— Стерн… до приезда сюда я с ним не встречалась. Кому я сейчас служу… это очень сложный вопрос. В России больше нет царя. Я… растеряна.
— Вы растеряны? В это с трудом верится, госпожа Карева.
— Когда-то ты называл меня Василисой. Так же ты назвал меня, когда вошел сюда.
— Когда-то я был мальчиком с нежным сердцем. Спасибо, вы мне очень помогли повзрослеть и возмужать.
— Бенджамин, я не хотела причинять тебе боль, это правда. Думаю, ты знаешь это. — Она резко повернула голову. — На руке кольцо, ты женат?
Бенджамин коснулся кольца:
— Да. — Уже почти десять лет.
— Поздравляю эту женщину. Она американка?
— Чешка.
Василиса широко улыбнулась:
— Похоже, я привила тебе вкус к славянским женщинам, мой дорогой.
Бенджамин залился краской, он думал, что давно разучился это делать.
— Я рад, что ты жива. — Голос его потеплел. — Однажды мне показалось, что я видел тебя на одном из русских кораблей…
— Когда в Венеции ты со шведским королем свалился с небес и разбил русский флот? Да, я была там и очень обрадовалась, узнав, что ты жив. Но, как ты помнишь, тогда судьба развела нас. Однако та встреча отчасти послужила поводом прибыть в Америку. Я подумала, что ты стал здесь известным человеком и найти тебя не составит большого труда.
— Но только не в этой колонии.
— Мой долг привел меня именно в эту колонию. И я добралась сюда совсем не тем путем, что претендент и присоединившиеся к нему русские изменники. Меня вело мое сердце, я хотела найти тебя и извиниться.
— В это я не верю, — сказал Франклин, изо всех сил постаравшись придать голосу суровость. — Ты никогда меня не любила.
— Нет, я любила тебя. И я причинила тебе боль. Но приходит время, когда хочется все исправить и сделать жизнь лучше.
— Это правда?
— Да, более того, мне нужна твоя помощь.
— Теперь мне все понятно.
Василиса еще шире улыбнулась:
— Бенджамин, ты действительно вырос. И стал даже более циничным, чем была я в свое время. Я не уверена, что твои грубость и колючесть мне нравятся.
— Отчасти они твоих рук творение.
Она рассмеялась, и он узнал этот смех, чистый и мелодичный.
— Что ж, в таком случае позволь мне говорить кратко и по-деловому. Я могу помочь тебе в борьбе со Стерном и претендентом. Но и от тебя мне потребуется помощь… в научной области.
— Неужели?
— Да. Наши реальные враги, ты знаешь, кого я имею в виду, похоже, сплотились. В России есть ученые, которые помогли им накачать мускулы, и очень скоро мы увидим, как они ими заиграют. Мы должны остановить их, Бенджамин, иначе они испепелят Землю.
— Ты пытаешься внушить мне мысль, что ты предала царя?
— Царь, вероятно, мертв, но я продолжаю служить ему, — с горячностью ответила Василиса, ее голос неподдельно дрогнул. — Я не рассказывала тебе, как я впервые с ним встретилась?
— Никогда. А почему это должно быть мне интересно?
— Он спас мне жизнь. Более того, он дал мне новую, лучшую жизнь. Ни один мужчина, никто не делал этого для меня. Поэтому ты должен верить мне, когда я говорю, что я люблю царя и презираю тех, кто отнял у него трон и страну. И те новые хозяева, которым они служат, которых Исаак Ньютон называл malakim … Мы, объединившись, сможем уничтожить их. Мы можем спастись, Бенджамин. Не позволяй обиде, что ты держишь на меня в своем сердце, лишить твой ум трезвости и здравомыслия. Это принесет вред нам обоим.
— Василиса, ты всегда была великим оратором, но ты никогда не стеснялась вывернуть правду так, чтобы извлечь из этого пользу. Двенадцать лет назад у тебя это прекрасно получалось. У тебя есть доказательства того, о чем ты говоришь?
— Ты снова назвал меня Василисой, — тихо сказала она.
— Ты можешь представить какие-либо доказательства своих слов? — настойчиво повторил Бенджамин.
— Думаю, да. Мы с тобой еще вернемся к этому разговору.
— Лучше давай закончим его сейчас.
— Сейчас я могу предложить тебе только мои слова и себя, — просто сказала она. — Если они тебе нравятся, они твои. Если нет, то тебе придется подождать.
