А как же тогда воевал Тюленев, как командующий фронтом, до 10 июля, если не знал, где же у его 18-й армии стык с соседней 12-й армией Юго-Западного фронта?
Как известно, нас повсюду уверяли в том, что, дескать, Буденный, кроме лошадей, в военном деле ни в чем «не разбирался». Ему ли понимать разграничительные линии между фронтами? Да и начальника штаба, данной структуры, как видите, не указали. Тоже, наверное, был под стать своему Главкому? Остается один Никита Сергеевич, как член Военного совета Юго-Западного направления. Правильно сориентировался по глобусу (ему это, как раз было бы с руки) и передал сообщение в штаб Южного фронта. Поэтому если так руководили, то неудивительно, что так же стремительно и отступали.
Ну, а можно ли посмотреть настоящий приказ Ставки по Тюленеву? Захаров привел его в подлинных мемуарах, но цензура, как всегда, скорректировала. Поэтому имеем то, что есть. Однако Матвей Васильевич умно вывернулся. Читаем, что проскользнуло мимо цензуры. Захаров пишет:
«Привожу текст приказа Наркома, в котором говорилось о создании Южного фронта».
Это надо понимать так, что существовал некий, полный приказ, из которого и была произведена данная выкопировка. Вопрос лишь в том, когда же был вручен Тюленеву подобный приказ? Ведь, до Винницы Ивану Владимировичу еще предстояло добираться несколько дней. Скорее всего, его могли вручить в Киеве, в штабе КОВО, куда Тюленев заезжал. Не просто же так он добивался там контакта с начальством. В Москве, Тюленеву, видимо, вручили приказ о его перемещении с командующего округом на должность командующего фронтом, и все. А все подробности, дескать, получишь в Киеве.
Рассмотрим этот «укороченный» приказ подробнее.
|
|
«ТЕРНОПОЛЬ.
КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА — КИРПОНОСУ.
ВИННИЦА.
КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ЮЖНОГО ФРОНТА — ТЮЛЕНЕВУ.
Для объединения действий наших войск против войск противника, развернувшихся на территории Румынии,
ПРИКАЗЫВАЮ:
К 00.05 25.6.41 г. создать Южный фронт в составе 18-й и 9-й армий и 9-го Особого стрелкового корпуса в Крыму».
Снова все с ног на голову. Все подобные документы готовились на одной кухне. Сначала назначается командующий, а затем для него создается фронт. По-иному и нельзя. Как можно было создавать 21 июня фронт, когда всех уверяли, что немцы внезапно напали на мирную страну 22 июня. Какой же тогда, выходит фронт? Кроме того получается путаница с Жуковскими мемуарами, где речь идет только о 9-й армии.
В отношении Румынии, стараются представить дело так, как будто она до 25 июня не предпринимала никаких особых военных действий. Так немного румыны пошумели на границе и еще обстреляли из орудий наши близко расположенные воинские части, вот и все.
Читаем дальше творение советских историков:
«Для этого:
1. Назначаю командующим войсками Южного фронта генерала армии Тюленева И. В.
Членом Военного совета фронта — армейского комиссара 1 ранга Запорожца А. И.
Начальником штаба фронта — генерал-майора Шишенина Г. Д.»
Вновь приходиться говорить о «затемнение» в понимании содержания.
Как же можно обращаться (в шапке документа) к Тюленеву как к командующему фронтом, если фронт только еще, (как видим из содержания) создается данным документом, а Иван Владимирович, просто напросто, отсутствует в данном населенном пункте. Кто же в пустом КП под Винницей будет получать, и расшифровывать данную депешу? Сам же «Тимошенко» и подтверждает подобную глупость.
|
|
Но если соответствующую бумагу Тюленеву подсунули в Москве, о чем сказал выше, тогда получается, что все, вроде бы, нормально, по дням. Или в начале этого (полного) приказа было упомянуто о назначении Тюленева командующим Южным фронтом. Тогда данный приказ могли подготовить и в Москве, втихую. Иначе, в Оперативном отделе Генштаба Тюленеву выдали бы всю полагающую в таком случае военно-техническую документацию.
«2. К исходу 24.6 развернуть в г. Винница управление Южного фронта».
