Пришел в себя я от громкого стона раненого капитана, лежавшего через кровать. Его привезли вчера, заштопали, ждет отправку в Союз. Он испытывал постоянные сильные боли. Мне было жаль смотреть на заросшего, со впалыми щеками и ввалившимися глазами офицера. Как мог он крепился, но боль была сильнее. Сколько еще молодых офицеров пройдут через палатку хирургических больных? Сколько стона и крови останется здесь на афганской земле? Никто этого не знал. Только для меня была хорошая новость: выписывают. Собирая нехитрые вещи, я думал, быстрей бы в роту, к друзьям, только бы не видеть мучений раненых в раскаленной и пыльной палатке.
Наутро с нехитрыми пожитками я ожидал вызова доктора для оформления выписки. Получив документы, попрощался с ребятами. Обошел каждого раненого, как мог, ободрил. Задержавшись у кровати Володи Дервенкова, я поговорил с ним, пожал боевому товарищу руку. Кто-то из раненых сказал:
– Никто нам больше не нальет, Валер, и ребята с экипажа уже не придут. Плохо.
– Ничего, друзья, остались живыми – остальное приложится. Поправляйтесь и до встречи в Союзе!
На том и расстались… В роту, только в роту к друзьям!
ГЛАВА 53
«Слава богу, что все обошлось нормально: поправился, встал на ноги. Как мои разведчики? Насколько молодежь за время моего отсутствия подготовилась к боевым действиям? Первое, что сделаю, зайду в расположение взвода». – Так я думал медленно пробираясь по пыльной дороге в расположение роты. Накануне болезни я привел в морг медицинского батальона новичков, прибывших на замену. К виду тел убитых необходима была адаптации:терять сознание в бою от разорванной плоти – непозволительная роскошь для разведчиков. В Кунарской операции командиры отметили такой факт: на следующий день, когда собирали на поле боя тела погибших солдат, многие бойцы, потрясенные увиденным, были не в состоянии эвакуировать растерзанные тела товарищей. Психологическая травма в условиях реальной действительности оказалась сильнее, чем это можно было ожидать накануне. Мне приходилось учитывать серьезный недостаток в морально-психологической подготовке личного состава, поэтому экскурсии в морг я проводил регулярно с целью подготовки разведчиков к деятельности, которой им предстояло заниматься. Пусть посмотрят, оценят, поймут – лицо войны имеет страшный вид, но это наша работа, в которой мало выжить, выполнить задачу, к ней надо приспособиться на простом житейском уровне – без истерик и крика.
|
|
Далеко не всем и не сразу приходит понимание процессов, связанных с боевыми действиями. Только опыт, приобретенный личным участием в бою, способен дать необходимый результат индивидуальной подготовки каждого разведчика. Потом будет легче, придет ощущение войны, как таковой, без драматических потрясений в психике. За примером ходить не надо. Когда меня привели в медсанбат больного и положили к раненым, их стоны, крики, кровь вызвали сильные сопереживания. Рядом лежали молодые парни без рук и ног, они кричали от страшной боли. Видеть подобное мне еще не приходилось. Через пару недель лечения я уже не обращал внимания на кошмар, творившийся вокруг меня. Получается – адаптировался.
Никогда я не забуду первое вскрытие человека, на котором я присутствовал от начала и до конца. Откровенно повело, земля зашаталась под ногами, а потом ничего, я с любопытством рассматривал строение внутренних органов человека, необычную работу патологоанатомов.
|
|
Прибывшее молодое пополнение приходилось учить по ходу войны. Слава богу, появлялись паузы между рейдовыми операциями, ведением разведки, поиска, которые я заполнял усиленной подготовкой в горах. С разведывательной роты пока не снимали задач по контролю обстановки в зоне ответственности дивизии. Ночами я уходил с группой в районы вероятного появления противника, отслеживая его действия, и передвижение. Любая информация о вооруженной оппозиции была для командования дивизии ценной и полезной. Штаб ее анализировал, сопоставлял, делал выводы для принятия решений.
