Основным принципом Канта, критерием всех его этических максим, был, как он сам называл его, «главный категорический императив». Правда, на первый взгляд он кажется лишь приукрашенной версией старого золотого правила, которое гласит: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой».
Главный категорический императив: «Действуйте исходя лишь из тех максим, которые, по вашему представлению, могли бы служить всеобщим законом».
Конечно, версия Канта кажется заметно менее душевной. Сам термин «главный категорический императив» звучит как‑то очень по‑немецки. Впрочем, в случае Канта это неизбежно: он же, в конце концов, был немцем!
Тем не менее категорический императив и золотое правило и вправду демонстрируют во многом схожий философский подход.
• Они не пытаются склонить нас к каким‑то конкретным действиям, к примеру: «Почитай отца и мать» или «Ешь шпинат!»
• Вместо этого они предлагают нам некие абстрактные принципы, помогающие определить, какое действие будет правильным, а какое – неправильным.
• В обоих случаях эти принципы основаны на идее, что все люди столь же ценны, как вы или я, и все заслуживают столь же этичного отношения, как вы или я… особенно я.
Однако между категорическим императивом и золотым правилом есть фундаментальная разница, которую отлично отражает следующая шутка:
Садист – это мазохист, который следует золотому правилу.
Причиняя другим боль, упомянутый здесь мазохист делает лишь то, что требует от него золотое правило: поступает с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с ним, и лучше, если при этом не забудут про плетку. Однако Кант на это сказал бы, что ни один мазохист не рискнет заявить, будто моральный императив «причиняй другим боль» способен стать всеобщим законом в мире, хоть сколько‑нибудь пригодном для жизни. Даже мазохист сочтет это неразумным.
Теми же соображениями руководствовался и английский драматург Джордж Бернард Шоу, оспоривший золотое правило:
«Не стоит поступать с другими так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами: у других людей могут быть иные вкусы».
Различные варианты золотого правила встречаются не только у Канта, но и в разных религиозных традициях по всему миру:
Индуизм (XIII век до н. э.):
Не делай другому то, что не хотел бы, чтобы сделали тебе. В этом – вся дхарма. Помни ее хорошо.
(Махабхарата)
Иудаизм (XIII век до н. э.)
Не делай ближнему то, что тебе самому неприятно. В этом – вся Тора, прочее – лишь комментарии. Иди и заучи это.
(Вавилонский талмуд)
Зороастризм (XII век до н. э.)
Человеческая натура лишь тогда добра, когда человек не желает другим того, что не считает хорошим для себя.
(Дадестан‑и‑Меног‑и Храд)
Буддизм (IV век до н. э.)
Не причиняй другим боли тем, что сам почитаешь болезненным.
(Дхаммапада)
Конфуцианство (VI век до н. э.)
Не делай другим того, что не хотел бы, чтобы сделали тебе.
(Конфуций, сборник трудов)
Ислам (VII век н. э.)
Никто из вас не может считаться правоверным до тех пор, пока вы не научитесь желать другим того же, чего желаете себе.
(Сунна, Хадисы)
Бахаи (XIX век н. э.)
Не делайте ни единой душе того, чего не сделали бы себе, и не говорите того, чего не сказали бы себе. Вот вам мое повеление, выполняйте его.
(Бахаулла, «Сокровенные слова»)
Последователи клана Сопрано (XXI век н. э.)
Бей человека с тем же уважением, с которым хотел бы, чтобы били тебя, понял?
(сериал «Клан Сопрано», 12‑я серия, реплика Тони)
Воля к власти
Немецкий философ XIX века Фридрих Ницше храбро объявил войну всей христианской этике. Начал он с малого – с объявления о смерти Бога. Бог в ответ объявил о смерти Ницше, разместив соответствующие заявления на стенах уборных в университетских городках. На самом‑то деле, говоря о том, что Бог умер, Ницше имел в виду, что западная культура выросла из метафизических толкований мира, равно как и из сопутствующей им христианской этики. Он назвал христианство «стадной моралью», которая обучает «неестественной этике», втолковывая, что стыдно быть альфа‑самцом, которому покорно все стадо. Христианскую этику он заменяет проверенной временем этикой силы, которую называет «волей к власти». Исключительный индивид, или сверхчеловек, стоит вне морали стада и имеет полное право властвовать над ним, используя данную ему природой силу. В том, что касается золотого правила, Фридрих явно был последователем школы Тони Сопрано. За это на него повесили всех собак – от германского милитаризма до кислой капусты.
С немецкой едой что‑то не так: что бы ты ни съел, через час тебя охватывает безумная жажда власти.
