Происходит какая-то путаница? В Тирасполе уже развернуто управление 9-й армии, а их именуют еще по меркам мирного времени — Одесским военным округом. Такое же положение и с другими округами, хотя их фронтовые управления, тоже, как уверял нас Жуков, уже находились на предписанных свыше командных пунктах. Так какому же руководству была адресована данная Директива и куда она была направлена? Если брать в расчет, упомянутый нами Одесский округ, то, практически, всё его руководство было, уже, давным-давно на новом месте, в Тирасполе. Получается, что дуэт Тимошенко-Жуков отсылали Директиву во вчерашний день. С точки зрения, задержки информированности командования фронтами о предписываемых им действиях, то подобный способ отправки «срочной» Директивы, очень хорошо встраивается в предполагаемую схему торможения. Лучше и не придумаешь! Выходит, что данная Директива № 1 была отправлена на «старые квартиры» и во все другие западные приграничные округа. А куда торопиться-то? Вдруг немцы передумают нападать? Да и Сталин все равно спит. К тому же, еще ночь на дворе! Не будут же в это время самолеты рассредоточивать и маскировать.
Значит, в Прибалтийском округе, который развернул фронтовое управление в Паневежисе, Директиву направили по старому адресу в Ригу. В Киевском округе, вместо Тарнополя, Директиву направили в Киев. И только в Западном округе, в результате хитро задуманной операции, могли, действительно, ограничиться старым адресом в Минске.
Ну, да, ладно. Важно, что документ, все же, отправили, а то могли бы последовать пословице, что утро вечера мудренее.
Теперь, что касается наших одесситов. Если что и говорилось в Директиве относительно Одесского военного округа, то уж, во всяком случае, не о развертывании фронта. Так, прислали по случаю тревожной ситуации на границе, много «хороших» наставлений и дело с концом. Это, что касается существа «липовой» Директивы. Ясное дело, что она, уже, должна была быть направлена фронтовым структурам в места их выдвижения, а не по месту их предыдущего нахождения, как окружного начальства.
Что можно сказать, кроме всего прочего об этом документе? Читателей уверяли и уверяют, и по сей день, что данной Директивой войска приграничной зоны подняли по боевой тревоге. Точнее, можно было бы сказать и так, что данная Директива, являла собой введение в действие плана прикрытия западных границ, так как в ней, как раз и было заявлено о недопущении противника на советскую территорию.
В пункте 2. Директивы приведено: «войскам… военных округов в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
А в пункте 3, вообще говориться о предписываемых действиях:
«а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районом на государственной границе».
…
в) все части привести в боевую готовность…
Несколько слов о боевой готовности. Понятно, что хитро написано. То, что врага надо встречать в полной боевой готовности — это не надо быть Жуковым, чтобы понимать существо дела. Но приведение войск в состояние полной боевой готовности — это не строка в Директиве. Это комплекс мероприятий, рассчитанный не на минуты и часы, а — дни! Кроме перехода войск на новую ступень боевой готовности, он включает в себя и эвакуацию из приграничных районов население и семьи командно-политического состава Красной Армии. Мы еще поговорим на эту тему, когда будет рассматривать подготовку к войне военно-морского флота.
А то понаписали в Директиве — все части привести в боевую готовность. Какую? На местах, дескать, знают, что к чему. Обратили ли внимание, что о военных моряках ни слова не сказали. То есть о боевой готовности флота, видимо, должен был лично побеспокоиться нарком ВМФ Кузнецов. Может быть, для этого ему и направили копию данной Директивы? Однако с такой бумагой Николаю Герасимовичу, скорее всего сподручней было бы сходить до ветра. Все была бы, какая никакая, а польза.
Еще несколько длинных строк о боевой готовности. Бытует мнение, что у нашей армии и флота перед войной были разные степени боевой готовности. На флоте, дескать, было три степени, а в армии, как кот наплакал, всего — две. Сначала о подобной нестыковке, а затем — почему официоз предложил такой вариант развития событий? Но как всегда без показа документов той поры.