Управление фронтом еще в дороге, а Тюленеву в Винницу, якобы, шлют указание. Неплохо смотрится Ставка по управлению войсками. Чему же удивляться, если, в конце концов, Красная армия под председательством Тимошенко подвергнется разгрому.
Ниже столько понапишут о воинских соединениях — не захочешь, а поверишь, что, будто бы, весь документ правдивый.
«3. Включить в состав Южного фронта:
а) 18- ю армию в составе 17 ск (96,60 гсд, 1б4сд); 1бмк(39, 15тд, 240 мд); 64-ю авиационную дивизию, 88 иап.
Штарм 18 с 24.6.41 г. — Каменец-Подольск.
б) 9- ю армию в составе 35 ск (30 гсд, 95, 176 сд); 14 ск (25,51 сд); 48 ск(74, 150сд);2мк(11, 16тд, 15мд); 18мк(44,47тд,218мд);2кк(5, 9 кд); 20, 21, 45 и 7 авиадивизии.
Штарм 9 — Тирасполь.
в) 9-й Особый стрелковый корпус в составе 106, 156 сд и 32 кд.
Штакор — Симферополь.
г) В непосредственном распоряжении фронта — 55ск(130, 169, 189 сд); штакор 55 — Дунаевцы. 7ск(116,142,196,206 cd) в районе Котовск, Болта.
д) Все пунктовые части ПВО и ВНОС в границах фронта.
|
|
е) Все склады и материальные запасы в границах фронта».
Так как же, теперь быть, уже, с командованием Юго-Западного фронта? Ведь, 9-я армия, ранее входила в структуру данного фронта? Правильнее, сначала, надо было, указать в приказе командующему Кирпоносу, о передачи данной армии Южному фронту, а затем проводить нарезку разграничительных линий между фронтами. И все.
Последующее формирование Южного фронта относится исключительно к прерогативе его командующего и никакого отношения к Юго-Западному фронту не имеет. У нас, как всегда чудят! Если документ «липовый», то в нем, как правило, всего намешают для придания правдивости.
Ниже читаем о нарезке между фронтами.
«4. Границы:
а) Между Юго-Западным и Южным фронтами — Черкассы, Винница, Бар, Отыня, В. Вышеу; все пункты, кроме Отыня, исключительно для Южного фронта».
А дальше, штабу Юго-Западного фронта, уже, должно быть неинтересно — как там взаимодействуют армии соседнего фронта? А им, нет! — будьте любезны, ознакомьтесь! Запишите или запомните, как там и что там, будет у вашего соседа!
б) Между 18-й и 9-й армиями — Умань, Вапнярка, Ажурин, Тринка, Пашкани, все пункты, кроме Пашкани, исключительно для 9-й армии».
Наконец-то добрались до существа дела, по которому решено создать новый фронт.
«5. Задачи Южного фронта:
Общая — оборонять государственную границу с Румынией. В случае перехода и перелета противника на нашу территорию — уничтожать его и быть готовым к решительным наступательным действиям».
А до этого, какую же задачу выполняла 9-я армия, сформированная на базе управления ОдВО? Птиц что ли, бойцы в небе считали?
А Тюленева с товарищами, зачем из Москвы в такую даль пригнали? Чтобы они подготовились «к решительным наступательным действиям»? А кто же будет следить за румынами, до тех пор, пока московские товарищи не приедут? Судя по всему, это было отражено в том, «секретном» приказе, о котором сказано ниже.
«На период до исхода 24.6.41 г. — согласно приказу № 3 от 22.6.41 г.»
Если нумерация приказа, всего ничего, — № 3, то это, скорее всего документ из вновь образованной Ставки. Канцелярия, видимо, только-только начала работать.
В конце документа, как всегда схитрили. Чуть было, не купился на их уловку.
«6. Командующему войсками Южного фронта о фактическом вступлении в должность донести мне 24.6.41 г.».
Тимошенко».