Эмотивизм
К середине ХХ века большинство философских этических течений перешли к проблемам метаэтики. Вместо того, чтобы задаваться вопросом, какие поступки считать хорошими, философы стали спрашивать: «Что мы имеем в виду, говоря, что некое действие Х хорошо? Означает ли это лишь “я одобряю Х”? Выражает ли фраза “Х – хорошо“ эмоции, которые я испытываю, наблюдая за Х, или думая о нем»? Последняя из перечисленных проблем, лежащая в основе эмотивизма, неплохо обыгрывается в следующем анекдоте.
Человек пишет в налоговую службу: «Я не могу спать, зная, что я нахимичил с подоходным налогом. Я скрыл часть своих доходов и теперь прилагаю к этому письму чек на 150 долларов. Если бессонница не пройдет, я пришлю остальное».
Прикладная этика
Когда метаэтические раздумья над значением слова «хорошо» исчерпали свои возможности, практическая этика вновь вошла в моду, и философы с новой силой принялись писать о том, какие поступки следует считать добродетельными. Символами времени сделались биоэтика, феминистская этика, а также этика, ратующая за достойное обращение с животными.
Одним из ответвлений прикладной этики, расцветшим пышным цветом в ХХ столетии, стала профессиональная этика. Она нашла воплощение в разнообразных сводах правил, регулирующих отношения профессионалов с клиентами.
Четверо психиатров вместе вышли на улицу после конференции по профессиональной этике.
– Люди всегда приносят нам груз своей вины и страхов, однако нам самим не к кому обратиться с нашими проблемами, – проговорил один. – Почему бы нам сейчас не выслушать друг друга?
– Иногда я испытываю почти непреодолимое желание убить своих пациентов, – произнес первый.
– Я всегда стараюсь вытянуть как можно больше денег из своих пациентов, – проговорил второй.
– Я торгую наркотиками, и часто привлекаю к этому пациентов, – признался третий.
– Знаете, как бы я ни старался, у меня никогда не получается хранить чужие секреты! – покаялся четвертый.
Врачи каждой специальности руководствуются собственными этическими принципами.
Четверо врачей – семейный врач, гинеколог, хирург и патологоанатом – вместе отправились поохотиться на уток. Когда над их головами взлетела птица, семейный врач быстро прицелился, но тут же опустил ружье, поскольку не был полностью уверен, что это именно утка. Гинеколог также вскинул ружье – и также опустил его, поскольку не знал, утка это или селезень. Тем временем хирург метким выстрелом сбил птицу влет, после чего обернулся к патологоанатому:
– Пойди, глянь, утка это или нет?
Профессиональная этика есть даже у адвокатов. Если клиент, получив счет на 300 долларов, по ошибке даст адвокату 400, у адвоката возникает важный этический вопрос: должен ли он сообщить об этом своему партнеру.
Не приходится удивляться тому, что духовенство также руководствуется профессиональной этикой, причем всецело одобренной свыше.
Молодой раввин был заядлым гольфистом. Даже в Йом Кипур, самый священный день в году, он тайком отправился в одиночестве погонять шар по девяти лункам.
Перед последней лункой он нанес лишь один удар, когда порыв ветра вдруг подхватил шар и загнал его прямо в лунку.
Ангел, ставший свидетелем этого чуда, укоризненно обратился к Богу:
– Господи, этот парень играет в гольф в Йом Кипур, а ты помогаешь ему попасть лунку с одного удара! Неужто это наказание?
– Конечно, – улыбнулся Бог. – Он же не сможет никому об этом рассказать!
Надпись над витриной: «Этичная мясная лавка».
Надписи на ценниках: «Кого‑то укусил»,
«Не знаю, как сюда попал»,
«Найден мертвым в канаве»,
«Несчастный случай при прыжке с парашютом»,
«Трагедия на воде».
Прикладная этика весьма интересна, но иногда ставит нас в тупик, поскольку этические решения в этой сфере часто оборачиваются трудным выбором между двумя добродетелями. Сколько времени я должен уделять семье в ущерб работе? Сколько – своим детям в ущерб себе? Моей стране в ущерб гуманности? Подобные дилеммы прикладной этики много лет обеспечивали психологов‑консультантов работой, а сейчас поставляют материал для «Специалиста по этике» – ежедневной колонки Рэнди Коэна в The New York Times. Приведенный ниже вопрос, недавно опубликованный Коэном на www.slate.com, – один из десяти лучших вопросов, которых ему никогда не задавали:
«Недавно я получил повышение (я – новый лорд) и вполне счастлив на своем нынешнем месте работы. Но для моей жены этого недостаточно, и она постоянно подталкивает меня к новым карьерным вершинам. Не скажу, что у меня совсем нет амбиций, но мне не хочется делать то, что нужно для дальнейшего карьерного продвижения, – отдавать всего себя работе, совершать жестокие убийства… С другой стороны, я ведь обязан удовлетворять желания своей супруги? Ведь все‑таки мы семья!»
Макбет, Шотландия