То, что должна быть повседневная боевая готовность в армии и на флоте и доказывать не нужно. Иначе, для чего же созданы подобные структуры в государстве? Не для одних же парадов на Красной площади. В последующем вектор боевой готовности у них, почему-то, раздваивается. На флоте вводится повышенная боевая готовность, а в армии — все остается по-прежнему, с ковырянием в носу. И только, когда уже грудь в грудь с врагом, по мнению официальных военных историков, то, дескать, тогда и вступает в силу положение о полной боевой готовности. Могла ли существовать подобная ситуация в действительности? Попробуем разобраться.
А для чего, вообще, вводится повышенная боевая готовность в войсках, и на флоте, тоже? Представим себе, что вблизи наших границ со стороны сопредельного государства начинает скапливаться большое количество военной техники и живой силы, фактически, потенциального противника. Как должно отреагировать на все это наше военное начальство и правительство? Необходимо запросить через посольство, что там собирается делать такое большое скопление военного люда, и долго ли это будет продолжаться? Нам объясняют, что вблизи границы, дескать, состоится футбольный матч между двумя военными группировками соседей: красно-синими в полосочку, и черно-белыми в клеточку. А все остальные собравшиеся — это, дескать, болельщики, с разных сторон. Если наше правительство не полные бараны с мякиной в голове, вместо мозгов, то оно должно отдать приказ военным привести воинские части, находящиеся в данном районе у границы в состояние повышенной боевой готовности и зорко следить, не превысит ли число «болельщиков» критическую массу, которая может вторгнуться на нашу территорию. К тому же прикажут еще, и подтянуть к границе дополнительные контингенты войск, с целью, что те, тоже, хотят полюбопытствовать, как там на «футбольном поле» у соседей будут развиваться события? Соответственно, и на флоте произойдут позитивные подвижки. Морячки тоже подтянут ремешки на брюках.
Если наши соседи по границе поймут, что затея с «футбольным матчем» провалилась, то «перенесут» его вглубь своей страны. Соответственно от границы уберутся и многочисленные «болельщики». Напряжение спадет и ситуация на границе снова примет первоначальные формы. Нашим уже без нужды станет держать у границы такое количество войск, и прибывшие контингенты возвратятся к местам своей постоянной дислокации. Таким образом, состояние повышенной боевой готовности войск прикрытия будет свернуто и все вернется на стадию повседневной боевой готовности. И флотские ослабят ремешки на брюках.
Но в таком случае в представленном официозом утверждении о разных степенях боевой готовности, появляется трещина. Флот приведен в состояние повышенной боевой готовности, а армия — нет. Разве у нас с Германией по 1941 году намечались чисто морские сражения вдали от родных берегов, что не было нужды армию беспокоить? Или что? — немцы испугались наших тральщиков с деревянными корпусами и дали команду «Отбой!» своей эскадре, чтобы «Тирпиц» уберечь? Поэтому и не состоялась, дескать, битва морских титанов: Германии и Советского Союза. Поэтому повышенную боевую готовность и свернули на флоте. А сухопутным войскам, надо понимать, вообще, не было дел до потенциального противника. Подумаешь, «футбольный матч» на границе? Может его, в скором времени, перенесут на родину футбола в Англию? Зачем нам повышенная боевая готовность? Мы лучше кино посмотрим, на концерт сходим, и мороженое поедим!
Да, но что делать, если беспокойные соседи «футбольный матч» не перенесут, а наоборот, пригонят к границе еще большее число «болельщиков»? Тут и ежу станет понятно, что соседи хотят поближе познакомить нас со своей «футбольной» стратегией и тактикой. Видимо, планируют провести «футбольный матч» уже на нашей территории, без согласования с нашими верхами.
