СТРУКТУРА ЭМПАТИЧЕСКОГО АКТА




А.Б. ОРЛОВ, М. А.ХАЗАНОВА

 

Стремление к проведению сущностных различий, к большей однозначности понятий, к более четкому определению и пониманию феноменов — важный показатель научного мышления. Особенно отрадно наблюдать это стремление в таких областях психологического знания, за которыми закрепилось имя «не вполне научных» или, как принято говорить в англоязычных странах, «soft science».

В статье Ю. Б. Гиппенрейтер и соавторов [2] предпринята попытка теоретического и эмпирического анализа феноменов псевдоэмпатии и конгруэнтной эмпатии. Прекрасный обзор литературы по проблеме эмпатии, одновременно исчерпывающий и лаконичный, задает тон всей статье, основную задачу которой авторы видят в том, чтобы добиться «более однозначного понимания эмпатии». История вопроса

прослеживается авторами начиная от классических исследований Э. Титченера или Т. Липпса вплоть до последних работ К. Роджерса и его последователей. Результаты проведенного анализа позволили авторам сформулировать следующий вывод: за понятием «эмпатия» стоят «очень разные содержания, иногда даже противоположные его первоначальному смыслу» [2; 64]. Выход из этой ситуации авторы видят во введении нового термина «конгруэнтная эмпатия», обозначающего комплексную способность: а) последовательно выражать эмпатическое понимание другого в речи и/или действии и б) гибко переключаться от состояния эмпатического понимания другого к искреннему выражению своих реальных чувств, в том числе отрицательных, без потери общего позитивного принятия другого [там же]. Результаты эмпирического исследования, как их интерпретируют авторы, подтверждают обоснованность и полезность введения в научный оборот термина «конгруэнтная эмпатия».

Переходя от констатирующей к оценочной части рецензии, сформулируем наш исходный и основной тезис: полностью соглашаясь с авторами в их общей оценке неоднозначного употребления термина «эмпатия», мы не согласны с использованием термина «конгруэнтная эмпатия» в качестве средства внесения большей определенности и непротиворечивости в психологический концептуальный аппарат; на наш взгляд, феномена конгруэнтной эмпатии не существует, есть феномены эмпатии и конгруэнтности. Мы проведем обоснование данного тезиса по следующим взаимосвязанным линиям:

определение эмпатии; структура эмпатического акта; соотношение феноменов эмпатии и конгруэнтности; феномен псевдоэмпатии.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭМПАТИИ

 

Приводя в своей статье и анализируя различные определения эмпатии, авторы, к сожалению, игнорируют три весьма существенные особенности эмпатического процесса, которые были описаны в работах К. Роджерса. Выявление и фиксация данных особенностей представляют собой, на наш взгляд, саму суть вклада К. Роджерса в развитие современных представлений об эмпатии. Мы имеем в виду,

во-первых, сохранение в эмпатическом процессе собственной позиции эмпатирующего, сохранение психологической дистанции между ним и эмпатируемым, или, другими словами, отсутствие в эмпатии отождествления между переживаниями эмпатируемого и эмпатирующего (что собственно и отличает данный процесс от фенотипически сходного процесса идентификации),

во-вторых, наличие в эмпатии сопереживания (каким бы по своему знаку ни было переживание эмпатируемого), а не просто эмоционально положительного отношения (симпатии) эмпатирующего к эмпатируемому;

в-третьих, динамичный (процесс, действие), а не статичный (состояние, способность) характер феномена эмпатии. Данные отличительные признаки эмпатии подчеркиваются многими авторами.

Следует отметить, что первый из указанных отличительных признаков эмпатии (так называемое условие «как если бы») появляется в работах К. Роджерса уже в 50-е гг.: «Ощущать личный мир клиента, как если бы он был вашим собственным, но без какой-либо утраты этого качества «как если бы» — вот что такое эмпатия... Ощущать гнев, страх или смущение клиента, как если бы они были вашими собственными и, однако же, без привнесения вашего собственного гнева, страха или смущения — вот то условие (терапевтического процесса.— А. О., М. X.), которое мы пытаемся описать» ([9], цит. по: [6; 226]).

Данный признак эмпатии отмечается К. Роджерсом в ряде его последующих определений эмпатии лишь в неявной, косвенной форме. Приведем для иллюстрации одно из наиболее полных определений эмпатии, данное К. Роджерсом в книге «Способ бытия». Отмечая процессуальную, а не статичную природу эмпатии, К. Роджерс пишет: «Она (эмпатия.— А. О., М. X.) означает вхождение в личный перцептивный мир другого и основательное его обживание. Она подразумевает сензитивность к постоянно изменяющимся в этом другом человеке чувственным смыслам, которые плавно переходят друг в друга,— к страху, или гневу, или нежности, или смущению, или чему бы то ни было еще, что переживает он или она. Эмпатия означает временное проживание в жизни другого человека, осторожное перемещение в ней без того, чтобы делать какие-либо оценки; эмпатия означает ощущение смыслов, которые он или она едва ли осознают, но без стремления раскрыть неосознаваемые чувства, поскольку это могло бы быть слишком угрожающим... Эмпатия означает частую сверку с человеком в отношении точности ваших ощущений и руководствование теми реакциями, которые вы получаете от него. Вы являетесь надежным спутником человека в его или ее внутреннем мире» [11; 142].

