Филиппа вспыхнула как порох — в конце концов, она была истинной дочерью своего отца — и, извернувшись как змея, потянулась к кинжалу, но пальцы Дайнуолда мгновенно обхватили ее запятье, сжав его так, что рука девушки побелела.
— Неужели ты осмелишься поднять на меня оружие?
Опять она сначала действует, а потом думает! И вот теперь его гнев падет на ее голову…
— Так осмелишься или нет?
В его тоне не чувствовалось ни ярости, ни раздражения. Удивительно, но, казалось, ситуация его забавляет, и Филиппа вздохнула спокойнее. Дайнуолд слегка ослабил хватку и прижал ее руку к своему бедру. Она недоуменно посмотрела ему в лицо, но не шевельнулась.
— Я решил сделать тебе заманчивое предложение. Филиппа не сомневалась, что оно вряд ли ее обрадует.
— Молчишь? Просто не верится. — Дайнуолд секунду помедлил, вопросительно подняв бровь.
Филиппа по‑прежнему не отвечала.
— Ты сказала, что лорд Генри не станет платить за тебя выкуп. Ты также отказалась сообщить имя своего столь нежеланного жениха и не захотела назвать кузена. Очень хорошо. Если за тебя нельзя получить необходимых мне шиллингов и пенсов, то по крайней мере ты можешь телом отплатить за мое гостеприимство. Сомневаюсь, конечно, но, возможно, ты сгодишься для этой цели. Хотя бы на время.
Она была права: ничего хорошего это предложение ей не сулило.
— Ты не довольна?
Мужчина, который позволяет детям, собакам и цыпленку ходить за ним по пятам, не может быть настолько плохим, подумала Филиппа, но так и не нашлась что ответить.
— Ты обхватишь своими белыми ногами мои бока; они у тебя такие длинные, что, возможно, дважды обернутся вокруг моего тела. А потом ты расстанешься со своей девственностью. Разве это не обещает огромного наслаждения?
|
|
— Честно говоря, нет, — медленно проговорила Филиппа, оглядывая шумный зал, где мужчины и женщины ужинали, болтали и смеялись.
— Как это — «нет»?
Филиппа взяла левой рукой крылышко каплуна и задумчиво откусила кусочек. Нельзя, чтобы Дайнуолд увидел, как он напугал ее и лишил уверенности в себе. Обхватить ногами его бока? Расстаться с… Филиппе хотелось закричать от ужаса и возмущения, но вместо этого она принялась сосредоточенно жевать сочное мясо. Дайнуолда так удивило полнейшее равнодушие девушки, что он выпустил ее запястье. Филиппа встряхнула рукой, чтобы восстановить кровообращение, потянулась за другим куском и окунула его в имбирно‑коричный соус.
Дайнуолд смотрел на ее профиль. Несколько прядей выбилось из ее косы, которая толщиной не уступала ноге Эдмунда.
Наконец она вновь повернулась к нему и опустила пальцы в стоящую между ними на столе небольшую деревянную чашу с водой.
— Очень хороший каплун. Я люблю имбирь. Да, мой отец действительно не станет платить денег. Опять я ляпнула, не подумав: ведь могла бы соврать и сказать обратное.
— Это точно. Итак, ваше решение, леди?
— Я не хочу быть твоей любовницей, как, впрочем, и любовницей любого другого мужчины.
— Не тебе решать. Ты всего лишь женщина.
— Этой «болезнью» страдает половина живущих на Земле.
— Неужели обязательно все время спорить, ворчать, браниться или задавать мне разные дурацкие и никому не нужные вопросы? Ты что, хочешь разозлить меня до такой степени, что я вынужден буду приложить свой кинжал к твоей белой шейке?
|
|
— Нет, но…
— Прикуси язык! Я хочу знать имя твоего нареченного, и как можно скорее. Я даже потребую с него меньший выкуп, если он согласится немедленно забрать тебя.
— Нет!!!
Дайнуолд схватил ее косу и намотал себе на руку, вынуждая Филиппу наклониться поближе.
