ТАЙНЫЙ
СХИМИТРОПОЛИТ
Жизнеописание
главы Истинно Православной Церкви
схимитрополита Геннадия (1898-1987)
Богородичный Центр
Епископ Иоанн
Игумен Илья
ТАЙНЫЙ
СХИМИТРОПОЛИТ
Жизнеописание
главы Истинно Православной Церкви
времен хрущевско-брежневских репрессий
схимитрополита Геннадия
МОСКВА
издательство «Богородичный Центр»
Епископ Иоанн (Береславский) Игумен Илья (Попов)
ТАЙНЫЙ
СХИМИТРОПОЛИТ
Редактор игумен Илья (Попов)
Сдано в набор 20.09.91. Подписано в печать 21.10.91. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Печать офсетная. Усл.печ.л. 3. Уч-изд.л. 2.5. Изд. № В190. Тираж 5000. Заказ № Цена договорная.
Издательство «Богородичный Центр» 123298, Москва, ул.Берзарина, д.6
ISBN 5-86474-033-0
© издательство «Богородичный Центр», 1991 г.
Что мы знаем об Истинно Православной Церкви? Известно древнее учение о церкви-двойнике, о государстве в государстве ("статус ин стату") и, соответственно, о церкви в церкви... ИПЦ славна исповедничеством, бескомпромиссностью, мученическими печатями, незапятнанностью сделками с совестью, нестяжатель-ством, исканием Горнего царства, — в то время как "внешняя" русская православная церковь отождествлялась чуть ли не с каждым из земных правителей, как в прошлом, так и ныне раболепно признавая атеистические, кощу-нствующие над святынями власти "положенными от Бога", тем самым умножая церковную обще конфессиональную чашу греха. ИПЦ унаследовала печати церкви гонимой, сокровенной, страннической, с XVI века тайно передававшиеся от заволжских старцев-нестяжателей к ученикам и далее — до наших дней; печати архиереев, мучеников Соловецких. В конспирации подполья, в катакомбах молилась о спасении жертв сталинских репрессий и наглой смертью убиенных на полях гражданской и двух мировых войн.
...Адрес тайного катакомбного синода ИПЦ мы получили от схимонахини Анны, подвижницы катакомбного Почаевского монастыря. Ехать до Армавира, а там — Мостовое и далее тремя автобусами; шесть километров пешком. Казалось, проще было попасть из Москвы к Римскому папе во времена "железного занавеса". Но с помощью Божией совершилось чудо, и спустя две недели после обретения адреса мы уже находились в доме трех митрополитов.
Схимитрополит Геннадий (в миру — Григорий Яковлевич Секач) являлся признанным главой ИПЦ. Мы застали старца в не мощном ростоянии. На вид лет 90, небольшого роста, тучный, седовласый и благообразный тихоновский архиерей, сидел он на узкой койке, опершись на подушку. Старец почти не разговаривал но едва ли не каждые четверть часа к нему прибегали за благословением и не смели ступить шагу без одобрения схимитрополита.
Встретили нас настороженно. На скамейку сели двое в простых монашеских подрясниках: митрополиты Ф. и Г., духовные чада владыки Геннадия. Одного рекоме-ндательного письма оказалось мало. Необходимо было личное свидетельство — слишком много испытали старцы за многие годы тайного подвижничества.
— Почто приехали? Ах, рукоположиться — тогда понятно. У нас, знаете ли, нет приходов. Мы вообще никто. (Не открылись в том, что представляют тайный синод ИПЦ.)
По православной традиции поклонились в ноги Геннадию и попросили благословения. Старчик улыбнулся, не вставая протянул мягкую морщинистую руку, но вместо благословения потрепал по голове:
— Что Геннадий? Раньше был Геннадий, — показывает рукой вверх, — а теперь я что? Теперь — г...но.
Первая аудиенция состоялась в обычной прихожей дома. Три деревянные скамейки, койка, печь с лежанкой, стол для трапезы, два стула и иконки по углам. Допотопный деревянный стул без сидения служит для отправления нужд. Катакомбная ИПЦ. Тут и трапезная, и уничижительный "кенотический" туалет для ссыльного и многоскорбного 87-летнего схимитрополита; тут и приемная для гостей, и одновременно храм, когда
открывают смежные двери и начинается подготовка к литургии.
