Все что угодно можно было ожидать от деятелей нашей «пятой колонны», но чтобы командующего округом накануне войны отправлять на миноносце почти на месяц, неизвестно куда? — просто не укладывается в сознании. Судя по всему, в округ пришла соответствующая бумага, если читаем, что это была директива Наркомата обороны. И как же Маркиан Михайлович вывернулся в подобной ситуации? Он же не мальчик, чтобы не понимать последствия данной поездки накануне грозных событий на границе.
«После некоторых размышлений было найдено разумным доложить ему по телефону наши настроения. И вот нарком на проводе. Короткий доклад об обстановке на сухопутной границе, на море и в воздухе и откровенное заявление, что в этих условиях выход в море нецелесообразен.
«Хорошо, что позвонил, — прозвучал в трубке голос наркома. — Выход в море пока отложим. Немедленно возвращайся в Ленинград».
Присутствовавшие при этом разговоре с наркомом — комфлота (Головко) и командарм (Фролов) — усмотрели в отмене выхода в море некоторое подтверждение нашим опасениям».
Каким хорошим дяденькой оказался Нарком обороны Тимошенко. Сразу прислушался к разумным предложениям командующего округом. Однако думается, нашелся честный человек высокого ранга, который указал Тимошенко, чтобы тот повременил с подобным мероприятием. Семен Константинович подумал, и не стал, как говорят, «лезть в бутылку». Решение по длительному плаванию Попова было свернуто.
Не совсем понятно, что было бы, не позвони своевременно Маркиан Михайлович Семену Константиновичу? Так бы и уплыл командующий ЛВО на миноносце в неизвестном направлении на долгие дни.
Впрочем, вполне возможно, что подобного разговора с Тимошенко могло и не быть, а честный человек высокого ранга самолично отменил плавание Попова «к Северному полюсу». И такое по жизни случается, если, правда, наверху наличествуют честные люди.
|
|
Главное, все же, в данном событии то, что Попов, несмотря на препоны высшего военного начальства, отправился к себе домой, в устье Невы, а обрадованный Головко тут же подал команду на отмену выхода в море миноносца. Маленькие радости жизни. И командующий — на суше, и боевой корабль — остался под рукой.
«В Ленинград я возвращался поездом «Полярная стрела». День 21 июня, проведенный в вагоне, прошел спокойно…
В Петрозаводске, куда мы прибыли около 4 часов утра 22 июня, помимо ожидавшего нас командарма генерал-лейтенанта Ф. Д. Гореленко, встретили еще секретаря ЦК Карело-Финской ССР и начальника Кировской железной дороги.
Прежде всего, они сообщили о полученном распоряжении из Москвы: вагон командующего от поезда отцепить и вне графика безостановочно доставить его в Ленинград, для чего выделить отдельный паровоз. Этот паровоз уже готов, и через несколько минут можно отправляться…
Мы с членом Военного совета корпусным комиссаром Н.Н.Клементьевым ломали головы в догадках, что означает это распоряжение о срочной доставке нас в Ленинград. Что это не случайно, а вызвано какими-то особыми событиями, сомнений быть не могло…»
Странно, что ни командарм 7-ой армии Гореленко, ни, тем более, секретарь ЦК Карело-Финской ССР (может Куприянов?), не были осведомлены о предполагаемых событиях на границе с Германией. Получается, что ни по партийной линии до Петрозаводска ничего не дошло, ни — по военной. Хотя чему удивляться, помня, кто находился в Ленинграде на данный момент.
|
|
«На одной из станций, где-то на полпути до Ленинграда, около 7 часов утра наш более чем скромный состав сделал свою первую остановку. Явившийся в вагон комендант с противогазом на левом боку, символом боевой готовности, представившись, доложил, что остановка вызвана необходимостью проверить буксы и будет очень короткой, а дальше намечается следование до Ленинграда без единой остановки. Но самое главное, продолжал он с заметным волнением, примерно час тому назад по селекторной связи из Ленинграда передали только для сведения начальника станции и коменданта сообщение, что немцы около 4 часов утра отбомбили на западе ряд наших городов и железнодорожных узлов и после сильного артиллерийского обстрела перешли границу и вторглись на нашу территорию. Им обоим приказано приступить к проведению мероприятий по плану отмобилизования.
На наши вопросы, подвергся ли бомбежке Ленинград и об обстановке на финской границе, комендант ответить не мог и попросил разрешения удалиться, чтобы поторопить отправку. Вскоре мы тронулись и с не меньшей, чем раньше, скоростью устремились к Ленинграду, до которого, по расчетам того же коменданта, оставалось не более 3 часов пути.