— Послушай, девка…
— Меня зовут Филиппа де…
— Да будь ты хоть королевой Франции!.. Все равно тебе придется исполнять мои приказы. Итак, имя этого несчастного?
Филиппа вздрогнула. Она чувствовала в его дыхании запах эля, ощущала тепло около виска. Его глаза стали темней, золотистые искорки в них более заметными.
— Не скажу.
— Скажешь, будь уверена. Ты начисто лишена приличествующих юной девушке послушания и мягкости. Как я уже говорил, тебя надо воспитывать и воспитывать, и я начну урок прямо сейчас. — Дайнуолд мрачно посмотрел на нее. — Сними платье и танцуй для моих людей!
Филиппа негодующе уставилась на Дайнуолда:
— Твой священник этого не одобрит. Дайнуолд опешил:
— Точно! Отец Крамдл подпрыгнет до небес.
— Ладно! Если уж я должна выбирать, стать твоей любовницей или сказать имя того ужасного человека, за которого меня хотят выдать замуж, и если ты собираешься потребовать с этого старика выкуп и заставить меня до конца жизни выносить его присутствие, мой ответ очевиден. Я буду твоей любовницей до тех пор, пока тебе не надоест.
Дайнуолду потребовалось несколько минут, чтобы осознать услышанное. Вот это поворот! Он с трудом скрыл удивление. Неужели ее нареченный так отвратителен? Или эта девица начисто лишена женской деликатности? Нет, она просто играла с ним: сначала сказала «нет», а потом быстро поменяла свои песни.
|
|
— А вообще‑то я могу отдать тебя на потеху своим стражникам, — продолжил он задумчиво. — Ты не в моем вкусе: у тебя слишком широкая кость и ноги длинные, как у мужчины. Интересно, а размер стопы у тебя тоже мужской?
Филиппа испугалась: она не понимала этого человека. Лорд Генри на его месте от гнева уже давно орал бы так, что только стены сотрясались; Дайнуолд же спокойно произносил вслух ужасные вещи, от которых у нее голова шла кругом. Она не желала танцевать голой на столе, ей не хотелось, чтобы отца Крамдла хватил удар, и вовсе не улыбалось быть чьей‑то любовницей и тем более служить кому‑то потехой… От уверенности, с которой Филиппа держалась в начале словесной пикировки с Дайнуолдом, не осталось и следа. То, что этот мужчина не пинает ногами детей, собак и цыплят, вовсе не означает, что у него несомненно благородная натура. Сейчас‑то он показал свою истинную сущность! Филиппа открыла рот и…
— Ты говоришь так, словно я уродина, — неожиданно для себя сказала она и сама поразилась тому, что подобное тщеславное замечание могло родиться в ее мозгу, а тем более сорваться с губ. Но оскорбления Дайнуолда сыпались одно за другим и слишком сильно ранили ее!..
— Согласен, не уродина, — неприятно рассмеялся Дайнуолд, — но тебя отнюдь нельзя назвать нежной, изящной женщиной. Ну‑ка, давай посмотрим. Должно же быть что‑то, что… У тебя по‑настоящему красивые глаза. Такого голубого цвета я никогда не видел, он ярче, чем пятнышки на яичке малиновки. Это хоть немного удовлетворит твое самолюбие?
Филиппе удалось промолчать. Неожиданно Круки, который лежал у ног Дайнуолда, вскочил и разразился похабной песенкой о том, что голубые глазки могут сделать с мужчиной.
Его хозяин расхохотался, и вслед за ним словно по команде полсотни людей в зале загоготали и застучали кулаками по столам так, что, казалось, задрожали стены.
— Иди сюда, Круки, безмозглый дуралей! — прокричала сквозь шум Филиппа, в очередной раз позабыв о всякой осторожности. — Я хочу пнуть тебя!
Дайнуолд гневно взглянул на девушку: она от души забавлялась, повторяя его слова и блестяще копируя и голос, и интонацию.
Наслаждаясь своей кратковременной победой, Филиппа не заметила, что наступила гробовая тишина и все в зале с плохо скрываемым ужасом поглядывают то на нее, то на Дайнуолда.