Месяц упорных занятий с молодыми разведчиками привел к положительному результату: молодежь, в принципе, была готова идти на боевые операции, им можно было ставить задачи и требовать их выполнение. Хорошим подспорьем в боевой слаженности роты явился факт ее сбора в полном составе. Шура Ленцов, заместитель командира роты, отвечавший за боевую подготовку подразделения, упорно продолжал занятия, выходил на выполнение разведывательных мероприятий в тыл противника. Мой временный выход из строя, связанный с болезнью, не повлиял на качество выполняемых задач. Мои разведчики под командованием сержанта Геннадия Баравкова успешно их решали.
Ушел на повышение Саша Чернега, ставший командиром 9-й роты 3-го батальона 317-го парашютно-десантного полка, воевавшего в Кунаре. В данный момент батальон находился в Кандагаре под оперативным управлением 70-й отдельной мотострелковой бригады и вел кровопролитные бои в Кандагарской «зеленке». На его место пришел боевой офицер и толковый парень гвардии лейтенант Сергей Богатиков, участник Кунарской операции в составе 3-го парашютно-десантного батальона 317-го полка. В том бою он получил тяжелое ранение, вылечившись, возвратился в строй командиром разведывательного взвода нашей роты.
|
|
Вскоре ушел на повышение заместитель командира роты по политической части гвардии старший лейтенант Гришин Владимир Николаевич. Уход Володи Гришина переживал весь офицерский состав подразделения. Мы точно знали – лучшего политработника у нас никогда не будет. Время совершенно точно подтвердило наши прогнозы: пришедший на его место Сергей Захарик не явился достойным приемником своего предшественника. Владимир Николаевич был назначен замполитом 3-го батальона 350-го парашютно-десантного полка, выполнявшего боевые задачи в автономном режиме. Батальон в составе группировки полка под командованием гвардии подполковника Георгия Ивановича Шпака участвовал в Кунарской операции на боевой технике, где покрыл себя воинской славой.
Конечно, лучшие офицеры роты должны были расти и продвигаться по служебной лестнице. Коллектив разведчиков гордился ими и не сомневался, что на более высоких должностях они проявят себя лучшим образом. Заранее скажу: Володя Гришин, Саша Чернега достойно заявили себя в боевых действиях и с честью выполнили воинский долг до конца своего пребывания в Афганистане. Мне всегда приятно вспоминать моих боевых друзей: Володю и Сашу, с которыми у меня сложились самые замечательные отношения.
Возвращение в роту стало радостным событием. Ребята заранее знали об этом, приготовили баню, хороший стол. Ближе к вечеру прибыл начальник разведки дивизии гвардии подполковник Скрынников Михаил Федорович. Как всегда были тосты, пожелания, в какой-то момент дядя Миша взял слово и, собравшись с мыслью, сказал:
– В течение полугода дивизионные разведчики успешно выполняют боевые задачи. Командование дивизии положительно отмечает разведчиков по вскрытию замыслов противника в зоне ответственности соединения. Активные разведывательные мероприятия позволили контролировать вооруженные отряды оппозиции в уездах, примыкавших к Кабулу, а также наносить им существенный урон. Ряд офицеров подразделения выдвинуты на вышестоящие должности, заслужив повышения ратным трудом, добросовестным отношением к службе. Так будет всегда. Поднимаю солдатскую кружку за нас, разведчиков, за успешные дела без потерь!
Под раздавшиеся аплодисменты выпили. Начались разговоры… Ждали экипаж Саши Жихарева – они улетели в Ташкенте и должны были скоро возвратиться. Мы вышли перекурить, Михаил Федорович подошел ко мне.
– Значит так, Валера, послезавтра улетаешь в отпуск: отдохнешь, поправишься и снова в бой.
От неожиданности я онемел: отпусков в дивизии вообще еще не было, о них не говорили, они даже не планировались и не предусматривались планами боевых действий.
– Какой отпуск, товарищ подполковник?
– Нормально, наберешься сил, они еще пригодятся. Если есть возможность отдохнуть, надо ее использовать.
– Как-то все это неожиданно…