Вот тогда, по здравому разумению, и вводится в войсках прикрытия границы следующая стадия боевой подготовки — полная боевая готовность. Вследствие этого, начинается эвакуация населения из приграничной зоны и то, о чем мы говорили выше: эвакуация семей командно-политического состава, как в нашем случае, Красной Армии и Военно-Морского флота. При проведении «матчей» такого уровня, как правило, вспыхивают беспорядки среди «болельщиков». С целью поберечь жен и детишек от бесчинствующих «фанатов» их, целесообразнее, отправить вглубь страны. А мужичкам в военной форме надлежит забыть о кино, о концертах, и о мороженом, а быстренько отправиться на военные склады и запастись дополнительным оружием и боеприпасами. Ну и прочее, и прочее, что положено делать в таком случае.
Но у нас-то и с полной боевой готовности не получилось, в должной мере, поэтому, что же, официоз будет мурлыкать о повышенной?
Теперь о том, почему официоз все же предложил такую форму боевой готовности наших вооруженных сил? На флоте, дескать, — три степени, а в армии — две. Предполагаю следующее. Дело в том, что еще в 1959 году, задолго до Жуковских «мемуаров», Арсений Головко, бывший командующий Северным флотом в своих воспоминаниях приводил описание трех степеней боевой готовности на флоте. И адмирал Кузнецов подтверждал сказанное в своих книгах о тех же, трех степенях боевой готовности. Эти книги большими тиражами разошлись по стране. Не станешь же, после этого, принижать флотоводцев в умственной отсталости, дескать, им почудилось, что было три степени боевой готовности. Высокое начальство подумало и решило оставить, как есть, то есть — три, тем более, не на флоте поначалу все решалось? Мы с данными моряками еще столкнемся в главе о том, как советское морское командование встретило начало войны.
А вот как же выкрутиться с армией? Как же объяснить гражданам страны, что Германия напала внезапно? Ведь о том, что на границе готовится проведение «футбольного матча» было известно заранее. «Болельщиков» прибыло со всех стран Европы, как на проходящий чемпионат по футболу! Трудно не заметить. И посольские вовремя позаботились узнать, сколько «футбольных матчей» состоится, и в каких городах будут играть. Практически, получалось, что по всей нашей западной границе.
Как же понимать, что наши войска не привели в повышенную боевую готовность, которой, якобы, не существовало, когда на западное направление подтягивались воинские контингенты из сибирских округов? И это в связи, с чем же произошло? Неужели командующие тех округов решили ноги размять по своему усмотрению?
А с полной боевой готовностью, вообще, получился полный конфуз, если такое слово уместно употребить при случившейся трагедии. О какой эвакуации семей военнослужащих, можно говорить, когда войска-то по боевой тревоге не подняли! Как все это объяснить? Выкрутились тем, что, дескать, в Красной Армии до войны повышенной боевой готовности никогда отродясь и не было, а с полной боевой готовностью просто получилась (ну, кто бы мог подумать!) досадное недоразумение. Оказывается, «нехороший» Сталин «лапу» наложил на «правильные» решения военных. Правда, дескать, Жуков все же подсуетился, Директивку отослал в округа, мол: «Держитесь, товарищи бойцы и командиры. Скоро Сталина разбудим и откроем ему глаза на правду!». Да, Директива, к сожалению, в проводах запуталась и опоздала к сроку. И петух, вовремя, не прокукарекал на рассвете — не разбудил Красную Армию у границы. И Сталин спросонья, не понял сути дела и «протянул резину». И Ставка полтора дня собиралась — видимо, «крутили бутылочку» в Кремле: кому быть Председателем? Вождь, скорее всего, сам остановил стеклянную емкость, прямо указав на Тимошенко — быть по сему!
Конечно, изложено в шутливой форме, но можно ли поверить во все сказанное официозом о боевой готовности? Конечно, можно, если выступить в роли домохозяйки, слушающей по телевизору различные суждения современных историков о войне и Сталине, густо сдобренных показом телесериалов.
Но, ведь, данная работа рассчитана на людей, с извилинкой в голове, как, впрочем, и на тех, кто признает у себя наличие таковой. Неужели нельзя задуматься над поставленными автором вопросами? У Жукова, как понимаете, о степенях боевой готовности написано маловразумительно. Что ему начеркал официоз в «Воспоминаниях», то он и подмахнул — не глядя. А то прикидывается простачком с петлицами генерала армии, что-то невнятное толкующим о своей деятельности на посту начальника Генштаба.