— Я не могу долго ждать, — предупредил Бенджамин. — Но я дам тебе время.
— И не пожалеешь.
Бенджамин вышел, и паж проводил его до маленькой сырой комнаты. Он затосковал по их лесному лагерю, где, по крайней мере, можно было заранее заметить приближавшегося врага.
Он не успел опуститься в кресло, как в дверь тихо постучали.
— Как чувствует себя посол?
— Привет, Роберт. Даже и не знаю, что тебе ответить. Этот день привел меня в полное замешательство.
— Слава богу, нас здесь не арестовали, и это значит, нам здесь рады больше, чем у ковета.
— Возможно, они просто тянут время. Как мы и подозревали, Стерн здесь и настойчиво ведет свою линию. Король утверждает, что присутствие Стерна его не радует, но и мое, похоже, не добавляет ему счастья.
Франклин колебался, сказать Роберту о встрече с Василисой или нет. Вначале он хотел разобраться, что он сам думает по этому поводу, а потом уже выслушивать чужие суждения.
— Сказать по правде, Роберт, все это трагическая ошибка. Эта дипломатия все равно что высохший колодец, да и вода, которую мы ищем, похоже, нам вовсе не нужна. Если бы мы заручились поддержкой ковета и французов, что бы мы имели? Лишнюю тысячу солдат? Возможно. Все это время я проповедовал, что наш истинный враг — обитатели эфира, и что я сделал, чтобы нанести им удар? Ничего.
— Но ты же пришел сюда. Вдруг французы припасли что-то ценное для нас. Разве это не действие? — удивился Роберт.
— Да кто знает, что у них есть. А если и есть, смогу ли я этим воспользоваться?
— Ну, ты же не можешь знать все наперед.
— А почему нет?! Где же наш ум? Нас разделяет не такое уж большое расстояние, но мы почему-то ничего не знали о французах! — В его голосе слышалось раздражение.
— Может быть, я тебе кое-чем помогу. Я тут познакомился с одним из наших французских братьев.
— Членом Тайного союза?
— Разумеется.
— Он открыл себя?
— Нет, он держится в высшей степени осторожно. Нас познакомил Пениго. Парня зовут дю Прац. Он написал историю натчез. Он зашел, пока ты находился в королевской опочивальне. По его словам, у короля тут полно всяких ученых.
— Да, король утверждает, что он большой поклонник науки, — задумчиво произнес Франклин. — Может быть, стоит забросить крючок с наживкой. И может быть, у меня появится надежда защититься от malakim, или, по крайней мере, я приобрету, сведения о машинах тьмы, о которых нам рассказывал Улер. У нас есть еще и сам Улер.
— Ну, вот видишь, возможно, Бог даст тебе то, что нужно.
— И это говоришь мне ты?! Ты же считаешь, Бог не помогает людям в их практических делах. Что за юная квакерша так тебя обработала?
— Юная квакерша здесь ни при чем. Я так рассудил: если Бог затеял все это, то у нас нет никакой надежды на спасение. А если не Он, то Ему тоже, может быть, все это не нравится, и, кто знает, может, Он окажет нам любезность.
— Предусмотрительный и осторожный Роберт!
— Ну а у тебя что хорошего? Ты так и не сказал.
— Да я еще и сам не понял, кажется, старый враг стал нам другом.
— Хм, разве это не ты говорил: «Не ешьте дважды вареное мясо и не водите дружбу с бывшим врагом».
— Не отрицаю, это я говорил, и это хороший совет. Ты готов к ужину?
— Медведя проглочу и не охну.
* * *
Именно медвежье мясо и было подано как основное блюдо — вполне съедобное, хорошо прожаренное и очень жирное. Роберт оставался верным себе и отправлял в рот большие куски медвежатины. Вольтер, отметил про себя Франклин, напротив, вел себя осторожно.
Франклин не хотел даже смотреть в сторону Стерна. Когда его взгляд случайно падал на ненавистного предателя, перед глазами вставал окровавленный призрак брата Джеймса. Более двенадцати лет этот призрак преследовал его: остекленевшие, мертвые глаза на растерянном лице в отблесках горящей типографии. Все это время он считал убийцу брата мертвым.
Но у ковета Стерн объявил, что это убийство — его рук дело. Врал или говорил правду? Это уже не важно, вполне достаточно и того, что он назвал себя убийцей. Достаточно того, что он колдун, что он на стороне врагов Франклина. И Стерн заплатит за все свои черные дела, он, Франклин, об этом позаботится.