Внезапно она сообразила, что наделала. Боже, если он не перережет ей глотку, то наверняка швырнет своим мужикам, можно не сомневаться. Ведь у этого негодяя нет ни капли чести, к тому же она явно перегнула палку. Господи, что с ней теперь будет?! Не говоря ни слова, Филиппа вскочила со стула, отпрыгнула назад и стремглав бросилась к огромным дубовым дверям зала…
Глава 5
Виндзорский замок
Роберт Бернелл, лорд‑канцлер Англии и верный секретарь короля Эдуарда, провел ладонью по лбу, оставив на нем чернильное пятно.
— Время отдохнуть, — заметил Эдуард, потягиваясь и вставая. Крупный, но, несмотря на массивную фигуру, стройный и поджарый, он был одним из самых высоких людей, каких доводилось встречать Роберту Бернеллу. Эдуард Длинноногий, как называли его подданные, унаследовал все семейные черты Плантагенетов, размышлял про себя Бернелл; но в нем нет хитрости и изворотливости отца, короля Генри, или дьявольской натуры деда, Джона Первого, который получал наслаждение, пытая и калеча каждого, кто ему чем‑то не угодил. Не был он и гомосексуалистом, как его великий дядя, Ричард Львиное Сердце, — отсюда и выводок детей, который нарожала от Эдуарда королева Элинор…
Эта мысль вернула Роберта Бернелла к реальности. Он гадал, не вызовет ли предстоящий разговор вспышку гнева, столь свойственного Плантагенетам. Впрочем, даже если это и произойдет, решил секретарь, ничего страшного. В отличие от своего деда Эдуард не повалится на пол, в приступе ярости размахивая руками и ногами и вопя во все горло. Нет, у него все напоминало огонь: сначала яркое пламя, а через мгновение уже кучка холодной золы, вместо гнева — милая улыбка.
— Я заставляю тебя работать слишком много, Робби, слишком много, — ласково сказал Эдуард, и Бернелл про себя охотно с ним согласился, при этом, однако, ни на секунду не усомнившись в том, что король будет использовать его как рабочую лошадку до самой смерти.
— Еще один маленький вопрос, ваше величество, — осторожно начал Бернелл, теребя в руках свиток пергамента. — Речь идет о вашей… э‑э‑э… незаконнорожденной дочери, известной под именем Филиппа де Бошам…
— Боже мой, — воскликнул Эдуард, — я совершенно забыл о девочке! Она ведь жива, правда? Благословенно будет ее милое личико, она сейчас, должно быть, взрослая женщина. Филиппа — хорошее имя, его дала ей мать, как сейчас помню. Ее мать звали Констанс, и ей было всего пятнадцать. Красивая девушка. — Король помедлил, предавшись воспоминаниям. — Мой отец быстро выдал ее замуж за Мортимери из Бледсо, а ребенка отправили к лорду Генри де Бошаму, чтобы он воспитывал ее как собственную дочь.
— Да, сир, но сейчас ей уже восемнадцать, и, по словам лорда Генри, она по виду и характеру — настоящая Плантагенет, красивая и здоровая, как горностай. Как вы приказали, он дал ей хорошее образование. Сейчас лорд Генри в своем письме напоминает, что настало время выдать девушку замуж. И сообщает, что несколько рыцарей уже просили ее руки.
Король что‑то пробормотал себе под нос и несколько раз прошелся мимо стола секретаря.
— Я забыл… ах, Констанс, ее тело было нежным, как у ребенка… — Эдуард кашлянул. — Естественно, это случилось до того, как я женился на моей дорогой Элинор… она была еще ребенком… моя дочь — истинная Плантагенет по виду… значит, не уродина… отлично, хотя… — Он замолчал и посмотрел на секретаря голубыми глазами, такими же яркими, как у его незаконнорожденной дочери. Внезапно Эдуард прищелкнул пальцами и улыбнулся. — Мой дорогой дядя Ричард мертв, да упокоит милостивый Господь его королевскую душу, и нам не хватает спокойствия, которое он обеспечивал для нас в Корнуолле. В качестве зятя, Робби, мы должны выбрать мужчину, который будет, бесспорно, верен нам, мужчину, сильного телом и духом, но не из тех, кто попытается залезть в мой кошелек или использовать мою королевскую щедрость, чтобы обогатить себя и своих родственников.
