нашим; без этого оно остается бессвязным материалом, плавающим в нашем мозгу: от этого может обогатиться наша память, но сила суждения мало улучшится, и запас знания не увеличится оттого, что мы в состоянии повторять сказанное другими или воспроизводить найденные у них аргументы. Такое знание есть лишь знание понаслышке; его воспроизведение в лучшем случае заключается в одном лишь механическом повторении, и оно очень часто покоится на слабых и ошибочных принципах. Ибо не все, что можно найти в книгах, построено на правильных основаниях, и не всегда оно правильно выведено из тех принципов, на которых оно будто бы построено. Произвести проверку, которая требуется, чтобы это обнаружить, умеет но всякий читатель, особенно тот, который предан какой-либо партии и стремится лишь подобрать кое-какой материал, благоприятный для его партии и могущий подкрепить ее взгляды. Такие люди по своей воле отказываются от истины и от всей той настоящей пользы, которую можно извлечь из чтения. Другим же читателям, которые более беспристрастны, очень часто не хватает внимания и усердия. Ум сам по себе неохотно берет на себя труд проследить всякий аргумент до его первоисточника и увидеть, на каком основании он покоится и насколько прочно, а между тем это-то и дает преимущество одному читателю перед другим. Ум должен быть с помощью строгих правил подчинен этой, вначале нелегкой, задаче; практика и упражнение сделают ее легкой, так что те, которые освоились с этим,легко, так сказать с первого же взгляда, уясняют себе аргумент и в большинстве случаев сразу видят его основания. Кто приобрел эту способность, тот, можно сказать, приобрел верный ключ к книгам и путеводную нить, которая поведет его через лабиринт разнообразных мнений и авторов к истине и достоверности. Начинающей молодежи нужно сообщить об этом и показать, как этим пользоваться, чтобы она могла извлечь пользу из своего чтения.
Те, кому чужда эта практика, склонны будут видеть в этом слишком большую помеху учению и подумают, что, если они должны при чтении книг останавливаться для проверки и разбора каждого аргумента и шаг за шагом прослеживать его до исходной точки, их успехи будут очень невелики. Я отвечу, что это неплохое возражение; оно должно быть веским для тех, кто читает не столько ради знания, сколько для разговоров; в этом случае мне нечего сказать. Но в настоящей работе я исследую управление разумом в его движении к знанию; и тем, которые ставят себе эту задачу, я могу сказать, что тот, кто прямо и постепенно, но неуклонно идет вперед по правильному пути, скорее придет к цели своего путешествия, чем тот, который следует за любым встречным, пусть даже он мчится целый день во весь опор.
К сказанному позвольте мне еще добавить, что такой способ мышления и пользования книгой будет создавать затруднения- и задержки только вначале; когда привычка и упражнение сделают его обычным, он будет применяться, не вызывая в большинстве случаев ни задержки, ни перерыва в чтении. Движения и ориентировка ума, развитого таким способом, удивительно быстры, и человек, привыкший к такому размышлению, с одного взгляда видит то, что другому потребовалось бы излагать в длинном рассуждении в форме полной последовательной дедукции. Кроме того, когда первые трудности уже преодолены, удовольствие и очевидная польза, которые при этом получаются, сильно поощряют и вдохновляют ум при чтении, а без этого было бы совершенно неправомерно называть чтение научным занятием.
