«…На десятый день войны его арестовали (1-е июля), и весь июль и август сорок первого года Мерецков просидел в камере НКВД, где следователь Шварцман дубинкой выбивал из него признание, что Мерецков вместе с врагами народа Корком и Уборевичем планировал заговор против товарища Сталина. Когда Шварцман уставал упражняться с дубинкой, он начинал читать избитому генералу показания его друзей. Сорок генералов и офицеров дали показания на Мерецкова.
Спасла Кирилла Афанасьевича, как утверждает легенда, шутка Никиты Сергеевича…
— Вот ведь какой хитрый ярославец! — сказал он. — Все воюют, а он в тюрьме отсиживается!
Иосифу Виссарионовичу шутка понравилась, и 9 сентября Мехлис и Булганин отвезли «хитрого» генерал-арестанта на Северо-Западный фронт. Ольга Берггольц записала рассказ чекиста Добровольского, служившего тогда комиссаром 7-й армии, командовать которой сразу после своего освобождения был назначен Кирилл Афанасьевич.
— «Ходит, не сгибаясь, под пулями и минометным огнем, а сам туша — во! — Товарищ командующий, вы бы побереглись.
— Отстань. Страшно — не ходи. А мне — не страшно. Мне жить противно, понял? Неинтересно мне жить. И если я захочу что с собой сделать — не уследишь. А к немцам я не побегу, мне у них искать нечего. Я уже у себя нашел.
Я ему говорю: — Товарищ командующий, забудьте вы о том, что я за вами слежу и будто бы вам не доверяю. Я ведь все сам, как вы, испытал.
— А тебе на голову ссали?
— Нет. Этого не было».
Не так уж и важно, мочился Шварцман во время допросов на голову Кириллу Афанасьевичу или это Ольга Берггольц для пущей крутизны придумала. На наш взгляд, если подобное и имело место, то узнать это Добровольский мог только от своих коллег чекистов, от того же Шварцмана, например. Едва ли генерал стал бы ему рассказывать такое про себя».
|
|
Мне думается, что Николай Михайлович Коняев, приведший данный рассказ со слов поэтессы О.Берггольц, все же сам отнесся к данным событиям с определенной иронией. Согласитесь, что по-другому их и нельзя воспринимать.
С определенными сложностями пришлось столкнуться и следователю Шварцману, так как довольно трудно «выбивать» то, что уже давно «выбито » еще в 1937 году. Враги народа Корк и Уборевич давно расстреляны. Трудно понять, чего хотел добиться Шварцман от Мерецкова? Чтобы тот подтвердил решение суда, о вынесении тем товарищам смертного приговора, так что ли?
Кроме того, не совсем ясно в отношении сорока генералов. Это, что же, те самые, которые были арестованы вместе с Корком и Уборевичем? И их четыре года «колбасили» дубинками, чтобы они дали показания на Мерецкова? Или это другие генералы, попавшие в сети НКВД, и в связи с другим делом, более позднего периода — начала войны? Довольно сложный текст для восприятия.
Насчет «сорока генералов» не берусь ни подтверждать, ни отрицать. Достаточно одного генерала Павлова, который показал на Мерецкова, как на заговорщика. Павлову, на удивление, быстро заткнули рот пулей 22 июля и сразу одним (остальные 39 генералов, неизвестны), но очень важным свидетелем-обвинителем, стало меньше. То, что замечен «след» Никиты Сергеевича Хрущева, сразу говорит о том, кто настаивал и подписал смертный приговор Дмитрию Павлову. Удачной оказалась и «шутка Никиты Сергеевича», которая позволила Мерецкову выйти «сухим из воды».
|
|
Продолжим, по порядку. «Ходит, не сгибаясь под пулями…а сам туша — во!» Во-первых, потому и не сгибается, что живот мешает. Во-вторых, где он их нашел, эти пули и прочее. Что, командующий армией, по брустверу окопа ходит, что ли? Да, он за десятки километров от передовой. Не каждая пуля долетит до середины армейского штабного блиндажа, а уж о мине, скромно промолчим. Теперь о комплекции командующего 7-ой армией. Если, «туша — во!», это, как прикажите понимать, после двух месяцев изнурительных допросов «в камере НКВД»? Тогда в свете всего выше изложенного рассмотрим вопрос и об испражнениях неких следователей на голову выдающегося военачальника Мерецкова. Обратите внимание, что это не рассказ самого Кирилла Афанасьевича, а, некие воспоминания Добровольского, в пересказе, как выясняется не самой Ольги Федоровны Берггольц, а ее сестры.