Однако возвращаемся к существу приведенного документа (Директивы) отправленного, как нас уверяют, дуэтом Тимошенко-Жуков. Неужели не знал начальник Генерального штаба, что в приведенной им «Директиве» должна была присутствовать еще одна подпись должностного лица, которой нет, но, судя по статусу документа, должна была там быть в наличие?
А почему ее не было, этой подписи? Лучше бы спросить об этом Георгия Константиновича с товарищами консультантами, но нас разделяет гигантский временной отрезок в полстолетия.
Вполне вероятно это произошло из-за того, что данная Директива была послана новообразованной Ставкой, а не Наркоматом обороны. Отсюда, как видите, и отсутствие в «шапке» документа военной структуры его выпустившей. Ставку же невозможно привести, а Наркомат обороны потянет за собой то, о чем мы вели разговор выше — вопрос о третьей подписи. А этого Жукову с товарищами, как раз и не надо.
Данная Директива — это заведомо искаженный документ, потому что в нем нет самого главного, на тот момент, — поднятие войск западных направлений по боевой тревоге. Отсюда, скорее всего, и отсутствие подписи третьего лица.
Действительно, на тот момент (конец дня 21-го июня), надо было думать уже не о боевой готовности войск (время-то уже упущено), а о том, чтобы воинские части, хотя бы, не застали врасплох у границы.
Думается, что настоящий-то документ, посланный в войска, в последующем как архивный документ, претерпел изменения, то есть, его слегка подкорректировали. Поэтому, то, что у Жукова в мемуарах приведено по поводу данной Директивы, якобы, выпущенной Наркоматом обороны — чистая «липа», фальшивка.
Да, но интересно, знать: «А какой же тогда Директивой (или приказом) вводился в действие план прикрытия госграницы, если не этой?» Или так, по наитию и стали воевать? По идеи, именно, эта Директива должна была поднимать войска по боевой тревоге, но подлинность ее, крайне сомнительна.
А как же до Жуковских «Воспоминаний» военные историки обыгрывали эту тему — введение плана прикрытия государственной границы?
В хрущевские времена Жуков был в опале, и поэтому ему можно было, в определенной мере, предъявить вину за случившееся на границе с нашими войсками. Командный состав округов знал же настоящее положение дела по тем дням: не все же погибли в войну. Они же читали подлинное сообщение из Москвы. Поэтому наряду со Сталиным, вину за поражение первых дней переложили на плечи военного руководства Красной Армии. Разумеется, без упоминания имен. Так, отделались общими словами.
Как же преподнесли читателям тех, шестидесятых годов, начало войны в исследовательских работах? Прозвучало так: дескать, «некоторые руководители Наркомата обороны и Генерального штаба (Видимо, Тимошенко, Жуков и другие. — В.М.) не сумели сделать правильных выводов из создавшейся обстановки и не приняли своевременно мер по приведению Вооруженных Сил в боевую готовность ».
Неплохо смотрелось даже для 60-х годов при самом Хрущеве. Речь-то, ведь, шла о полной боевой готовности наших войск, которой, к сожалению не было. Стоит ли, в таком случае, говорить о степенях боевой готовности, или о какой-то там боевой тревоге. Немец стал стрелять и бомбить — наши, в конце концов, стали принимать ответные меры. Вот вам и вся боевая готовность, и вся боевая тревога. Неужели, дескать, наши командиры не поняли, что началась война?
К тому же, интересно знать, как по тем 60-ым годам, назывался документ, который отправили в округа Жуков и компания? О Ставке при Хрущеве, вообще, предпочли помалкивать. Решили оставить, только Наркомат обороны, коли там нашлись частично виноватые. Читаем далее.