Во время службы Геннадий глубоко внимал богослужению, все последование которого знал наизусть. Перед началом богослужения все присутствующие брали благословление у старца — по очереди подходили, прикладывались к руке.
Уже после смерти, когда приехали писать житие, под прерывистый, осторожный (даже несмотря на то, что мы свои) рассказ митрополита Ф., перебираем фотографии. Вот Геннадий — православный батюшка, а до того — примерный семьянин. Вот запечатлен с верными своими монашками. На другой фотографии — жена, ворчливая карга, и четверо детей. Преследовала его чуть ли не полвека: налетит как фурия, заберет последние деньги, поугрожает, проклянет всех кругом и исчезнет, точно поднимется в воздух на невидимой клюке под облегченные вздохи иноков и инокинь.
Собирательный портрет его добродетелей сложился бы из следующих составляющих: гонимость, юродство, непре-клонность воли, трудолюбие, нестяжательность, милосердие, тайная милостыня, бесстрашие, сила веры, непрерывная молитва и бескомпромиссное свидетельство. В основном качества, как мы видим, внешние. Пути внутреннего, узкого, митрополит не ведал. Глубинного покаяния, как его понимает духовное крыло ИПЦ, ныне преображенное в Братство Божией Матери, не познал. Но патриарху, если церковь истинно вселенская, дается сердце всевместительное. Геннадий заключал в себе царское величие.
ВИДЕНИЕ
От крестьянина средних лет Аркадия ушла жена. Постриглась в монашки и прислала письмо мужу: "Аркадий, если хочешь, благословляю навестить меня, но не раньше, чем через полгода." Муж не дождался срока, впал в гнев, поехал. Рвался на всех парах, с Армавира взял такси чуть ли не за 200 километров: не терпелось ехать на перекладных, тремя автобусами. Гневался на жену, оставившую дом с детьми, хозяйство. В трех верстах от села Н. такси остановилось — дальше дороги нет, болото. Аркадий расплатился, огляделся. Какая красота! Тишайшая горная речушка, над ней дубовая роща, навесной мост. Цветут сирень, акация, и лучи света Иерусалимского как бы разбрызганы в листве. В роще поют соловьи... Что-то шевельнулось в душе Аркадия — тяжесть с сердца спала, злоба на жену прошла, перестал ревновать ее ко Христу и Божией Матери.
И вдруг глаза ослепляет видение. Перед ним разверзается небо, и в белом облаке открывается фигура старца в царственной одежде: богатая парчовая мантия, украшенная золотом, крест с драгоценностями, митра с жемчугами, две архиерейские панагии и посох в правой руке. Старец посмотрел сурово на Аркадия, затем взгляд его смягчился, повернул голову вправо и сказал: "Иди." Лик его просиял неизъяснимой красотой и исчез. Аркадий в ужасе оцепенел, не в силах двигаться. Простоял с четверть часа без движения. Правую руку свело и не мог открыть глаз. Казалось, что ослеп. Сил идти не было. Оперся на деревянную палку, как калека, и дополз до тайной обители — добрые люди указали, где живут монашки.
Увидел жену и расплакался, уже совсем иной. Думал угрожать, вернуть ее силой. Но пробыл несколько дней, и сам решил постричься в монахи.
Старец в царской одежде, виденный Аркадием, был схимитрополит Геннадий, скончавшийся за неделю до того.
Распорядок дня монашеский. Подъем в половине второго ночи. Правило. "Часы". Вычитывается полный цикл молитв до половины четвертого. Далее подготовка к литургии и богослужение до шести в домашнем храме. Один из митрополитов облекается в архиерейские одежды. Служба идет с пением монахов и дьяконом, с иконостасом, при Царских Вратах, правом и левом выходе — совсем как в официальном храме, только в миниатюре. Церковь расположена в небольшом доме с наглухо занавешенными окнами без форточек — духотища страшная, дышать нечем, а тут еще семь пар одежд: подрясник, ряса, архиерейское облачение. Семь потов сойдет во время службы.