Вместе с тем концептуальное различение эмпатии и идентификации не было одномоментным действием, но, скорее, процессом, который, начавшись в середине 50-х гг., продолжался почти два десятилетия и был обозначен рядом промежуточных «кентаврических» понятий. Дж. Уоткинс в этой связи пишет: «Под точной эмпатией Роджерс понимает способность терапевта полно и точно понимать реакции клиента, и особенно заключенные в них переживания... Дискутируется вопрос, действительно ли Роджерс требует, чтобы понимание было основано на сходном переживании, которое терапевт актуально ощущает в данный момент. В одной из работ [8] Роджерс писал: «Переживание вместе с клиентом, проживание его установок, но не в терминах эмоциональной идентификации со стороны консультанта, а, скорее, в терминах эмпатической идентификации, когда консультант воспринимает отвержения, надежды и страхи клиента посредством погружения в эмпатический процесс, но без того, чтобы самому в качестве консультанта ощущать эти отвержения, надежды и страхи». В более позднем высказывании Роджерс (см. [12; 304]) определяет эмпатию следующим образом: «Она (эмпатия.— А.О., М. X.) означает, что он (терапевт.— А. О., М. X.) ощущает и понимает непосредственное осознание клиентом своего собственного личного мира — это означает не только обнаружение тех аспектов опыта, которые клиент уже способен вербализовать, но также тех несимволизированных аспектов его опыта, которые каким-то образом оказываются понятыми посредством тонких невербальных проявлений клиента с помощью чувствительного радара психотерапевта. Умелый терапевт ощущает мир клиента, как если бы он был его собственным, но без какой-либо утраты этого качества «как если бы». Он утверждает (см. [10]), что «если это «как если бы» качество утрачивается, то мы имеем дело с состоянием «идентификации». Роджерс очевидно считает, что, «как только эмпатия превращается в идентификацию, консультант уже больше не способен полно понимать клиента, поскольку для того, чтобы делать это, необходимо, чтобы он сохранял свою объективность» [14; 85 — 86].

Если поначалу психотерапевты, работавшие в рамках клиенто-центрированного подхода (в частности, Н. Раскин, см. [8; 29]), настаивали на проживании чувств и установок клиента для того, по-видимому, чтобы отойти от медицинской (диагностической и интерпретационной) модели терапевтического процесса, то в более поздних работах в рамках данного направления вполне однозначно подчеркивается необходимость «как если бы» качества эмпатии (см. [13]).

Т. Мерри, один избританских сторонников и пропагандистов личностно-центрированного подхода, прямо указывает на данную особенность эмпатии: «Особое качество эмпатии, которое делает ее столь творческим способом бытия в терапии, состоит в том, что она позволяет нам войти в личный эмоциональный мир другого человека, как если бы мы были этим другим человеком (без утраты качества «как если бы»)» [7; 13].

С нашей точки зрения, указанные выше признаки достаточно четко ограничивают «зону неопределенности», существующую применительно к содержанию понятия эмпатии, и в значительной степени обеспечивают однозначность в его понимании, поскольку задают его различение от фенотипически сходных когнитивно-эмоциональных процессов.

СТРУКТУРА ЭМПАТИЧЕСКОГО АКТА

 

Мы полагаем, что, вряд ли правомерно расширительно рассматривать «акт эмпатии» как межличностную транзакцию, т. е. включать ответную реакцию эмпатируемого в сам акт эмпатии.

Во-первых, эмпатируемый может по целому ряду причин быть «слеп и глух» даже к адекватно и полно выраженной в поведении эмпатии.

Во-вторых, эмпатия с предельно редуцированным поведенческим компонентом (а именно такую эмпатию демонстрируют выдающиеся психотерапевты) может быть гораздо более эффективной, нежели эмпатия с выраженным «коммуникативным компонентом». В этой связи можно высказать предположение, что эмпатируемый воспринимает «акт» эмпатии не столько посредством его обнаружения в вербальном и невербальном поведении эмпатирующего, сколько посредством восприятия (как правило, на неосознаваемом уровне) иных, более тонких составляющих общего семантического поля коммуникации [3].

И наконец, в-третьих, акцент на коммуникативном (поведенческом) компоненте эмпатии, на эмпатических базовых навыках, как показывает, в частности, опыт подготовки профессиональных психотерапевтов [1], может приводить к выхолащиванию собственно эмоционального, первичного момента эмпатии, провоцируя при этом ощущения внутренней опустошенности и инконгруэнтности терапевта, и в конечном итоге к утрате им самой возможности эмпатического слышания.

Из всего этого следует, в частности, что использованный в рецензируемой статье тест эмпатии (тест С. Б. Борисенко) не отражает сути эмпатического переживания, так как, по определению, нельзя испытывать эмпатию по отношению к воображаемым, а не реальным людям: сопереживать можно лишь при условии реальных переживаний другого человека; переживание эмпатии не тождественно интерпретации поведения.

Существенной стороной эмпатического переживания является процессуальность, движение, динамика. Только в движении (процессе) возможно следование с дистанцией в один шаг, «как если бы я был он». Для этого процесса следования необходима реальность, в противном случае будет иметь место оценивание эмоционального отклика на нечто, возникающее в воображении, что приближается к интерпретации.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-02-10 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: