С нашей точки зрения, жесткое соотношение, сращивание эмпатии и конгруэнтности ошибочны, поскольку это разные и, следовательно, вполне автономные феномены. В случае эмпатии речь идет о сопереживании эмоциональному состоянию другого человека, а в случае конгруэнтности — о переживании своих собственных чувств, об их открытости себе и другим людям. Т. Мерри определяет конгруэнтность следующим образом: «Конгруэнтность - это такое состояние бытия, в котором мы наиболее свободны и аутентичны в качестве самих себя и не испытываем потребности в том, чтобы предъявлять фасад, прятать себя, например, за маской или ролью «эксперта». Конгруэнтность там, где наши внутренние чувства и переживания точно отражаются нашим поведением, когда нас можно воспринимать и видеть теми, кто мы есть на самом деле» [7; 10].
С некоторой долей условности, а также принимая во внимание процессуальный характер анализируемых феноменов и разные степени их возможной выраженности, мы можем рассмотреть следующую комбинаторику. Терапевт может быть одновременно:
конгруэнтным и эмпатичным (это возможно в том случае, когда в психотерапевте «все спокойно» и ничто не мешает ему концентрироваться на другом, на эмпатическом понимании этого другого);
конгруэнтным и относительно неэмпатичным (когда собственные переживания терапевта оказываются настолько интенсивными и устойчивыми, что мешают ему концентрироваться на клиенте и его переживаниях);
эмпатичным и относительно неконгруэнтным (часто именно отстранение от себя, отодвигание на второй план своих собственных эмоциональных содержаний, т. е. определенная инконгруэнтность терапевта, является важным условием активного эмпатического слушания).
Конгруэнтность и эмпатичность — это не только разные психологические феномены, но и различные, как правило, чередующиеся режимы профессиональной работы настоящего фасилитатора (см., например, [5]; см. также пункт второй определения конгруэнтной эмпатии в [2]). Именно поэтому, на наш взгляд. К. Роджерс не допускает их объединения, сведения друг к другу, различает их, не образует концептуальных «кентавров» типа «конгруэнтная эмпатия» или «эмпатическая конгруэнтность». Вплоть до настоящего времени в рамках личностно-центрированного подхода эмпатия, конгруэнтность и безусловное позитивное признание другого рассматриваются как различные условия эффективного терапевтического контакта. «Конгруэнтная эмпатия» авторов — это на самом деле «эмпатия + конгруэнтность», т. е. два различных условия фасилитации; шкала конгруэнтной эмпатии — это просто шкала конгруэнтности. Попутно отметим, что, возможно, именно данное обстоятельство объясняет отсутствие корреляции между результатами по тесту эмпатических тенденций А. Мехрабиана и результатами по шкале конгруэнтной эмпатии.
ФЕНОМЕН ПСЕВДОЭМПАТИИ
Что же следует, на наш взгляд, понимать под термином «псевдоэмпатия»1? Да и нужен ли сам этот термин, если вспомнить принцип «бритвы Оккама»: «Сущности не следует умножать без необходимости» [3; 455 — 456]? Для нас совершенно очевидно, что за этим термином могут стоять лишь феномены, сходные с эмпатией по содержанию, по модусу, но лишенные ее важного отличительного качества (а именно условия «как если бы...»), т. е. симпатия и идентификация. Иначе говоря, я псевдоэмпатичен не тогда, когда я инконгруэнтен, а когда я либо симпатизирую другому человеку, либо идентифицируюсь с ним. Примеры псевдоэмпатии, приводимые авторами на с. 66 — 67, явно неудачны, так как в первом случае речь идет о симпатии, а во втором — об инконгруэнтности учителя своим собственным переживаниям.
Подводя итоги сказанному, еще раз кратко сформулируем основные положения нашего комментария.
Эмпатия и конгруэнтность — различные психологические феномены.
Эмпатия — это процесс безоценочного сопереживания одного человека реальным и актуальным переживаниям другого при соблюдении эмпатирующим условия «как если бы» и при его невмешательстве в процесс осознания своих переживаний эмпатируемым.
Конгруэнтность — это процесс безоценочного осознания человеком своих собственных реальных и актуальных ощущений, переживаний и проблем с их последующим точным озвучиванием в языке и выражением в поведении способами, не травмирующими других людей (или, иначе говоря, при соблюдении человеком условия «как если бы» это озвучивание и выражение были адресованы ему самому).
Относительно равномерная выраженность процессов эмпатии и конгруэнтности представляет собой один из частных случаев в работе терапевта.
Термин «псевдоэмпатия» является, по нашему мнению, излишним, поскольку так называемая псевдоэмпатия совпадает по своему психологическому содержанию либо с симпатией, либо с идентификацией.
1. Боуэн М. В.-Б. Духовность и личностно-центрированный подход // Вопр. психол. 1992. № 3 — 4. С. 24 – 33.
2. Гиппенрейтер Ю. Б., Карягина Т. Д., Козлова Е. Н. Феномен конгруэнтной эмпатии // Вопр. психол. 1993. № 4. С. 61 – 68.
3. Менегетти А. Психология жизни. СПб., 1992.
4. Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
5. Gordon Th. Teacher effectiveness training. N. Y.: Peter H. Wyden, 1974.
6. Kirschenbaum H., Henderson V. (eds.). The Carl Rogers reader. Boston: Houghton Mifflin, 1989.
7. Merry Т. A guide to the person-centered approach. Loughton: Gale Centre Publications, 1990.
8. Rogers С. R. Client-centered therapy. Boston: Houghton Mifflin, 1951.
9. Rogers С. R. The necessary and sufficient conditions of therapeutic personality change // J. of Consult. Psychol. 1957. V. 21. N 2.
10. Rogers С. R. A theory of therapy, personality and interpersonal relationships as developed in client-centered framework // Koch. S. (ed.). Psychology: A study of science. V. 3. N. Y., 1959.
11. Rogers С. R. A way of being. Boston: Houghton Mifflin, 1980.
12. Shiien I. M. A client-centered approach to schizophrenia // Burton A. (ed.). Psychotherapy of the psychoses. N. Y.: Basic Books, 1961.
13. Tomlinson Т. M., Whitney R. E. Values and strategy in client-centered therapy: A means to an end // Hart J. H., Tomlinson T. M. (eds.). New directions in client-centered therapy. Boston: Houghton Mifflin, 1970.
14. Walkins J. G. The therapeutic self. N. Y.; L.: Human Sciences Press, 1978.