В шесть утра литургия с требами закончена. Поздравляют причастников, митрополит разоблачается. Надевает серый женский вязаный платок и черную юбку — выйти во двор. И так двадцать лет. Казалось бы, поколоть дрова — размять тело. Но и тогда крест-накрест вяжи косынку и обвязывай поясницу шерстяным платком, изображая бабку с радикулитом, приехавшую из тьму-таракани, иначе заподозрят, донесут...
Годами не выходят за пределы околицы окрестной. Был случай: один из гонимых священников легкомысленно вышел на прогулку, а вернулся спустя три года, отбыв срок... Не прост подобный крест. К тому же, непрестанная настороженность. Во время службы, ночью, при трапезе — стук в дверь: не от властей ли? зачем? вдруг подосланный? Волей-неволей будешь взывать к Богу, чтобы открыл о страннике-незнакомце. Ведь подозревать невинного — грех. Вместе с тем, столько предателей вокруг.
Три часа дня. Жара несносная. Толстенная бабуля шестидесяти лет, с лицом-солнышком по прозвищу "Пузо", ново постриженная митрополитом в монахини хозяйка дома, ногой открывает дверь и приносит обед из пяти блюд: свежие овощи, редиска, салат, творог с сахаром, постные щи и рыба с вермишелью, компот на закуску. Едят безмолвно под чтение Псалтыри — традиционное правило монашеского общежития. Первому наливают митрополиту тарелку рыбного бульона, кормят из ложечки и причитают над болящим старцем. Геннадий тяжело дышит и невнятно говорит: "Домой пора." Плотно поели и после короткого отдыха облачаются к вечерне. Если приходят гости (приезжают со всей России, Белоруссии, Украины), с иными владыки проводят время до самой ночи. В пять-шесть вечера — всенощная. Образ жизни полностью неподвижный. При обильном питании и восьмичасовом стоянии во время богослужения у всех плоскостопие, у иных тучность. Кажется невероятным прожить более двадцати лет в непрестанном напряжении, возвращающем в 30-е годы, когда ночи на-пролет сидели на чемоданах и вздрагивали при каждом подозрительном стуке каблуков у двери.
Геннадий юродствовал, и с виду мы его не полюбили: казался суровым, обличающим. Теплота к нему далась уже по смерти старца — многие в духе видели лик его рыдающий и поняли: Геннадий принял нашу братию в сердце. Спрашивал о нас, молился, призывал и плакал. Часто вспоминал: "Приехали, рукоположились и совсем пропали. Как там они?"
Знали Геннадия по всей России. Недавно скончавшийся патриарх РПЦ Пимен признавал его как главу Тихоновской ветви православия.
Остались как-то вечером с ним наедине. Читает, протягивает, точно древний свиток, старое письмо с выцветшими буквами, расплывшимися чернилами и водяными пятнами.
— Владыка, ничего не разобрать. Такое старое письмо...
Геннадий плачет, смотрит вдаль:
— От Анны, чада моего. Исцелилась по молитвам церкви.
— И что ж, вы по сей день помните ее?
Не отвечает. Отвернулся в сторону, перебирает четки. Быть может, то, что мы называем старческим маразмом, есть особого рода интроспекция, сосредоточенное созерцание на иномысленном, инобытийном, недоступном обычному зрению, сознанию?
— Владыка, а вам приходилось видеть патриарха Тихона?
— Тихона? — Рот расплывается в доброй улыбке. Что-то тщится вспомнить. — Нет, не пришлось. Но святейший много раз являлся мне. В самую трудную минуту укреплял и открывал волю
Божию. И не мне одному. Архиепископу К. в Кривом Роге, митрополиту Ф. являлся тоже неоднократно...
Блаженнейший митрополит почивший — наш тайный покровитель. Доселе ощущаем его покров и теплоту молитв. Едва ли церковь просуществовала бы без его невидимой помощи. Было бы несомненным преувеличением назвать Геннадия отцом, вдохновителем или создателем нынешней ИПЦ в России. Помимо Ген-надьевной, существовали и другие ветви. Возникали они спонтанно то в Сибири, то на Урале, то в Крыму или на Украине. Связь поддерживалась конспиративная. Но несомненно то, что влияние Геннадия было велико. Его можно сравнить разве что с фигурой Антония Храповицкого, создателя и вдохновителя Русской зарубежной церкви.
