— Потише вы там! — поднялся из-за соседнего столика человек в крахмальном воротничке. — Плетку порой может заменить хороший кулак.
— Знаю, — пробурчал сразу притихший посетитель. — А кроме кулака, в кармане у каждого из вас есть револьвер.
Человек в крахмальном воротничке сел и отвернулся.
Дверь открылась. Клубы морозного пара ворвались в низкую, душную комнату салуна, оседая каплями на дощатом потолке и грубых бревенчатых стенах.
— Хэлло, Джемс! — послышался звонкий голос.
Недовольный посетитель, уплетавший свинину с бобами, обернулся.
— А, Генри, — без особой радости сказал он. — Сядем за тот столик. — И, забрав свою тарелку, он сполз с табурета. — Ну как? Удалось устроить меня в подводный док? По крайней мере, там не будешь ощущать этого проклятого холода. Я готов бросить все и бежать отсюда. Только на прощание хотелось бы пустить пулю в проклятую “Лошадиную челюсть”!
— Тише! — сказал, усаживаясь за столик, Генри. — Я сделаю все, что смогу, чтобы ты стал рядом со мной в подводном доке на разгрузке тюбингов. Ты ведь не можешь быть электросварщиком?
— Я предпочитаю такое место, где было бы поменьше работы и побольше денег. Но почему ты так копаешься и до сих пор не можешь устроить меня? А еще когда-то заводил шашни с Амелией! Ведь она теперь жена “Лошадиной челюсти”.
— Тише, тише! — смутившись, пригнулся к столу Генри. — Ты же знаешь, что мисс Амелия просто дружила с Мери.
— Знаю, — нехорошо засмеялся Джемс. — Но ты так был ей предан, что даже голосовал за туннельного президента, потому что ей этого хотелось.
— Неправда, Джемс, я голосовал за работу, которую мы с тобой получили здесь.
— К черту работу! Я понимаю еще, когда на эту проклятую Аляску шли за золотом. Тогда можно было и померзнуть и поголодать.
— Правильно, парень! — опять вмешался здоровый детина с железной дороги Бильта. — Прежде сюда бежали, чтобы набить себе карманы золотым песком. Но теперь не те времена. Теперь сюда бегут, чтобы набить себе брюхо солониной. Но это все-таки лучше, чем ходить по Нью-Йорку с пустым желудком.
— Мне удалось повидаться с миссис Кандербль, — тихо продолжал Генри. — Она обещала замолвить за тебя словечко, как только ей удастся увидеть мужа.
— Что, разве ей это редко удается?
— Да, она рвет и мечет, что совсем его не видит. А когда Амелия вне себя, то плохо приходится всем ее служанкам, да и мужу нельзя завидовать. Работает, как лошадь, а…
— Именно как лошадь! — злобно перебил Джемс — Он и нас заставляет работать и жить, как скотина.
Джемс встал, отодвигая пустую тарелку. Генри тоже поднялся.
— Какая бы ни была работа, это все-таки дело для рук, — сказал он.
— Тебе обязательно хочется что-нибудь делать? — насмешливо спросил Джемс.
— Хо-хо-хо! — засмеялся за соседним столом начавший хмелеть детина. — Хотел бы я посмотреть на того, кому хочется что-нибудь делать! Хо-хо-хо!
— Я не говорю этого, — сказал смущенный Генри, оправдываясь. — К необходимости работать я отношусь так же, как и каждый из нас. Но я хочу иметь заработок, и мышцы мои требуют работы. В Нью-Йорке я не знал, куда девать свои руки.
— Хо-хо-хо! Он не знал, куда девать свои руки! Надо было засунуть их в карман! — кричал пьяный.
— Мне так и приходилось делать.
— Да не в свой карман, хо-хо-хо! А в чей-нибудь, в котором было бы не так пусто, как в вашем. Хо-хо-хо!
Бутылки на буфетной стойке зазвенели от общего хохота. Покрасневший Генри не знал, куда деваться.