Бернелл молча кивнул. Он не станет напоминать своему повелителю, что почти пять лет жалованье его оставалось неизменным. Правда, он особо и не надеялся на прибавку, но все же… Роберт вздохнул и приготовился слушать дальше.
— Должно быть, ты и сам понимаешь, что описанный мною мужчина подобен святому и может встретиться лишь на небесах, — продолжал король, одаривая Бернелла искренней и веселой улыбкой, которая неизменно наполняла всех его слуг радостью и желанием служить, не щадя себя. — Поэтому я сильно сомневаюсь, что лорд Генри может нам кого‑нибудь порекомендовать.
— Вы правы, ваше величество. Он пишет, что поклонники его родной дочери Бернис, увидев Филиппу, как правило, тут же начинают добиваться ее руки. Он устал от этого, и в его письме звучит настоящее отчаяние.
С годами становится все труднее скрывать истинное происхождение Филиппы, особенно когда рядом болтаются все эти молодые щенки, которые мечтают на ней жениться.
— Значит, она красотка. — Эдуард довольно потер руки. — Красотка! И я ее отец. Все женщины из семейства Плантагенетов отличались замечательными волосами. Наверно, у нее золотистые волосы и белая как лилия кожа. Разыщи мне подходящего зятя, Робби! Мужчину сильного и доброго. В Корнуолле должен найтись человек, которому мы сможем доверить мою дочь, честь и кошелек.
Роберт Бернелл, преданный и серьезный трудяга, не спал до зари и сжег до основания три свечи, перебирая в уме подходящих мужчин в Корнуолле, которые бы отвечали требованиям короля. К утру его глаза слипались, но он так и не нашел ответа.
Король же, напротив, буквально излучал энергию и сиял улыбкой.
— Я понял, как разрешить это небольшое дельце, Робби, — весело сказал он и похлопал своего секретаря по плечу. — Ответ подсказала моя королева.
Что еще за небольшое дельце, подумал Бернелл, желая как можно быстрее оказаться в кровати.
— Да, ваше величество? — вяло спросил он, — Королева напомнила мне о нашем очень преданном и очень хорошем друге в Корнуолле — лорде Грейламе де Моретоне из Вулфитона.
— Лорд Грейлам, — машинально повторил Бернелл. — А в чем дело, ваше величество?
— Дурачок, — отозвался Эдуард все так же благожелательно. — Это насчет моей маленькой Филиппы и ее будущего мужа, моего святого зятя.
Бернелл приоткрыл рот от удивления. Король говорил о незаконнорожденной дочери со своей женой, королевой?!
— Лорд Грейлам женат, сир. Он был в самом начале моего списка, пока я не вспомнил, что он женился на Кассии де Беллетерре из Бретани.
— Разумеется, он женат, Робби. Ты что, совсем потерял разум? Следует побольше спать — бодрый ум требует хорошего сна. Так вот, лорд Грейлам — тот человек, который найдет мне идеального зятя. С его помощью ты легко подберешь дюжину достойных кандидатов.
— Я???
— Разумеется, ты, Робби. Кому еще я могу доверить такое важное дело, как не тебе? Поешь немного сыра и хлеба, выпей эля — ив путь. Надо как следует кушать, Робби, чтобы поддерживать силы. Да, напиши также лорду Генри и сообщи ему о нашем решении. А сейчас нам с тобой предстоит заняться набором рекрутов для борьбы с этими обманщиками шотландцами. Думаю, мы должны…
— Простите меня, сир, но вы же не хотите сказать, чтобы я прямо сейчас отправлялся в Корнуолл? В Вулфитон? К лорду Грейламу?
— Э‑э… Да, конечно, Робби. Сегодня днем. Нет, лучше в конце недели. А сейчас напряги извилины и напомни мне имена этих шотландских лордов, что покрыли позором свои горы.