Пройдет еще не менее двух десятков лет, прежде чем распыленная по бескрайним просторам России паства схимитрополита перестанет соразмерять сердечные движения и опыт жизни с благословением своего духовника. Но как часто случается с праведниками, перед смертью схимитрополит (как нам сказали его чада) обещал покров и помощь всем, кто навестит его могилку, обязуясь не покидать своих осиротевших сыновей и дочерей после перехода в вечный мир. По крайней мере, появившись в тайном монастыре спустя полгода после кончины митрополита, мы ощутили его трепетное живое присутствие. Ничто не изменилось: прежняя служба, чада, налаженный регламент, монашеское правило. И память о Геннадии живая...
БЛАГОСЛОВЕНИЕ ИОАННА КРОНШТАДТСКОГО
Сидим в трапезной, служащей одновременно спальней и приемными покоями. Аккуратно побеленный двухкомнатный домик с пристройкой — монастырский храм, митрополичий покой и часовня. Владыка Ф., унаследовавший скончавшемуся схимитрополиту, монах с напряженным лицом и немного татарским прищуром, простодушный и малообразованный, но сильный и ревностный в духе, поветствует нам.
Происхождением владыка из купцов. Родился в 1898 году. Отец — зажиточный торговец из села Акулино, что в Белоруссии. Трех лет мальчик лишился кормильца. Сирот в семье осталось семеро. Благо остались деньги, завещанные матери на воспитание детей. Анастасия, мать Григория (имя Геннадия до пострига), слыла среди православных ревностной верующей. Тип таких православных матерей был достаточно распространен в России. Взять хотя бы матушку знаменитого витии пушкинских времен архиепископа Иннокентия Херсонского (Борисова). Ревностные по ве ре, целомудренные, благочестивые, они никогда не употребляли лекарств, наставляли детей в Евангелии и целомудрии. День проходил в трудах, молитвах, чтении житий святых. Врачевали болящих детей своих травками, святым маслом от мощей, крестным знамением.
Вдовица кроткая, по смерти мужа Анастасия одна растила детей, ревностно молилась, ежедневно посещала храм. Стены ее белой кельюшки были сплошь уставлены иконами, фотографиями российских святых и окрестных батюшек. (По сей день сохранившаяся традиция в православном народе: держать в доме в семейных альбомах или вывешивать на стене в деревянной рамочке изображения наиболее благочестивых священников, чья молитвенная память их хранила.) Но особо горячо почитала Анастасия о. Иоанна Кронштадтского, слава которого в те времена гремела.
Потеряв мужа, Анастасия определилась в храм — торговать свечами и иконами, стоять за ящиком. В той церкви под чудотворной иконой Иверской Божией Матери находился небольшой деревянный ящичек для нужд церковных. (И сейчас в храмах можно видеть такие ларцы с надписями: "На ремонт церкви".) Приношения от прихожан предназначались для женского монастыря, находящегося неподалеку и окормляемого самим о.Иоанном (Сергеевым). Как благоверной и честнейшей, Анастасии назначили послушание: каждые три месяца открывала ключом дверцы ящичка, вынимала деньги и отвозила в Кронштадт прямо на руки о.Иоан- ну.
Григорий любил мать, с детства перенял живую веру во Христа и Божию Матерь. И однажды, когда узнал, что Анастасия собирается в Кронштадт к о.Иоанну, о котором столько слышал от нее, решился просить:
— Мамочка, возьмите меня к святому батюшке.
Анастасия не отказала сыну и повезла его с собой. Приехали в Кронштадт. Знаменитый чудотворец российский был после службы, как обычно, окружен многотысячной толпой — протиснуться невозможно. Воспользовалась тем, что по особому делу сдать
деньги на нужды обители. Прошли сквозь несколько рядов. Мать Анастасия горячо молилась. О. Иоанн внезапно обратил свой взор в ее сторону и подошел. Вручая деньги, Анастасия попросила батюшку:
— Отец Иоанн, благословите мое чадо.