— Пойдем сыграем в рулетку. Ведь у тебя сейчас, по крайней мере, есть деньги. — Джемс покровительственно положил руку на плечо брата.
— Нет, Джемс, — возразил Генри, — ведь мне уже пора ехать в туннель. Я только хотел повидаться с тобой.
Братья вышли из салуна, кутаясь в шарфы. Джемс не переставал ворчать, проклиная Герберта Кандербля — виновника бед и несчастий всех работающих на строительстве Туннель-сити. Перед ними тянулась прямая, широкая улица — неизменная во всех американских городах Мэйн-стрит. Близнецы-коттеджи обступали занесенную снегом асфальтированную дорогу.
Сзади послышались автомобильные гудки.
— Едут, везут! — со злостью обернулся Джемс.
Они отошли в сторону. Мимо со свистом пронесся неимоверно длинный грузовик. Он походил на занесенный снегом барак, сорванный ураганом и несущийся теперь по ровной снежной дороге. Комья снега летели из-под гусениц. Кусок льда попал в Джемса и вызвал новый поток ругательств.
Со свистом пронесся другой грузовик.
— Тюбинги, — сказал Генри.
— Лучше бы это было виски, — заметил Джемс.
— А все-таки этот Кандербль умеет наладить дело, — сказал задумчиво Генри. — Грузовики несутся и в пургу и в дождь, и днем и ночью. Тюбинги для туннеля доставляются строго по расписанию. Сколько тысяч миль приходится пройти этим машинам!
— А мне совершенно безразлично, сколько миль они пройдут. Я не шофер, а грузчик. Я получаю не с пройденных миль. По мне, лучше, если бы они все застряли в пути. По крайней мере, мне платили бы тогда за простой и не пришлось бы надрываться.
— Это верно, — нехотя согласился Генри, — но все-таки…
— Когда идет в туннель пассажирский бас? — спросил Джемс.
— Уже скоро. Мне надо поторапливаться.
— А это очень страшно — ехать под водой? Мне кажется, я не смог бы жить там целую неделю.
— Нет, Джемс, это не очень страшно. И потом, все время проходит в работе, едва удается поспать. Право, даже некогда подумать, что ты под водой.
— А мне кажется, что когда я попаду в ваш ад, то только и буду думать, что нахожусь в сотне миль от берега и в трехстах футах подо льдом. Но все-таки это лучше, чем проклятый холод… Я провожу тебя до баса. Мне хочется посмотреть, как это ты отправляешься к подводному черту.
Пройдя несколько блоков, братья оказались перед довольно крутым спуском. Высокий забор предохранял от снежных заносов глубокую, похожую на ущелье выемку. Целый караван из нескольких десятков грузовиков, подобных тем, которые пронеслись по Мэйн-стрит, стоял в самом начале спуска. Около них толпилось много людей, оживленно жестикулирующих.
— Пойдем, — предложил Джемс. — Кажется, пахнет дракой.
Около одной машины собрались водители автомобилей. Парень в куцей — видно, с чужого плеча — дохе, с развевающимся шерстяным шарфом стоял на подножке и выкрикивал в морозный воздух:
— Если “Лошадиная челюсть” не гарантирует нам прибавки за скорость и одного галлона виски на каждый рейс, мы откажемся от доставки тюбингов!
— Правильно! — послышалось из толпы. — У Боба Стремса отломили руку, словно она была стеклянная. Отнесем эту руку “Лошадиной челюсти”. Они должны заплатить семье Боба Стремса. Нам нужны не тюбинги, а продовольствие!
— Туннель-сити второй день сидит без виски.
— Парни, — возвысил голос человек на подножке, — забирайте ключи от ваших машин и пойдемте в салун.
Джемс и Генри стояли поодаль, с интересом прислушиваясь. Толкнув брата, Джемс прошептал:
— Кажется, есть на что посмотреть.
К автомобилям приближалась группа людей в удобных меховых одеждах и меховых мокасинах. Впереди широким шагом шел высокий человек. Один из водителей, стоявший к нему спиной, не успел посторониться и отлетел в сторону от грубого толчка.