«Достаточно сказать, что приказ Наркома обороны «О развертывании войск в соответствии с планом прикрытия мобилизации и стратегического сосредоточения », переданный по телеграфу, был получен в приграничных округах лишь в ночь на 22 июня 1941 года, когда уже началась война».
То есть, Директивой на тот момент еще и не пахло, поэтому обществу был предложен всего-навсего, лишь приказ от лица Наркомата обороны. Видите, как называлась бумага, которая должна была 22-го июня уйти в войска (или ушла 18 июня?). К тому же черным по белому написано, что и этот отданный приказ в войска опоздал — началась война.
После смещения Хрущева отношение к Жукову изменилось на противоположное. Кто-то же должен был стать героем войны! Политбюро сделало выбор в пользу героя Халхин-Гола. Соответственно, должен был измениться и документ, отправленный в округа накануне войны. Так, скорее всего, и появилась для солидности Директива. В нее, как видите, воткнули полную боевую готовность войск, которая, даже во времена Хрущева не состоялась, и таким образом нужный документ был готов для употребления широкими советскими массами.
А наш «верный защитник» Отечества — Георгий Константинович, стал выпекать эти Директивы, как блины на сковородке. Помните, как они вылетали с его подписью одна за другой. И все с благими намерениями: разбить супостата. Он и сам-то не утерпел — уж очень хотелось пальнуть по немцам. Из Москвы далековато, поэтому решил перебраться, поближе к военным действиям, в Тарнополь. Сам Хрущев, в те далекие 60-е годы, себя по началу войны никак не обозначил. Еще не придумал, где же ему надлежало быть.
Сколько мы говорили о Генеральном штабе, но, пока, ни разу не мелькнула фигура товарища Василевского. Он ведь тоже крутился в Генеральном штабе перед войной. Может чего и скажет нам интересного? Давайте-ка заглянем и в его мемуары. Тоже, ведь, своего рода, «светоч» военной мысли.
Александр Михайлович, разумеется, в подробностях знал все коллизии с этой лжеДирективой, как и то, что там было в Кремле и его окрестностях, по первым дням войны. Решил, однако, поддержать товарищей в маршальских погонах. Если Жуков упомянул в мемуарах, что Ставка создана 23 июня, то кто же тогда руководил войсками в первый день войны? Разве можно согласиться с тем, что наши генералы и маршалы не знали, как будут руководить войсками в случае начала войны? Эти вопросы оговариваются загодя, а не в тот момент, когда враг нападает на страну. Так что, по-детски наивный лепет товарища Жукова, что, дескать, рано утром они с Тимошенко документ о Ставке все же принесли Сталину, а тот, взял, да и отложил документ на потом — есть заурядная ложь, цель которой прикрыть творимые безобразия. Поэтому в его «Воспоминаниях» приведен текст только Директивы № 1, да и то, без подписи третьего лица, а тексты последующих Директив при издании «Воспоминаний» благоразумно были опущены. О них было только упоминание на словах самим автором. И все!
Помните, я говорил, что Жуков схитрил: дескать, убыл на Украину, и что там было без него, в Москве — не в курсе. Василевский, решил заполнить образовавшуюся пустоту. Иначе, получается очевидная глупость — выходит, что войска не только не привели в состояние полной боевой готовности, не только не подняли по боевой тревоге, но ими, 22-го июня, вообще, никто не руководил?!
Читаем, что Василевский написал в своем, тоже, «бессмертном» творении под названием «Дело всей жизни». Не дрогнула рука, когда выводил на бумаге такое:
«22 июня 1941 года руководство вооруженной борьбой осуществлялось Главным военным советом. На следующий день была создана Ставка Главного командования».
Это было напечатано в первых изданиях его мемуаров. Руководство вооруженной борьбой — это что? — из восточных единоборств на мечах? Напишут же такое. По-Василевскому получается, что руководство войсками с началом войны осуществлялось, как бы, спонтанно. Тяжкий жребий пал на Главный военный совет. В более поздних редакциях, текст немного подправили. Теперь руководство осуществляется, как бы, по заранее продуманному плану.