Глава 6
Замок Сент‑Эрт
Вслед Филиппе неслись громкие крики. Огромный бородач попытался ее поймать, но лишь оторвал рукав платья. Окружающие разразились громовым хохотом:
— Надо было ухватить ее за подол, дурень! Голый зад лучше, чем голая рука.
Уже давно стемнело. Филиппа пробежала через внутренний двор к конюшне. Она решила вскочить на лошадь и… И что потом? Ворота закрыты, а на верху стены, разумеется, стоят стражники. Ночь выдалась холодной, и девушка уже продрогла в старом потрепанном платье, да еще с одним рукавом.
В полутемной и теплой конюшне пахло свежим сеном, навозом и лошадьми. Людей не было, конюхи, как догадалась Филиппа, ужинали в зале вместе с остальными обитателями замка. Она остановилась и прижала руку к сердцу, пытаясь выровнять дыхание. Неожиданно рядом раздался до боли знакомый голос:
— Похоже, и на этот раз ты не удосужилась пошевелить мозгами. Интересно, что же ты все‑таки собиралась предпринять, после того как сядешь на лошадь?
Филиппа медленно повернулась. Дайнуолд де Фортенберри стоял в открытых дверях конюшни, держа в руке факел. И когда это он успел его зажечь? Дайнуолд даже не запыхался.
— Не знаю. — Плечи Филиппы опустились. — У тебя так много людей в услужении. Я надеялась, что, может быть, ворота еще открыты, а стражники меня не заметят — они все равно сидят в зале и ужинают…
— Может быть, открыты… А может, на небе появится луна и осветит тебе дорогу аж до самого Лондона? А воры и разбойники будут отдавать тебе честь, когда ты с задранной до колен юбкой помчишься мимо них на лошади? Глупая девка, я б не отпраздновал свой двадцать шестой день рождения, если бы не заботился о безопасности своей крепости. — Филиппа обессиленно прислонилась к дверце стойла. — Если ты наконец не начнешь думать, прежде чем действовать, то вряд ли дотянешь до двадцати. Ты оборвала рукав.
— Это не я, а один из твоих неуклюжих мужланов. — Филиппа вспомнила грубые шутки остальных мужчин и неожиданно почувствовала себя совершенно беззащитной. — Пожалуйста, милорд, можно мне покинуть замок? Сейчас я все обдумала. Пожалуйста!..
— Покинуть замок? Не спешите, миледи. В настоящий момент ваше положение не слишком прочно. Мне кажется, я обязан высечь тебя — чего твой отец явно никогда не делал. Связать и хорошенько отлупить за твою наглость и неуважение ко мне. Что тебе больше нравится — хлыст или моя рука?
— Не подходи ко мне!
— Да я еще и пальцем не пошевелил. Ты сказала, что не желаешь быть моей любовницей. Затем, как истинная женщина, заявила прямо противоположное, а именно, что стать моей сожительницей лучше, чем выйти замуж за человека, которого тебе выбрал отец. Я правильно излагаю?
Филиппа кивнула, все еще прижимаясь к дверце стойла:
— Я бы предпочла гореть в аду, но ничего не поделаешь. Ты обещал предоставить мне свободу выбора, но не сдержал слова.
— Не топчись около этого стойла, девка. Там внутри мой боевой конь Филбо. Он недолюбливает людей, которые причиняют ему беспокойство, и с удовольствием укусит тебя за твое нежное плечико.
Филиппа поспешно отошла в сторону, испуганно покосившись на вороного коня, глаза которого казались очень злыми и такими же опасными, как у его хозяина.
— Почему лорд Генри так равнодушен к младшей дочери? Из‑за твоего ужасного характера?
— Нет, просто де Бридж… — Филиппа осеклась; закрыв кулачком рот, она с ужасом посмотрела на Дайнуолда.