После местоимения «мне» в данном документе, хитрецы поставили точку. Вроде бы, давая таким образом понять читателю, что документ, дескать, выпущен 24 июня, чтобы отвести подозрения от МВО по началу войны. Но это, тогда, не стыкуется уже, с самим содержанием документа, где сказано, что, лишь, к исходу 24 июня Тюленеву предстоит доложить Тимошенко о прибытии в Винницу. Так, когда же выпущен данный приказ? Дата, как видите, не приведена. Ее невозможно указать, чтобы не рассыпалась версия неожиданного нападения немцев.
И как всегда, трудности, с указанием должности Семена Константиновича, на тот момент. Ограничились одной фамилией. Разве, дескать, читатель не знает, кто такой Тимошенко? Конечно, читатель знает, кем был Семен Константинович. Более того, он прекрасно осведомлен, что когда маршал возглавлял Ставку, то подписывался своеобразным образом:
«От Ставки Главного Командования Народный комиссар обороны — С.Тимошенко».
Именно эту запись Тимошенко постарались убрать публикаторы данного приказа, чтобы не раскрыть время подписания документа.
Вот так у нас дозволялось описывать события Великой Отечественной войны.
На этом, собственно, пока всё о Тюленеве, Захарове, о Хрущеве с Жуковым — на пару, и о Главных командованиях войск направлений.
С более полной версией данной главы читатель может познакомиться в самостоятельной работе под названием «Почему 22 июня 1941 года командующий Черноморским флотом Октябрьский позвонил Жукову?».
Глава 23. Взгляд из-за рубежа
В своих воспоминаниях наш посол в Англии И.М.Майский так описывал события накануне войны. В субботу 21 июня ему позвонил посол Англии в Советском Союзе Стаффорд Криппс, который был в то время на своей родине и попросил встретиться. При встрече сообщил важную новость: «… У нас есть заслуживающие доверия сведения, что это нападение ( германское — В.М .) состоится завтра, 22 июня, или в крайнем случае 29 июня… Гитлер всегда нападает по воскресеньям.. Я хотел информировать вас об этом».
После того, как они «обменялись краткими репликами по поводу этого сообщения», Криппс прибавил:
«Разумеется, если у вас начнется война, я немедленно же возвращаюсь в Москву».
Трудовой народ Англии с первых с первых дней нападения фашистской Германии на СССР выступил в поддержку Советского Союза.
«Когда Криппс ушел, — пояснял Майский, — я сразу же отправил в Народный комиссариат иностранных дел шифровку-молнию о его сообщении… но в голове еще острее, чем раньше, стоял неотступный вопрос: «Неужели завтра война?».
То есть читатель ясно понимает из прочитанного, что Ивана Михайловича и до прихода Криппса мучил вопрос о завтрашнем нападении Германии (т. е. 22 июня) на нашу страну. И действительно, страницей ранее, своих мемуаров, он писал, что у него было тревожное чувство, и он терзал себя аналогичными вопросами:
«Неужели завтра, послезавтра война?.. Неужели гитлеровские орды бросятся через нашу границу?.. Неужели фашистские бомбы обрушатся на наши города?.. Неужели десятки и сотни тысяч советских людей обречены на жестокую смерть под ударами врага?.. Ах, если бы всего этого можно было бы избежать!..».
Хочу пояснить читателю, что никакие «заслуживающие доверия сведения» Криппс нашему послу Майскому не передавал, а, следовательно, Иван Михайлович — не получал. Дело в том, что и сам Майский был в курсе этих самых «доверительных сведений». Их передало британское радио. Помните радиоперехват севастопольских моряков? Так что, Ивана Михайловича, просто, вынудили «слегка подправить» воспоминания. А чтобы в тексте не прозвучал подлинный источник информации, его заменили Криппсом. Я не исключаю, того факта, что посол Англии в Советском Союзе и наш Майский, могли обмениваться мнениями, по поводу данного сообщения по английскому радио, так как оно, действительно, носило сенсационный характер, но не более того.
Кроме того, хотел бы обратить внимание читателя на одну странность в изложении данных событий товарищем Майским. Почему, по мнению нашего дипломата, война может начаться завтра или послезавтра? А Криппс, вообще, разносит сроки нападения, аж, на неделю. Что за странные сведения о предполагаемом нападении прозвучали по английскому радио?
О том, что это было за сообщение, мы, как всегда, поговорим в конце работы, и в отдельной главе.