Читаем новую редакцию.
«22 июня военными действиями руководил, как и предусматривалось, Главный военный совет, но уже на следующий день была создана Ставка Главного командования Вооруженных Сил Союза ССР».
Теперь вооруженную борьбу заменили военными действиями. Не осмелился, однако, Василевский написать, что руководили Красной Армией. По понятным причинам, что все было как раз, наоборот. Красную Армию сдавали врагу.
А какое длинное название Ставки употребил наш штабной стратег, в последующих изданиях, что, не то, что запомнить, — с трудом можно выговорить. Мог бы, заодно, и «ССР» расшифровать от усердия. Еще большей солидности прибавилось бы в названии. Однако закончим «глубокую» мысль Александра Михайловича о новообразованной Ставке.
«Я сказал бы, что она носила несколько демократический характер, так как во главе ее был не главнокомандующий, а председатель — нарком обороны Маршал Советского Союза С.К.Тимошенко».
Товарищ Василевский, несколько запутался в терминологии о понятиях демократии, по причине частого общения с Хрущевым. Придется его поправить. Правильнее звучало бы — «демократичный характер».
Хотя, дело-то не в должности и звании руководящего лица (Ставки), а в форме отношений: начальник — подчиненный. Вообще говоря, армия — это, конечно, не та, среда обитания, где правит бал демократия. Но, тем, не менее, если командир прислушивается к голосу подчиненных, то это, есть признак разумного демократичного руководства. Если же командир, есть деспот в погонах, самодур и держиморда, то даже, если он будет в должности председателя, например, той же Ставки, — вряд ли та изменится по сути, а будет носить, по Василевскому, «демократический(?) характер ».
Теперь вернемся к существу дела, ради которого и привел выдержки из данных мемуаров. Василевский, выгораживая Жукова и его подельников по тем, начальным дням войны, сам, невольно, попадает впросак. Понятно, что Александр Михайлович латает образовавшуюся брешь — 22 июня. По его утверждению, в этот день Красной Армией руководил Главный военный совет. Правда, он почему-то не упомянул, что данный орган входил в состав Наркомата обороны, а не функционировал самостоятельно, сам по себе.
Что еще вызывает, и удивление, и недоумение одновременно? По Василевскому выходит, что в случае нападения Германии войсками сначала немного покомандует Главный военный совет, а когда Жуков принесет документы по Ставке на подпись Сталину, то, после их утверждения, к делу подключатся товарищи, вошедшие в состав данного новообразования.
Ему бы холодный компресс на голову, чтобы не писал подобное, а он еще рассказывает своим читателям о демократическом характере образованной, якобы, 23-го июня, Ставке.
Так как наше высшее военное руководство все время говорит неправду, то происходит непрерывная путаница по событиям. Очень сложно при вранье прийти к общему знаменателю. Вот и в данном случае Василевский невольно подставляет Жукова, уверяя, что Тимошенко был не Главнокомандующим, а только Председателем Ставки. Вот и разберись с нашими маршалами: кто из них, менее лжив в своих мемуарах? И это, заметьте, с разнообразной помощью при написании своих опусов. Включая целый штат всевозможных редакторов, консультантов и рецензентов от различных институтов по военной, и прочей, Историям. Вдобавок ко всему, еще и в обнимку с архивами. И всё, оказывается, не впрок, когда заранее пишешь неправду!
В чем еще состоит промах товарища Василевского? Как бы коряво он не убеждал читателя, кто именно, руководил войсками в первый день войны, ему ли не знать, что в приведенной Жуковым Директиве № 1 отсутствовала подпись третьего лица, коли привел Главный военный совет?
Александр Михайлович, видимо, пытался убедить читателей, что данная Директива вышла из недр Наркомата обороны, не приводя, однако сведения о том, что упомянутый им безымянный Главный военный совет относился, именно, к данному ведомству. Об этом, товарищ Василевский благоразумно промолчал, чтобы не разрушить выдуманную им же, хрупкую конструкцию, якобы, управления Красной Армией по первому дню. Знал он, конечно, что лукавит в данном случае, но что поделаешь? — партийная дисциплина — выше совести.