И Франклин изо всех сил старался быть непринужденным, шутил и улыбался Стерну и радовался тому, что атмосфера ужина совсем не нравилась человеку в напудренном парике. После первого раунда тостов в честь короля Франклин дал себе волю, он поднял бокал и произнес:
— За мистера Стерна, который оказал нам гостеприимство среди диких просторов Америки. Надеюсь, мне представится возможность отплатить ему с такой же сердечной любезностью.
Компаньоны Франклина — следопыты и аппалачи — поддержали его с превеликим удовольствием, французы — несколько смутившись. Стерн, разумеется, пить не стал, сидел с вымученной улыбкой на лице. Франклин воспринял это как добрый знак, знак того, что французский двор не замышлял ничего дурного за спиной англичан.
Похоже, было, что и у короля настроение улучшилось, он поднял свой кубок и произнес тост.
— За сэра Исаака Ньютона! — воскликнул король. — Он оставил после себя великие научные знания, которые освещают нам путь в такие мрачные времена. И за его великого ученика, которого называют магом Америки, Бенджамина Франклина. Я надеюсь, мсье Франклин будет столь любезен и продемонстрирует нам пару своих замечательных опытов.
Франклин и мечтать не мог о столь положительном повороте дел. Возможно, в конце концов, Роберт был прав, полагаясь на Божий промысел.
— С большим удовольствием, ваше величество. Вы признались, что вы ученый, и я был бы весьма польщен, если бы мы смогли объединить наши усилия в какой-то области. Возможно, позже мы могли бы обсудить это.
Франклин догадался, что ничто иное не могло произвести на короля столь глубокое впечатление, как предложение научного сотрудничества. В глазах короля появился живой блеск.
— Заманчивое предложение, мсье Франклин. Весьма заманчивое.
Этого Стерн стерпеть не мог.
— Ваше величество, — вступил он в разговор, — я должен напомнить, что ваш кузен ждет, и ждет очень давно. Вы обещали дать ответ, когда приедет Франклин, и вот он приехал. Вы намерены и дальше тянуть с ответом? Общение с ним по научным вопросам может только усилить раздражение английского монарха. Я…
Король грохнул кубком о стол, тем самым, прервав речь Стерна. В зале воцарилась гробовая тишина.
— Мсье Стерн, я не желаю говорить о политике в столь приятной обстановке. Это отвратительно и… здесь дамы! У мсье Франклина достаточно такта и воспитания, чтобы понимать это. А ваше поведение меня расстраивает. Что касается моего кузена, так он всегда был властным, самодовольным болваном, и я не желаю, чтобы еще и здесь его беспрестанно возвеличивали. Если он действительно желает показать свое величие, то пусть сам ко мне пожалует.
— Сир, — начал Стерн уже более смиренным тоном, — если бы не этот отвратительный бунт, который отнимает все драгоценное время английского монарха, то он бы лично присутствовал здесь.
— Конечно, присутствовал бы, чтобы есть мой хлеб и пить мое вино, как это десятилетиями делал его отец при дворе моего дяди. А он не желает пригласить меня к себе отобедать?
— Сир…
— Довольно, мсье Стерн. Вас надо заковать в кандалы, чтобы вы не портили нам приятный ужин.
— Ваше величество, вы не сделаете этого.
И снова воцарилась гробовая тишина, на этот раз она затянулась. И вот король поднял палец. В ту же самую минуту из-за портьер появились два гвардейца и положили руки на плечи Стерна.
— Послушайте! — завопил Стерн.
— Заткните ему рот и наденьте на него кандалы, — приказал король. — Пусть в таком виде сидит за столом. И мой кузен не посмеет сказать, что я не оказал должного приема его доверенному лицу.
Повеление короля тут же было исполнено.
— Ну а теперь, мсье Франклин, мы можем продолжить беседу. Меня давно интересует природа цвета. Насколько я помню, Исаак Ньютон в своем трактате «Оптика» приводит описание некоторых опытов с использованием тонкой пленки…
И они говорили об айве, медведях, капусте, но не о политике. На протяжении всего ужина Франклина весьма вдохновлял и веселил вид красного лица Стерна с беспомощно мигающими глазами.