Довольно витиеватый путь данных фантазий, пришедших к автору книги. Если у читателя хватило желания дочитать до этих строк, то значит с психикой у него все нормально. Поэтому могу спросить, но не удивляйтесь вопросу: «Не было ли у вас, читатель, желания справить малую нужду в своей комнате?» Можно поставить вопрос и по другому: «А на работе, в кабинете или комнате, где проводите рабочий день, не было ли попыток испражниться «в уголок»? Я, почему спросил насчет психики? Как поговорка гласит: «Умный поймет, а дурак не догадается?» Не дай бог, какой-нибудь недоумок-демократ, из пишущей или читающей братии, решится на проведение подобного эксперимента у себя дома? Как после этого работать и жить в данной комнате, которая становится туалетом? Предполагаете ли вы, что следователь Шварцман и другие его коллеги, смогут сделать то, что вам, то есть, нормальному человеку, только в страшном сне может такое представиться: мочиться в своем рабочем кабинете или комнате? Кому эта тема «мила», отвечаю на их предполагаемый вопрос, что это могло, дескать, произойти в камере, где сидел «несчастный» Мерецков? Скажу, что данные «герои», как правило, проходят следствие под пристальным контролем со стороны высокопоставленных лиц, которые сильно заинтересованы в раскрытии заговора. Так скажите, Вы бы, на их месте стали бы применять пытки, чтобы добиться признания? Не забывайте, что смерть подследственного сразу обрывает все нити, которые ведут к расследованию заговора. Вспомните, Никиту Сергеевича Хрущева, который при помощи «шутки» добился освобождения Кирилла Афанасьевича.
|
|
За Мерецковым грешки тянутся с 1937 года. Вот что написал о нашем герое в ВИЖ № 3 за 1989 год д.и.н. полковник О.Ф.Сувениров. Он, конечно, симпатизирует Кирилл Афанасьевичу, тем не менее, данную статью почитать стоит.
«Широко известна, например, личность одного из крупных военачальников второй мировой войны Маршала Советского Союза К.А.Мерецкова. Казалось бы, его военная карьера сложилась вполне успешно. В 30-е годы он занимал посты начальника штаба Белорусского военного округа и начальника штаба ОКДВА. В конце 1936 года отличился при оказании помощи республиканцам в Испании, в июле 1937 года сорокалетний комкор стал заместителем начальника Генерального штаба РККА. Но в октябре 1937 года на Мерецкова поступает «сигнал», а, по существу, донос от одного из работников штаба ОКДВА. «Обвинения» были составлены по примитивнейшей, типичной для тех лет схеме: Мерецков, мол, работал в свое время в штабе Белорусского военного округа, а командующим там был Уборевич; Уборевич — разоблаченный «враг», значит, и Мерецков, очевидно, враг, но еще не разоблаченный. Мерецкова стали «таскать» и проверять по всем линиям. Наконец 14 декабря 1937 года начальник ПУ РККА П.А.Смирнов предписывает: «Послать т. Николаеву (НКВД). Дело о Мерецкове всячески разбиралось». Мерецков продолжает работать заместителем начальника Генштаба. Но крылья у него были уже подрезаны. В характеристике на Мерецкова военком Генштаба И.В.Рогов пишет 20 июля 1938 года: «За последнее время работал не с полным напряжением, явно проявлял боязнь в принятии решений и даче указаний. Избегал подписывать бумагии резолюций на бумагах никаких не писал, настроен был нервно и имел подавленное настроение. В разговоре со мной очень часто вспоминал, как его вызывали в НКВД и какие он давал объяснения». Проходит полтора месяца, и в дополнение к характеристике отмечается: «По-прежнему Мерецков настроен нервно и неоднократно в разговоре с командармом Шапошниковым говорил, что «вот на меня все показывают, а я ведь ничего общего с врагами не имел».
