Бахтин был первым, кто настаивал на необходимости «металингвистики» (Р.Барт предложил позднее термин «транслингвистика») – науки, которая занимается текстом и выходит за пределы предложения, на котором традиционный лингвистический анализ должен заканчиваться. Исследование «дискурса» или обширных отрезков речи стало важной областью лингвистики за последние десятилетия. Не вполне ясно, удастся ли выделение ее в особую науку. На самом деле проблемы, относящиеся к шифтерам или эгоцентрическим словам, очень часто требуют более обширного контекста. Еще в классической арабской грамматике было изучено различие именных форм (имеющих определенный артикль), которые на метаязыках разных школ европейского языкознания соответствуют (психо)логическому субъекту, теме или данному (известному из предыдущего текста или из всего контекста ситуации), в отличие от выражаемой именным предикатом (логическим предикатом в терминологии позапрошлого века) ремы или нового, характеризующего текущее предложение. В древнеписьменных языках с еще нечетко сложившимся делением текста на отдельные фразы относительные конструкции могут охватывать целые группы предложений. Подтверждаемая вновь открываемыми фактами замечательная реконструкция «индо-хеттских» союзов и местоимений у Стертеванта предполагала отличие вводящих предложение слов, по-разному связанных с предшествующим изложением. В конструкциях с то после если в русском и других славянских языках отражена эта синтаксическая особенность, объединяющая их с древнехеттским и позволяющая возвести соответствующие структуры текстов (к частности, предправовых и ранних юридических, подобных «Русской Правде») к раннему индоевропейскому («индо-хеттскому»). В фортунатовской (московской) школе строгой формальной лингвистики (к которой я примыкаю по своему ученичеству у М.Н.Петерсона), строго различались звательная форма, обращенная к лицу или персонифицируемому предмету вне данного предложения, и все другие падежи, сигнализирующие отношения между предметами внутри предложения. К этому различию в самое последнее время снова приходят наиболее вдумчивые грамматисты[66]. Но кроме собственно звательных форм к этой же сфере относятся и грамматически с ними часто сходные повелительные формы, а также разнообразные обращения, титулы, имена, клички, изучение которых продвинулось в самое последнее время благодаря использованию идей прагматики. Последние превратили изучение высказывания в особую новую область исследования. Введение таких понятий, как перформативы, проложило мост между (транс)лингвистикой и философией языка. Кажется, что это – только начало. Когда будет найден способ излагать «доязыковое» содержание высказывания с помощью системы знаков, для этого созданной (в духе тех баз данных, о которых мечталось хотя бы по отношению к относительно узким областям знания), окажется возможным на этом языке прагматики формулировать некоторые из тех закономерностей, которые пока за «бесхозностью» относят к общей грамматике (как теорию разных видов внеязыковых ситуаций, в естественном языке описываемых посредством разных диатез).
Исследования последних лет, выявившие сходство систем управления звуковой речью и языками жестов типа языка американских глухонемых[67], в то же время подчеркнули значение построения всего текста (например, повествования, прежде всего автобиографического) в целом как отдельной лингвистической проблемы. Только что опубликованные предварительные результаты описания нормальной работы мозга при решении этой задачи[68] позволяют поставить вопрос о расширении обычных представлений о речевых зонах и их функциях. Более обширные области мозга вовлекаются в эту работу поэтапно. На первом этапе, до расчленения задачи по отдельным лингвистическим уровням, мозг решает самую общую проблему, которая относится к области транслингвистики или семиотики текста (высказывания, которое по Бахтину и Бенвенисту принципиально отлично ото всего, чем лингвистика занимается применительно к системе языка).
Другой стороной соотношения предложения и текста является возможность превращения любого небольшого текста в стандартный элемент построения речи, подобный слову или фразеологическому сочетанию слов. Хотя Гумбольдт и его последователи (как Потебня в России и ранний Хомский в Америке) верно подчеркивали творческий характер «энергии» языка, многие фразы запоминаются и передаются в почти неизменном виде (дети требуют такой неизменности и от гораздо более длинных текстов, рассказываемых им взрослыми). Я не раз стакивался с этим в занятиях загадками и другими малыми (пареомиологическими) жанрами фольклора, на которых в последние два десятилетия сосредотачивалась работа нашего Сектора структурной типологии в Москве. Едва ли не самым обещающим в этом отношении может стать изучение анекдотов, на ходу возникающих и быстро окостеневающих; Зумафо знакомил меня с анекдотами бамилеке (основанными на несоответствии архаических обычаев и современной жизни), которые настолько же твердо определены по структуре и семантике, как набор загадок, известных обычно каждому члену племени.