Сейчас важно другое. Как наш посол повел себя, узнав, что завтра ожидается нападение Германии на Советский Союз, чью страну он представлял на Британских островах?
На следующий день в 8 часов утра Иван Михайлович узнал о том, что германские войска перешли нашу границу. Около 11 часов по советскому радио было сообщено, что в полдень выступит с заявлением по радио нарком иностранных дел.
«Когда я узнал о предстоящем выступлении, — вспоминал Майский, — первое, что пронеслось у меня в голове, было: «Почему Молотов? Почему не Сталин? По такому случаю нужно было бы выступление главы правительства». Однако я не придал данному обстоятельству особого значения …(а сосредоточил главное внимание на содержании речи наркома иностранных дел) — текст изъят.
Жирным шрифтом в скобках я выделил текст, который соответствовал изданию воспоминаний И.М.Майского в 60-е годы при Хрущеве. В более позднем переиздании мемуаров, при повторном редактировании, и от этого текста советской цензуре пришлось отказаться, так не сцеплялись последующие «исторические события» начального периода Великой Отечественной войны, предложенные советскому читателю. По ходу цитирования текста Ивана Михайловича Майского, я буду указывать читателю, что было изъято из текста его воспоминаний.
«Выступление наркома иностранных дел произвело на меня хорошее впечатление. Оно вполне соответствовало моему настроению. (И моей твердой уверенности, что мы разобьем Германию. В тот момент, однако, — сознаюсь в этом откровенно, — я не представлял себе, какую страшную цену нам придется заплатить за победу. Но это объяснялось тем, что летом 1941 г. я, подобно многим, очень многим другим, не сознавал ясно ни культа личности Сталина, ни всех трагических последствий этого факта) — текст изъят.
Как видите, и у Майского возникло чувство недоумения по поводу отсутствия Сталина на Московском радио в полдень 22 июня. Но впоследствии, партийные товарищи, видимо, разъяснили бывшему послу в Англии, что он глубоко ошибался, по поводу своих переживаний из-за отсутствия в радиоэфире советского вождя.
Дальше события становятся не менее интересными. Майский вспоминает: «Я с нетерпением ждал каких-либо руководящих указаний от Советского правительства и прежде всего указаний о том, готовить ли мне в Лондоне почву для заключения формального англо-советского военного союза».
Это высказывание нашего посла надо понимать так, что после начала войны с Германией ему в Лондон не было послано ни одного сообщения о поводу его дальнейшей деятельности. Но Майский, как честный человек, патриот, не мог оставаться безучастным к судьбе своей Родины: «Я считал, что в годину великого бедствия каждый советский гражданин должен что-то сделать для своей страны. Из моих прежних разговоров с товарищами в Москве я знал, что вопрос о втором фронте является одним из важнейших в случае нападения Германии на СССР. Я решил сделать соответственный демарш. Но с кем говорить на такую тему?… По зрелому размышлению я пришел к выводу, что, пожалуй, целесообразнее всего первый демарш сделать перед лордом Бивербруком».
Как видно и это решение он принимает самостоятельно, без указаний из Москвы. И как долго длилось данное состояние дел? Надеюсь, читатель не забыл, что началась война с Германией и бездействие советского посла в стране, волею обстоятельств ставшей теперь, как бы нашим союзником, вызывает полное недоумение. И сколько же времени продлилось это ничегонеделание?
«Бивербрук был в то время членом военного кабинета Черчилля и как таковой имел отношение к общим вопросам стратегии и ведения войны. Вдобавок за предшествующие шесть лет у меня сложились с ним хорошие личные отношения… И я решился: на пятый день после начала германо-советской войны я отправился в Черкли (имение лорда — В.М.) и просил Бивербрука поднять в военном кабинете вопрос об открытии второго фронта во Франции».
Проведя несложное арифметическое действие, мы узнаём, что Иван Михайлович отправился на встречу с лордом Бивербруком 27 июня 1941 года, что также подтверждается его телеграммой на Родину от 30 июня: «В частности, по поводу мыслей Бивербрука, которые он мне высказал 27 июня…». Таким образом, получается, что его «зрелые размышления» по поводу своих решительных действий, как гражданина-патриота, удивительным образом совпали с возможным отсутствием Сталина в Кремле и закончились как раз с предполагаемым возвращением Сталина к активной работе. Очень даже может быть, что это было случайное совпадение. В жизни всякое бывает, особенно, как у нас, в начальный период войны, но, смотрите, как после этого зашевелился Вячеслав Михайлович Молотов.