Высокий в мехах остановился перед шофером в дохе:
— Гей! В чем дело? Сойти с подножки!
Человек в дохе нехотя повиновался.
— Добрый вечер, мистер Кандербль! Ненастная погода, не правда ли? — робко начал он.
— Я боюсь, что этот вечер не будет добрым для вас. Почему колонна грузовиков до сих пор не ушла в туннель? Если тюбинги запоздают в подводный док на десять минут, я выгоню всех вас в тундру!
— Хэлло! Потише вы, мистер Кандербль! — крикнул кто-то из задних рядов.
Герберт Кандербль быстро обернулся:
— Кто это там? Вы хотите немедленно получить расчет?
— Да, если вы тотчас же не выполните наших требований!
— Какие требования? Я выгоню каждого, кто затормозит ход строительства!
— Выдавайте нам по галлону виски!
— Устройте похороны Бобу Стремсу!
— Платите нам за скорость!
— Мы отказываемся ехать!
— Молчать! — крикнул Герберт Кандербль, обводя всех холодными серыми глазами. Он говорил резко, отрывисто. После каждого слова изо рта его вылетало облачко пара. — Похороны Бобу Стремсу? Это не оговорено в договоре. По договору с вашим профсоюзом, компания соорудила в Туннель-сити кладбище, но хоронить никого не обязана. Вы хотите виски? Вы получите виски, но не раньше чем ускорите перевозку тюбингов, чтобы создать запас материалов, необходимых для строительства. Я приказал доставить сюда виски на самолете, но это будет стоить немного дороже. Вы хотите прибавки за скорость? Вы ничего не получите сверх того, что есть в вашем договоре.
— Это кабальный договор!
— Кому он не нравится, тот может немедленно получить расчет.
— Эй вы, мистер инженер! — Один из шоферов протиснулся вперед. — Вы обманули нас с договором. Мы не обязаны работать, как черти. Вы кричите о расчете, а в то же время не заплатите нам ни цента… По договору, при увольнении мы можем получить свой заработок только в Нью-Йорке. На какие деньги мы выедем отсюда? Да и на каких машинах? Вы не позволяете перевозить пассажиров на грузовиках, а сами прекратили движение автобусов. Вы схватили нас за горло!
— Да! В случае увольнения вы получите ваши деньги только в нью-йоркском банке. Вам не нравится здесь? Можете отправляться на все четыре стороны! А как вы намерены передвигаться, это не касается концерна плавающего туннеля. Он не обязан заботиться о комфорте уволенных рабочих. Обратитесь с соответствующим требованием к правительству Соединенных Штатов. Это его обязанность — заботиться о всех гражданах, а мы выполняем наш долг только перед своими служащими. — Герберт Кандербль взглянул на часы: — Если через пять минут автомобили не уйдут в туннель, вы все будете уволены и можете отправляться ко всем чертям! Ваши вещи немедленно будут выброшены из бараков на улицу! Всё!
Герберт Кандербль повернулся, чтобы уйти.
— Не поедем! — крикнул человек в дохе. — Ребята, бери ключи!
— Стоп! Ни с места! — закричал Герберт Кандербль. В руке у него появился револьвер. (Выхватили револьверы и все сопровождавшие его.) — Хэлло! Тотчас же передайте ключи от автомобилей моим инженерам. Они поведут машины вместо вас. При малейшем сопротивлении пристрелю на месте!
Бастующие зашептались.
Герберт Кандербль и инженеры стояли с наведёнными на толпу шоферов револьверами.
— Попытка взять ключи является грабежом имущества компании! — продолжал Кандербль, выплевывая слова в морозный воздух. — Каждый вор будет убит на месте, повторяю это! Жду одну минуту.
Джемс наклонился к Генри и сказал ему на ухо:
— Я всадил бы нож в спину этому инженеру. Он хуже хозяина, для которого выколачивает из нас работу.
Посовещавшись, шоферы решили ехать.
Нехотя разбрелись они по своим машинам. Воздух огласился треском, и длинные автомобили, груженные стальными изогнутыми плитами, один за другим стали спускаться вниз.