Иоанн Кронштадтский улыбнулся ребенку, перекрестил и сказал:
— Будет священником, а в последние дни — столпом.
Мгновенного воздушного благословения Григорию хватило на
всю жизнь, так что до самой глубокой старости полагал себя чадом великого пастыря, наследовавшим его духовные печати...
На восемьдесят восьмом году жизни блаженнейший схимитрополит казался нам человеком крепкого сложения, могучей ц неколебимой силы воли. А оказалось, еще в детстве, в 11 лет, он заболел костным туберкулезом правой ноги, пролежал, не вставая, до 20 лет, — лишь милостью Божией не стал инвалидом. Однажды решился поехать в Минск на консультацию. Заключение — неизбежна операция. По ночам его мучили кошмары, терзали страхи. Много передумал за эти годы, перелистывал прожитую жизнь, оплакивал грехи свои и, когда молился, слезы текли безостановочно. Доктора в один голос предрекали неизбежную операцию, наиболее вероятный исход которой — инвалидная коляска. Григорий, собрав последние силы, с помощью родных отправился в Киев. Диагноз подтвердили. Если пропустить время, и с операцией будет поздно...
От одного местного узнал о талантливом хирурге-иудее, практиковавшем в Мариуполе, к тому *же верующем, христианине. Новость окрылила Григория, придала ему сил. Поехал в Мариуполь и — прямо на прием. Знаменитый доктор бегло осмотрел ногу и отослал на третий этаж своей амбулатории. В углу маленькой комнатки стояла икона и горела большая лампада. Григорий прилег на кушетку и стал сокрушаться о своей болезни и о горькой жизни. Доктор пришел спустя несколько часов. Вид у него был усталый, но голос твердый, энергичный. Повелел медсестре:
— Дайте ему стакан спирта. Пей, Григорий.
— Да что вы, доктор, я умру.
— Не умрешь. Пей, говорю, до дна, если имеешь веру!
Григорий выпил. Спирт разогнал в нем кровь, собрал в одном месте гной. Врач потребовал скальпель, сделал надрез — и вытекло более полутора литров зловонной жидкости. Так Григорий исцелился, хотя потом еще долго лежал в больнице, не в силах сделать ни шагу без костыля и палки.
После исцеления, которое приписал не столько врачу, сколько чудодейственной помощи Царицы Небесной, Григорий исполнился решимости посвятить себя вере. Однако будущее свое еще не представлял: стать ли священником, уйти в монахи или остаться тайным никодимом, работать на светской службе, окормляя милостивым сердцем окружающих.
КЕЛЬЯ СТАРЦА
Как-то вшестером с друзьями поехали в Почаев. Записались, на прием к старцу Святополку, известному своей прозорливостью. Ждать пришлось неделю. Келья располагалась в стороне от основного корпуса. У входа — кадки с продуктами и очередь смиренных, благочестиво ждущих его выхода прихожан. Небольшой коридорчик с иконами и крестами. Почтенный старец вышел из кельи, внимательно оглядел странников и поманил пальцем не-скольких молодых, в том числе и Григория. Закрыл дверь, облобызался со странниками и пригласил на обед. Обходит каждого и наливает по миске — щи горькие, прокисшие. Ели с отвращением. Во время трапезы старец Святополк подходит к каждому и что-то тихо шепчет на ухо: одному советует жениться, другому — постричься в монахи, третьему — оставить родительский дом и странничать, четвертого благословляет на пономарство в храме. Приблизившись к Григорию, шепнул ему на ухо: "Ты будешь священником. Знай только: жизнь священническая горькая, как эти щи", — и поцеловал его в лоб.
Помня прозорливые слова старца, Григорий отправился в странничество по России. Ездил по затворническим скитам, сибирским и уральским, наставлялся, всматривался, вслушивался. Непроста наука делания духовного... Где-то в глуши Полесья встретил старца, после долгой молитвы предсказавшего ему: "Будешь архиереем",— а затем, помолчав, добавил: "А может, и выше, не знаю..."