* * *
Ночью ему приснилась Василиса и их первый совместный ужин, она то и дело просила принести ей португальского вина и с каждым бокалом делалась все красивее. Он видел ее обнаженное тело, сплетенное с его телом, и наутро — ее заспанное лицо. А потом внушающее невыносимый ужас небо, когда она похитила его и, как в стальных тисках, держала его руку. Ему снилось притяжение, оно всегда существовало между ними и вселяло уверенность, что она жива. Во сне он любил ее с той силой, с какой только мальчик может любить, впервые узнав это чувство, смешанное со страхом и надеждой, с горечью и нежностью, хрупкой, как снежинка, и такой же недолговечной.
«Неужели?.. — подумал он, проснувшись. — Неужели я до сих пор ее люблю? Любовь не прошла, а лишь затаилась в глубинах сердца?»
Он лежал в темноте и заставлял себя думать о Ленке, о том, что он чувствовал, когда она умирала, о радости, которую он испытывал в ее объятиях, радости прочной и надежной. Конечно, когда они в последний раз расставались, Ленка пригрозила ему разводом…
Глупости. Нужно уснуть и наутро проснуться без всяких мыслей о женщинах. О чем ему сейчас меньше всего следовало бы думать, так это о них. Но когда он снова провалился в сон, ему виделись женщины, и вовсе не в целомудренных обстоятельствах.
* * *
Не успел Роберт тронуть его за плечо, как Франклин мгновенно очнулся от беспокойного сна. В свете фонаря лицо друга казалось неестественно искаженным.
— Что случилось?
— Есть новости из Каролины.
— Кто их принес?
— Не знаю. Мне их передал тот француз, член Тайного союза. Они хотят собраться прямо сейчас.
Франклин сел, потер глаза, разгоняя остатки сна.
— Веди меня к ним, — сказал он.
Пениго ждал за дверью и повел их, повторяя: «Сюда. А теперь сюда».
Снова Франклин шел по лабиринту из комнат и коридоров, наконец, они поднялись по приставной лестнице, откинули люк и оказались на открытом воздухе. Тянуло запахом болота, гниющих отходов и соли. Они следовали дальше за Пениго по грязным улицами и узким переулкам, залитым помоями, пока не остановились у дверей довольно большого дома. Пениго постучал три раза, затем еще три раза, выдержал паузу и снова постучал в том же порядке.
За дверью отодвинули засов, со скрежетом повернули ключ, образовалась щель, в которую высунулась голова:
— Мистер Франклин?
— Собственной персоной.
Дверь открылась широко, и хозяин, пропуская их, отступил в освещенную комнату. На нем были простая хлопчатобумажная рубаха и бриджи, ни шляпы, ни парика, темные вьющиеся волосы стянуты в хвост. Второй мужчина стоял в комнате и куда-то рассеянно смотрел. Он был старше и почти лысый.
— Сэр, я Антуан Симон ле Паж дю Прац, а это мой друг — Андре Пениго. Его сын согласился проводить вас сюда. Мы очень рады видеть вас.
— Я сам могу представиться, — сухо сказал Пениго, протягивая руку.
И тут Франклин понял, что Пениго слеп. Он пожал протянутую руку и сказал:
— Рад с вами познакомиться, и с вами, мсье дю Прац, мне очень понравился ваш трактат об истории и традициях натчез. Надеюсь, вы не прекращаете свою работу и скоро порадуете нас новым трактатом.
Дю Прац улыбнулся:
— Надеюсь, если Богу будет угодно распутать узел наших сегодняшних проблем.
— Проходите, — глухо пригласил Андре Пениго, — оставьте любезности на потом, давайте говорить о деле. Без обид, мистер Франклин, но что вы скажете, если я во время разговора буду держать руку так? — И он прижал руку к сердцу.
Франклин улыбнулся:
— Я задам вам несколько вопросов. Вы искренне признаетесь в любви к человечеству?
— Да, — хором ответили Пениго и дю Прац.
— Следует ли наказывать человека за его рискованные теоретические рассуждения или за соблюдение религиозных ритуалов?
— Нет, — так же хором ответили французы.
— А любите ли вы истину ради самой истины? И готовы ли вы искать ее и, найдя, делиться с другими?
— Да.
— Прекрасно, — сказал Франклин. — В таком случае я предлагаю заседание Тайного союза объявить открытым и с готовностью выслушаю то, что вы хотите мне сказать.
Пениго удовлетворенно кивнул.
— Присаживайтесь, — сказал дю Прац, — могу предложить вина.