Наш товарищ Василевский, спаситель «чести» маршалов, являясь на тот момент, первым заместителем Оперативного управления Генерального штаба, конечно же, знал, что по Положению о введение в действие плана прикрытия (а это и есть, условно говоря, данная Директива № 1), в ней должна была стоять подпись члена Главного Военного совета при Наркомате обороны. В приведенной Директиве, как все знают, ее не было. Кроме того, особенность данной подписи состояла в том, что лицо, ее представляющее, относилось к партийной власти страны. А она, с октября 1917 года и до самого последнего дня падения Советского Союза, и являлась основной властью страны. И никакие военные не могли и шагу ступить, чтобы проявлять самостоятельность в принятии важных государственных решений, без партийного благословения. Разумеется, в плане обороны страны.
А как раз, незадолго перед войной был введен в действие приказ Наркома обороны Тимошенко об изменении состава Главного Военного Совета на основании Постановления ЦК ВКП(б). Об этом мы говорили в главе о Ставке. Повторяться обо всем составе не имеет смысла, поэтому поведем речь только о лицах, относящихся к высшему партийному руководству страны. Их в списке, как помните, было всего трое: Жданов, Маленков и Мехлис (Это как раз те, лица от партии, которые, якобы, фигурировали в Постановлении Политбюро от 21 июня о создании Ставки). Кто-то из них, в зависимости от ситуации и нахождения в Москве, должен был подписать эту, якобы, злосчастную Директиву № 1. Но, увы! Никто из них не обмакнул перо в чернильницу. Ставка была «липовой», с точки зрения этих лиц, поэтому для них она не являлась легитимным органом. Возможно, что один из них и поставил подпись под настоящим документом, подготовленным на Главном Военном совете Наркомата обороны. Вопрос тогда прозвучит так: «А был ли дан ход этому документу?»
Разумеется, был. Помните, выше упомянутый приказ Наркома обороны из исследований 60-х годов «О развертывании войск в соответствии с планом прикрытия мобилизации и стратегического сосредоточения »,
Скорее всего, данный документ и был отправлен в войска 18 июня. Он приводил Красную Армию и Военно-морской флот в состояние полной боевой готовности. Осталось только ждать кодового сигнала боевой тревоги.
Как известно, впоследствии, произошла отмена полной боевой готовности и, как итог происходящего, накануне нападения Германии в западные округа пришла Директива № 1 Тимошенко-Жукова. Что она представляла собою в действительности, остается только догадываться, так как на данный момент читающей публике представлен, увы! — препарированный документ. Одним словом — фальшивка! Но, то, что этим документов стреноживали командование округов — не подлежит сомнению.
А тот факт, что в приведенной «Директиве» отсутствует подпись члена Главного Военного Совета от партии, лишь усугубляет существо дела. Кроме того, отсутствие третьей подписи, скорее всего, указывает на то, обстоятельство, что сей документ, вышел на белый свет не из Наркомата обороны, а из Ставки, еще первого довоенного созыва. Следовательно, на 22 июня она, уже, существовала, в пику Жукову. И он, как впрочем, и Василевский, прекрасно об этом знали. Но врали! Значит, было что скрывать!
В советских газетах того времени о событиях на фронтах по первому дню войны было сказано так:
«Сводка Главного Командования Красной Армии
за 22. VI—1941 года.
С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германский армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течении первой половины дня сдерживались ими.
Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Крыстынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стянув и Цехановец, первые два в 15 км, и последнее в 10 км, от границы.
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносящих большие потери противнику. Нами обито 65 самолетов противника».
Не удержался и привел полностью первое сообщение о военных действиях с Германией в газетах того времени. По-русски написано, кто руководил войсками. Следовательно, это никоим образом не напоминает Главный Военный совет при Наркомате обороны, в чем нас хотел убедить хитроватый Василевский, а четко подтверждает то обстоятельство, что Жуков уехал на Украину с назначением, полученным из Ставки Главного Командования, которая так и называлась, на тот момент.