Генри и Джемс видели, как первый грузовик скрылся в отверстии подводного плавающего туннеля.
— А вот и мой бас, — сказал Генри. — Ребята уже заняли места. Вон Сэм машет мне рукой. Я должен идти, Джемс.
Большой красный пассажирский автобус поджидал рабочих, чтобы следом за отправленными тюбингами отвезти их в подводный док. До окончания железной дороги Бильта сообщение с доком производилось исключительно автомобилями.
Электротехник Сэм высунулся из автобуса и позвал Генри. Генри подбежал к машине.
— Ты видел? — спросил он Сэма.
— Все видел, — сказал тот тихо. — Мы не должны выступать отдельными группами. Нужно действовать организованно. Помните: события только начинаются!
Джемс свистнул.
— Ну, если это только начало, то чего же еще ждать? — спросил Генри.
— Жди худшего. Мне кажется, что все рабочие туннеля должны объединиться — и дело будет в шляпе.
— Не совсем так, — сказал Сэм. — У нас много рабочих, не желающих срывать строительство, которое осуществляется совместно с русскими. С этим надо считаться в нашей экономической борьбе.
— Предатели! — зло плюнул Джемс.
— Почему предатели? — робко запротестовал Генри. — Мне тоже иной раз кажется странным, что нам надо ненавидеть такое замечательное строительство.
— Замечательное? Какое нам дело до того, что мы строим! Нас заставляют работать боссы, и они остаются боссами, хотя бы строили дорогу в рай.
Шофер дал сигнал. Генри вскочил на подножку. Войдя в автобус, он увидел, что Сэм оставил ему место рядом с собой.
Едва Генри сел, как в автобусе стало темно: шофер выключил свет.
Гигантский пассажирский бас несся в хвосте колонны грузовиков. Быстро мелькали редкие электрические лампочки; туннель глухо гудел. Холодный ветер подгонял машины…
Джемс медленно поплелся по улице, кивая головой в ответ своим мыслям. Он направился обратно в салун.
Его обогнала группа людей в меховых одеждах. Впереди шел Герберт Кандербль. Джемс отскочил в сторону, чтобы дать ему дорогу.
Мистер Герберт Кандербль прошел в десятиэтажное здание, где помещался офис строительства, и поднялся прямо в свой кабинет. Его ожидал разговор по прямому проводу с мистером Меджем. Нужно было требовать новых автомобилей и людей. Имеющиеся были уже изрядно потрепаны. И люди и машины, которые для Кандербля не представляли особенной разницы, в полярных условиях Туннель-сити долго не выдерживали. Нужно построить туннельный комбайн, как у этого Эндрью Корнейва. Он предвидел сопротивление Меджа. Этот Медж только и говорит, что о выгоде концерна, и постоянно упрекает Кандербля в расточительности. Проклятый бизнесмен! Он думает, что построить город на северном берегу Аляски и железную дорогу к нему через тундры, леса и болота — это все равно, что сложить какой-нибудь небоскреб на скалистом нью-йоркском грунте. Но он, Герберт Кандербль, сумеет довести это величайшее техническое дело до конца! Он заставит понять этих тупых акционеров, боящихся растрясти кошельки, что ему надо!
Мистер Герберт Кандербль открыл дверь в свой кабинет.
— Эгей, Герберт! Хэлло! — веселым голосом крикнула Амелия, спрыгивая с письменного стола, на котором сидела. — Мне только что сообщили, как ты разделался с этими негодяями. Я в восторге! Если в следующий раз случится что-нибудь столь же интересное, обязательно захвати меня с собой.
Герберт поморщился.
Именно те черты очаровательной миссис Амелии Кандербль, которые когда-то выделяли Амелию из толпы других девушек и сделали возможной их женитьбу, теперь особенно раздражали его.
Но Амелия ничего не хотела замечать. Она взяла из ящика на столе мужа сигару и ловко обрубила ее кончик стоявшей на столе крохотной гильотиной.