Гитлеровская военщина ликовала. Начальник германского генштаба генерал фон Бок, оценивая военное положение летом 1938 года, сказал, что с русской армией можно не считаться как с вооруженной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее моральный дух, превратили ее в инертную машину».
Сначала Мерецкова прикрыл Смирнов: «дело…разбиралось ». Это, случайно не тот, Смирнов, который будет подписывать вместе с Тимошенко и Хрущевым Постановление Военного Совета Киевского военного округа «О состоянии кадров командного… состава» в марте 1938 года? То-то, инициалы его убрали, чтоб не догадались. Затем, видимо, у Мерецкова нашлась рука и «помохнатее». Так до самой войны и прокантовался на самых верхах. А как посмотреть на характеристику данную Роговым: «избегал подписывать бумаги и резолюций на бумагах никаких не писал»? Замаскированный саботаж. Помните, как военные из Генштаба волокитили дело о перешивке железных дорог в западных областях Украины и Белоруссии, а также со строительством УРов на западных границах. Тоже, небось, избегали ставить подписи и резолюции. Документы месяцами лежали без движения и дело тормозилось.
В отношении автора, полковника Сувенирова, можно сказать следующее. Есть хорошая русская пословица: «Не хвались на рать едучи, а хвались возвратяся с нее». Это по поводу написанного о «ликовании гитлеровской военщины». Почувствовал ли на себе фон Бок в 1941 году под Москвой моральный дух русской армии и где он, потом, оказался от ее «инертного » воздействия?
И в заключение темы о Мерецкове. А как же, спросите вы, насчет Рокоссовского, которому зубы повышибали на допросах? Дорогой мой читатель. Увы, Константина Константиновича допрашивали подонки, бывшие во времена Ягоды и сохранившиеся при Ежове. Достались в наследство и Берии. Они были врагами народа, проникшими в органы госбезопасности. К тому же, на Рокоссовского был написан еще и ложный донос. Его непосредственный начальник (кто?) дал санкцию на его арест. Его уничтожали, как порядочного человека, те же самые враги, которые потом помогли избежать заслуженного наказания Мерецкову. Лаврентий Павлович с первых дней прихода на пост главы НКВД, стал избавляться от этой нечисти. Думаю, что в центральном аппарате к 41-ому году, их число сильно поубавилось. Полностью утверждать, что таких не было, не буду, но «мочевой» вопрос, все же, поставлю под большое сомнение. Хотя, знаете, не могло ли это быть выражением, определенного презрения к подследственному со стороны его подельников по камере? Только версия и не более.
Уже не раз говорилось, что Сталин был не всевластен, и я приводил примеры его бессилия против товарищей по партии. Видимо, именно Политбюро выпустило Мерецкова. Но, в данном случае за подозрительным генералом (видимо, Сталин, все же, настоял на этом), должен быть контроль. Опеку, за «настоящим коммунистом» Кириллом Афанасьевичем, осуществлял лично, Лев Захарович Мехлис. Подробнее, об этом можно почитать у Ю.Мухина в его книге «Если бы не генералы».
Думается, рассказ Никиты Сергеевича о Мерецкове не будет лишним в описании данного полководца. У Хрущева, и без увеличительного стекла видно, что в роли Берии выступал, лично, он сам. Как всегда, в его мемуарах все кручено-перекручено и шиворот-навыворот.
Итак, Никита Сергеевич вспоминает о Кирилле Афанасьевиче:
«Так вот, Берия еще при жизни Сталина рассказывал об истории ареста Мерецкова и ставил освобождение его себе в заслугу: «Я пришел к товарищу Сталину и говорю: «Товарищ Сталин, Мерецков сидит как английский шпион. Какой он шпион? Он честный человек. Война идет, а он сидит. Мог бы командовать. Он вовсе не английский шпион. Я и сейчас не могу понять, кто же его арестовал?»