— Вильям де Бриджпорт? — В глазах де Фортенберри зажегся интерес. Филиппа ничего не ответила, но для Дайнуолда было очевидно, что, назвав это имя, она перепугалась до смерти. Из девчонки можно выудить любые сведения: она выпаливает все, что у нее на уме, не думая, чем это может обернуться. Она представляет опасность для себя самой, причем весьма ощутимую опасность. Неожиданно в голове Дайнуолда мелькнула мысль, а будет ли Филиппа так же, ни о чем не думая, кричать от страсти, но поспешил отогнать ее…
— Де Бриджпорт — отвратительное существо. Жирный, с гнилыми зубами и дурным характером, — глядя на девушку, проговорил Дайнуолд.
— Нет, отец имел в виду совсем другого человека! Я просто назвала это имя, потому что де Бриджпорт… выглядит как твоя лошадь!
— Мой бедный Филбо, его оскорбила безмозглая девка. — Дайнуолд умолк и снова пристально поглядел на Филиппу. — Значит, ты предпочитаешь жизнь в грехе замужеству с ним. Уж не знаю, радоваться этому или удивляться. Ты уверена, что лорд Генри не станет платить за тебя выкуп? Мне действительно нужны деньги. Я бы предпочел деньги твоему, без сомнения, мягкому и красивому… но большому… телу.
— Мне очень жаль, но отец не станет платить. Поверь, я не лгу, по крайней мере сейчас. Я подслушала, как он говорил моей матери и ухажеру моей сестры, который попытался меня изнасиловать, что у меня нет приданого.
— Поклонник твоей сестры пытался тебя изнасиловать? Как это случилось?
— В общем‑то Иво де Вереи милый мальчик, просто он совсем потерял голову.
Отец оттащил его, прежде чем я успела изуродовать этого безумца, что, конечно, неизбежно случилось бы, ведь я очень сильная.
Дайнуолд расхохотался. Он ничего не мог с собой поделать. Когда он вошел в конюшню, то кипел от злости, но эта девчонка обезоружила его — сперва своим явным, почти комичным испугом, затем подкупающей искренностью. Он взглянул на ее длинную обнаженную руку. Эта девица так молода… Нет, не так уж и молода. Многие девушки ее возраста уже замужем и даже нянчат детей.
— А потом твой отец сообщил де Вереи, что намерен выдать тебя за де Бриджпорта?
— Да… Я раньше не знала… он никогда не упоминал имя де Бриджпорта. Сначала я не поверила, не могла поверить, но потом…
— Потом ты уже не думала, а действовала: переплыла крепостной ров и забралась в повозку с шерстью. Ну ладно, что сделано, то сделано, а сейчас пора возвращаться в дом. Твоя голая рука покрылась гусиной кожей, и это выглядит очень непривлекательно. Думаю, мне следует отвести тебя к себе в спальню и привязать к кровати. Обещаю аккуратно обращаться с твоим платьем, так как теперь это твоя единственная одежда.
Замок Бошам
— Лживая сука! Надеюсь, она свалилась в ров! Или ее поймали дезертиры! А может, хвала Господу, ее засадили в монастырь?.. По крайней мере милый Иво больше не хочет ее. И пусть только попробует захотеть!..
— Замолчи, Бернис! — рявкнул лорд Генри. — Придется немедленно написать королю… опять. Спаси меня Боже, я потеряю Бошам! Король вырвет мне руки и ноги, отрежет язык…
Леди Мод приказала дочери немедленно покинуть комнату. Сгоравшая от любопытства Бернис закапризничала и попробовала возразить, но мать была непреклонна: она сделает все от нее зависящее, чтобы Бернис никогда не узнала правду о своей «сестре».
— Милорд, умерьте свой пыл, — выпроводив дочь, сказала она мужу. — Да, вы обязаны снова написать королю, но не сообщайте ему, что девушка пропала. Нет‑нет, — леди Мод посмотрела на резной сундук в углу комнаты, — надо все хорошенько обдумать. Не стоит действовать в спешке. Филиппа, должно быть, подслушала ваши слова о предстоящем замужестве с Вильямом де Бриджпортом…
—..И сбежала из Бошама, — простонал лорд Генри. — Зачем только я вспомнил имя этого сукина сына, и пуще того — сообщил его Иво де Вереи?! Боже мой, Бриджпорт — отвратительный старый болван, и я ничем от него не отличаюсь.