— Герберт, я недовольна тобой. Вот уже три дня ты не обедаешь со мной.
— Извини, дорогая! Я так занят все эти дни… Даже теперь.
Амелия двинула бровью. Губки ее капризно надулись. Она хотела топнуть ножкой, но вместо этого сделала грациозное движение и ласково прильнула к мужу:
— Герберт, ты не должен забывать меня… Ты говорил своему секретарю что-то об автомобилях, о деньгах… Я могу позвонить отцу. Хочешь? Но ты обещал каждый день обедать со мной. Вечер должен быть нашим.
— О да, дорогая! Но я еще раз прошу тебя не заниматься моими делами. По прямому проводу с директором концерна я могу поговорить и сам.
Амелия вздрогнула. Она посмотрела на Кандербля. Его длинное лицо выражало нетерпение и досаду.
Вот так всегда! Дела и только дела! Она всегда мешает ему. Помощь ее не нужна. Она эксцентрична и мила как никогда, а этот чурбан только раздражается. Неужели показать свои коготки? Скажем, временно прервать финансирование Туннель-сити?
Герберт Кандербль устало опустился в кресло. Ну что ей еще надо от него? Он, кажется, дал ей свое имя. Не может же он отдать еще и свое время! Оно слишком дорого стоит.
Амелия ненавидела работу мужа. Она презирала теперь технику в тысячу раз больше, чем тогда, когда пыталась бороться с ней при помощи Лиги борьбы с цепями культуры. Сознание, что техника — ее соперница, бесило ее. Но с Гербертом надо было постоянно сдерживаться. Ах, какие разные бывают мужчины! Взять хотя бы отца, Герберта, наконец Майка…
Амелия неестественно засмеялась:
— Право, ты заставляешь меня думать, что у тебя в подводном доке живет какая-то сирена. О, если бы я ее знала!
Кандербль погрузился в бумаги. Амелия села на ручку его кресла и продолжала болтать:
— Неужели ты не можешь меня брать с собой? Под водой, наверное, ужасно интересно! Верь мне, я умею разбираться в делах.
Кандербль раздраженно отодвинул от себя бумаги.
— Женщина никогда не сможет понять технику! — резко сказал он, вставая.
Вошел инженер Мейс, секретарь Кандербля. Он мрачно посмотрел на Амелию и голосом, в котором чувствовалось подражание патрону, доложил:
— Сэр, только что с пассажирским басом прибыл инженер из Москвы. Я думаю, что вам следует его принять.
— Инженер из Москвы? — оживился Кандербль. — Просите сюда этого русского инженера… Моя дорогая, — обратился он холодно к жене, — я должен поговорить с этим инженером наедине. Вероятно, есть что-нибудь от мистера Стэппена Корнейва. Это очень важно для меня. За Эндрью Корнейвом трудно угнаться.
Амелия капризно пожала плечами и, резко встав, вышла из кабинета. Но, оказавшись в соседней комнате, она с отвращением выбросила толстую сигару и прикрыла за собой дверь, оставив небольшую щелку. Прильнув к ней глазом, Амелия увидела, как в кабинет Кандербля вошла закутанная в доху фигура. Секретарь помог снять тяжелую меховую одежду.
— Я очень рад, сэр, что вы приехали в Туннель-сити. Если я правильно понял телеграмму мистера Корнейва, вы прибыли изучить опыт нашего строительства и получить от нас техническую помощь.
— Нет, сэр, — раздался звонкий девичий голос.
Амелия вздрогнула. Она видела, что ее муж низко наклонился над изящной фигуркой. Меховое одеяние, делавшее вошедшую огромной, лежало теперь на стуле.
— Я командирована для оказания вам технической помощи.
— Мне? Технической помощи?
— Я приехала по поводу ракетных якорей.
— Якорей? — удивленно повторил Кандербль. — Но по этому вопросу мы ожидали самого мистера Седых. Нам даже сообщили, что инженер Седых уже выехал.
— О нет, если вы имели в виду моего отца, то он тут ни при чем. А инженер Анна Седых — это я, — отрекомендовалась приехавшая.