Но, смотрите! Даже в газету, наши военные деятели, постеснялись дать полное название своей вновь образованной военной структуры, предпочтя сокращенный вариант. Знали, видимо, что рыльце в пушк у.
А читающая публика 70-х годов, ознакомившись с «Воспоминаниями» Жукова, жаждала увидеть тексты последующих, очень важных, в понимании прошедших событий Директив, проанонсированных автором. О них, как известно, к сожалению, было только одно упоминание, а увидеть их воочию, не представлялось возможным.
Вполне допускаю мысль, что данные Директивы № 2 и № 3 никогда не существовали в реалиях, а являлись прикрытие псевдо деятельности Жукова и компании.
Но, тем не менее, как и их-то, обнародовать без третьей подписи? Советская военная наука, во всяком случае, так и не решились их опубликовать. И лишь в недавнее постсоветское время «полные» тексты Директив № 2 и № 3 увидели свет. На то, есть свое объяснение.
Если же приглядеться к Директивам № 2 и № 3 выпущенным, как и первая, безымянным ведомством, то можно заметить, что авторы этой (очередной) галиматьи, все же, учли, то обстоятельство, на которое я просил обратить внимание читателей: наличие третьей подписи. На сей раз, подпись третьего лица, наконец-то, явилась на глаза читающей публики. Это член Главного Военного совета при Наркомате обороны Г.М.Маленков. Кстати, присутствует и подпись товарища Жукова, на удивление, в должности начальника Генерального штаба в Директиве № 3.
Помните, как он выкручивался, говоря, что ему на КП в Тарнополь Ватутин позвонил. Дескать, дорогой Георгий Константинович, не соблаговолите ли, дать согласие на то, чтобы Ваша подпись стояла под Директивой? Ну, что Вам стоит сказать — «Да». И Жуков взял, да и согласился для пользы дела, на будущее. Тем более, как уверял читателей — дескать, сам Сталин приказал это сделать! Так что выходит, что Жуков опять ни в чем не виноват.
Но публиковать Директивы с фамилией Маленкова было опасным занятием, так как Георгий Максимилианович прожил долгую жизнь и умер в конце Горбачевской перестройки в 1988 году. И лишь с его смертью представилась возможность приклеить к этим Директивам третью подпись высокого партийного лица, соблюдая тем самым, якобы, законность выхода документа. Только Маленков, в определенной мере, удовлетворял всем тем требованиях, при которых его фамилию, можно было поставить в конце текста Директивы. Другие товарищи: Жданов и Мехлис, выпадали бы из документа по ряду обстоятельств. А без третьей подписи Директива была бы не законной. Так что, История — мамаша капризная. К ней, с любой бумажкой, просто так не сунешься. Такие вот дела!
Кстати, обратите внимание вот еще на что: в Директиве № 1 приведенной в «Воспоминаниях» 1969 года, и Тимошенко, и Жуков приведены без указания должностей. Почему? А чтобы можно было увильнуть от прямого ответа. Это, дескать, другой документ, где не требовалась подпись члена Главного Военного совета.
А задайте, любой из читателей, вопрос знатоку военной истории: «Кем был по должности Тимошенко? А кем — Жуков?». Получите незамедлительно в ответ: «Неужели, дескать, не знаете, товарищи, кем они были в начале войны? Разумеется, Тимошенко — был наркомом обороны, а Жуков — начальником Генерального штаба! Даже у самого Василевского в мемуарах написано, что именно они, в этих должностях и подписали Директиву».
Ну, если Василевский написал, то значит, «так оно и было». С ним, ведь, тоже, много не поспоришь и не спросишь! Давно ушел в мир иной.
Но вернемся к нашим «липовым» документам. Например, в Директиве № 3 есть ряд необъяснимых обстоятельств, связанных, видимо, с ее фальсификацией.
Мы, весь документ подробно рассматривать не будем, а остановимся, в основном, только на вводной части.