— Мне кажется, любая девушка может только мечтать о таком прекрасном муже, как Вильям де Бриджпорт, — не споря с последним утверждением мужа, заявила леди Мод.
Лорд Генри недоверчиво уставился на жену. Когда же, думал он, успели исчезнуть ее губы? Помнится, много лет назад у нее был полный, красивый рот и такая милая улыбка… Он опустил глаза и подивился тому, что и грудь ее тоже куда‑то подевалась. Исчезла, как и губы. Неужели из‑за бесконечных молитв? Нет, от этого только ее костлявые колени стали еще острее. Он вспомнил Жизель, свою шестнадцатилетнюю любовницу. У нее великолепная грудь и губы на месте, а своими острыми зубками она так игриво покусывает его…
Лорд Генри снова застонал, возвращаясь к реальности. Исчезла дочь короля, и он даже не представляет куда. Ее могли убить или похитить! Он лихорадочно перебирал в уме все напасти, которые подстерегают молодую и красивую девушку, такую как Филиппа. Лорду Генри она нравилась. Такой дочерью мог гордиться любой отец, а для него она была больше чем дочь — ведь она управляла хозяйством в Бошаме! И ее не привлекала всякая ерунда, которая так занимала Бернис. Филиппа не была особенно тщеславна, умела читать, писать и считать, а главное, обладала острым умом. Правда, беда ее состояла в том, что она не умела думать в критической ситуации. Поручи ей разрешить спор между двумя крестьянами, и она найдет соломоново решение, но, оказавшись в затруднительном положении, Филиппа мгновенно превращалась в суматошливое существо без единой мысли в голове. За примерами далеко ходить не надо: услышала его выдумку о браке с де Бриджпортом, сразу запаниковала и ничтоже сумняшеся ударилась в бега. И куда она подевалась?
Неожиданно лицо лорда Генри просветлело. Как глупо, что он не подумал об этом раньше. Повозки с шерстью, отправленные на ярмарку в Сент‑Ивес! Филиппа ведь не дурочка, она не выбежит на дорогу просто так и не пойдет пешком черт знает куда. Лорд Генри улыбнулся жене, заодно отметив, как с годами вытянулся ее нос.
— Я знаю, куда делась Филиппа, и скоро ее найду.
Замок Сент‑Эрт
В отличие от Филиппы де Бошам Дайнуолд де Фортенберри предпочитал сначала хорошенько подумать и лишь потом действовать — если, конечно, представлялась такая возможность. Впрочем, в настоящий момент времени ему хватало. Единственным его желанием было наказать строптивую девчонку за то, что она так нагло покинула зал, выставив его дураком перед слугами.
Дайнуолд с силой сжал обнаженную руку Филиппы и повел ее за собой по внутреннему двору. Из загона донесся крик осла; две свиньи, судя по их хрюканью, радостно спаривались среди отбросов; где‑то неподалеку тихонько кудахтали куры…
Филиппа была изрядно напугана и дрожала от холода, но все еще пыталась сопротивляться.
— Поторопись, — сказал Дайнуолд и ускорил шаг, но, вспомнив, что Филиппа без обуви, пошел медленней. Девчонка собиралась сбежать от него босиком и в разодранном платье? Да, она представляет огромную опасность для себя самой, уж это точно!
Они вошли в большой зал, и там воцарилась гробовая тишина. Дайнуолд позвал оруженосца. Танкрид — ровесник Филиппы, худой, светловолосый, с карими глазами и очень упрямым подбородком — подбежал к хозяину и, выслушав его тихий приказ, кивнул в знак согласия. Затем Дайнуолд развернулся на каблуках и вышел, ведя Филиппу за собой к лестнице на второй этаж.
— Ты вернешь меня в башню?
— Нет, я ведь уже сказал, что привяжу тебя к своей кровати.
— Мне бы не хотелось. Ты не можешь дать мне еще один шанс исправиться?