“Женщина!” — воскликнула мысленно Амелия, и ее отполированные ноготочки врезались в ладони.
Глава пятая
НОВЫЙ ГОД
Накануне Нового года в подводный док к Андрею Корневу приехал Сурен Авакян. Он привез с собой большой пакет и многозначительно подмигнул:
— Приехал с докладом о строительстве береговых атомных станций. А пока Новый год встречать будем. Понимаешь?
Собрались в “квартире” Андрея — в просторной каюте, представляющей собой правильный цилиндр, покрытый теплоизоляционным слоем и тисненой кожей.
Сурен объявил себя тамадой и теперь проявлял кипучую деятельность: хватался за бутылки, открывал консервы, настраивал приемник на Москву.
Андрей встречал гостей. В числе других были Денис Денисюк и самый молодой из присутствующих — Коля Смирнов, любимец Андрея, электросварщик, применивший свой новый метод сварки и зачисленный в штат туннельного комбайна.
Дверь открылась, и появилась полная блондинка с быстрыми веселыми глазами и задорным носиком.
— Я не опоздала? — спросила она. — Какой сейчас год?
— Женщина! Настоящая подводная женщина! — Сурен застыл с бутылкой шампанского в руке.
— Конечно, женщина! И притом старая знакомая, — улыбнулся Андрей. — Помнишь, Сурен, корабельный госпиталь, где я лежал?
— Постой, постой, подожди… Ва! Корабельный врач!
— Нет! Нет! Теперь уже не корабельный, а врач подводного дока Елена Антоновна. — И женщина дружески протянула Сурену руку.
Но Сурена ждал новый сюрприз. Вошла еще одна женщина. Заметив, как она робко жмется к стенке, Сурен сразу же устремился к ней.
— Почему прячешься? Первой не хочешь быть? — И он потащил упирающуюся девушку на середину.
— Что ты, что ты? — загремел сзади Денис. — Как это наша Нина не хочет быть первой! Она у нас все время первой была, пока вот этот вот… — и Денис показал глазами на Колю Смирнова.
— А? Соперники? — радостно закричал Сурен. — Это ты, что ли, ее победил?
— Да вот третий день держусь, — скромно сказал Коля.
— Только третий день? Ну, ты не тужи… еще дня два продержишься… Нина, поди сюда. Расскажи, почему отстала?
— Не пойду! — мотнула головой Нина и отошла.
— Ну, не ходи! — засмеялся Сурен. — Но вот что, состязатели. Вы про Америку слышали? Док у них не в шестьсот метров, а в полмили. Они по туннелю не на поездах, а на автомобилях шпарят. Они к Северному полюсу скорее нашего приехать могут. Понимаешь? Вот это состязание! Так что, пожалуйста, больше ссорьтесь. Злее будете!
— Не поддадимся! — засмеялся Коля. — Насчет автомобилей американцы, может быть, и горазды, а вот насчет электросварки… Как вы думаете, Нина?
Нина тоже засмеялась.
— Тише вы там! — пробурчал Денисюк, сидевший у радиоприемника. — В Москве Красную площадь включили.
Все смолкли и невольно встали, глядя на приемник, подтянутые, серьезные. Только Коля и Нина смотрели друг на друга смеющимися глазами.
Слышался шум автомобилей, проезжавших мимо Спасской башни. И оттого, что шорох шин раздавался здесь, в цилиндрической комнате, на глубине ста метров подо льдом, каждый из присутствующих чувствовал себя особенно торжественно. И бесконечно знакомый мелодичный звон не казался сейчас обыденностью, хотя каждый слышал его сотни раз. Мерные удары — дон… дон… дон… — как-то связывали воедино этих людей со всей страной.
Последний удар — и грянул гимн.
— Одна тысяча четыреста двадцать километров до Северного полюса! — крикнул Сурен. — В наступающем году вы пройдете половину этого пути, а мы закончим строительство атомных станций.
— Ура!