— А нет ли у вас чего-нибудь бодрящего — чая или кофе? — спросил Франклин.
— Ни чая, ни кофе у меня нет, но могу предложить вам напиток индейцев, очень бодрит.
— Кассина?
— Да.
— Мы пили его, когда в Каролину из-за океана практически перестали поступать товары. Хороший напиток.
— Ангелика! — позвал дю Прац.
— Да, мсье. — В комнату вошла молодая индианка с подносом, на котором стояли несколько чашек и дымящийся чайник.
Похоже, дю Прац предугадал вкусы гостей, и вскоре они уже все пили черный и крепкий индейский чай. Сильно ощущалась горчинка, к которой Франклин не привык, но это не портило вкуса напитка. Подействовал он почти мгновенно, в голове просветлело.
— Прежде всего, — начал дю Прац, — я должен сообщить, что на мой эфирограф пришло сообщение от Тайного союза.
— Можно взглянуть?
Дю Прац протянул листок. Написано рукой Томаса Нейрна, зашифровано по самому последнему согласованному между ними образцу.
— Расшифровали его? — спросил Франклин.
— Да, это послание всем членам Тайного союза. Оно гласит… — Дю Прац напряженно поморщился. — «Армия Оглторпа полностью разгромлена. Каролина в руках претендента. Нейрн удерживает форт Монтгомери, силы тают, форт скоро падет».
Франклин ждал наихудшего, и вот оно случилось, он опустил голову и закрыл лицо руками.
— Как быстро, — пробормотал он.
Земля разверзлась и поглотила всех, кого он любил. В уголках глаз защипало от навернувшихся слез, он вспомнил солдат форта Моор, они радостно приветствовали его в полной уверенности, что через несколько недель индейские воины и магические приемы Франклина спасут их всех и мир снова встанет с головы на ноги. Сколько их погибло, сколько искалечено, попало в плен, без рук, без ног, может быть проклинающих его.
Господи, и что же стало с Ленкой? Он оставил ее с Нейрном, и, зная ее характер, Франклин был уверен, что она обязательно возьмет в руки оружие и будет защищать форт.
— Все безнадежно?
— Об Оглторпе и Континентальной армии нам ничего не известно. Нейрн считает, что маркграф погиб. Губернатор Нейрн планирует со своими солдатами покинуть форт Монтгомери и через земли аппалачей добраться сюда. Он надеется…
— Что я выполнил свою задачу и заручился поддержкой французов, — мрачно закончил за него Франклин. — Королю Филиппу известно об этом, ну хотя бы частично?
— Скорее всего — нет.
— А скажите, — подал голос Роберт, — как до вас дошло это сообщение, если вот уже несколько месяцев ни ковета, ни король ничего не получали?
Дю Прац вздернул бровь:
— Не могу сказать ничего достоверного о ковета. Но Нейрн выразил подозрение, что многие из его сообщений не достигли цели или, возможно, были перехвачены. И это, последнее, обрывается на полуслове. А что касается короля, то его хорошо… защищают от подобных вещей, и делает это один из его министров. Кто — точно не знаем, только предполагаем.
— Предатель?
— Более всего похоже на заговор. Несколько офицеров и титулованных особ считают, что они могут управлять более эффективно, нежели его величество.
— Не сомневаюсь, что при них будет больше порядка, — сказал Франклин. — Вы, на чьей стороне?
Андре Пениго трубно кашлянул:
— Мы думали над этим вопросом, даже делали ставку на Тайный союз, хотя у нас нет кандидата с достойной трона родословной. Возможно, д'Артакит был бы на этом месте лучше короля, он был здесь во времена губернаторства Бьенвиля и правил городом, когда он еще назывался Мобил. Но каким бы ни был расклад, мы поддерживаем короля Филиппа.
— Получается, д'Артакит — главный претендент на трон?
— Не просто главный, а тот, кому он действительно может достаться, если вы это имеете в виду. Остальные — напыщенные болваны, и я не думаю, что они могли бы перехватывать сообщения прямо под носом у короля. А вот д'Артакиту это удается.
— Тогда он, должно быть, знает, что остатки нашей армии идут сюда, даже если королю это неизвестно. Как он поступит в этом случае?
— Думаем, он что-то наобещал Стерну, а после сегодняшнего вечера тот будет особенно настойчив в своих требованиях. А король, кажется, склоняется больше на вашу сторону. Так что в дальнейшей торговле со Стерном д'Артакит будет использовать это в своих интересах. Если в борьбе с королем Стерн воспользуется достаточно большой силой, то нас здесь ждут значительные неприятности.