— Ты играешь со мной в опасные игры, девка…
— Я не девка, я Филиппа…
— Ты начинаешь раздражать меня, — прошипел Дайнуолд сквозь зубы. — Гарпия, ведьма, мегера… Список подходящих имен бесконечен. Нет, лучше молчи — или пожалеешь, — зарычал он, увидев, что Филиппа открыла рот, чтобы возразить.
Для настоящей угрозы в его словах, пожалуй, не хватало злобы, но Филиппа была слишком короткое время знакома с Дайнуолдом, чтобы судить наверняка. Прикусив губу, она послушно засеменила за ним, стараясь не отставать. Дайнуолд крепко держал ее за руку, но ей не было больно. По крайней мере пока.
По дороге они миновали трех служанок и двух стражников. Дайнуолд остановился, тихо переговорил с ними и отпустил. Наконец он привел Филиппу в огромную спальню, которая, вероятно, уже в течение долгого времени не знала женской руки. Огромная кровать с толстым соломенным матрасом, прикрытым сверху темно‑коричневым шерстяным одеялом, два грубо сколоченных кресла, обшарпанный стол, большой сундук, на полу — шерстяной ковер отвратительного зеленого цвета… Ни гобеленов, ни занавесок, ни ярких кувшинов или мягких подушек на креслах. Мужчина, который здесь обитал, не был неряшливым или нечистоплотным, но комфорт, пусть даже самый незначительный, явно представлялся ему излишеством. Возможно, у него просто не было денег, чтобы купить красивые вещи. Так или иначе, но Филиппе спальня совсем не понравилась.
Эта огромная, мрачная и пустая комната нагнала на нее еще больший страх. Дайнуолд отпустил руку девушки, запер дверь и спрятал ключ в карман туники. Потом зажег две высокие свечи, стоящие на столе. Пламя осветило комнату, но свечи издавали неприятный запах. Неужели хозяин Сент‑Эрта не мог купить такие, что наполняют воздух ароматом меда или лаванды?
— Ночь отнюдь не лунная, — заметил Дайнуолд, выглянув в узкое окошко, — в чем ты наверняка убедилась бы, хоть на минуту остановившись, чтобы как следует обдумать свой дурацкий побег.
Филиппа не отвечала, оглядываясь по сторонам. В окнах были стекла, и это ее крайне удивило. Лорд Генри тоже вставил стекла в своей спальне, но при этом так долго ворчал и жаловался на дороговизну, что леди Мод пригрозила ударить его кочергой по голове.
Дайнуолд подошел к девушке.
— Нет… — Филиппа отшатнулась.
Он остановился, словно внезапно передумал.
— Я попросил Танкрида принести нам вина и немного еды. Мне кажется, ты голодна? Твой аппетит утолить непросто.
Филиппе очень хотелось есть, но она, к собственному удивлению, отрицательно покачала головой.
— Ты выбежала из зала, не попробовав вареный изюм, а мой повар готовит его очень хорошо, так же как и медово‑миндальное варенье. — Дайнуолд говорил и говорил о еде, и Филиппе не оставалось ничего другого, как стоять и слушать, глотая слюнки. Неожиданно Дайнуолд улыбнулся ей, и она испугалась еще больше.
Раздался стук в дверь, и Филиппа чуть не вскрикнула от радости, а Дайнуолд нахмурился:
— Неужели тебе до такой степени хочется, чтобы, кроме меня, рядом находились другие люди? Это всего лишь Танкрид с вином и едой. Не двигайся.
В руках у вошедшего был причудливо изогнутый поднос, несомненно изготовленный искусным мастером. Юноша опустил поднос на стол и принялся переставлять бутылки.
— Уходи, — едва он закончил, приказал Дайнуолд, и Танкрид, бросив любопытный взгляд на Филиппу, поспешно вышел.
— Они гадают, изнасилую я тебя или нет, — хладнокровно пояснил Дайнуолд и сел за стол. — А возможно, бедный Танкрид боится, что ты воткнешь мне нож между ребер. — Как видно, самого Дайнуолда подобная перспектива нимало не беспокоила. Он налил в чашу вина и сделал порядочный глоток.