Сдержанность у всех присутствующих исчезла. Послышался смех, громкий разговор. Неожиданно Сурен потребовал тишины:
— Тост говорить буду! Настоящий кавказский тост!
— А ну, давай, давай! — прогудел Денис, откидываясь на спинку стула и ласково усмехаясь.
Сурен оглядел всех озорными глазами и начал:
— Жил-был царь. Невзлюбил он одного князя и решил сделать ему самое большое горе. Позвал он своего палача и велел зарезать у князя жену. — Сурен с шутливой свирепостью взглянул на свою соседку. (Елена Антоновна, не зная, куда он клонит, смущенно улыбалась.) — Выполнил палач приказ, вернулся к царю, а тот его спрашивает: “Ну как, заплакал князь?” — “Нет, не заплакал”, — отвечает палач. И велел тогда царь зарезать всех малых детей князя. Вернулся палач веселый, руки потирает, а царь его опять спрашивает: “Ну как, заплакал князь?” — “Нет, не заплакал!” — отвечает палач. Удивился царь и велел зарезать отца и мать ненавистного князя. Вернулся палач, кинжалом в серебряных ножнах играет. — Сурен повертел перед собой столовым ножом. — А царь спрашивает: “Ну как, заплакал князь?” — “Нет, не заплакал!” — отвечает палач. Рассердился царь и крепко задумался. А потом приказал палачу: “Пойди зарежь самого любимого друга у князя”. Пошел палач, выполнил приказ и вернулся к царю. “Ну как, заплакал князь?” — спрашивает царь. “Заплакал, горько заплакал, — отвечает палач. — Так заплакал, что я не выдержал и тоже с ним плакать стал”. Сильно удивился царь и велел позвать к себе князя. Предстал перед ним князь, голову потупил. И спросил его царь: “Скажи мне, князь, почему, когда твою жену мой палач зарезал, ты не заплакал? Почему, когда отца и мать твоих мой палач зарезал, ты не заплакал? И еще скажи, почему ты безутешно плачешь теперь, когда твоего друга зарезали?” И ответил князь: “Человек второй раз жениться может и детей будет иметь — потому я не заплакал; отец и мать старые были, сами умирать собирались — потому я не заплакал. — Вздохнул князь тяжело. — А вот второго друга, настоящего, хорошего друга, не скоро найдешь — потому и плачу…” — Сурен оглядел притихших людей. — Так выпьем же за дружбу, потому что нет ничего ценней!
Все переглянулись и зашумели.
— Правильно, правильно! — послышались голоса.
— Ай да Сурен! Куда подвел! — восхищенно воскликнул Денис, поднимаясь и подходя к Сурену. — Это ты добре сказал про дружбу. Верно, что нет ничего ценней! — И он обнял Сурена.
Андрей вышел в свой кабинет и вернулся оттуда с какой-то бумагой в руках. На щеках его выступили красные пятна. Поспешно спрятав бумагу в карман, он подошел к Сурену и крепко пожал ему руку. Он хотел что-то сказать, но неугомонный Сурен, махнув на него рукой, принялся отодвигать стол.
— Плясать будем, — шепнул он Елене Антоновне и стал засучивать рукава воображаемого бешмета.
Присутствующие образовали круг и начали ритмично ударять в ладоши. Денис старательно барабанил в такт по стулу.
— Па-ашел! Ва! — Сурен тряхнул черной лохматой головой и поплыл по комнате. Ноги его быстро мелькали, а корпус плавно передвигался, словно под ним не пляшущие ноги, а лодка. — Хасса! Хасса!
Пройдя круг, Сурен вытащил на середину Елену Антоновну и Дениса. Каждое движение Елены Антоновны преображало ее, делало легкой, заставляло забывать о ее полноте, у Дениса же каждый шаг подчеркивал неуклюжесть его огромной фигуры. Он со всего размаха бухался на пол и, опустившись на корточки, тяжело и невпопад выбрасывал ноги.
Все смеялись до слез. Коля и Нина стояли в сторонке, о чем-то тихо разговаривая.