— Черт, — выругался Франклин, — сколько в этой дипломатии всяческих хитросплетений.
— А что осталось от нашей армии? — Роберт, как всегда, задавал только практические вопросы.
— Об этом в сообщении ничего не сказано, — ответил дю Прац. — Думаю, они побоялись называть точную цифру на тот случай, если сообщение будет перехвачено.
— Все правильно, — сказал Франклин, залпом допил остатки индейского чая и протянул чашку девушке, за дополнительной порцией. — Разрешите воспользоваться вашим эфирографом?
— Пожалуйста, — ответил дю Прац.
— Попробую связаться с Нейрном и Оглторпом.
— И что потом?
— Посмотрим, чем мы можем им помочь отсюда. Мсье дю Прац, что будет, если д'Артакит предпримет попытку переворота?
— У Тайного союза имеются некоторые ресурсы, но противник значительно превосходит нас числом. Если вы к нам присоединитесь, то есть шанс предотвратить переворот, при условии, что они не начнут с убийства короля. А пока нам только и остается, что все время быть настороже.
— Нет, — возразил Франклин, — мы не можем оставаться в роли наблюдателей. Мы должны действовать.
— У вас есть план?
— Нет. — У Франклина перехватило дыхание. — У вас есть сведения о погружающихся под воду кораблях?
— Да. Но в наших водах они не показывались, хотя их можно ждать в любой момент, если Восточное побережье сейчас для них безопасно…
— Да. — Перед глазами Франклина мгновенно нарисовалась картина. — Да, черт возьми. Они пошлют их на юг в обход Флориды. Возможно, поэтому Нейрн решил покинуть земли аппалачей, у них нет прибрежных фортов. Как вы думаете, когда они будут здесь?
— У вас созрел план?
— Тянуть время, играть на любви короля к науке. Хотя вряд ли мне это удастся, я сам себе помешал. Сегодня за ужином я, конечно же, убедил Стерна, что ему не удастся повлиять на короля. И он предпримет иной маневр. С нашей помощью переворот совершен, и король лежит мертвый в своей постели.
— Вы слишком дали волю воображению, — хрипло урезонил Франклина Андре Пениго. — Разве мы не сказали, что следим за развитием событий? Сегодня ночью король не умрет.
— Хорошо, — сказал Франклин. — Тогда завтра ночью может что-то случиться.
— Это предвидение?
— Скорее обещание.
— Из этого следует, что у вас есть план.
У Франклина вырвался звук, похожий на жалкий смех:
— Пока нет, но будет. Возможно, он окажется таким же безуспешным, как мои последние планы, но я не стану сидеть, сложа руки.
— Браво, — сказал Роберт.
К удивлению Франклина, в его голосе не слышалось привычного сарказма.
Эркюль
На третий день, что Адриана провела в постели, к ней явился Уриэль.
— А я думала, тебя нет в живых, — призналась Адриана.
Серафим раскрывал и складывал крылья, многочисленные глаза на крыльях моргали.
— Едва уцелел. Битва тяжелая. Солнечный Мальчик очень силен. Мне удалось ускользнуть от них и спрятаться, но боюсь, что моя следующая встреча с врагом будет последней. Все великие нашего мира начали активные действия, момент приближается.
— Какой момент? Что они задумали?
Уриэль помолчал.
— Ты видела машину тьмы. С ее помощью они уничтожат человечество.
— Судьба человечества для вас не повод, чтобы затевать междоусобную войну. Есть что-то еще. Вы чего-то сильно боитесь и чего-то страстно желаете.
— Гнева Бога и Его прощения.
— Ты лжешь. Что они делают с моим сыном?
— Я сказал тебе то, что мне известно. Как и у тебя, у него есть сила, связующая два мира, мир духа и мир материи. Через него сильнейшие моего мира могут действовать в вашем мире.
— Действовать так, как во времена творения материи, пока Бог не изменил мир?
Серафим замялся.
— Послушай, — продолжала Адриана, — ты же сам мне говорил: чтобы создать конечный материальный мир, Бог должен был его покинуть. Он создал себе подобных, чтобы действовать там, где Он сам не мог, а вы подняли мятеж. Но материальный мир подчиняется природному закону, и Бог, даже находясь вне его, способен был изменить этот закон, не так ли? Чуть-чуть, ровно настолько, чтобы лишить вас способности взаимодействовать с материей. Он лишил этой способности вас, но не людей.