«О своем разговоре с Бивербруком, — вспоминает Майский, — я немедленно телеграфировал в Москву. Никаких возражений против моей инициативы не последовало. Напротив, нарком иностранных дел вызвал к себе Криппса и, ссылаясь на сочувственное отношение Бивербрука к идее второго фронта, просил британского посла поставить этот вопрос перед британским правительством».
Чем же занимался наш нарком иностранных дел Молотов эти пять дней, если не удосужился послать Майскому, хотя бы одну телеграмму? А ведь тот очень тяготился своим неведением относительно дел на Родине.
И тут автору могут возразить товарищи, из министерства иностранных дел, подготовившие и издавшие в 1983 году в двух томах документы и материалы «Советско-Английские отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945», где в 1-ом томе под номером 3 приведена телеграмма наркома иностранных дел СССР послу СССР в Великобритании.
«22 июня 1941 г.
«Если заявление Криппса о присылке военной миссии и экономических экспертов действительно отражает позицию Британского правительства, Советское правительство не возражает, чтобы эти две группы английских представителей были присланы в Москву. Понятно, что Советское правительство не захочет принять помощь Англии без компенсации и оно в свою очередь готово будет оказывать помощь Англии.
Молотов».
Так что же, выходит, Майский вводит нас в заблуждение, утверждая что не получал никаких указаний из Москвы? И кто же прав в таком случаем? Майский или товарищи из министерства?
Давайте-ка, сначала разберемся вот с каким вопросом. Посол Майский послал на Родину срочное сообщение, основанное на информации Криппса о том, что на 22 июня ожидается нападение на нашу Родину. Почему же его не включили в данный сборник документов? Это ведь не какое-то рядовое сообщение, а чрезвычайно важное. Да ради таких сообщений порой и находятся послы в сопредельных государствах, чтобы первыми ударить в набат и предупредить свою Отчизну о планах врага. А здесь, посол Майский шлет экстренную телеграмму о сроках нападения, кстати, сведения оказались на удивление, достоверными, и решение, не включить такую телеграмму в сборник, представляется не вполне, обоснованным.
Разумеется, всегда можно сделать отговорку, сославшись, дескать, на то, что приведенные в сборнике документы, начинаются с 22 июня, начала войны, а послание Майского, о котором мы ведем речь, относится как бы, к довоенному времени — 21 июня. Пусть будет так, но Майский 22 июня посылает еще одну телеграмму. Так вот любителям русского языка и литературы автор предлагает поломать голову над вопросом: «Является ли телеграмма Молотова, приведенная выше, ответом на телеграмму Майского от 22 июня?».
Приводить телеграмму Майского (док. № 2) полностью не решаюсь из-за ее большого объема, но ключевые предложения раскрывающие суть данного сообщения привожу. Итак,
«1. Сегодня в 8 час. 30 мин. утра секретарь Идена позвонил в посольство и просил меня быть у Идена (министр иностранных дел Англии — В.М.) …
В 12 час. я был у Идена. Он начал с расспросов о содержании речи Молотова. Я его подробно информировал. Далее он заявил, что только сегодня утром беседовал с Черчиллем и на основании этой беседы считает нужным заявить, что объявление Германией войны Советскому Союзу ни в какой мере не меняет политику Англии, что ее действия в борьбе с Германией сейчас не только не ослабевают, но, наоборот, усилятся…
Далее Британское правительство готово оказать нам содействие во всем, в чем оно может, и просит лишь указать, что именно нам нужно. В частности, военная и экономическая миссии, о которых мне вчера говорил Криппс, могут вылететь в любой момент, если мы того пожелаем. Иден просил меня выяснить также, не нужна ли нам какая-либо помощь в морских делах?…
Вообще, подчеркивал Иден, нам нужно только сообщить, что мы хотим, а Британское правительство постарается, поскольку это в его силах, исполнить всякое наше желание. Я ответил, что по понятным причинам не могу сейчас дать ответ на вопросы Идена, но обещал снестись с Советским правительством и после этого вновь его повидать. Жду от Вас по этому поводу указаний.