21. Промежуточные принципы. В помощь указанному методу можно, я думаю, предложить следующее: чтобы избежать в каждом отдельном случае длительности движения мысли к отдаленным и первым принципам, ум может предусмотреть несколько его этапов - так сказать, промежуточных принципов, к которым он может обращаться для проверки тех положений, с которыми приходится иметьдело по пути. Хотя эти принципы и не принадлежат к категории самоочевидных, однако, если они выведены из последних путем осторожной и безупречной дедукции, на них можно опереться как на достоверные и безошибочные истины, и в качестве неоспоримых истин они могут служить для доказательства других положений, вытекающих из них, более близким и коротким путем, чем если пользоваться отдаленными и общими принципами. Эти промежуточные принципы служат как бы вехами, показывающими, что лежит на прямом пути к истине и что лежит в стороне от него. Так поступают математики, которые не возвращаются при каждой новой проблеме к первым аксиомам через весь ряд промежуточных положений. Известные теоремы, установленные математиками для себя путем надежного доказательства, служат им для обоснования множества положений, которые зависят от этих теорем и могут быть так же твердо выведенными из них, как если бы ум заново прошелся по всем звеньям цепи, связывающей их с первыми, самоочевидными принципами. Нужно только тщательно заботиться о том, чтобы и в других науках эти промежуточные принципы устанавливались с той же осторожностью, точностью и объективностью, какие проявляют математики при установлении любой из своих великих теорем. Если же это не делается и люди принимают принципы в той или другой области знания на веру, под влиянием склонности, интереса и пр., наскоро, без надлежащего исследования и самой безукоризненной проверки, то они ставят самим себе ловушку и, насколько это зависит от них, отдают свой ум во власть ошибок, лжи и заблуждения.
22. Пристрастие. Как бывает пристрастие к мнениям, которое, как мы уже заметили, способно вводить разум в заблуждение, так нередко бывает также пристрастие к наукам, что также вредит знанию и совершенствованию. Люди склонны переоценивать и превозносить те науки, в которых они особенно сведущи, как будто та отрасль знания, с которой человек ознакомился, одна и достойна усвоения, а все остальные суть праздные и пустые забавы, сравнительно бесполезные и неважные. Это самодовольная кичливость, напыщенное тщеславие, вытекающие из узкого и слабого понимания, являются результатом невежества, а не знания. Ничего нет дурного в том, что всякий любит ту науку, которую он сделал предметом своего особого изучения; созерцание ее красот и сознание ее полезности заставляет человека с большим наслаждением и пыломотдаваться ее усвоению и совершенствованию в ней. Но презрение ко всякому другому знанию (как будто ничто не может идти в сравнение с правом или медициной, с астрономией или химией или с какой-нибудь еще более узкой отраслью знания, в которой я приобрел кое-какие познания или достиг некоторых успехов) является не только признаком тщеславного или мелкого ума, но и вредит развитию разума, так как замыкает его в тесные границы и мешает ему смотреть широко и заглядывать в другие области интеллектуального мира, которые, быть может, еще более прекрасны и еще более плодотворны, чем та, где он до сих пор трудился, и в которых он, быть может, кроме новых знаний найдет методы или указания, способные помочь ему лучше разрабатывать свою собственную область.
23. Теология. Есть, правда, одна наука, которая (при нынешнем делении наук) стоит несравненно выше всех остальных, если только испорченность не суживает ее до ремесла или дела клики ради низменных или дурных целей и мирских интересов. Я имею в виду теологию, которая, содержа в себе знание о боге и его творениях, о нашем долге по отношению к нему и нашим ближним, а также картину нашей земной и загробной жизни, охватывает все остальное знание, направленное к его истинной цели, т. е. к прославлению и почитанию создателя и к счастью человечества. Изучение этой благородной науки - долг каждого человека; и всякий, кто может быть назван разумным созданием, способен к этому. Творения природы и слова откровения раскрывают эту науку перед человечеством с помощью столь ясных и четких знаков, что те, кто не совершенно слеп, могут в них прочесть и увидеть первые принципы и наиболее необходимые ее элементы, а затем, если у них есть время и усердие, переходить к более скрытым ее элементам и погружаться в бесконечные глубины, наполненные сокровищами мудрости и знания. Именно эта наука могла бы действительно расширить человеческие умы, если бы ее изучали или позволили изучать повсюду с той свободой, любовью к истине и милосердием, которым она сама учит, а не превращали ее вопреки ее природе в повод для распрей, раздоров, злобы и низких обманов. Я больше ничего не скажу здесь об этом, разве только то, что делать свой разум правилом и мерилом для другого человека - это, без сомнения, означает злоупотреблять разумом; такое применение ему не пристало и противно его природе.