— Все это верно, но не представляет особой важности, — ответил Уриэль. — Сейчас важно то, что мы лишили твоего сына возможности вновь пустить в ход машины тьмы.
— Неужели? — скептически бросила Адриана.
— Тебя пытались убить и тяжело ранили, — напомнил Уриэль.
— Да, не ты один подвергаешься смертельной опасности. Уриэль, почему ты не сказал мне, что все вы — потомки всего лишь двух архангелов?
И снова Уриэль замялся:
— А это имеет какое-то значение?
— Возможно. Ты вредишь мне, когда утаиваешь от меня всю правду.
— У меня нет времени, чтобы рассказать тебе всю правду. Я говорю тебе самое главное из того, что, мне кажется, ты должна знать.
— А если тебя страшит то, что я могу узнать, ты мне этого не говоришь. Да, понимаю.
— Вот и хорошо, что понимаешь.
— Что-то еще хочешь мне сказать? Что-нибудь о моем сыне?
— Нет.
— Тогда оставь меня.
Уриэль исчез, по крайней мере, стал невидимым для Адрианы.
* * *
Через час к ней вошла Креси.
— Как хорошо, что ты пришла, Вероника, помоги мне подняться, мне надо походить.
— Ты еще очень слаба для таких подвигов.
— Рана быстро заживает.
— Это правда, — согласилась Креси. — Ты поправляешься так же быстро, как я когда-то.
— Ты меня в этом обвиняешь?
— Нет, констатирую факт.
— Мне помогли, дали силы выздоравливать так быстро, — сказала Адриана.
Креси кивнула и больше не стала продолжать тему.
— А сейчас мне нужно найти Эркюля.
— Хорошо, я приведу его.
— Нет, не надо. После нападения он избегает меня. Поскольку смерть Ирины на самом деле…
— Ты заблуждаешься. Когда ты спала, он приходил. Но если ты притворялась спящей…
— Все, хватит. Пошли искать его. Дай мне руку опереться.
Креси вздохнула и помогла Адриане подняться.
* * *
Ходьба, вместо того чтобы утомить Адриану, казалось, придала ей силы. Внизу по-прежнему простиралась голая равнина, и только по берегам рек то там, то здесь кучками теснились деревья, жались поближе друг к другу, словно боялись бескрайних просторов.
— Вот мы его и нашли, — сказала Креси.
— Остановись, — прошептала Адриана, — подожди.
На плечах у Эркюля сидел мальчик лет пяти, маленький Эркюль. Они догоняли девочку лет трех, и все смеялись.
— Иди сюда, малышка, или великан съест тебя! — кричал мальчик. — Я великан с двумя головами, меня послал Кощей Бессмертный, чтобы изловить тебя!
Девочка завизжала, когда руки Эркюля обхватили ее.
— Ай, спасите меня! — кричала девочка.
У Адрианы комок подкатил к горлу.
— В другой раз, — пробормотала она, — поговорю с ним в другой раз.
— Поздно, — сказала Креси.
Эркюль посмотрел на них и спустил мальчика вниз.
— Ну, папа! — заныл мальчик. — Ты же обещал поиграть!
Эркюль поцеловал сына в лоб:
— Мы поиграем, Стефан, только позже, хорошо? А сейчас мне надо поговорить с мадемуазель Адрианой.
Дети повернулись и с присущей им непосредственностью начали ее рассматривать. Адриана ожидала негодования малышей, но вместо этого у них округлились глаза.
— Святая Адриана! — воскликнул мальчик.
— Я не святая, дорогой мой, — сказала Адриана. — Я просто женщина.
— Они называют тебя святой, — возразил Стефан.
— Ты знаешь, что случилось с моей мамой? — спросила девочка. — Ты можешь говорить с ангелами. А ты можешь сказать ей, что я по ней скучаю?
— Я, я по… — едва смогла выговорить Адриана.
— Она попробует, Ивонна, — закончила за Адриану Креси. — Я обещаю.
— Спасибо, тетя Никки.
— Ну, дети, бегите. Стив, держи сестру за руку, пока вы не придете к няне.
Эркюль смотрел вслед детям, когда они скрылись из виду, он повернулся к Адриане и Креси.
— Тебе еще рано подниматься, — сказал Эркюль.