2. Иден сообщил мне, что сегодня в 9 час. вечера премьер выступит по радио и выскажется в том же духе, в каком Иден только что сделал мне заявление. Я заметил, что, учитывая слухи и разговоры, которые в последние недели велись вокруг прилета Гесса, «мирной кампании» немцев в США и так далее, было бы хорошо, если бы Черчилль в своей речи ясно и определенно заявил, что Англия тверда в своей решимости вести войну до конца. Иден обещал переговорить об этом с премьером и добавил, что совершенно спокоен за позицию своей страны: ни о каком мире с Гитлером не может быть и речи…
Затем я поинтересовался мнением Идена об американской реакции на совершившиеся события…
Иден ответил, что только вчера вечером имел длинную беседу с Вайнантом, который вчера прилетел из США на бомбардировщике, и в предчувствии того, что совершилось, как раз поставил перед американским послом аналогичный вопрос…
Со своей стороны Иден добавил, что, поскольку нападение Германии на СССР носит характер самой явной и оголтелой агрессии, реакция Америки должна быть более благоприятной для СССР и Англии, чем это имело бы место в других условиях…
3. Затем Иден перешел к вопросу о Криппсе. Он хотел бы, чтобы Криппс как можно скорее вернулся в Москву, однако ввиду инцидента с коммюнике ТАСС и болезненной реакцией на него со стороны Криппса Иден хотел бы знать, является ли Криппс для нас «персона грата»? Иден считал бы нецелесообразным в такой момент менять посла, но он готов это сделать, если бы мы того пожелали. Я заверил Идена, что подозрение Криппса ни на чем не основано, что отношение лично к нему у нас хорошее и что если у Криппса раньше были в Москве известные трудности, то это вытекало совсем из других, хорошо известных Идену причин. Иден был очень доволен моим ответом и заявил, что постарается срочно отправить Криппса в Москву».
4. Иден интересовался поведением Турции и Японии, но я не мог ему сообщить ничего нового. В заключение я поставил Идену прямой вопрос: могу ли я сообщить Советскому правительству, что ни о каком мире между Англией и Германией не может быть и речи, что Англия не только не ослабит, а, наоборот, усилит свою энергию в борьбе с Германией и что Англия твердо будет продолжать войну? Иден ответил: да, можете это сообщить…
Когда я прощался, Иден в раздумье произнес: «Это начало конца для Гитлера». Я ответил: «Война делает поворот всемирно-исторического значения».
«Майский».
И где же здесь в тексте упоминается о заявлении Криппса, товарищи дорогие, из министерства иностранных дел? Что же вы так не внимательны к своим же собственным документам? Ведь в послании Майского на Родину 22 июня (док. № 2) тот сообщает, что вел переговоры именно с министром иностранных дел Иденом и ни с кем другим, и, где в одном из пунктов был затронут всего лишь вопрос о Криппсе, точнее, о его возвращении в Москву.
А вот о заявлении Криппса, которое он сделал Майскому, отражено именно в телеграмме последнего от 21 июня. Текст этой телеграммы, как я уже отмечал, почему-то в сборнике не приведен, но в препарированном виде, этот текст можно обнаружить в т.1 в примечании под № 1.
«Примечания.
1. В беседе с Майским 21 июня 1941 г. Криппс заявил, что (и далее следует закавыченный текст, судя по всему этой самой экстренной телеграммы нашего посла от 21 июня — В.М.) «уже договорился с начальником генштаба Диллом о том, что в случае нападения Германии на СССР из Лондона в Москву в самом срочном порядке будет отправлена военная миссия для передачи нам опыта войны с Германией, причем данная миссия сможет отправиться по воздуху без посадки из Англии в СССР через Швецию … Равным образом Криппс договорился с соответствующими инстанциями о столь же срочной посылке к нам экономических экспертов в целях налаживания хозяйственной координации между обеими странами. Люди, которых в данных условиях послала бы Англия, были бы людьми «первого ранга», могущими решать большинство вопросов на месте. Все это Криппс просил меня передать Советскому правительству немедленно и заверить его, что Британское правительство не допустит никакого промедления в оказании СССР (в случае нападения на него Германии) той помощи, на которую оно будет способно».