Улучив момент, Андрей взял Сурена под руку и вышел с ним из комнаты.
— Пойдем. Ты сегодня произнес тост. Мне хочется поговорить с тобой о нем. Кстати, посмотрим, как передвигается док. Сборка закончена.
— Пойдем, — охотно согласился Сурен. — Посмотрим, как это твой док двигается.
— Мой ли?.. — спросил Андрей и пристально посмотрел на Сурена.
Тот сделал вид, что не слышал этого вопроса, и пошел впереди Андрея. Поднявшись по винтовой лестнице в вертикальном патрубке и пройдя цилиндрический коридор, они вошли в сборочный зал. Сейчас он был освещен лишь несколькими лампами. Не слышалось обычного шума и треска. Редкие фигуры проходили по площадкам.
В том месте, где прежде видны были ровные дорожки из вогнутых роликов, теперь лежали трубы сваренного туннеля, похожие на фантастически длинную двустволку. Туннельный комбайн отодвинулся в самый конец дока.
Шаги гулко отдавались, подчеркивая тишину огромного пустого помещения. Молча прошли Сурен и Андреи до конца площадки. Здесь готовый туннель, пройдя сквозь торцовую стенку зала, уходил в океан. Специальное уплотнение заполняло щель между трубой и кромкой отверстия в стенке, выдерживая внешнее давление воды в десять атмосфер. Этот сальник имел сложное нажимное устройство, позволявшее уплотнять набивку.
Все же вода немного проникала. Капли ее просачивались сквозь уплотнение и прерывистой тонкой струйкой стекали вниз. Сурен протянул палец, намочил его и попробовал на язык.
— Соленая, морская! — покачал он головой. — Все-таки опасно здесь работать. От океанской воды нас отделяет тоненькая стенка да сальниковое уплотнение. Начнет док тонуть — куда денешься? А вода… вода… она холодная, ледяная…
— Привычка, Сурен. Мы уже и забыли думать, что нас постоянно окружает рвущаяся к нам вода.
Сурен и Андрей медленно пошли вдоль трубы туннеля.
Вдруг стены цилиндрического зала дрогнули, издав низкий, гудящий звук. Одновременно задрожали перила площадки и ее металлический настил.
— Винты заработали, — заметил Андрей.
Сурен впился глазами в трубы туннеля. Вибрация усиливалась. Площадка тряслась под ногами. Стены грохотали, словно покатились отдыхавшие мостовые краны.
— Ползет, ползет, проклятая! — радостно закричал Сурен. — Поехали, поехали к самому Северному полюсу! Ва! Там встретимся с нашими американскими друзьями. Торжественно обещаю вот эту самую любимую трубку, — Сурен потряс в воздухе своим сокровищем, — подарить первому американскому рабочему, который перейдет из американского подводного дока в наш! Запомни, Андрей!
— Хорошо, запомню, — улыбнулся Андрей. — Пойдем теперь к концу трубы — там лучше будет видно движение.
Чтобы достичь отверстия трубы, пришлось пройти полкилометра по узкой металлической площадке. Дойдя до расположенных по кругу отверстий, они повернули обратно. Освещенный внутри зев туннеля двигался наравне с ними. Внутрь уходили вновь проложенные рельсы и толстые рукава кабелей. Видны были суетившиеся внутри люди. Они заканчивали отделочные работы в сваренном отрезке. Передвижная машина-металлизатор покрывала трубы снаружи специальным слоем. Распыленный металл с шипением вырывался из расположенных по кругу отверстий, окрашивая туннель в красивый серебристый цвет. Это покрытие должно было предохранять металл труб от коррозии.
Равномерное движение продолжалось. Собственно, двигалась не труба туннеля, а сам док. Сурену же. перемещавшемуся вместе с доком, казалось, что ползет туннель.
— А здрово! Все-таки здрово! — не выдержал Сурен.
— Да, это ты хорошо придумал, — тихо сказал Андрей.
— Почему я? — порывисто обернулся Сурен.
— И, произнося тост о дружбе, ты действительно понимал, что такое дружба.