Как видно, очень хочется, вышеупомянутым товарищам, заполнить этот злополучный день 22 июня, какими-либо действиями Молотова и правительства. Ну не могла эта телеграмма Молотова быть отправленной в Лондон 22 июня. Понятно, что если очень хочется, то можно! Телеграмму нашему послу от Молотова, видимо, от 26 июня перенесли на 22 июня и пытаются таким образом заполнить, тот, образовавшийся информационный вакуум по первым дням. Задайтесь вопросом: «Зачем нужно передергивать даты телеграмм и почему нельзя правдиво изложить данные события?»
Ведь, все это лишний раз показывает и доказывает, что события начальных дней войны, видимо, очень беспокоили определенные круги постсталинского руководства нашей страны, по части правдивого их изложения. Иначе, зачем такая жесткая цензура?
Выше, я уже сказал, что воспоминания Майского подверглись вторичному «редактированию». Сначала их «корректировала» хрущевская цензура, с тем, чтобы скрыть характер сообщения английского радио и по ряду других причин. Затем, в брежневские времена пришлось сделать усечение и того, что было издано ранее, так как и то, что оставалось, оказывается, тоже, мешало воссозданию «подлинно-достоверной исторической правды» о том периоде войны.
Можете прочитать, что же пришлось убрать, впоследствии, в мемуарах Ивана Михайловича, чтобы они засверкали, как бриллиант в новой оправе.
«Наступил второй день войны — из Москвы не было ни звука. Наступил третий, четвертый день войны — Москва продолжала молчать. Я с нетерпением ждал каких-либо руководящих указаний от советского правительства и прежде всего указаний о том, готовить ли мне в Лондоне почву для заключения формального англо-советского союза, но ни Молотов, ни Сталин не подавали никаких признаков жизни.
Тогда я не знал, какое положение создалось в Кремле в первые дни после нападения Германии, и объяснял себе молчание Москвы тем, что у правительства, заваленного сверхсрочными военными делами, просто не доходят руки до дел дипломатических». — текст изъят.
А нас уверяют, что Майскому телеграммы из Москвы отбивали. Как видите, то, что устраивало поначалу хрущевцев — отсутствие Сталина в Кремле, уже никак не могло устроить последующее, брежневское руководство. На кого же, в таком случае, сваливать поражение по началу войны, если Сталина не было в Кремле, у руля власти? Кроме того, формировался культ партии. Как же быть в таком случае, когда возникнет вопрос: «Куда же смотрели «верные ленинцы» в Кремле?». И если, как пишет Майский, он ЧЕТЫРЕ дня не получал никаких указаний из Москвы? Что же там, в Кремле произошло такое неординарное, что прекратил функционировать, ко всему прочему, и наркомат иностранных дел? Ответ дать невозможно, поэтому и пришлось убрать этот текст из мемуаров Майского, а в издании «Советско-английских отношений…» вставить фальшивку. Чего не сделаешь ради «исторической правды»?
Но и это не все, о чем бы хотел сказать Майский, но его оборвали на полуслове. Тогда, в июне 1941 года он «не знал, какое положение создалось в Кремле», следовательно, по возвращению на Родину, он узнал причины молчания наркомата иностранных дел, и почему «Молотов и Сталин не подавали никаких признаков жизни»? Как видите, не только ответ Майского на этот вопрос, но и сам текст в последствии были изъяты из мемуаров.
Придется вновь вернуться к его разговору с Бивербруком.
Как нам пояснял Иван Михайлович, он поставил перед лордом вопрос о втором фронте и аргументировал, что это благоприятно скажется на интересах самой Англии.
«Бивербрук внимательно слушал меня и затем сказал:
— Все, что вы говорите, очень хорошо, но…
Он замолчал на мгновенье и затем, испытующе глядя на меня, добавил:
— Позвольте быть с вами вполне откровенным… Вы действительно будете драться? У вас не произойдет того, что случилось во Франции?